Текст книги "Рассказы"

Автор книги: Перл Бак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Она весело засмеялась, и он попытался еще раз . «Этти, послушай! – Он накрыл ладонью ее руки, лежавшие на коленях. – Еда, понимаешь?» Он открыл рот и показал на горло.

«Нет, нет, Тэд» – быстро сказала она.

«Вот именно, что нет, – сказал он. – Ты сейчас пойдешь со мной».

Он крепко сжал ее запястье, поставил на ноги и потащил за собой. Пакет с бобовыми лепешками опрокинулся, и к нему тотчас потрусили с разных сторон полдюжины оленей. Их, однако, обогнал ребенок, он первым схватил пакет и убежал с ним. Ни Тед, ни Эцу этого не заметили. Они были поглощены борьбой: он тащил ее к ресторану, а она упиралась.

«Ты сейчас поешь!» – твердо говорил он.

«Нет, нет, Тэду!» – стонала она.

«Да, да, Этти», – говорил он.

В конце концов он победил. Он всегда побеждал – мужчина и американец, и вот она уже сидела за столиком. С десяток других пар, ухмыляясь, смотрели на них.

«Ну-ка, сделай ее, парень!» – крикнул Теду солдат с дальнего столика.

«Заткнись, ты!» – рявкнул он в ответ.

Эцу сквозь слезы смотрела в меню. «Я ешь дома», – умоляюще сказала она.

«Ты ешь сейчас», – неумолимо отрезал он.

Он вынул меню из ее рук и стал указывать в названия блюд с таким безрассудством, что ее японская бережливость взяла верх над слезами, и она забрала меню обратно.

«Нет, нет, Тэду», – сказала она.

«Я хочу есть, – заявил он. – Закажи тогда сама для меня».

Под его нажимом она произнесла несколько мягких слов, официантка смотрела на нее в упор. Эцу старалась не встречаться с ней взглядом. Официантка явно не принадлежала к домашним девочкам. Она сразу поняла, что Эцу как раз из них, и в упор ее разглядывала. Эцу это не нравилось, и она отвела глаза в сторону.

«Пошевеливайся, детка», – сказал Тед официантке.

«Конечно, пожалуйста». Приказ шефа гласил: «Американцам не перечить».

Еда появилась мгновенно, и Тед не притронулся к ней, пока Эцу не взяла в руки палочки. Она сопротивлялась, как могла: она знала, что, стоит ей начать есть, и она не сможет остановиться. Она съела рыбный суп, жареные креветки, кусочки цыпленка, капусту и рис. Она съела столько, что даже Тед изумился.

«Мать моя, ты, видно, здорово проголодалась!» – сказал он.

«Мать?» – переспросила она.

«Забудь, – сказал он, – это просто так, ничего не значит. Ты давай, ешь!» И она ела, ела до тех пор, пока не почувствовала, что больше не может. Ей было невыразимо тепло, приятно и хорошо во всем теле. Но сердце ее переполняло сознание своей греховности. Она приняла пищу и теперь должна была расплачиваться. Слезы наполнили ее глаза. Но отступать было невозможно. Честь требовала, чтобы она заплатила за то, что приняла из его рук. Как она скажет теперь об этом Отцу и Матери?

Она была слишком расстроена, чтобы протестовать против непомерных чаевых, которые Тед оставил официантке. Ничего не говоря, она со смиренной мукой последовала за ним, с опущенной головой, прикрыв рукавом лицо, и ее гэта клацали по цементному полу. Мужчины с соседних столиков кричали Теду слова, которых она не знала, но значение которых было ей понятно. Они поздравляли его. Только почему они еще и свистели?

Снаружи уже наступила ночь. Тусклый свет бумажных фонариков выхватывал фигуры прохожих. Уличного освещения не было – электрическая сеть была разрушена во время бомбардировок. В тени Тед остановился и обнял ее. Она стояла дрожа.

«Не тут…» – пробормотала она.

Кровь в его жилах замерла, потом закипела.

«Детка… – выдохнул он. – Ты хочешь сказать…»

«Не тут, Тэду», – повторила она, стараясь не заплакать. Она думала не о нем, а об Отце с Матерью. Она расскажет им всю постыдную историю от начала до конца, расскажет, как была голодна и как при виде горячей пищи не могла противиться ничему.

«Куда нам пойти, детка?» – его голос был хриплым и прерывистым. Он старался не думать о Сью. Столько мужчин – женатых тоже, – а они со Сью только помолвлены…

«Мы идем домой», – скорбно сказала Эцу.

Японцы вообще со странностями, это он знал, но чтобы настолько… «А твои, детка, твои отец и мать…»

«Да, да, Тэду», – чуть слышно ответила она.

После этого он сдался. Они пошли рядом по темной улице. Он взял Эцу за руку и крепко держал ее. Рука была мягкая, гораздо мягче, чем у Сью. Но она не отвечала на его пожатие, как, бывало, рука Сью. Он не хотел думать о Сью. Он постарался целиком сосредоточиться на Эцу – по крайней мере, той частью души, которая отвечала за чувства, а не за мысли.

Только у самой калитки мягкая рука Эцу ожила в его руке. Он почувствовал, что его втягивают в калитку и ведут по узкой садовой дорожке к дому. Бумажные полотнища стены были сдвинуты, и огонек в одной из комнат светил приглушенно-тускло. Фигуры Отца и Матери серыми силуэтами двигались на фоне стены. Эцу раздвинула перегородки так, что образовался дверной проем, и вошла в дом, ведя за собой Теда. Дети уже были уложены, и Мать с Отцом без улыбки смотрели на нее.

«Я вернулась очень поздно», – сказала Эцу и заплакала.

Отец жестом пригласил Теда сесть. Они нее опустились на циновки, Эцу продолжала плакать.

«Не плачь, Этти, – пробормотал Тед. – Ты не должна делать ничего такого, чего тебе не хочется».

Но он начал злиться. Что все это значило? Сначала она его заводит, а потом тащит домой. Он слушал ее мягко льющийся голос и не понимал ни слова. Когда японцы заговорят, никакой словарь не поможет. Остается только ждать.

«Увы, мои дорогие, – говорила Эцу и утирала глаза то одним, то другим рукавом. – Я так низко пала. Я не достойна быть вашей дочерью. И все же я не могла не вернуться домой. Куда я еще могла пойти?»

«Расскажи нам все, что произошло», – буднично произнес Отец.

И она начала рассказывать. «Мой живот сводило. Мои глаза ослепли. Мои ноздри были полны запахов еды. Я дрожала и теряла сознание. Я думала только о еде, которую могу съесть. Начав есть, я не могла остановиться. Я ела, пока не почувствовала, что больше не могу. Лучше мне не говорить, сколько иен он заплатил. Потом мы вышли, и он сразу спросил, куда мы можем пойти. Я сказала, что мы пойдем домой. Он отказывался. Но я уверила его, что вы поступите так, как велит честь. Он пришел, ожидая этого».

Все посмотрели на Теда. Он сидел очень прямо на подвернутых ногах и чувствовал себя крайне неудобно. Но в справочнике по Японии говорилось, что вытягивать ноги считается верхом неприличия.

Тед ухмыльнулся, глядя на Эцу. «Долго мне не вытерпеть», – предупредил он.

Отец и Мать посмотрели на нее. «Что он говорит?» – хором спросили они.

«Он сказал, что не может ждать долго», – слабым голосом ответила она.

Они вздохнули, Отец кашлянул. «Мы должны помнить, что их обычаи отличаются от наших», – сказал он.

«Но Эцу наша дочь», – простонала Мать.

«В этом вся трудность», – сказал Отец.

«Слушай, детка, давай побыстрее, – нетерпеливо сказал Тед. – Я больше не могу тут сидеть». Его ноги начало сводить судорогой.

«Что он говорит?» – снова спросили Отец с Матерью.

«Он хочеть начинать», – едва слышно проговорила Эцу.

Делать больше было нечего. «Сам Император велел нам повиноваться завоевателям», – печально сказал Отец. Он повернулся к Матери, и они встали. «Мы пойдем в другую комнату, – сказал Отец. – Мы будем ждать там». Мать закрыла лицо рукавом и тихо заплакала. Они вышли из комнаты, и Отец задвинул за ними перегородку.

Тед поглядел им вслед. «Старики что надо, очень мило с их стороны», – заметил Тед. Терпеть больше не было возможности. «Не возражаешь, если я встану?» Он поднялся и потопал сначала одной ногой, потом другой. «Ноги как деревяшка», – весело сказал он. Комнатка просто крохотная, подумал он. Забавно, что японцам нравится жить в таких чуланах! Эцу все еще сидела на циновке, глядя на него снизу вверх. Он не мог понять, что значит ее взгляд, застывший и странный. Но большие глаза под прямыми поднятыми вверх ресницами были прекрасны. Он плюхнулся на циновку рядом с ней.

«Ты не боишься меня, детка?» – ласково спросил он.

Она не ответила. Он обнял ее, в его руках она была мягкая, как кукла, не сопротивляющаяся, безответная, совсем покорная. Наконец-то он смог поцеловать ее в губы, и ее лицо было гак близко, у самого его плеча. «Я правда могу… могу…» Он не закончил фразы. Он мог делать все, что угодно, с этим податливым милым существом.

В эту минуту Эцу, прижатая к его груди, ощутила что-то квадратное и твердое под своей щекой. Теперь, когда наступал этот час, ее охватил отчаянный страх, пусть Мать с Отцом и были всего лишь за раздвижной перегородкой. От страха она готова была уцепиться за любую отсрочку. Она засунула руку в карман куртки Теда и выудила оттуда квадратный предмет. Им оказался сложенный пополам кожаный бумажник.

«Это, – сказала она, садясь, – это чуто?»

«Проклятье! – хрипло сказал Тед. – Дай его сюда!» Он потянулся за бумажником, но Эцу отдернула руку.

«Нет, нет, Тэду!» Она постаралась рассмеяться. Потом ей пришло в голову, что там лежат его деньги. Она ужаснулась. Он мог подумать, что она хочет денег! Она судорожно открыла бумажник и увидела лицо – лицо девушки, повторенное дважды, один раз оно было серьезное, второй раз смеющееся.

«О Тэду!» – выдохнула она. Она смотрела на лице» девушки. «Мирая девушка!» – сказала она.

Прежде ей никогда не приходило в голову, что у него, наверное, тоже есть дом, как у нее, есть отец и мать. Он существовал для нее, как существуют вообще все американцы для других людей, – как солдат и завоеватель.

«Твоя сесутура?» – спросила она.

«Нет», – коротко сказал он.

«Твоя жена!» – воскликнула она.

«Нет, не совсем», – ответил Тед.

Она смотрела на лицо Сью, такое чудесное, такое очаровательное, что он почувствовал гордость. «Это девушка, на которой я собираюсь жениться», – сказал он.

«О Тэду! Очень мирая!» – сказала Эцу своим тоненьким мелодичным голоском. Все, что она произносила, походило на пение. «Рассукажи, пожаруйсута?»

Она дотронулась до распущенных кудрей Сью. «Черуне, пожаруйсута?»

«Золотые», – сказал Тед.

«А гураза, пожаруйсута?»

«Голубые», – ответил он.

Эцу проворно вскочила. «Высокий, как я?» – спросила она.

«Гораздо выше», – ответил Тед. Он встал и показал себе на брови. «Сью высокая девушка, но не толстая».

«Ее имя, пожаруйсута?» – мягко спросила Эцу.

«Сью», – отрывисто сказал он.

«Сью? Как курасиво, – пробормотала Эцу, – курасиво… очень! Муне нравится!» С чувством она прижала фотографию к щеке. «Мирая девушка, – проговорила она. – Она в Япония тоже?»

«Нет», – сказал Тед.

«Но ты женитися?» – с беспокойством спросила она.

«Ясное дело, когда поеду домой», – ответил Тед.

«О, ты поеду домой?» – переспросила Эцу.

«Ясно, поеду когда-нибудь», – сказал Тед.

«Когуда?» – настойчиво переспросила Эцу.

«Ну, может, следующим летом».

«И ты женитися, – пробормотала Эцу, – и у тебя будет курасивая..»

«Свадьба», – подсказал Тед.

«Сувадиба, – повторила она, – и потом мареникие дети, муного марениких детей… Так миро!» Она вздохнула.

«Угу», – сказал Тед.

Эцу восхищенно смотрела на фотографии. Потом прижала их к одной щеке, к другой. Потом закрыла бумажник, засунула его обратно в нагрудный карман и застегнула клапан. Потом похлопала по карману ладошкой. «Миро, – приговаривала она, – так миро!»

Сью была в комнате вместе с ними. Тед ощущал ее присутствие так же ясно, как все, что его окружало. Его тоска, его желания, разбуженные в молодом сильном теле, обратились к ней. Он хотел ее, свою девушку, и никого другого, девушку, на которой он женится и которая родит ему детей. Вся тоска по дому, накопившаяся за два года разлуки, разом накатила на Теда. Он видел белые дома, улицы, зеленые подстриженные лужайки родного дома. Там была его родина – в Плейнфилде, штат Нью-Джерси, там ждала его Сью.

Он посмотрел на Эцу, на ее кимоно, расписанное цветами, на тяжелый оби. Какого черта, с чего он взял…

«Знаешь, мне уже пора, – пробормотал он. – Поздно уже».

Она подала ему фуражку, он надел ее. Взглянул на Эцу. Странно – ему даже не хотелось поцеловать ее.

«Ну, спокойной ночи», – пробормотал он.

«Супокойной ночи, Тэду», – ласково сказала она. Она раздвинула перегородки и подождала, освещая ему путь к калитке. Когда он вышел на улицу, она побежала и задвинула засов. Начал накрапывать мелкий дождик, и, когда она вернулась в дом, ее темные волосы были полны серебристых капелек.

Отец и Мать ждали ее.

«Он не…» – начали они.

«Нет», – сказала Эцу.

«Что произошло?» – спросил Отец.

«Ничего, – ответила она. – Мы разговаривали. В Америке есть девушка с голубыми глазами и золотистыми волосами. Я видела ее фотографию. Он поедет домой и женится на ней».

«Но он знал это и раньше», – удивленно сказала Мать.

«Я не знала, – сказала Эцу. – Когда я об этом узнала, он ее вспомнил».

Они стояли, глядя друг на друга.

«Ты понимаешь что-нибудь?» – спросила Мать Отца.

«Нет, – ответил тот. – Кто может помять американцев?»

Эцу не говорила ничего. Она вытаскивала из стенных шкафов шелковые стеганые одеяла. Отец с Матерью ночью спали на полу в этой комнате, а Эцу с детьми в соседней.

«Так или иначе, но мы в безопасности, – сказала она. – И я больше никогда не буду есть еду, обещаю вам».

Но уже под утро, лежа между двумя младшими сестрами, Эцу все вспоминала лицо красивой светловолосой девушки. Две женщины, разделенные морями и океанами, – могло ли быть, чтобы одна прилетела на помощь другой?

«Кто знает?» – вопрошала Эцу. Ее благодарное сердце тянулось сквозь ночь к другой. «Она моя сестра, – думала Эцу. – Моя сестра, спасшая меня. Сью!» Эцу произнесла имя вслух. Оно звучало совсем по-японски – почти совсем, подумала она.