355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Пэт Мэрфи » Город несколько лет спустя » Текст книги (страница 12)
Город несколько лет спустя
  • Текст добавлен: 10 сентября 2016, 12:16

Текст книги "Город несколько лет спустя"


Автор книги: Пэт Мэрфи



сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

ГЛАВА 19

На следующий день после того, как Родригес чуть не бегом покинул Город, Джекс сидела на крыше отеля святого Франциска и мастерила новые стрелы для своего арбалета. Древком служила четвертьдюймовая алюминиевая проволока, которую девушка обнаружила в одном из магазинов. По ее просьбе Робот нарезал проволоку на футовые куски и снабдил каждую стрелу заостренным наконечником из нержавеющей стали. Механик предложил ей снабдить стрелу отличными медными перьями, но Джекс вежливо, хоть и решительно, отказалась – она предпочитала настоящие перья, собранные в парке Золотые Ворота. Ей казалось, что перья прирожденных охотников – сокола и совы – сделают стрелу более меткой, чем бездушный металл.

Небо расчистилось после теплого дождя. В лужах на крыше весело плескались воробьи, оглушительно чирикая. Изабель лениво наблюдала за ними, прижавшись к хозяину. Сам Дэнни растянулся на крыше, закинув руки за голову.

Джекс аккуратно разрезала перья и прилаживала их к древку. Дэнни отвлек ее.

– Эй, а почему ты сделала металлическое древко? Раньше же были деревянные.

– Эти понадежнее, сам посмотри.

Она протянула одну из сделанных стрел.

– А не много ты делаешь?

– Понадобится много. Мисс Мигсдэйл считает, что у нас есть месяц, чтобы подготовиться к нападению Звездуна.

Дэнни-бой повертел в руках стрелу, потрогал наконечник.

– Ты собираешься встретить его стрелами?

– Это лучше, чем ничего.

Он вернул ей стрелу и вновь принялся изучать небо.

– Не знаю. Мне кажется, должен быть способ и получше.

– Может быть. Змей ищет сейчас оружие, но его растащили уже давно, во всяком случае, из явных мест. Небольшой арсенал он обнаружил в доме на Сансет, должны быть еще запасы. Амуниция тоже проблема.

Джекс вздохнула, откладывая очередную готовую стрелу.

– То есть ты хочешь их всех убить, вопрос только каким способом? – повторил Дэнни, задумчиво изучая ее профиль.

Джекс даже выронила перо и недоуменно уставилась на него. Что это он имеет в виду? Конечно, хочет.

– Да, их надо убить, пока они не перебили нас.

– Что-то здесь не так, – вздохнул он. Девушка начала нервничать.

– Да что ты? И что же именно не так?

Она бросила стрелы и ждала ответа. Дэнни медлил.

– Смотри – враг придет к нам с оружием и насилием, и мы ответим ему тем же, говоришь ты. Это неправильно, отвечаю я. Ружье и нож – символы генерала. Если мы прибегнем к его методам, чем мы лучше его? Мы станем похожи на врага, которого должны победить.

Джекс молча рассматривала стрелы. Ей совсем не нравились такие разговоры, они ставили в тупик.

– Я не понимаю, о чем ты.

– Мы не победим, если прибегнем к насилию. Он лег на бок, опираясь на локоть.

– Не говори так! Мы обязательно победим. Надо просто больше оружия. И еще взрывчатки. Можно же взорвать мост перед их приходом!

Дэнни покачал головой.

– Неправильно мыслишь, Джекс. Так мы не выиграем.

Она скрестила на груди руки, чтобы скрыть, как они дрожат.

– Ну-ну. И как же надо правильно мыслить?

– Не надо злиться на меня. Я сам пытаюсь понять, как нам повести себя. – Он задумчиво потер подбородок. – Знаешь, еще давно Дафф научил меня играть в одну карточную игру, называется покер. Так вот, я всегда проигрывал.

– И что?

– Я спросил у Даффа, почему так происходит. Знаешь, что он ответил? «Ты не можешь победить человека в его игре». Сейчас я понимаю, что он имел в виду.

Помолчав немного, Дэнни продолжал:

– Ты думаешь, что есть только один метод борьбы – ножами, ружьями, взрывчаткой. Но в этом случае ты играешь в игру генерала. Он умеет убивать значительно лучше нас и преимущество – на его стороне. Надо заставить его играть в нашу игру, тогда мы сможем победить.

– И какая же она, наша игра?

Дэнни смотрел на свои руки. В кожу под ногтями въелась синяя краска, напоминание о Золотых Воротах.

– Наша игра? Ну, ведь мы удерживаем торговцев на расстоянии от центра Города? Фермеры останавливаются у Даффа и не осмеливаются двигаться дальше. Мы можем показать человеку мир таким, какой не снился ему в худшем кошмаре. У нас получается вселить в пришельца тревогу и страх.

– Пока я не услышала ничего, что было бы полезным, во всяком случае, на войне.

Дэнни серьезно посмотрел ей в глаза.

– А мне кажется, все это может пригодиться. Особенно во время войны. Нам не надо убивать солдат Майлза. Надо убедить их покинуть Город подобру-поздорову. Враг должен думать, что мы можем уничтожить его в любую минуту. Этого будет достаточно. Надо рассматривать войну как художественный проект.

– Нет.

Дэнни, казалось, не заметил ее ответа.

– Я говорил с Ученым. Он считает, что исход войны в значительной степени зависит от настроя войск, их веры в общее дело. Ты что-нибудь слышала о войне, которую Штаты вели во Вьетнаме? Вьетнам – это совсем маленькая страна, а у Америки был тогда огромный военный потенциал, самый значительный в мире. И знаешь что? – Он сел, захваченный собственным энтузиазмом. – Вьетнам победил. Они выгнали американцев со своей земли.

– Не убив ни одного солдата?

– Они убили многих, но Ученый говорит, это не главное. Главное – они психологически сломили врага. Американцы потеряли веру в себя. И проиграли.

Дэнни подался вперед, его глаза блестели.

– А еще он рассказал мне об одном парне по имени Ганди. Страна, где он жил, была захвачена англичанами. Ганди изгнал чужеземцев своим способом – пассивным сопротивлением. Он не атаковал их, но мешал – всегда и во всем. Англичане не знали, что с ним делать. И они тоже проиграли. Тебе не кажется, что мы можем попробовать что-то в этом роде?

Джекс снова покачала головой.

– Как же ты не поймешь, война не может быть искусством. Мы должны их уничтожить.

Молодой человек осторожно взял ее за руку.

– Но ведь они тоже люди. Конечно, они нам не нравятся, но это не значит, что их надо истребить. У нас есть другой выход. Мы могли бы…

– Ты все равно не понимаешь! – воскликнула Джекс, вырывая руку, и убежала, бросив арбалет и стрелы на крыше.

Она выскочила на улицу. Внутри у нее был комок страха, причинявший невыносимую боль. Джекс чувствовала его края, его точное расположение, но не могла даже подумать о нем. Бронзовая девушка в центре площади поднимала ввысь трезубец. Ее глаза, как глаза Дэнни, смотрели в небо, не замечая мусора на земле. Враг войдет в Город и разрушит его, пока мечтательные художники любуются облаками и рассуждают о символах.

Джекс побрела, куда глаза глядят. В лужах отражались небоскребы, в каждой луже по-разному. Она шла, оставляя Дэнни позади. Он пугал ее. Слова, которые он говорил, по отдельности имели смысл; вместе же получалась какая-то белиберда. Что самое интересное, Дэнни сам верил в то, что говорил.

Дэнни доверял миру, доверял людям – и ей становилось страшно. Он всегда просил ее расслабиться – как будто это ей надо было измениться, пересмотреть взгляд на жизнь! Она говорила ему, что права, а он заблуждается, но он только улыбался. Дэнни был водой потока, который мчится, унося с собой камни. Так что же сильнее – вода или камень?

Джекс все шла, смотря на свое отражение в мутной воде луж. Она не может уйти из Города. Казалось бы, сбежать сейчас, пока не поздно, и сохранить себе жизнь. Но, как ни пытайся себя обмануть, она знает – здесь её место. Ее судьба навсегда связана с Сан-Франциско.

Через некоторое время девушка отметила, что в лужах отражаются незнакомые здания. Она вышла за пределы центра и шла, шла по неизвестному району.

По мере того как Джекс продолжала уныло брести, ее постепенно охватило отчетливое чувство – мама здесь! Она точно не знала, в какой момент поняла, что мать ведет ее куда-то, но, заметив мамино лицо, отразившееся в луже, ничуть не удивилась. Мама улыбнулась, и отражение растаяло.

Джекс подняла голову и остановилась. Она стояла на Эшбери-стрит, перед двухэтажным домом викторианского стиля. Дом был когда-то выкрашен голубой краской с белыми и золотыми наличниками вокруг больших окон-фонарей. Краска облупилась и облезла с годами. Крыша, выступавшая далеко вперед, отбрасывала тень на входную дверь, на которой все еще висел венок из колосьев пшеницы.

Это мамин дом. Сомнений быть не может. Девушка поднялась по ступенькам и попробовала открыть дверь. Ручка не поддавалась. Заперто.

В ветвях камфорного дерева скакала маленькая белка. Дерево росло рядом с крыльцом, его мощные корни вздыбили цемент, ветви норовили заглянуть в окна. Девушка заметила толстую ветку рядом с небольшим козырьком над входной дверью. С этого козырька ей не составит труда залезть в окно второго этажа.

Забравшись на дерево, она с легкостью переступила на козырек и оказалась перед пыльным окном. Пожелтевшие жалюзи скрывали внутренность комнаты, но окна не были закрыты на щеколду. Девушка попробовала открыть окно. Рама жалобно заскрипела, но не поддалась. Посыпались куски кремовой краски. Джекс изо всех сил нажимала плечом на окно, и окно неохотно, дюйм за дюймом, начало открываться. Наконец она смогла просунуть голову вовнутрь.

Пахло пылью. Виднелись очертания мебели – книжные шкафы, пианино справа, диван, стулья, заваленные вещами. На пианино стояла ваза с засохшими цветами. Воздух пропитался прошлым, оно обступило Джекс ее всех сторон. Девушка спрыгнула на пол и подошла к инструменту. Открыв крышку, нажала на несколько клавиш. Высокие ноты повисли в воздухе словно вопрос, на который нет ответа.

На каминной полке стояла семейная фотография в красивой рамке. В тусклом свете Джекс улыбались темноволосая женщина, мужчина с кудрявыми рыжими волосами и два мальчика. Женщина с любовью обнимал; мужчину и детей.

Девушка подошла к окну, где свет был ярче. Да, женщина очень похожа на маму, правда, мама никогда так не улыбалась. Это была открытая, светящаяся улыбка счастливой женщины. Она была спокойна и уверена в своем будущем. Джекс с затаенной ревностью вглядывалась в лица мужчины и детей – что в них такого, что мама так счастлива?

Вернув фотографию на место, девушка пошла побродить по дому. Она видела очень много заброшенных домов – стены, украшенные фотографиями, зеркалами и картинами, среди которых жили люди, окруженные множеством мелочей. Люди ушли, исчезли навсегда, а мелочи остались. Джекс исследовала сотни пустых жилищ, разглядывая книги, спортивные трофеи, детские рисунки, магнитами прикрепленные к холодильникам, керамические статуэтки кошек и собак.

Но в этом доме все было иначе. Вещи кричали ей что-то, каждая хотела рассказать о чем-то, спешила поделиться тайной. Джекс прожила с матерью шестнадцать лет, но прожила их с оболочкой, которую покинула бурлящая жизнь. Дух мамы всегда оставался здесь, в этом доме, в этом Городе, среди этих вещей, хранящих память о потерянном счастье.

Иногда, будучи совсем крохой, Джекс наблюдала за мамой, когда та не видела. Однажды девочка просидела в ветвях раскидистого дерева, растущего рядом с огородом, целый день, просто наблюдая за тем, как Мэри выпалывает сорняки и обирает колорадских жуков. Вечером, когда мать зашла в дом, Джекс слезла с дерева и вернулась домой, на чем свет стоит ругая неудачную охоту. Она и сама не знала, что надеялась обнаружить, следя за мамой, но не могла удержаться от подобных вылазок время от времени.

Как-то вечером мать отправила ее за хворостом для камина. Девочка вышла из дома и заглянула в окно. Мама читала книгу при свете керосиновой лампы. Джекс помнила, ей тогда показалось, что сердце сжимает огромная холодная рука, стало трудно дышать. Девочка набрала хвороста и вернулась, ни словом не обмолвившись о том, что произошло. Да и что было рассказывать? Бродя сейчас по дому, Джекс вновь ощущала собственное сердце, сжимаемое враждебной рукой.

В спальне, украшенной фотографиями собак, она обнаружила мальчиков с фотографии. Они лежали в кроватках, тела их истлели, остались только белоснежные кости. В изголовье каждой кровати висели маленькие таблички с именами их обитателей. Марк умер на спине, укутавшись одеялом до подбородка. Джон лежал на боку. Между кроватями стояли столики с лекарствами – какие-то голубые пилюли в прозрачной банке и засахарившийся сироп от кашля.

Девушка долго сидела в кресле-качалке. В нем, наверное, сидела и мама, читая ее братьям сказки на ночь. Джекс закрыла глаза и попыталась представить, как счастливая женщина с фотографии мягким голосом рассказывает волшебные истории своим детям. За окном чирикали птицы. Она встала и вышла в холл. Соседняя дверь вела в небольшой кабинет, где присутствие Мэри ощущалось еще сильнее. Девушка села за огромный письменный стол, заваленный бумагами. Под настольной лампой стоял маленький снимок – мама с еще двумя женщинами около транспаранта «Мир сейчас!». К снимку была приколота маленькая карикатура, вырезанная из газеты: лохматая мартышка держит за руки двоих мужчин – Дядю Сэма в звездно-полосатой шляпе и неизвестного тучного дядьку с серпом и молотом на лацкане пиджака.

Среди кучи бумажек на столе лежала папка с пожелтевшими газетными вырезками. Папка была перетянута резинкой, как будто мама упаковала ее, чтобы взять с собой, но потом передумала. Джекс аккуратно достала вырезки и бегло просмотрела. Они все были посвящены движению за мир, о котором рассказывал Ученый и которое привело обезьян в Сан-Франциско. Интересно, зачем маме понадобилось собирать все эти статьи? «Бойскауты собирают 10 000 долларов для обезьян мира», «Директор зоопарка приветствует вестников мира», «Парад посетили 100 000 жителей города».

На одной из вырезок девушка заметила фотографию Мэри. Статья, которую она сопровождала, называлась «Лидеры буддистского движения борются за разрешение ввезти обезьян в Сан-Франциско». В ней журналист пересказывал легенду о монастырских обезьянах, описывал движение за ввоз мистических животных в США. Половина статьи была посвящена матери Джекс.

«Люди говорят, что обезьяны не более, чем символ, – поделилась с нами Мэри Лоренсон. – Я с ними согласна, но нельзя недооценивать значение символов. Христианское распятие, звезда Давида, свастика – это «всего лишь» символы, но какую власть они имеют над людьми! Люди отдавали за них свою жизнь в войнах. Так разве это не логично – использовать символ, чтобы принести им мир? Поймите меня правильно, я отнюдь не притязаю на прекращение конфликтов любого рода. Как это ни прискорбно, территориальные конфликты, семейные ссоры – вечны, и избежать их невозможно. Но я отрицаю войну, то есть планомерное изничтожение группы людей, которую называют врагом. В Библии сказано: «Не убий». Это относится ко всем людям, но враг перестает быть человеком в наших глазах. Тем не менее оправдать этим убийство нельзя».

Джекс поежилась в кресле. От слов мамы становилось не по себе.

«Конечно, я готова сражаться за некоторые вещи – за мой дом, за мою семью. Но я не буду воевать вашим оружием. Мне кажется, по прошествии веков мы оказались заперты в ловушке собственного понимания войны – убить или быть убитым. Вспомните, как англичан потряс подход Ганди. Он показал нам новый способ ведения войны, который подразумевает, что люди по ту сторону баррикад остались людьми. Британская империя не знала, что противопоставить новой силе. Сейчас военные верхушки во всем мире начинают осознавать, что наше движение обнаружило новое средство – обезьян мира. Они пытаются понять, как с нами бороться, потому что традиционная тактика бессильна. Я надеюсь, они остановят свой выбор на следующем наиболее очевидном методе. – Мэри широко улыбнулась, когда ее спросили, что за метод она имеет в виду. – Разумеется, объединиться с нами».

Джекс сложила вырезку и пролистала остаток статей. В самом низу лежала последняя страница с заголовком, напечатанным трехдюймовым шрифтом: «ОБЕЗЬЯНЫ ПРИНЕСЛИ НАМ ЧУМУ».

Девушка не стала читать. Она засунула бумажки обратно в папку и, откинувшись на спинку стула, посмотрела на фотографию под лампой. Мама улыбалась. Она привела ее, чтобы дочь могла прочитать ее слова и подумать о символах и о том, что враги, как ни крути, тоже люди. Думать об этом не хотелось.

Девушка вышла из кабинета и постояла минуту в холле. Дверь напротив была приоткрыта, и она вошла. На белой стене напротив кровати висела японская картина с дождливым пейзажем, покрытая толстым слоем пыли. За исключением пыли да дохлых мух комната была очень чистой, без следов поспешного бегства. В углу стояло трюмо.

Джекс села на пуф перед зеркалом. Пыль хозяйничала и здесь. На столике валялась заколка, украшенная перламутровыми цветами. Девушка бережно взяла ее в руки, протерла угол зеркала, чтобы примерить, и увидела свое отражение: маленькое, грязное лицо, диковатые глаза, нечесаные со вчерашнего дня волосы, обломанные ногти. Она аккуратно положила заколку на место. Рядом лежала расческа, в которой остались несколько темных волосков. Маленькая стеклянная бутылочка – она открыла ее, освободив последнее воспоминание об аромате Мэри. В комнате запахло весенними цветами и дождем.

Казалось, в этой комнате все предметы хранят кусочек маминой силы – серебряное зеркальце, гранатовый браслет, прозрачная коробочка с сережками, шелковый шарф, выгоревший на солнце, серебряный кулон на цепочке.

Джекс взяла кулон в руки – на круге выбит мужчина, сидящий, поджав под себя ноги, одна рука поднята, как бы для благословения, вторая указывает на землю под его ногами. Спокойное, невозмутимое лицо с закрытыми глазами. Мирный человек. Дэнни-бою он бы понравился.

В отдалении послышались детские голоса, легкие шаги вниз по ступенькам. Девушка закрыла глаза, боясь нарушить очарование. Шаги приближались. Комната наполнилась ароматом маминых духов. Джекс почувствовала слабое дуновение ветра на шее. Кто-то стоящий сзади протянул руку через ее плечо и забрал кулон из рук. Она не двигалась. Через мгновение ощутила прикосновение холодного серебра к коже, едва ощутимое тепло пальцев, возящихся с замочком, и тяжесть серебряного кулона на шее. Джекс вытянула руку и прошептала:

– Подожди!

Мамина рука легонько погладила ее ладонь.

– Я не понимаю… Я не знаю другого способа воевать. Подожди!

Звук удаляющихся шагов.

Джекс открыла глаза. Она была в комнате одна. Глядясь в зеркало, потрогала пальцем кулон с Буддой, висящий у себя на шее.

– Не нравится мне все это! – пожаловалась она пустой комнате.

Никто не ответил.

Девушка покинула дом, как вор, через окно.

Дэнни-бой нашел ее в излюбленном кресле перед входом в отель. Она наблюдала за мартышками, резвящимися вокруг брошенной «тойоты». Когда он подошел и сел рядышком на тротуар, Джекс ничего не сказала.

– Я искал тебя.

Она взглянула на него с каким-то странным выражением в темных глазах.

– Я нашла дом моей матери. – Ее голос охрип, как будто она боролась с волнением… или со слезами. – Мама согласилась бы с тобой.

Молодой человек заметил кулон на ее шее. Она продолжала:

– Не буду врать, мне все это не по душе. Я не согласна с вами. Но я помогу вести эту войну по вашим глупым правилам. Сделаю все, что от меня зависит.

Ее голос прервался, и Дэнни обнял девушку, бормоча какие-то успокаивающие слова.

– Ну не плачь. Все будет хорошо.

Джекс отстранилась, вытирая рукавом слезы.

– Ничего не будет хорошо, незачем себя обманывать. – Она серьезно посмотрела ему в глаза. – Но я пройду этот путь до конца. И наверное, умру здесь вместе со всеми вами.

– Может, мы еще и не умрем.

Девушка пожала плечами. Похоже, свой выбор она сделала.

– Может, и не умрем. Но у нас не так много шансов выжить, знаешь ли.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ИСКУССТВО В ЗОНЕ ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ

На войне все в руках отважных.

Генерал Джордж Смут Патгон, 1944


ГЛАВА 20

– Лучше не спускать ее с поводка несколько дней, она может убежать, – поучала Джекс, передавая Томми поводок Изабель.

Собака нерешительно виляла хвостом, переводя умный взгляд с девушки на ребенка. Происходило что-то странное. Джекс упрямо смотрела вдаль. Торговый центр Даффа, против обыкновения, обезлюдел. Слухи о грозящей войне уже успели облететь округу. Люди предпочитали пока держаться от Сан-Франциско на безопасном расстоянии.

Вдалеке один из фермеров грузил на повозку чемоданы Руби. Она, Томми и его сестра, равно как и прочие женщины, дети и старики Города, неспособные воевать, сейчас эвакуировались в Марин. Сочувствующие жители округа согласились предоставить кров беженцам из Сан-Франциско.

– Не понимаю, ну почему мы с Изабель не можем остаться? – продолжал канючить Томми, дергая задумчивую Джекс за рукав.

– У Изабель, как, впрочем, и у тебя, шило в одном месте, она не усидит в засаде. Выскочит встречать Звезду, виляя хвостом, ей и отстрелят ее глупую голову.

Собака, услышав свое имя, глухо заворчала и завертелась у ног девушки. Та вздохнула и почесала ее за ухом. Теперь ясно, почему Дэнни, сославшись на срочную необходимость проверить в последний раз баррикады, попросил ее отвести собаку Томми. Прощаться оказалось сложнее, чем она думала.

– Тогда можно, я останусь один? Моя сестра сможет присмотреть за Изабель!

Джекс снова покачала головой, но мальчик не сдавался.

– Я здорово умею сидеть в засаде. Спроси кого угодно, кто лучше всех играет в прятки! Никто никогда не мог меня найти. А знаешь, как тихо я умею подкрадываться?

– Это не прятки! Это вообще не игра! Начинается война, настоящая, реальная война, ну как вы никто не понимаете! – вспылила девушка.

Ребенок замолчал, уставившись на кончики своих пыльных ботинок, сжимая в руках поводок.

Джекс сразу же стало стыдно – сорвала злобу на ни в чем не повинном Томми. Что же поделать, если никто не хочет принимать надвигающуюся беду всерьез. Конечно, люди строят баррикады, собирают оружие, проводят учения, но все это с легкостью, даже воодушевлением, как будто готовятся к Хэллоуину. Похоже, для них это стало очередным «проектом», наподобие покраски моста синей краской или написания новой пьесы.

– Дружок, извини меня, – мягко произнесла она. – Я просто переживаю. Я не хотела… – Неоконченная фраза повисла в воздухе. – А хочешь, когда вернешься, я научу тебя стрелять из моего арбалета? Тебе понравится!

Мальчик не отвечал, по-прежнему глядя в землю.

– Ну, прости. Я правда знаю, как ты умеешь подкрадываться, но ведь кто-то должен позаботиться об Изабель. Ты очень выручишь меня и Дэнни.

Томми неохотно взглянул на нее и серьезно кивнул.

– Ладно, можете на меня рассчитывать.

– Тебе пора идти. Береги маму и сестру, ты им очень нужен.

Томми сделал шаг к повозке, затем обернулся и быстро обнял Джекс.

– Пока, – сдавленно прошептал он и побежал к повозке, возле которой прощались Руби и Затч.

Изабель на мгновение замерла, обернувшись к Джекс, словно спрашивая: «Что же ты не идешь?» Картинка начала расплываться перед глазами, и девушка поспешно отвернулась.

Дэнни полюбовался баррикадами, преграждающими авеню Ван Несса – хитроумной конструкцией из старых автомобилей, дорожных знаков и колючей проволоки. Знаки, взятые с магистралей, грозно предупреждали: «ВЪЕЗД ЗАКРЫТ». На окрестных зданиях были развешаны стрелки объезда, указывающие на залив, прочь из Сан-Франциско.

Сразу за баррикадами начинались рвы, которые Робот выкопал при помощи экскаватора, найденного на одной из заброшенных городских строек. Рвы шли кольцом вокруг Сивик Плаза и были призваны максимально ограничить мобильность армии Майлза.

Дэнни вошел в дверь жилого дома, стоящего рядом с баррикадами, поднялся на несколько лестничных пролетов и скользнул в проделанный Роботом замаскированный проем, соединяющий дом с соседним офисным зданием. Пройдя еще несколько этажей, молодой человек оказался на крыше, соединенной с крышей следующего здания. Несколько недель у них ушло на создание запутанных сквозных путей по Городу: возводились лестницы, прорубались стены, строились переходы. Артисты приступили к исследованию подземных коммуникаций, в том числе туннелей метро. Пользуясь новыми тропами, можно было обойти почти весь Сан-Франциско, оставаясь по большей части под прикрытием.

С крыши третьего дома Дэнни-бой взглянул на Полк-стрит. Роуз поливала растения, украшавшие еще одну баррикаду, сделанную из металлического лома. Женщина держала лейку на вытянутой руке, стараясь стоять как можно дальше от тянущихся к ней дубовых веток. На солнце листья отливали красным, выдавая сумах – ядовитый дуб. Человек, прикоснувшись к блестящей листве, несколько недель мучается от зудящей сыпи по всему телу.

Пройдя по крышам, молодой человек по пожарной лестнице спустился на аллею. Через квартал, Ларкин-стрит охраняло само Святое Семейство. Затч собрал из всех церквей статуи Иисуса, Иосифа и Девы Марии, и теперь шесть Сынов Божьих стояли плечом к плечу в окружении дюжины Богородиц и Иосифов, полностью преграждая путь. Колючая проволока на челе Христа символизировала, по замыслу Затча, терновый венец. Она опутывала всю конструкцию.

Дэнни как раз рассматривал композицию, когда почувствовал прикосновение холодной стали к горлу.

– Ну и где твое оружие? – прошипела Джекс ему на ухо.

– Не думал, что оно мне понадобится.

– Серьезно? Ты, кстати, слышал, у нас тут война вроде как?

Девушка ослабила хватку, и молодой человек с улыбкой повернулся к ней. Она неодобрительно смотрела на него.

– Слушай, я тут тебя целыми днями учу стрелять не для того, чтобы ты бросал оружие дома. Я, конечно, готова вести войну твоими методами, но неплохо быть готовым и к другим вариантам.

Джекс стояла, уперев руки в бока, на груди перекрещивалась амуниция, ставшая неотъемлемой частью ее одеяния в последние две недели. Глаз не видно за зеркальными стеклами очков. Дэнни примирительно сообщил:

– А я тут осмотрел баррикады. Выглядит внушительно.

– Надеюсь. Они нам скоро понадобятся.

Дэнни протянул руку, снял с ее глаз очки и засунул их в ее нагрудный карман. Джекс нахмурилась и вопросительно взглянула на него.

– Солнца уже нет, так что они тебе не нужны. И потом, мне нравится видеть твои глаза, – объяснил молодой человек.

– Ладно, – милостиво разрешила она. – Смотри, раз так нравится. Кстати, Тигр закончил очередную партию дымовых петард. Интересуется, куда их прятать.

Они медленно шли по Гайд-стрит к следующим баррикадам. Дэнни-бой задумался на минуту. Они прятали небольшие запасы оружия и взрывчатки в стратегических точках, раскиданных по всему Городу.

– Пусть спрячет за алтарем в соборе святого Патрика. Хотя надо уточнить у Ученого.

Перед ними возвышалась баррикада из человеческих костей и битых зеркал – плод коллективного творчества Лили и Фрэнка. С пожарной лестницы соседнего дома на них уставились пустыми глазницами сотни черепов. На белой стене позади кто-то намалевал огромными черными буквами:


ARRETE! C'EST ICI L'EMPIRE DE LA MORT

Дэнни озадаченно изучал надпись.

– И что же это означает?

– Я спросила у Лили. Она говорит, здесь написано: «Остановись! Это царство смерти!» Такая надпись была на входе в катакомбы Парижа.

– Где это?

Джекс пожала плечами.

– Не знаю, далеко, наверное.

Девушка изучала баррикады. Битые зеркала отражали ее лицо среди костей.

– Эта мне не нравится. Она меня нервирует. Дэнни обнял ее.

– Что же тут плохого? Значит, враг точно испугается.

– Да, испугается. И я боюсь – того, что должно произойти. Я хочу уничтожить их, пока они не уничтожили нас.

– Я тоже боюсь, – признался молодой человек.

– Не так, как я. Не так, как следовало бы бояться.

– Ты ведь можешь уехать в Марин. Пока есть время. Джекс возмущенно замотала головой.

– С ума сошел? Никуда я не поеду. Вы же, прости меня, идиоты, неорганизованные и взбалмошные. Должен же среди вас остаться хоть один нормальный человек.

Он усмехнулся.

– Да, здесь твое место, и ты никуда от нас не денешься.

– Только, пожалуйста, носи оружие с собой! – попросила она внезапно. – Я знаю, ты не воспользуешься им, но хоть носи! Мне будет спокойнее.

– Хорошо, если ты просишь, буду носить. Она кивнула и задумчиво произнесла:

– А у нас ведь еще есть время взорвать мост, пока они не пришли. Еще лучше взорвать его, как раз когда войско будет на нем!

– Нет, этого мы делать не будем. Если мы так поступим – мы ничем не лучше генерала.

– А я и так ничем не лучше, – сердито ответила Джекс. – Так и знала, что ты так ответишь. Ладно, мое дело предложить…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю