Текст книги "Убить Марко Поло (рассказы)"
Автор книги: Перец Маркиш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
А с Диком Джонсом я познакомился у подножья памятной арки. Подъехав туда почти одновременно, мы вышли из машин, дивясь и любуясь роскошным сооружением на диковатом иссыккульском берегу. Дика особенно потрясли фараоны – щедро позолоченные, в каких-то перьях и змеях, кругло и пристально глядевшие на заозерные горы Кунгей-Алатоо.
– Хорошие фараоны, – сказал я, и Дик согласно кивнул головой. Кажется, они сейчас возьмут и всё тут захватят.
– Да, – сказал Дик. – Я такого еще никогда не видал.
А повидал он немало. Малым ребенком приехав в Америку из России лет тридцать тому назад, он легко и с удовольствием освоился в новом мире, успешно торговал антиквариатом и благодаря усилиям родителей, бывших школьных учителей, сохранил русский язык в пристойном объеме. Прекрасной целью его жизни было объехать все дикие места, оставшиеся еще на нашей Земле. Он фотографировался с африканскими людоедами, продирался сквозь волглые тропические заросли острова Борнео и пил шампанское на Северном полюсе. Он не был авантюристом, он был одержимым. Торгуй он не фальшивыми яйцами Фаберже, а подержанными автомобильными покрышками, он отыскал бы другое увлечение, не столь дорогостоящее: например, собирал бы акульи зубы и медвежьи когти. Но в любом случае предмет его увлечения хоть косвенно, хоть как был бы связан с риском для жизни и ночным захватывающим страхом.
В Центральную Азию, на Иссык-Куль, его привела твердая уверенность в том, что в этих заповедных краях мало что изменилось со стародавних времен и что по Великому шелковому пути нет-нет да идут верблюжьи караваны: бренчат колокольчики, разбойники с большой дороги засыпают порох на полки своих инкрустированных перламутром карамультуков...
Пятнадцать минут спустя после нашего знакомства мы уже стали приятелями. Я с сердечным почтением выслушал рассказ Дика о его прямоточной страсти и, в свою очередь, рассказал своему новому знакомому о том, что я журналист и приехал в эти края собирать материал для израильской газеты. Таким окольным образом выяснилось, что оба мы родом из России, и мы с новым интересом принюхались друг к другу, как пара Полканов или Трезоров. Номера нам были заказаны в единственной здесь приличной гостинице "Снежный барс", и путешествие по берегу озера мы – ради приятного разговора – продолжили в одной машине.
– Что это здесь написано? – указывая на рекламный щит у придорожного шалмана, спросил Дик. Его способность к чтению заметно уступала разговорным возможностям.
– "У Мойши", – прочитал я. – "Еда как дома. Первое, второе и компот".
– Гм, – сказал Дик, – не совсем азиатское название... И почему не на местном языке?
– На местном я бы не сумел вам это прочитать, – сказал я. – Тут полно русских, включая евреев. А чабаны коренной национальности кочуют себе по горам и ни в чем себе не отказывают.
– Гм, – снова сказал Дик, – вы уверены?
– Почти да, – сказал я. – Кстати, наши с вами предки в далекие времена тоже кочевали со своими козлами и баранами по холмам Иудеи и Самарии. Или не так?
– Ну как вам сказать... – уклонился от прямого ответа Дик. – Вы же догадываетесь, что фамилия моего отца далеко не Джонс и даже не Иванов. Но зато я – Дик Джонс, и это главное!.. "У Мойши". Это ж надо только придумать!
– Да вы не расстраивайтесь, – искренне посоветовал я. – Возможно, это всего лишь трюк и за прилавком этой забегаловки стоит натуральный киргиз или русак. А что? Вполне возможный вариант.
– Да не в том дело, – удрученно заметил Дик. – Просто, прежде чем сюда ехать, я выучил местные названия. Это же настоящая прелесть, музыка! Вот послушайте: Тянь-Шань, Иссык-Куль, Хан-Тенгри, Кара-Кол, Джеты-Огуз. Хочется сесть в седло, охотиться, сплавляться по горным рекам... А тут – на тебе: "У Мойши".
Глядя на удрученного Дика, я понял, что меня ждут интересные дни.
Гостиница "Снежный барс" стояла на берегу озера, у кромки мрачной тихой воды.
– Между прочим, – оглядывая холл с деревянной регистрационной стойкой, сказал Дик, – снежный барс внесен в Красную книгу. Охота на него запрещена.
– Между прочим, – сказал я, – мне уже дважды предлагали шкуру снежного барса – убитого, заметьте, барса! – за двести долларов. И это до коммерческих переговоров.
– Да? – сказал Дик. – Надо обдумать это предложение.
Узкоглазая смешливая девочка за стойкой приняла наши паспорта и выдала нам по регистрационному бланку. Трудно сказать, что служило причиной ее смешливости: легкое утреннее настроение или незамутненность молодой души; но смотреть на нее было приятно. Заперев паспорта в жестяной коробке, девочка рассыпала по полированной стойке перед нами с полдюжины бумажных листков, на которых были напечатаны предложения приятных услуг, предоставляемых гостиницей: бассейн, тренажеры, сауна, массаж по-иссыккульски. На последнем листке значилось: "Охотничьи услуги с выездом". И нарисован почему-то крокодил, свернувшийся в кольцо, с раззявленной пастью. Увидев крокодила, Дик сделал стойку.
– Что там написано? – спросил он, придвигая охотничье объявление.
– Можно пострелять, – сказал я. – Значит, так... Кеклики, долина Кзыл-Таш, река Сары-Су.
Дик стал серьезен и торжественен, как будто услышал первые аккорды Девятой симфонии Людвига ван Бетховена. Музыка азиатских названий сильно на него действовала.
– Что это – кеклики? – спросил Дик.
– Птички такие, – сказал я. – Вроде воробьев. Они тут пишут: пятнадцать долларов штука, плюс два дня поездки в эту самую долину. Дороговато получается.
– Читайте дальше, – сдержанно попросил Дик.
– Улар, – прочитал я. – Сто двадцать шесть долларов. Отроги нарынского Тянь-Шаня. Перевал Тюя-Ашу. – И добавил, не дожидаясь вопроса: – Улар – это горная индейка.
– Дальше, – сказал Дик.
– Кабан, – продолжал я, – тысяча триста сорок один доллар. Выезд на четыре дня, собаки. Ну как, интересно?
– Очень, – сказал Дик. – А где этот кабан?
– Терскей-Алатоо, урочище Алтын-Арча, – прочитал я. – Тут целый прейскурант, не то что как в каком-то там "Макдоналдсе": гамбургер, чизбургер – и всё... Пошли дальше. Дикобраз, шестьсот семьдесят пять долларов. Ущелье Су-Уксай. Без собак, с фонарем... При чем тут фонарь?
– Ночная охота с фонарем, – процедил сквозь зубы Дик. – Это все понимают.
– Раз так – хорошо, – не стал я спорить. – Волк горный. Урочище Каинды. Восемьсот девяносто четыре доллара. Выделка шкуры по договоренности. Чучело головы по спецзаказу.
– А собаки? – спросил Дик.
– Про собак тут не написано, – сказал я. – Но дадут, наверно, если попросить получше.
– Хорошо... – сказал Дик. – Давайте дальше.
– Марко Поло, – прочитал я. – Девять тысяч восемьсот тридцать семь долларов. Подножье Хан-Тенгри. Экспедиция. Егерь, собаки, лошади.
– Как это – Марко Поло? – вздернув брови и глядя поверх узких очочков в золотой оправе, спросил Дик. – Вы что, шутите?
– И не думаю, – сказал я. – Во всяком случае, это не птица, иначе зачем тогда собаки.
– Значит, вы не знаете, – глухо и вместе с тем жестко сказал Дик. – Но там же написано, вы говорите, "экспедиция". А это значит, что дело серьезное. И егерь.
– Ну, можно написать "две экспедиции" и "четыре егеря", – позволил я себе усомниться. Но Дик меня не слушал.
– Милая девушка! – обратился Дик к смешливой регистраторше. – Вот тут написано "Марко Поло". Это кто?
Старательно шевеля губами, девушка углубилась в чтение, а потом принялась смеяться и хохотать, как будто прочитанное развеселило ее сверх всякой меры. Отсмеявшись и немного успокоившись, она благосклонно взглянула на Дика и сказала:
– Это мы не знаем.
– Ну как же так? – укорил Дик. – Это ведь ваш отель, вы здесь работаете, на вашем рабочем месте лежит важный документ – а вы ничего не знаете. Кто же знает?
Тогда девушка потянулась к телефонной трубке, набрала номер и заговорила с кем-то на родном киргизском языке.
– Сейчас она узнает, – сказал я Дику. – В конце концов она это в школе не проходила... Вот тут телефон этой охотничьей конторы, давайте запишем и позвоним.
Тем временем к стойке подошли от нечего делать пожилой лифтер в национальном колпаке и плечистый охранник, русский человек.
– Я охотник, – не тратя слов попусту, представился Дик. – Марко Поло это кто?
– Козел это, – дал справку лифтер.
– Сам ты козел! – решительно опроверг охранник. – Не козел, а баран. Дикий.
– Крупный? – с надеждой спросил Дик. – Большой?
– О-го! – обнадежил знающий охранник. – С ишака будет, это точно.
– Я приглашаю вас на охоту, – сказал мне Дик. – Пошли звонить!
К подножью Хан-Тенгри назначено было лететь с местного аэродрома кочковатого поля, на окраине которого торчал бетонный барак. В бараке сидел милиционер в форменной фуражке и вдумчивыми глотками пил зеленый чай из синей с красными розами пиалушки. Самолеты прилетали сюда редко, по крайней необходимости.
Организаторы и участники охотничьей экспедиции договорились встретиться на аэродроме в девять утра – не слишком рано, не слишком поздно. Солнце скользило в небесах, жара не докучала. Озеро лениво лоснилось, белели снежные вершины горного хребта. День обещал быть приятным и свежим.
Первым к месту сбора прибыл хозяин коммерческого предприятия "Золотая мишень" г-н Конурбаев. В одной руке он держал свернутую в трубу карту района Хан-Тенгри, в другой – тульскую двустволку двенадцатого калибра. До назначенной встречи оставалось еще четверть часа, и г-н Конурбаев отправился к милиционеру пить чай. Спустя считанные минуты появился сопровождающий молодой человек в походном снаряжении, по имени Руслан. Оружия при нем не было, зато на его плечах тяжко сидел дорожный мешок с продолговатыми накладными карманами, из которых выглядывали бутылочные головки. Сопровождающий, в силу своего незначительного служебного положения, не присоединился к чаепитию в бараке, а остался снаружи, привольно развалившись в траве под шелковичным деревом. Без пяти девять и мы с Диком вылезли из гостиничного микроавтобуса, который подрулил прямо к бараку. По бетонным ступеням крыльца нам навстречу спустился г-н Конурбаев с картой и ружьем.
– Самолет уже на подлете, – сказал г-н Конурбаев. – Егерь сейчас подтянется – и удачной охоты!
Но самолет почему-то все не прилетал, и егерь не подтягивался. Оглядев чистое пространство, г-н Конурбаев вздохнул и вернулся в барак пить чай с милиционером.
Надо сказать, что этот мой приезд в Центральную Азию не первый: я здесь бывал и прежде. Мне нравится этот неброский остров посреди мира, населенный людьми, исполненными внутреннего достоинства, гостеприимными и склонными пошутить при всяком подходящем случае. Мне нравится их созерцательное отношение к жизни и смерти, их родственная привязанность к камням и деревьям отчей земли. Есть в этом нечто фундаментальное, вечное – в том, разумеется, понимании, в каком нам доступна категория "вечность"; тут спору нет... Это как раз то, что мне хотелось бы видеть в людях моего народа, чего только не нахватавшегося, не набравшегося за две тысячи лет чужбины.
Случайно сойдясь с Диком Джонсом у подножья дикой арки, расставившей ноги, как будто она собралась помочиться, я почувствовал желание открыть этому человеку моего всё же рода-племени красоту и прелесть здешних людей и мест. Охота на Марко Поло у подножья Хан-Тенгри, в совсем уже диких краях, вполне соответствовала этому моему намерению. От практического его осуществления нас отделяло появление егеря и полчаса полета на "кукурузнике", тряском, как телега.
Егерь явился пешим ходом, одновременно с самолетом – зеленым бипланом "АН-2", рассчитанным на двенадцать пассажиров. Одежда егеря была подобрана кое-как: из-под клеенчатого драного плаща, когда-то желтого, торчали холщовые портки, заправленные в сбитые кирзовые сапоги. На голове сидела по-своему элегантная в своей бесформенности шапка-ушанка, когда-то коричневая, битая многолетними дождями и ветрами. Дубленое лицо под шапкой имело багровый оттенок, голубые глаза на нем светились снисхождением к людям и любовью к окружающей природе. Поперек носа, пониже переносицы, белел глубокий неровный шрам – такие появляются обычно после удара надколотой бутылкой. Нетрудно было догадаться, что перед нами беспредельно пьющий человек.
– Будем здоровы! – сказал егерь, подойдя, и освобожденно скинул с плеча наземь рыболовный бредень, намотанный на палку. – Фу, черт... Дядя Жора я.
– Будем, будем! – откликнулся из-под дерева сопровождающий Руслан. Сперва опохмелимся, а потом уже будем здоровы... Чего опаздываешь-то?
– Это не я, – нашелся дядя Жора и улыбнулся совершенно беззаботно, это вот он опаздывает. – И указал рукой на заходящий на посадку "АН-2". Гляди!
Руслан и не подумал пялиться на порхающий над полем "кукурузник". Медленно поднявшись с земли, он, прижимая большой палец к ноздре – сначала к одной, потом к другой – старательно прочистил нос, оборотился к милицейскому бараку и замахал руками. Это означало, что время пришло и можно отправляться в путь. Г-н Конурбаев немедля появился на крыльце с трубой и ружьем. Милиционер тоже вышел проводить охотников.
– Примите подарок от нашей фирмы, – сказал г-н Конурбаев с крыльца, как с трибуны. – Охотничий талисман. – И протянул Дику деревянную коробочку.
Дик был растроган. Открыв коробочку, он обнаружил в ней, в красной бархатной постельке, металлическую скобу с фигурными ушками, величиной с палец.
– Что это? – спросил Дик.
– Наш народный музыкальный инструмент, – сказал г-н Конурбаев.
– А что, – сказал я, – будем играть в свободное время. На фоне Хан-Тенгри... Может, это такой манок для Марко Поло.
– Тут бархат, – сказал Дик. – Вы такого даже в Нью-Йорке не купите.
– Ну, Нью-Йорк! – сказал я. – Мало ли чего там нет... Я видал, как играют на этой штуке: вставляют ее в пасть и дергают за скобку. И во рту возникают музыкальные звуки. Приморские народы дуют в этом случае в большую раковину, а в горах где вы возьмете море?
– Зачем же тогда егерь принес невод? – задал резонный вопрос Дик.
– Во-первых, это не невод, а бредень, – сказал я. – А во-вторых, я понятия не имею, что он им собирается ловить и, главное, где: тут Волга нужна как минимум или лучше Миссисипи.
– А вы видели, что у него с носом, – спросил Дик, – у этого дяди Жоры?
– А то! – сказал я. – Ну, может, упал где-нибудь. С горы.
Самолет выл, трещал и кашлял, и эта какофония пробуждала в моем сердце героический отзвук: путешествие будет опасным. Нас ждут серьезные испытания, тяготы и лишения, а Марко Поло окажется сродни тигру или льву и окажет сопротивление. Да и "кукурузник" был похож изнутри не на пассажирский лайнер, а на военное средство для воздушной перевозки спецназа к месту боя и смерти.
С высоты птичьего полета озеро напоминало растянутую для просушки шкуру, мездрой вверх. Горные цепи окаймляли лоснящуюся воду с севера и юга, а на востоке светилось ледяное навершие Хан-Тенгри, подсвеченное высоким солнцем в золотой и алый тона. Самолет то проваливался в воздушные ямы, то карабкался по отрогам туч. Сопровождающий Руслан, разлегшись на полу и подложив под голову свой мешок, безмятежно спал, а дядя Жора с кислым видом наблюдал небесную стихию через мутный иллюминатор. По пути к Хан-Тенгри нам предстояло совершить промежуточную посадку и принять на борт второго сопровождающего, местного коновода с практическим опытом.
Мы сели посреди гор, на окраине какого-то кишлака с райским названием Пои-Мурда. Незаглушенный двигатель самолета кашлял и стрелял. Коновод протиснул в узкую дверцу ящик водки, а затем ввалился и сам.
– Салям алейкум, Питьке! – приветствовал коновода разбуженный мелодичным звоном бутылок Руслан.
– Здоров, братан! – уложив на ящик винтовку-малопульку, отозвался Питьке и захлопнул за собою овальную дверцу, отделяющую нас от небесного пространства.
Надо сказать, что, судя по славянским чертам лица, Питьке был никакой не Питьке, а скорее Витька либо Петька. Его заросшая рыжей щетиной морда и нос пуговкой пришлись бы куда более кстати в какой-нибудь деревеньке на Орловщине или Тульщине, чем в кишлаке Пои-Мурда. Но неисповедимы пути Господни – как духовные, так и ножные.
– Как его звать-то, а, дядя Жора? – прокричал я, наклонившись к уху нашего егеря: "кукурузник" как раз поскакал на взлет.
– Да Витька это Еремин, – сказал дядя Жора. – А лошадей уже на месте возьмем.
– Он водки вон принес целый ящик, – сказал я и замолчал, ожидая реакции егеря.
– Ну да! – оживился дядя Жора. – А как же! В горах денег нет, откуда там деньги. Вот бутылкой и будем платить, и самим тоже надо. Ты не бойся, обратно не потащим!
– А Марко Поло убьем или как? – спросил я с сомнением.
– А как же! – успокоил меня дядя Жора. – Обязательно! И волков наловим.
– Каких волков? – спросил я уже с дурацкой улыбкой. – Как?
– А вот сетью, – объяснил дядя Жора и указал на бредень, валявшийся в хвосте самолета.
Дик этого разговора не слышал, а то бы порадовался вместе со мной.
Не скажу, что я завзятый охотник, но звериную кровь могу пролить. Да, могу.
Всякой охоте предшествует продуманная тщательная подготовка, а завершает ее дружеская пирушка на природе: шипит на огне мясо, и водка, журча, бежит к печени охотников. Люди с сердечной радостью, как в добрые допотопные времена, пожирают убоину, добытую собственными руками. Тут и костер, и звездный вечер, и увлекательные лживые рассказы... Исключение составляют лишь профессиональные охотники, которые колотят дичь на продажу: те не пируют и не врут у костра.
Подготовка начинается задолго до часа стрельбы и включает в себя выслеживание, преследование, загон или засаду; всем хватает дела. Сам выстрел занимает считанные секунды: "Бах, трах!" – и кусочек обточенного свинца вонзается в тело зверя и валит его на землю. Или подранивает, и тогда он остается инвалидом на всю оставшуюся жизнь. Или пролетает мимо. В этих двух последних случаях запасливые охотники имеют в своих мешках кое-что про запас: тушенку, лучок, хлебушек. Не помирать же с голоду посреди леса или гор, если охотничья удача прошла стороной! Наоборот, этот неприятный случай надо отметить как положено и смыть горький осадок. Человек отчего выпивает? Ну это давно известно: либо от радости, либо от горя. А третьего не дано.
Наша подготовка пошла своим ходом, когда мы с Диком вышли из дверей гостиницы "Снежный барс" и сели в микроавтобус, чтобы ехать на аэродром. Около полудня мы приземлились в конечной точке – на покатом лугу, за которым бежала прыткая горная речка. На лугу белела юрта, из дырки в ее круглой крыше выползал голубоватый дымок. Тут же стояла у коновязи четверка лошадей, внимательно наблюдавших за приземлением нашего самолета.
Пилот подрулил почти к самой юрте и заглушил мотор. Образовалась приятная тишина, сквозь которую с усилием пробивался звон речных струй. Мы долетели, небо отпустило нас без ущерба и без потерь.
Заслышав тишину, из юрты вышел пожилой киргиз с усами, в парадной лисьей шапке. Придерживая полость, он пропустил нас в свое войлочное жилище, посреди которого горел невысокий костерок. У стены против входа было сложено в аккуратную стопку полдюжины разноцветных, как леденцы, одеял. Дик жадно озирался по сторонам, ему здесь нравилось.
– Абдильда это, – кивая на хозяина, сказал дядя Жора. – Мужик стоящий: и играет, и поет.
– На чем играет? – попытался я уточнить: в юрте не видно было ничего, хоть отдаленно напоминающего музыкальный инструмент.
– Да на всем! – сказал дядя Жора. – И поет.
Витька тем временем втащил, пятясь, ящик водки и установил его близ входа, на кошме. Убедившись, что ящик красиво стоит, он вытянул из ячеек две бутылки и положил их на дастархан у костра.
– Можно начинать, – сказал Витька и улыбнулся. – Как говорится, со счастливым прибытием! Стаканы давай, Абдильда, чего телишься...
Юрта, как выяснилось вскоре, была поставлена здесь специально к нашему приезду: фирма г-на Конурбаева отрабатывала свои 9837 долларов. Дело теперь было за малым: убить Марко Поло. Ни я, ни Дик не знали, что мы потом с ним сделаем: съедим ли его здесь, в юрте, или устроим пикник на горе Хан-Тенгри. Но и неудача все же не исключалась на корню, выглядывала тайком из-за горных зубцов. Впрочем, с такими ребятами, как дядя Жора, Руслан и небритый Витька, шанс на успех был высок. О том же, как видно, думал и Дик своим американским помидором.
– Марко Поло – хороший? – спросил он вдруг у дяди Жоры.
– Обязательно! – рассеянно сказал дядя Жора, следивший за тем, как Витька разливает водку по стаканам. – Вкусный очень. Осенью у него жира на два пальца.
– За всё хорошее! – держа стакан на уровне зубов, сказал Витька. – И, конечно, за нашего дорогого гостя из Америки. – Как зовут Дика, он не знал, поэтому ограничился географическими сведениями.
Охотники пили водку с облегчением. Абдильда высыпал на дастархан сваренные в бараньем жиру боорсаки, а Руслан достал из своего мешка кока-колу в жестянках, шоколадные батончики "Марс" и диетическую жевательную резинку без сахара.
– Сейчас бешбармак, а потом отдых, – объявил Абдильда.
– А на охоту завтра? – спросил Дик.
– Завтра экскурсия, – сказал Абдильда. – Тут, говорят, древние люди когда-то жили, интересно же.
– А на охоту когда? – спросил Дик.
– Куда спешить? – удивился Абдильда. – Кушать надо, отдыхать надо!
Дядя Жора прислушивался к разговору вполуха. Подправляя пальцем непослушную вставную челюсть, он старательно жевал диетическую резинку. Шрам на его носу порозовел. На дядю Жору приятно было смотреть: накануне трудной охоты на Марко Поло этот человек был совершенно безмятежен и получал удовольствие от текущей жизни.
– Дядя Жора, – почтительно спросил я, – а что это у тебя с носом? Такие вопросы вполне уместно задавать за выпивкой, после третьей.
– Микроб укусил, – охотно объяснил дядя Жора и тычком вернул на место выскочившую челюсть.
Я хотел было спросить, как он собирается обходиться на охоте без ружья, но раздумал: недостаточно было выпито.
Часа через три об охотничьей экспедиции не заходило и речи. Говорили, дружелюбно перебивая друг друга, о заоблачных ценах в городских дуканах, о близких и дальних родственниках, о мрачных перспективах на будущее в окрестностях Хан-Тенгри и в Америке, о тающем на глазах поголовье овец, о волках, дерзко появляющихся на улицах кишлаков, и о каком-то Соловьеве, застреленном на прошлой неделе в самом центре Москвы с близкого расстояния. Собрались на постсоветском пространстве, за водкой, бывшие советские люди, и им было не до Марко Поло. Каждый предлагал свой план устройства новой жизни, отличный от других: осушить озеро Иссык-Куль и со дна пускать ракеты на Луну, или продать китайцам тянь-шаньские горы и вырученные деньги поделить поровну между гражданами, или распустить милицию и присоединиться к Соединенным Штатам Америки. Дик тоже внес предложение: всех горожан переселить сюда, в горы, поближе к природе, и пусть занимаются скотоводством; и тогда, при полной рабочей отдаче, можно будет года через три-четыре догнать Новую Зеландию по производству баранины. Такая перспектива не зажгла выпивающих. Дядя Жора меланхолично клевал перешибленным носом, а Витька, отвернувшись в сторону, громко хихикал. Да и Абдильда с Русланом не видели ничего путного в рабочем соревновании с неведомой Новой Зеландией и неодобрительно покачивали головами.
– Ты нам лучше про Америку расскажи, – попросил дядя Жора. – Как там вообще-то? Поют, играют?
Но Дик не склонен был рассказывать про Америку, он пустился в путаный рассказ о своих приключениях в зарослях острова Борнео. Киргизы вежливо слушали Дика, а дядю Жору природа тропического острова с его змеями и крокодилами ничуть не занимала, он, поджав под себя ноги, задумчиво сидел на кошме, мурлыкая что-то себе под нос неожиданно приятным голосом.
За бешбармаком, водкой и легкими разговорами хорошо сидится. Время сбрасывает свой раковый панцирь, оно не подразделяется больше ни на минуты, ни на часы и выходит из повиновения железным стрелкам, бессмысленно бредущим по кругу. Вместе со временем возвращается к первоосновному положению и пространство. Америка уже не располагается в пятнадцати часах полета от Хан-Тенгри, за Атлантическим океаном – она просто далеко, как всякий далекий предмет: Москва или Луна. Да и Тель-Авив, хоть он и поближе, совершенно не виден; а раз так, то к чему ломать голову над тем, как там обстоят дела с иракскими ракетами – нацелены они на редакцию моей газеты или больше почему-то не нацелены?
Обо всех этих материях, наряду с запуском межпланетного корабля со дна осушенного озера Иссык-Куль, мы согласно толковали за дастарханом. Так прошел первый день охоты на Марко Поло. И сумерки пришли к юрте на своих синих ногах.
На чистом горном воздухе хорошо спится. Ранним хрустальным утром, разлепив глаза, я обнаружил себя лежащим на полу юрты, в красном конверте, сложенном из широкого одеяла, набитого верблюжьей шерстью. По соседству в голубом конверте мирно спал Дик, а дядя Жора лежал с открытыми глазами под бараньим тулупом.
– Здоровье как? – мутно глядя, спросил дядя Жора. – Сейчас выпьем по маленькой, позавтракаем – и на экскурсию. А я пойду зайцев наловлю на обед, Абдильда просит.
– Я с тобой! – вызвался я с открытою душой. – И Дик пойдет.
– Не! – отклонил дядя Жора. – Заяц шума не терпит, к нему подход нужен.
– А как же ты без ружья-то? – задал я уместный вопрос. – На зайца?
– Ничего! – махнул рукой дядя Жора. – Управлюсь как-нибудь.
– Он ружье свое год уже как пропил, – донес Витька, вошедший с воли.
– Ну да, пропил! – охотно подтвердил дядя Жора. – А на кой оно мне, это ружье? В тебя, что ль, в дурака, палить?
– А хоть бы и в меня, – без спора согласился Витька. – Охотник без ружья не бывает, ты у кого хочешь спроси.
Витька был прав. Дядя Жора снова махнул рукой, отвел глаза и прекратил бесплодный разговор.
– Ну, иди, что ли! – сказал Витька, ухмыляясь во всю свою небритую рожу. – Сеть-то берешь?
– На кой она мне, эта сеть? – хмуро удивился дядя Жора. И добавил уже совсем ни к селу ни к городу: – Ветер же!
Но не было никакого ветра. Намотав портянки и натянув сапоги, дядя Жора ушел ловить зайцев, а мы с Диком потянулись к рукомойнику умываться. Абдильда тем временем сложил наши одеяла, раскинул дастархан и притащил казанок с кипящей шурпой. Появилась и бутылка водки по соседству с казанком. Витька, подцепив когтем, содрал с бутылки колпачок.
– Похмелимся – и поедем, – сказал Абдильда. – Как спали? Хорошо?
– Куда поедем? На охоту? – с надеждой спросил Дик.
– К древним людям, – твердо сказал Абдильда. – По плану.
Отправились втроем – Абдильда и мы с Диком. Витька и Руслан остались, сославшись на подготовку к охоте, к ее заключительному этапу. А мы пошли.
Мне нравятся древние люди, эти лохматые ребята с дурными манерами. Я живо представляю себе, как они сидят в своей пещере, вокруг костра, как, укореняя устную литературную традицию, сочиняют лживые рассказы о ловчих, а возможно, и любовных похождениях и ревут песни, размахивая обглоданными мослами оленей и кабанов. Я испытываю к ним родственные чувства и умиленно удивляюсь себе самому. Иногда мне хочется оказаться среди них.
Дику ничего такого не хотелось. У подножья Хан-Тенгри он испытывал лишь одно желание – убить Марко Поло, и как можно скорей. Поэтому заваленная валунами долинка, куда привел нас Абдильда, ничуть его не обрадовала. Разглядывая изображения людей и зверей, нацарапанные на камнях нашими древними родственниками, он явно скучал.
– Я спросил у Абдильды, как зовут мою лошадь, – сказал мне Дик. – И вы знаете, что он мне ответил?
– Ну что? – не смог я угадать.
– Лошадь! – сказал Дик. – Просто лошадь!
– Да-а... – сказал я. – Зато он вас не обманул, а ведь мог запросто как хоть с этими рисунками.
– Что вы имеете в виду? – насторожился Дик. Он не любил, когда его водят за нос.
– Может, их тут понаделали специально к вашему приезду, – сказал я. Привезли какого-нибудь народного художника с орденом, он и нарисовал.
– Черт их возьми! – в сердцах сказал Дик.– Надо спросить у дяди Жоры, он, мне кажется, честный человек.
Честный дядя Жора появился в долинке под конец осмотра. Охотничьими трофеями он не был обременен, зато тащил за собой на веревке собачку величиной с сурка.
– Заяц где? – цыкнув слюной сквозь зубы, спросил Абдильда.
– Что я тебе – рожу его, что ли? – отпарировал дядя Жора. – У него четыре ноги, а у меня всего две... – Наш егерь, как видно, хлебнул водочки, настроение у него было безоблачное. Но и Абдильда одним вопросом не ограничился.
– А кошку эту зачем привел? – хмуро спросил Абдильда, указывая на собачку.
– Это не кошка, – справедливо заметил дядя Жора. – Я ее на Марко Поло пущу, она загонять будет.
– Она загонит... – сказал Абдильда и снова сплюнул.
Я с опаской оглянулся на Дика, скептически поглядывающего на егеря и его дворняжку. Ясно было и слепому, что эта собака в лучшем случае поймает блоху на собственном хвосте.
– Я одно хочу понять, – строгим голосом сказал Дик, – Марко Поло где? И как мы его возьмем?
– Э, милок! – оживился дядя Жора. – Ты не сомневайся нисколечко! Тебе за такие бабки Чингисхана на цепи приведут, не то что Марко Поло.
Ответ, однако же, не удовлетворил Дика. Неодобрительно покачав головой, он с неприязнью поглядел на собаку и сунул в рот жевательную резинку из запасов Абдильды.
– А древние люди, – желая разрядить обстановку, спросил я у дядя Жоры, – здесь жили, как думаешь? Или нет?
– Да кто ж их знает! – резонно ответил дядя Жора. – Тут вообще-то неплохо: трава, деревья.
Абдильда остался недоволен ответом.
– Они все ж не птицы, – заступился за допотопных обитателей этих мест Абдильда, – чтоб на деревьях сидеть.
С экскурсии возвращались молча, в подмоченном настроении. Посвистывали сурки, стоя торчком у входов в свои норы.
К ужину стало ясно, что питье водки в юрте, экскурсия, наблюдения за полетом птичьих стай и утренняя прицельная пальба по порожним бутылкам, всё это входит в пакет услуг, обозначенный как "шестидневная охотничья экспедиция", венцом которой явится убийство Марко Поло. Меня такой расклад событий ничуть не тяготил: пусть тезка великого венецианца попрыгает еще день-другой по горным крутизнам. Я с легкостью души обсуждал с Абдильдой виды на овечий приплод, с Русланом – несомненные преимущества американского доллара перед невиданным покамест на берегах Иссык-Куля евро. Не оставался в стороне от беседы и Витька, его интересы нацеленно распространялись на государство Израиль: почем там недвижимость, почем там рубленый свинец для снаряжения охотничьих патронов? У меня сложилось впечатление, что Витька собирается ехать в еврейскую страну на ПМЖ и то ли присоединиться там к израильскому спецназу, то ли примкнуть к палестинским террористам. В ответ на мой вопрос о семейном положении Витька разъяснил, что отнюдь не женат, но имеет сильное желание создать семью. Есть у него уже и девушка на примете, вдова средних лет по фамилии Коган, с двумя детишками – девочкой и мальчиком. И это чистосердечное разъяснение укрепило меня во мнении, что наша скорая встреча с Витькой где-нибудь под оливами Иудеи или Самарии практически неизбежна. Ну что ж, будь что будет.
