Текст книги "Гибель 31-го отдела"
Автор книги: Пер Вале
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
Пер Валё
Гибель 31-го отдела
Посвящается МАЙЕ
1
Тревога началась в тринадцать часов ноль две минуты. Начальник полиции лично позвонил в шестнадцатый участок. А спустя одну минуту тридцать секунд в дежурке и других комнатах нижнего этажа раздались звонки
Когда Иенсен – комиссар шестнадцатого участка – вышел из своего кабинета, звонки еще не смолкли. Иенсен был мужчина средних лет, обычного сложения, с лицом плоским и невыразительным. На последней ступеньке винтовой лестницы он задержался и обвел взглядом помещение дежурки. Затем поправил галстук и проследовал к машине.
В это время дня машины текли сплошным блестящим потоком, а среди потока, будто колонны из бетона и стекла, высились здания. Здесь, в мире резких граней, люди на тротуарах выглядели несчастными и неприкаянными. Одеты они были хорошо, но как-то удивительно походили друг на друга и все до одного спешили. Они шли нестройными вереницами, широко разливались, завидев красный светофор или металлический блеск кафе-автоматов. Они непрестанно озирались по сторонам и теребили портфели и сумочки.
Полицейские машины с включенными сиренами пробивались сквозь эту толчею.
Комиссар Иенсен сидел в первой. Это была обычная полицейская машина, темно-синяя, с полоской. Следом ехал серый автобус с зарешеченными стеклами в задней двери и вращающимся прожектором на крыше.
Начальник полиции вызвал Иенсена по радиотелефону.
– Иенсен!
– Слушаю.
– Где вы находитесь?
– В центре площади Профсоюзов.
– Сирены включены?
– Да.
– Выключите, когда проедете площадь.
– Слишком большое движение.
– Ничего не поделаешь. Вам нельзя привлекать внимания.
– Нас все равно подслушивают репортеры.
– Ну, это не ваша забота. Меня беспокоит население вообще. Люди на улицах.
– Понял.
– Вы в форме?
– Нет.
– Хорошо. Кто участвует в операции?
– Я плюс четверо из патруля. И пикет из девяти полицейских. Эти в форме.
– Стоять перед домом или входить в него разрешается только патрулю. А пикет пусть быстро высадит половину команды за триста метров, проедет мимо и остановится на достаточном расстоянии.
– Будет исполнено.
– Перекройте главную улицу и переулки.
– Будет исполнено.
– На вопросы отвечайте, что этого требуют срочные дорожные работы. Например…
Начальник умолк.
– Лопнула труба теплоцентрали?
– Вот именно.
Потрескивание. Потом:
– Иенсен!
– Слушаю.
– Вы уже в курсе специфики обращения?
– Специфики обращения?
– Я думал, это все знают. Там никого не следует называть директором.
– Будет исполнено.
– Они очень щепетильны на этот счет.
– Понял.
– Я думаю, нет надобности указывать вам на… на деликатный характер задания?
– Нет.
Механические шумы в трубке. Звук, похожий на вздох, глубокий, металлический,
– Где вы сейчас находитесь?
– На правой стороне площади. Перед монументом Рабочего.
– Выключить сирены.
– Сделано.
– Увеличить дистанцию между автомобилями.
– Сделано.
– Вызываю по радио дополнительный патруль. Они будут вас ждать на стоянке. Используйте их как резерв.
– Понял.
– Где вы находитесь?
– На проезжей части вдоль северной стороны площади. Вижу Дом.
Улица была прямая, широкая, с движением в шесть рядов и узкой резервной зоной посредине. За высокой стальной оградой по левой ее стороне начинался откос, а далеко внизу растянулась гавань для судов дальнего плавания, с товарной пристанью, множеством складов и цепью тележек, белых и красных, вдоль грузовых причалов. Там, внизу, сновали люди – по большей части грузчики и шоферы в белых комбинезонах и красных фуражках.
Дорога шла вверх, огибая холм. С востока к ней подступала каменная стена. Стена была сложена из голубых валунов, скрепленных цементом, по ней отвесно спускались ржавые потеки от арматурного железа. Из-за стены выглядывали редкие верхушки деревьев с голыми ветвями. Снизу, с дороги, не видно было здания, спрятанного за деревьями, но Иенсен знал, что здание там есть, и знал даже, как оно выглядит. Это была психиатрическая лечебница.
Достигнув вершины холма, дорога едва заметно поворачивала направо. Там был расположен Дом. Он и без того принадлежал к числу самых высоких в стране, а благодаря своему положению просматривался из любой части города. Он всегда был перед глазами, и, откуда бы человек ни ехал, Дом виднелся в конце его пути.
Дом имел тридцать этажей и стоял на квадратном фундаменте. На каждой стене было по четыреста пятьдесят окон и белые часы с красными стрелками. На облицовку пошла глазированная плитка, темно-синяя у основания Дома, но чем выше, тем светлей.
При первом взгляде на Дом через ветровое стекло Иенсену показалось, будто он пробивается из земли, как неслыханных размеров колонна, и вонзается в холодное, по-весеннему безоблачное небо.
Иенсен по-прежнему прижимал к уху трубку радиотелефона и слушал. Дом разрастался, заслоняя горизонт.
– Иенсен!
– Слушаю.
– Я полагаюсь на вас. Вам предстоит лично разобраться в обстановке.
Короткая пауза, наполненная треском. Потом начальник неуверенно сказал:
– У меня все.
2
На восемнадцатом этаже полы были устланы голубыми коврами. Иенсен увидел две большие модели кораблей в застекленных витринах и холл с креслами и низким изогнутым столиком. В комнате со стеклянными стенами праздно сидели три молодые женщины. Одна из них бросила на вошедшего беглый взгляд и спросила:
– Вам кого?
– Моя фамилия Иенсен. У меня спешное дело.
– Ах, спешное…
Женщина нехотя встала и плавно, с хорошо заученной небрежностью прошествовала по коврику. Распахнув дверь, она выкрикнула:
– Вас спрашивает какой-то Иенсен!
У нее были красивые ноги и тонкая талия. А одета безвкусно.
Из дверей выглянула другая женщина. Чуть постарше, блондинка с правильными чертами и стерильной внешностью. Не обращая внимания на свою помощницу, она сказала:
– Прошу. Вас ожидают.
В угловой комнате было шесть окон, а под ней лежал город, безжизненный и ненатуральный, как на рельефной карте. День был ясный и холодный. Ослепительный солнечный свет не скрывал перспективы. Комната была выдержана в чистых и холодных тонах: стены, пластик на полу и мебель из стальных трубок – все очень светлое.
В одном из простенков стояла стеклянная витрина, где выстроились хромированные кубки, каждый на деревянной черной подставке с гравюрой венок из дубовых листьев. Сверху большинство из них было увенчано фигурами – то обнаженные стрелки из лука, то орлы с распростертыми крыльями.
На письменном столе помещался внутренний телефон, объемистая пепельница из нержавейки и костяная змея.
Сверху на витрине стоял настольный красно-белый флажок на металлическом стержне, а под столом – пара светло-желтых сандалий и пустая алюминиевая корзина для бумаг.
Посредине стола лежало письмо.
В комнате находились два человека.
Первый стоял у короткой стороны стола, опершись кончиками пальцев о полированную столешницу. На нем был отутюженный темный костюм, сшитые на заказ черные ботинки, белая сорочка и серебристо-серый шелковый галстук. Лицо гладкое и угодливое, волосы зачесаны, за массивными очками в роговой оправе – собачьей преданности взгляд. Иенсену часто доводилось видеть такие лица, особенно на экране телевизора.
Второй казался чуть помоложе, на нем были носки с желтой каемкой, поверх носков – подследники, светло-коричневые териленовые брюки и расстегнутая белая рубаха навыпуск. Этот подтащил к окну стул и стоял на коленях, уперши подбородок в ладони, а локти – в белый мраморный подоконник. Он был белокурый, синеглазый.
Иенсен предъявил свой служебный значок и шагнул к столу.
– Шеф издательства?
Мужчина в шелковом галстуке отрицательно помотал головой и отступил от стола, легкими поклонами и энергичными жестами указывая в сторону окна. Его улыбка как-то не соответствовала первому впечатлению.
Белокурый сполз со стула и неслышными шагами приблизился к Иенсену. Торопливо и энергично пожав руку Иенсену, он кивнул на письменный стол:
– Вот оно.
Конверт был белый, ничем не примечательный. На нем были наклеены три марки, а в нижнем левом углу – ярлычок “Срочное”. В конверте лежал лист бумаги, сложенный вчетверо. Как адрес, так и текст письма были склеены из отдельных букв, а буквы вырезаны из какой-то газеты. Бумага была чрезвычайно высокого качества, и формат ее казался не совсем обычным. Подняв письмо кончиками пальцев, Иенсен прочел:
“Чтобы отомстить за совершенное вами убийство в здание заложен мощный взрывной заряд с часовым механизмом ровно в четырнадцать часов двадцать третьего марта произойдет взрыв невинные не должны пострадать”.
– Она, разумеется, не в своем уме, – сказал блондин. Просто-напросто душевнобольная.
– Да, мы пришли к такому заключению, – сказал мужчина в галстуке.
– Или это попросту немыслимо глупая шутка, – сказал блондин. – И пошлая к тому же.
– Может быть, и так, вполне может быть, – поддержал мужчина в галстуке.
Блондин бросил на него равнодушный взгляд и сказал:
– Это наш директор. Первый директор издательства. – И после короткой паузы добавил: – Моя правая рука.
Лицо директора расплылось в улыбке, и он наклонил голову. Вероятно, это означало признательность, но может быть, он захотел спрятать лицо по каким-то другим соображениям. Ну, например, из скромности, почтения или самолюбия.
– У нас есть еще девяносто восемь директоров, – уточнил блондин.
Комиссар Иенсен взглянул на свои часы: 13.19.
– Насколько я понял, господин шеф, вы сказали “она”. Есть ли у вас основания предполагать, что отправительницей была женщина?
– Как правило, меня называют просто “издатель”, – сказал блондин. Он обогнул стол, сел в кресло и закинул на подлокотник правую ногу. – Оснований у нас вроде бы нет. Просто сказалось так. Ведь кто-то же составил это письмо.
– Вот именно, – сказал директор.
– Вопрос только – кто? – сказал блондин.
– Совершенно справедливо, – заключил директор. Улыбка сбежала с его лица, сменившись глубокомысленными складками на переносице.
Издатель закинул на подлокотник также и левую ногу.
Иенсен снова взглянул на часы: 13.21.
– Здание надо эвакуировать, – сказал он.
– Эвакуировать? Исключено. Нам пришлось бы тогда остановить все работы, и, может быть, часа на два. Вы понимаете, что это значит? Вы имеете хоть малейшее представление, во сколько это нам обойдется? – И, повернувшись вместе с креслом, блондин вызывающе посмотрел на того, кто был его правой рукой. Директор издательства с молниеносной быстротой распустил складки по всему лбу и, бормоча что-то себе под нос, начал быстро прикидывать на пальцах. Человек, который хотел, чтобы его называли издателем, окинул директора холодным взглядом и вернул кресло в исходное положение.
– Минимум семьсот пятьдесят тысяч. Вы понимаете? Три четверти миллиона. Как минимум. А может быть, в два раза больше.
Иенсен еще раз прочел письмо. Глянул на часы: 13.23.
Издатель продолжал:
– Мы издаем сто четыре журнала. Все они печатаются в этом доме. Их общий тираж превышает двадцать один миллион экземпляров. В неделю. И для нас самое главное – напечатать и разослать их без промедления.
Выражение его лица вдруг изменилось. Просветленный синий взор упал на Иенсена.
– В каждом доме нашей страны каждая семья ждет свой журнал. Наши журналы одинаково интересны для всех – для принцессы и для жены лесоруба, для крупнейшего общественного деятеля или деятельницы и для самых униженных и отверженных, если бы таковые у нас имелись, – словом, для всех.
И после короткой паузы:
– А дети, все эти милые малютки…
– Малютки?
– Да, девяносто восемь из наших журналов предназначены для детей.
– Серийные выпуски, – уточнил директор.
Блондин наградил директора неблагосклонным взором, и лицо у него снова изменилось. Досадливо повернувшись в кресле, он взглянул на Иенсена:
– Ну так как же?
– При всем моем почтении к этим доводам я настаиваю на эвакуации.
– Больше вы ничего не можете сказать? Чем же тогда, позвольте вас спросить, занимаются ваши люди?
– Ищут.
– И если бомба есть, они ее найдут?
– Это опытные люди, но у них слишком мало времени. Заряд взрывчатки нелегко обнаружить. Практически он может быть где угодно. Как только они найдут хоть что-нибудь, мне доложат непосредственно сюда.
– У вас еще есть в запасе три четверти часа.
Иенсен взглянул на свои часы:
– Тридцать пять минут. Но даже если они найдут заряд, для того чтобы его обезвредить, потребуется дополнительное время.
– А если никакой бомбы вообще нет?
– Я все-таки посоветовал бы очистить здание.
– Даже считая риск минимальным?
– Даже. Я допускаю, что угрозу могли не привести в исполнение, что ничего не случится. Но, к сожалению, нам известны и обратные примеры.
– Откуда?
– Из истории криминалистики.
Иенсен заложил руки за спину и качнулся на носках.
– Таково мое мнение как профессионала, – сказал он.
Издатель пристально поглядел на него.
– За какую сумму вы согласились бы изменить свое мнение? – спросил он.
Иенсен взглянул на него недоуменно.
Издатель, видимо, покорился судьбе.
* * *
– Это была только шутка, – мрачно пояснил он, затем спустил ноги с подлокотников, снова вернул кресло в исходное положение, уронил руки на стол и опустил голову на стиснутый левый кулак.
Потом он рывком выпрямился:
– Мы должны посоветоваться с моим кузеном, – и нажал кнопку внутреннего телефона.
Иенсен заметил время: 13.27.
Мужчина в шелковом галстуке как-то бесшумно переместился в пространстве и, очутившись подле Иенсена, шепнул ему:
– С шефом, главным шефом, шефом всего треста, главой концерна.
Издатель что-то промурлыкал в микрофон. Потом прижал трубку к уху и недружелюбно взглянул на шепчущихся. Нажал другую кнопку, пригнулся к микрофону и заговорил. Четко и деловито:
– Это комендант здания? Прикиньте, сколько времени уйдет на учебную пожарную тревогу. Со скоростной эвакуацией. Ответ должен быть готов не позже чем через три минуты. Доложите непосредственно мне.
В комнату вошел шеф. Такой же белокурый, как и его брат, но старше примерно лет на десять. Лицо у него было спокойное, серьезное и красивое, плечи широкие, осанка прямая. На нем был коричневый костюм, простой и строгий. Шеф с места в карьер заговорил низким приглушенным голосом.
– Сколько лет этой новенькой? – спросил он рассеянно и подобием кивка указал на дверь.
– Шестнадцать, – доложил брат.
– А-а-а.
Директор издательства очутился возле витрины, и вид у него сделался такой, словно он приподнялся на цыпочки, хотя стоял он на всей ступне.
– Это человек из полиции, – сказал издатель. – У него есть люди, которые ищут, но они ничего не найдут. И он говорит, что мы должны эвакуировать здание.
Шеф подошел к окну, поглядел, помолчал.
– Вот и весна пришла, – сказал он. – Ах, как красиво!
В комнате воцарилось молчание. Иенсен взглянул на часы: 13.29.
Шеф процедил сквозь уголок рта:
– Перегоните наши машины.
Директор опрометью бросился к дверям.
– Они стоят у самой стены, – кротко добавил шеф. – Ах, как красиво!
Молчание – на тридцать секунд. Потом что-то зажужжало, и на внутреннем телефоне мигнула лампа.
– Слушаю, – сказал издатель.
– От восемнадцати до двадцати минут с использованием лестниц, непрерывных и скоростных автоматических лифтов.
– Учтено все?
– Кроме тридцать первого.
– А если с… особым отделом?
– Значительно дольше.
При этом голос в микрофоне несколько увял.
– Винтовые лестницы слишком узки, – сказал он.
– Знаю.
Щелчок. Молчание. 13.31.
Иенсен подошел к одному из окон. Далеко внизу он увидел стоянку и улицу, разделенную на шесть рядов. Теперь она была пустынна. Он увидел также, что его люди перекрыли проезжую часть желтыми рогатками метрах в четырехстах от здания и что один из них направляет движение по боковой улице. Несмотря на расстояние, Иенсен отчетливо видел зеленую форму полицейских и белые нарукавники регулировщика. От стоянки отделились две большие черные машины. Они передвинулись к югу в сопровождении третьей белого цвета, которая, по всей вероятности, принадлежала директору.
Директор снова возник в комнате и стоял теперь у стены. Улыбка его выражала тревогу, голова поникла под бременем забот.
– Сколько всего этажей в здании? – спросил Иенсен.
– Тридцать над поверхностью земли, – ответил издатель, – и четыре под землей. Мы обычно исходим из цифры тридцать.
– Мне показалось, что вы упомянули тридцать первый?
– Разве? Это по рассеянности.
– А сколько у вас служащих?
– Здесь? В Доме?
– Да.
– Четыре тысячи сто в главном корпусе. Две тысячи в боковых крыльях.
– Итого свыше шести тысяч?
– Да.
– Я настаиваю на их эвакуации.
Молчание. Издатель повернулся вместе с креслом вокруг своей оси. Шеф стоял, засунув руки в карманы, и глядел в окно. Потом он медленно перевел взгляд на Иенсена. Его правильное лицо казалось очень серьезным.
– Вы и в самом деле допускаете, что в здание подложена бомба?
– Во всяком случае, с такой возможностью следует считаться.
– Вы полицейский комиссар?
– Да.
– В вашей практике бывали подобные случаи?
Иенсен ненадолго задумался.
– Это случай особого рода, но опыт учит нас, что угрозы, содержащиеся в анонимных письмах, более чем в восьмидесяти случаях из ста оказываются справедливыми… или по крайней мере основаны на фактах.
– Это доказано статистикой?
– Да.
– Вы знаете, во сколько нам обойдется эвакуация?
– Да.
– Наше предприятие более тридцати лет борется с экономическими затруднениями. Убытки растут из года в год. К сожалению, это доказано статистикой. Лишь благодаря большим жертвам личного порядка мы можем продолжать нашу деятельность.
Голос его приобрел другую окраску: стал горестным и сокрушенным.
Иенсен не отвечал. Тринадцать часов тридцать четыре минуты.
– Наша деятельность носит чисто идеалистический характер. Мы не бизнесмены. Мы издатели-книжники.
– Книжники?
– Свои журналы мы приравниваем к книгам, ибо они отвечают тем потребностям, которые никогда не смогли бы удовлетворить книги, издававшиеся в прошлом.
Он глянул в окно и бормотнул:
– Ах, как красиво! Сегодня я шел парком и видел, что там уже распустились первые цветы. Фиалки и подснежники. Вы любите природу?
– Да как вам сказать…
– Все люди должны любить природу. Ибо от этого жизнь становится богаче. Еще богаче.
И снова, повернувшись к Иенсену:
– Вы понимаете, чего вы от нас требуете? Расходы огромные. Положение у нас тяжелое, даже в частной жизни. Вот у меня дома после того, как последний раз подбили бухгалтерские итоги, в ходу лишь большие коробки спичек. Я говорю об этом для примера.
– Большие коробки?
– Да, из соображений экономии. Приходится экономить решительно на всем. Большие коробки гораздо дешевле. Это здоровая экономия.
Издатель к этому времени уже сидел на столе, поставив ноги на подлокотник кресла. Он глядел на своего кузена.
– Если бомбу и впрямь подложили, тоже может получиться здоровая экономия. Домик становится тесноват.
Шеф глянул на него с горечью.
– Ну, страховка-то покроет убытки, – сказал издатель.
– А кто покроет убытки страхового общества?
– Банки.
– А убытки банков?
Издатель промолчал, и шеф вторично перенес свое внимание на Иенсена.
– Я понимаю, что вы по долгу службы обязаны молчать.
– Разумеется.
– Начальник полиции вас рекомендовал. Надеюсь, он знал, что делает.
Иенсен не нашелся что ответить.
– Кстати, внутри здания нет полицейских в форме?
– Нет.
Издатель снял ноги с кресла и скрестил их под собой, как делают портные.
Иенсен покосился на часы. Тринадцать часов тридцать шесть минут.
– А если бомба есть в самом деле, – сказал издатель, – шесть тысяч человек… скажите-ка, господин Иенсен, какой процент составят потери?
– Потери?
– Ну да, потери в людях?
– Это нельзя предсказать заранее.
Издатель пробормотал, как бы ни к кому не обращаясь:
– Найдутся такие, которые скажут, что мы нарочно дали им взлететь на воздух. Это вопрос престижа. – И обращаясь к кузену: – А о потере престижа ты подумал?
Шеф устремил затуманенную синеву глаз на город, белый, чистый, кубистский. Самолет вычерчивал геометрические фигуры на ясном весеннем небе.
– Эвакуировать, – сквозь приоткрытый уголок рта проронил он.
Иенсен заметил время: 13.38.
Рука издателя легла на внутренний телефон. Рот приблизился к микрофону. Голос был четким и решительным:
– Учебная пожарная тревога. Провести скоростную эвакуацию. Через восемнадцать минут в доме не должно быть ни одного человека, кроме особого отдела. Начинайте ровно через девяносто секунд.
Красная лампочка погасла. Издатель встал и пояснил:
– Для сотрудников тридцать первого лучше спокойно сидеть у себя в отделе, чем гонять по лестницам. Ток будет отключен в ту самую минуту, когда последний лифт спустится вниз.
– Откуда у нас могут быть такие недоброжелатели? – сокрушенно сказал шеф.
И ушел.
Издатель начал обуваться.
Иенсен вышел из комнаты вместе с директором.
Едва за ними захлопнулась дверь, у директора сразу же опустились уголки рта, лицо стало неподвижное и надменное, а взгляд – пронзительный и пытливый. Когда они проходили через секретарскую, молодые женщины, как по команде, склонились над своими столами.
Ровно в тринадцать часов сорок минут комиссар Иенсен вышел из лифта и пересек вестибюль. Он дал своим людям знак следовать за ним и толкнул вращающуюся дверь. Полиция покинула Дом.
Позади, перекатываясь между бетонными стенами, гремели усиленные микрофоном слова команды.