Текст книги "Полиция, полиция, картофельное пюре!"

Автор книги: Пер Вале

Соавторы: Май Шёвалль
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

XII

Леннарту Колльбергу задание, которое он получил, казалось и бессмысленным и противным, но уж никак не трудно выполнимым. Нужно найти каких-то конкретных людей, поговорить с ними, и все.

Сразу же после десяти он вышел из здания полиции в Вестберге; там все было тихо и спокойно, что главным образом объяснялось нехваткой людей. В работе же, напротив, недостатка не было, ибо на великолепно унавоженной почве так называемого «общества всеобщего благоденствия» преступность во всех ее формах расцветала пышным цветом. Причины такого положения казались совершенно неясными – во всяком случае, для власть имущих и для теоретиков.

За благопристойным, приглаженным, даже респектабельным фасадом Стокгольма скрывались джунгли большого города, где наркомания и развращенность достигли широчайшего размаха, где бессовестные воротилы совершенно открыто наживали огромные барыши на порнографии в ее самых грязных и отвратительных формах, где профессиональные преступники не только росли численно, но и становились все более и более хорошо организованными. То, что алкоголизм, который всегда был проблемой, и преступность среди молодежи продолжали все расти и расти, не могло удивить никого, кроме служащих учреждений, отвечавших за борьбу с этими явлениями, и правительственных кругов.

Стокгольм, что поделаешь.

От того города, в котором Колльберг родился и вырос, мало что осталось. Экскаваторы спекулянтов земельными участками и бульдозеры так называемых специалистов по уличному движению снесли, с благословения планировщиков, бóльшую часть старых, добротных строений, оставив только своего рода заповедники культуры, которые, потеряв окружение, отдавали теперь излишней патетикой и резали глаз. Характер города, его настроение и стиль исчезли, или, точнее говоря, бесповоротно стали другими.

А механизм стокгольмской полиции от излишней перегрузки работал все с бóльшим скрипом, и нехваткой людей это объяснялось лишь отчасти, главными здесь были другие причины. Все упиралось не в то, чтобы полицейских было больше, а в то, чтобы они работали лучше, но об этом никто не заботился.

Так думал Леннарт Колльберг.

Добраться до жилого района, которым ведал Хампус Бруберг, оказалось непросто. Он находился в южной части города, в местах, которые во времена детства Колльберга были дачными.

Школьником он ездил туда вместе с классом на экскурсии. Теперь это был район, в точности напоминавший многие другие, застроенные доходными домами. Изолированная группа быстро и небрежно приткнутых друг к другу высотных зданий, единственное назначение которых – дать владельцу как можно бóльшую прибыль и одновременно заразить своей унылостью и неуютом тех несчастных людей, коим придется здесь жить. Поскольку жилищный кризис в течение многих лет поддерживался искусственным путем, даже эти квартиры были желанными, а квартплата – почти астрономической.

Контора Бруберга размещалась, вероятно, в самом лучшем и тщательно отделанном помещении, но даже здесь пятна сырости проступали по фасаду, а дверные косяки отошли от стен.

Однако главным ее недостатком, с точки зрения Колльберга, было то, что самого Бруберга не оказалось на месте.

Помимо его личного кабинета, просторного и довольно хорошо обставленного, здесь был зал заседаний и две маленькие комнаты. В них жили техник и две консьержки, одна лет пятидесяти, другая совсем молоденькая, не старше девятнадцати.

Старшая оказалась сущей крокодилицей, и Колльберг предположил, что ее главная задача – грозить жильцам выселением и отказывать в ремонте квартир. Девушка была дурнушкой, неуклюжей, прыщавой и, как видно, совсем забитой. Мужчина производил впечатление человека, смирившегося со своей судьбой. По всей вероятности, его неблагодарная миссия заключалась в том, чтобы следить за исправностью сантехники. Колльберг решил, что говорить ему следует с крокодилицей.

Нет, господина Бруберга на месте нет. Он не появлялся здесь с пятницы. Тогда он зашел в контору минут на десять, взял портфель и уехал.

Нет, директор Бруберг не сказал, когда он вернется.

Нет, ее зовут не Хелена Хансен, и она никогда не слышала здесь такой фамилии.

Нет, директор Пальмгрен обычно не занимался этими домами. С тех пор, как их построили четыре года назад, он был тут только два раза, причем вместе с директором Брубергом.

Что она делает в конторе? Конечно, собирает квартирную плату и следит за тем, чтобы жильцы не нарушали порядок.

– А это не самое легкое дело, – злобно сказала крокодилица.

– Охотно вам верю, – быстро согласился Колльберг.

И ушел. Он сел в машину и поехал в северную часть города.

Поставил машину на Кунгсгатан и подошел к подъезду проверить, по тому ли адресу приехал.

Судя по перечню названий, в доме помещались главным образом кинофирмы и юридические бюро, но было и то, что он искал. На четвертом этаже было указано не только «Акционерное общество Хампус Бруберг», но и «Банковская фирма Виктор Пальмгрен».

На старом, скрипучем лифте Колльберг поднялся на четвертый этаж и увидел, что оба этих названия украшают одну и ту же дверь. Он дернул за ручку, но дверь оказалась заперта. Конечно, был и звонок, но он предпочел свой старый верный способ и забарабанил в нее кулаком.

Открыла женщина. Удивленно взглянула на него большими карими глазами:

– Что случилось?

– Я ищу директора Бруберга.

– Его здесь нет

– Вас зовут Хелена Ханссон?

– Нет… А вы кто такой?

Колльберг вытащил из заднего кармана визитную карточку. Комната, в которой он очутился, была похожа на самую обычную контору: стол, пишущая машинка, шкаф, бумаги и прочее. Через полуоткрытую дверь он видел еще одну комнату, вероятно, личный кабинет Бруберга. Она была меньше секретарской, но уютнее. Казалось, что бóльшую ее часть занимают письменный стол и большой сейф.

Пока Колльберг осматривался, женщина захлопнула дверь на замок. Вопросительно глядя на него, она спросила:

– Почему вы решили, что меня зовут Ханссон?

Ей было лет тридцать пять. Стройная, темноволосая, с широкими бровями и короткой стрижкой.

– Я думал, что вы секретарь директора Бруберга, – рассеянно ответил Колльберг.

– Я и есть его секретарь.

– А как же вас зовут?

– Сара Муберг.

– И вы не были в Мальмё в среду, когда был убит Пальмгрен?

– Не была.

– У нас есть сведения, что Бруберг был в это время в Мальмё вместе со своим секретарем.

– В таком случае не со мной. Я не езжу ни в какие поездки.

– И секретаря звали фрекен Хелена Ханссон, – упрямо продолжал Колльберг.

– Мне неизвестна эта фамилия. Кроме того, я замужем. У меня двое детей. И я, как уже сказано, не сопровождаю Бруберга в его поездках.

– Кто же тогда такая фрекен Ханссон?

– Не имею понятия.

– Может быть, она работает где-нибудь у вас в концерне?

– Я, во всяком случае, никогда о ней не слышала. – Женщина пристально посмотрела на него. – До сих пор. – Потом тихо добавила: – Хотя ведь есть же так называемые разъездные секретари.

Колльберг не стал касаться этой темы.

– Когда вы видели Бруберга в последний раз?

– Сегодня утром. Он пришел в десять, с четверть часа был в своем кабинете. Потом ушел. Я думаю, в банк.

– А где он может быть сейчас?

Она взглянула на часы.

– Вероятно, дома.

Колльберг заглянул в свою бумажку.

– Он живет на Лидинге, да?

– Да, улица Чедервеген.

– У него есть семья?

– Есть. Жена и дочь семнадцати лет. Но их дома нет. Уехали отдыхать в Швейцарию.

– Вы это точно знаете?

– Да, я сама заказывала им билеты на самолет. В пятницу. Они улетели в тот же день.

– После этого случая в среду, в Мальмё, Бруберг работал как обычно?

– Пожалуй, нет. Едва ли так можно сказать. Он очень нервничал в четверг. Тогда ведь мы еще ничего определенно не знали. О том, что директор Пальмгрен умер, нам стало известно только в пятницу. И в пятницу Бруберг пробыл здесь около часа. А сегодня, как я сказала, всего минут пятнадцать.

– А обычно он у себя в конторе бывает дольше или нет?

– О да, он почти все время здесь. Сидит в своем кабинете.

Колльберг подошел к двери, ведущей в кабинет, и заглянул в нее. На столе три черных телефона, возле сейфа элегантный чемодан. Небольшой, кожаный, затянутый ремнями. Как видно, совсем новенький.

– Вы не знаете, был здесь Бруберг в субботу и в воскресенье?

– Кто-то, во всяком случае, здесь был. По субботам контора закрыта, так что я два дня была выходная. А когда сегодня утром пришла, то сразу заметила, что кто-то рылся в бумагах.

– А этот «кто-то» может быть кем-то иным, кроме Бруберга?

– Едва ли. Ключи есть только у меня и у него.

– Как вы думаете, он еще придет сюда сегодня?

– Не знаю. Может быть, он из банка поедет прямо домой. Это скорее всего.

– Лидинге, – пробормотал Колльберг. – Чедервеген. До свидания, – вдруг оборвал он беседу.

Проезжая по мосту через Вэртан и глядя на корабли в гавани и сотни лодок с полуголыми загорелыми отпускниками, он думал, какую глупость делает, что болтается по городу. Конечно, можно было сидеть в своем кабинете, а этих людей вызвать к себе по телефону. Но тогда он бы их не нашел, а это уже ни к черту не годилось. Кроме того, Мартин Бек сказал, что дело срочное.

На Чедервеген стояли дома, может статься, и не сверхроскошные, но выгодно отличающиеся от серой унылости, с которой он только что столкнулся. Здесь уже жили не бедняги, которые, не имея иного выбора, позволяют людям типа Пальмгрена и Бруберга выжимать из себя деньги. По обеим сторонам дороги красовались дорогостоящие виллы в стиле бунгало с великолепно ухоженными садами.

Дом Хампуса Бруберга казался вымершим. Следы автомашины вели к гаражу, но, когда Колльберг заглянул в него через одно из маленьких окошек в стене, он оказался пустым. На звонки и стук в двери никто не отвечал, гардины на огромных окнах были опущены, и разглядеть виллу изнутри Колльбергу не удалось.

Он вздохнул и пошел к соседнему дому. Эта вилла была больше и шикарнее, чем у Бруберга. Колльберг позвонил, дверь открыла высокая светловолосая женщина, на редкость тощая, с аристократическими манерами. Когда он представился, она надменно и с легким презрением взглянула на него, не проявляя никакого намерения пригласить в дом. Он изложил свое дело, и она холодно сказала:

– У нас здесь нет привычки шпионить за своими соседями. Я не знаю директора Бруберга и ничем не могу вам помочь.

– Печально.

– Может быть, для вас, но не для меня. Скажите, а кто вас сюда прислал?

Судя по голосу и выражению голубых глаз, она его в чем-то подозревала. Ей было лет тридцать пять-сорок. Холеная. Кого-то она ему очень напоминала, но кого именно, он вспомнить не мог.

– Что ж, прощайте, – уныло сказал он, пожав плечами.

Сев в машину, Колльберг заглянул в свою бумажку. Хелена Ханссон называла свой адрес – Вестеросгатан в Васастадене и номер телефона. Он поехал в отделение полиции на Лидинге. Его коллеги в штатском сидели над карточками футбольной лотереи, попивая лимонад из бумажных стаканчиков.

– Я сюда пришел только позвонить, – устало произнес Колльберг.

– Звони по любому.

Колльберг ехал в Васастаден и по дороге думал о том, что и Лидинге с его лощеным видом тоже кладет свою гирю на весы растущей преступности. Только живут здесь люди богатые, и они могут скрыть свои делишки за чистеньким фасадом.

В доме на Вестеросгатан лифта не было, и Колльбергу пришлось карабкаться на пятый этаж в пяти разных подъездах. Дом был ветхий и запущенный хозяевами, в заасфальтированном дворе между бочками для мусора сновали большие жирные крысы.

Он звонил в разные квартиры, иногда двери открывались, и разные люди испуганно смотрели на него. Здесь полиции боялись, и, как видно, причины для этого были.

Никакой Хелены Ханссон он не нашел.

Никто не мог сказать, живет ли здесь женщина с такой фамилией и жила ли вообще. В таких домах не любили давать сведения полиции, да и мало что знали друг о друге.

Колльберг стоял на улице, вытирая лицо носовым платком, который давным-давно был насквозь мокрым от пота. Несколько минут размышлял. Потом сдался и поехал домой. Через час его жена сказала:

– Почему ты так плохо выглядишь?

Он уже принял душ и сидел, завернувшись в мохнатое полотенце, с банкой холодного пива в руках.

– Потому что я себя так чувствую, – ответил он. – Эта проклятая работа…

– Бросать ее пора.

– Это не так-то легко.

Колльберг был полицейским и ничего не мог поделать с тем, что всегда старался быть как можно более хорошим полицейским. Это стремление было как будто встроено в механизм его психики и стало бременем, которое он почему-то обязан нести.

Задание Мартина Бека казалось простым заурядным делом, а оно не давало ему покоя. Нахмурившись, он спросил:

– Слушай, Гюн, а что такое разъездной секретарь?

– Обычно своего рода «девушка по вызову», у которой в портфеле всегда наготове ночная рубашка, зубная щетка и противозачаточные таблетки.

– Значит, обычная проститутка?

– Вот именно. Обслуживает бизнесменов и прочих, когда они куда-нибудь едут и не хотят искать себе потаскуху на месте.

Он поразмыслил и решил, что ему нужна помощь. У себя в отделе он на нее рассчитывать не мог, потому что народ был в отпусках. Вздохнув, Колльберг пошел к телефону и позвонил в уголовную полицию на Кунгсхольмсгатан.

Ему ответил человек, с которым он меньше всего хотел иметь дело, – Гюнвальд Ларссон.

– Как у меня дела? – недовольно ответил тот. – А как ты думаешь? Поножовщина, драки, грабежи, сумасшедшие иностранцы, готовые отдать любые деньги за наркотики. А людей почти нет. Меландер сидит в Вермдё, Рённ в пятницу уехал в свой Арьеплуг, Стрёмгрен на Майорке. Кроме того, похоже, что в такую жару люди становятся агрессивнее. А тебе чего?

Колльбергу Гюнвальд Ларссон был неприятен. «Он сообразительность потерял еще в колыбели», – подумал Колльберг. А вслух сказал:

– Я насчет этого дела Пальмгрена.

– Ничего общего с ним иметь не хочу, – быстро сказал Ларссон. – И так уже имел с ним достаточно неприятностей.

Колльберг тем не менее изложил ему историю своих мытарств. Гюнвальд Ларссон слушал, изредка вставляя злые реплики, а один раз оборвал его, сказав:

– Чего ты зря стараешься мне все объяснить? Не мое это дело.

Тем не менее что-то его все-таки заинтересовало, потому что под конец он спросил:

– Так ты говоришь, Чедервеген? А какой номер?

Колльберг повторил номер дома.

– Хм, – сказал Ларссон. – Может быть, тут я сумею что-то сделать.

– Спасибо, – выдавил из себя Колльберг.

– А я не для тебя стараюсь, – сказал Ларссон, будто и в самом деле имел в виду какие-то свои цели.

А он их и имел.

Колльберг удивился этой заинтересованности. Желание помочь другому никогда не было характерной чертой Гюнвальда Ларссона.

– Что касается этой потаскухи Ханссон, – мрачно произнес Ларссон, – то тебе лучше всего поговорить с полицией нравов. Конечно же, в Мальмё на первом допросе ей пришлось показать свое удостоверение личности. Так что зовут ее скорее всего Хеленой Ханссон. А вот адрес она могла соврать какой угодно.

Колльберг повесил трубку, потом тут же набрал еще один номер. На этот раз он звонил Осе Турелль, в полицию нравов.

XIII

Закончив разговор по телефону, Гюнвальд Ларссон тут же спустился вниз, сел в машину и поехал прямым путем на Лидинге.

Он рассматривал свои тяжелые ладони, лежавшие на баранке, и посмеивался про себя. Юмор висельника.

Приехав на Чедервеген, он бросил беглый взгляд на по-прежнему мертвый дом Бруберга и направился к соседней вилле. Позвонил. Дверь открыла та же тощая блондинка, которая двумя часами ранее выпроводила Колльберга.

– Гюнвальд, – ошеломленно сказала она теперь. – Какого… Как ты смел сюда явиться?

– О, – насмешливо ответил он. – Старая любовь не ржавеет.

– Я не видела тебя больше десяти лет, и за это благодарна. – Нахмурив светлые брови, она подозрительно спросила: – Это не ты подослал ко мне того толстяка, что приходил сегодня утром?

– Нет, не я. Хотя я пришел по тому же делу.

– Могу повторить только то же, что сказала ему. Я не шпионю за своими соседями.

– Нет? А впустить меня в дом ты собираешься? Или мне разнести эти твои дурацкие палисандровые двери?

– Я на твоем месте умерла бы от стыда. Хотя у тебя не хватит тонкости для этого.

– Потихоньку исправляюсь.

– Уж лучше входи, чем стоять здесь и позорить меня.

Она распахнула дверь. Гюнвальд Ларссон перешагнул порог.

– А где эта вонючка, муж твой?

– Хюгольд в штабе. У него сейчас много работы, очень ответственной.

– И ему не удалось тебя обрюхатить за тринадцать или за сколько там лет?

– Одиннадцать, – сказала она. – И не хами. Впрочем, я дома не одна.

– Вот как? И любовника завела? Небось какой-нибудь курсантик?

– Оставь при себе эти вульгарные шуточки. Ко мне на чашку чая заглянула подруга детства. Соня. Может быть, ты ее помнишь?

– Слава Богу, нет.

– Ей не очень повезло, – сказала женщина, поправляя свои светлые волосы. – Но у нее очень респектабельная работа. Она зубной врач.

Гюнвальд Ларссон промолчал. Он вошел следом за ней в просторную гостиную. На низком столике стоял чайный сервиз, а на диване сидела высокая худощавая женщина с каштановыми волосами и грызла печенье.

– Это мой старший брат, – сказала блондинка. – К сожалению. Его зовут Гюнвальд. Он… полицейский. А раньше был просто бродяга. В последний раз я видела его больше десяти лет назад, да и до этого встречалась с ним не часто.

– Ну, веди себя хоть теперь приличнее, – произнес Гюнвальд Ларссон.

– И это говоришь мне ты? А где ты был в последние шесть лет жизни отца?

– В море. Я работал. И больше, чем кто-нибудь другой в этой семье.

– Ты свалил на нас всю ответственность, – горько сказала она.

– А кто наложил лапу на все деньги? И на остальное?

– Ты промотал свою часть наследства еще до того, как тебя выгнали из флота, – холодно ответила она. – А как теперь ты называешься? Констебль?

– Первый помощник комиссара.

– Папа перевернулся бы в гробу, услышав об этом. Значит, ты даже не сумел дослужиться до комиссара, или как это называется. А сколько ты получаешь?

– Это тебя не касается.

– А что ты здесь делаешь? Может быть, пришел взять в долг? Это бы меня не удивило. – Она взглянула на подругу, молча следившую за их разговором, и деловито добавила: – Он всегда отличался наглостью.

– Вот именно, – сказал Гюнвальд Ларссон и сел. – Принеси-ка еще чашку.

Она вышла из комнаты. Гюнвальд Ларссон с проблеском интереса в глазах взглянул на подругу детства. Та не ответила на его взгляд. Вернулась сестра, неся на украшенном резьбой серебряном подносике чайный стакан в серебряном же подстаканнике.

– Зачем ты сюда пришел? – спросила она.

– Я уже сказал. Ты должна выложить все, что тебе известно об этом Бруберге и его шефе, Пальмгрене, который умер в среду.

– Умер?

– Да. Ты что, газет не читаешь?

– Может, и читаю. Только тебя это не касается.

– Его убили. Застрелили.

– Застрелили? Господи, какими пакостями ты занимаешься!

Гюнвальд Ларссон невозмутимо помешивал чай.

– Впрочем, я тебе уже ответила. Я не шпионю за соседями.

Ларссон отпил из стакана. Потом резко поставил его на стол.

– Перестань кривляться, Малышка. Ты любопытна, как омар, и была такой с тех пор, как научилась ходить. Я знаю, что тебе известно много всякой всячины и о Бруберге и о Пальмгрене. Ты и эта твоя крыса, то есть муж, оба все отлично знаете. Я же представляю себе, как это делается в ваших высоких кругах.

– Твои грубости ничему не помогут. Во всяком случае, я ничего не скажу. Тем более тебе.

– Нет, скажешь. Иначе я приведу с собой полицейского в форме и буду заходить в каждый дом в радиусе километра. Представлюсь и скажу, что ты моя сестра, но теперь стала важной и не хочешь мне помочь, приходится просить других.

Она уставилась на него неподвижным взглядом. Наконец глухо сказала:

– Неужели у тебя хватит нахальства…

– А ты не задумывайся над этим. Давай-ка, запускай свою мельницу.

Подруга детства следила за этим диалогом со скрываемым, но все-таки очевидным интересом.

После долгого, напряженного молчания сестра покорно сказала:

– Да, ты, как видно, и впрямь способен на это. Так что ты хочешь знать?

– Чем Бруберг занимался в последние дни?

– Это меня как раз не касается.

– Совершенно верно. Но именно поэтому я готов побиться об заклад, что ты стояла и глазела каждый вечер на этот дом. Ну?

– Его семья в пятницу уехала.

– Знаю. Еще что?

– В тот же день он продал автомашину жены, белый «феррари».

– Откуда тебе это известно?

– Приходил покупатель. Они стояли во дворе и договаривались.

– Вот оно как. Дальше.

– Я думаю, что Бруберг в последние дни не ночевал дома.

– Откуда ты знаешь? Ты что, проверяла?

– С тобой просто невозможно говорить. Ну, трудно не заметить того, что происходит в соседнем доме.

– Ты считаешь, его здесь не было?

– Да нет, несколько раз он приезжал. По-моему, увозил по частям вещи.

– Кроме этого покупателя автомашины, кто-нибудь еще здесь был? Кто и когда?

– В субботу вместе с Брубергом приехала какая-то блондинка. Они пробыли в доме часа два. Потом носили в машину вещи. Сумки и все такое. Вчера здесь тоже были люди. Изысканно одетая пара и какой-то человек, похожий на адвоката. Они ходили и все осматривали, а тот, который похож на адвоката, что-то записывал.

– И как ты это истолковала?

– Как то, что он пытается продать дом. Думаю, что ему это удалось.

– Ты слышала их разговор?

– Ну, иногда просто нельзя не услышать.

– Это уж точно, – сухо сказал Гюнвальд Ларссон. – И похоже, что он продал виллу, так?

– Да, я слышала обрывки разговора. Говорили, например, что быстрые сделки всегда самые удачные, а эта устраивает обе стороны.

– Дальше.

– Они распрощались очень любезно. Жали руки и хлопали друг друга по плечу. Бруберг передал часть вещей. И ключ, по-моему. Потом эти люди уехали в своей машине. Черный «бентли». А Бруберг еще оставался часа два. Топил печки. Обе трубы долго дымились. Мне показалось… Она замолчала.

– Что тебе показалось?

– Что это странно. Ведь жара стоит. Потом он ходил по дому и опускал шторы. После этого уехал. С тех пор я его не видела.

– Малышка, – дружелюбно сказал Ларссон.

– Ну что еще?

– Из тебя мог бы выйти отличный полицейский.

Она сделала брезгливую гримасу и сказала:

– Ты еще долго будешь меня мучить?

– Теперь уже нет. Насколько хорошо ты знаешь Бруберга?

– Иногда встречались. Ведь соседи.

– А Пальмгрена?

– Бегло. Как-то видела его у Бруберга. Один раз мы дома устраивали прием в саду, он тоже был. Ты же знаешь, на такие вечера обычно приглашают всех соседей. А Пальмгрен оказался случайно у Бруберга, ну и пришел за компанию.

– Один?

– Нет, с женой – молодой и совершенно очаровательной.

– Ну, а какое у тебя впечатление от этих людей?

– Они очень состоятельные – безразлично сказала она.

– Так и вы тоже, ты и твой фон барон.

– Да, – сказала она. – Это верно.

– Рыбак рыбака… – философски заметил Гюнвальд Ларссон.

Она долго смотрела на него, потом резко сказала:

– Я хочу, чтобы ты понял одно, Гюнвальд: такие люди, как Бруберг и Пальмгрен, вовсе не принадлежат к нашему кругу. Правда, у них много денег, особенно у Пальмгрена. Но им не хватает стиля, изысканности. Это бесцеремонные дельцы, которые сметают все на своем пути. Я слышала, Бруберг чуть ли не ростовщик, а Пальмгрен большинство своих темных дел вел за границей. Конечно, у таких людей есть деньги, которые открывают им доступ в высшие сферы, но все-таки им чего-то не хватает. И их никогда не признают до конца.

– Ну-ну, это уже занятно. Значит, ты не признаешь Бруберга?

– Признаю, но только из-за его денег. То же самое с Пальмгреном. Его состояние сделало его влиятельным и там и сям. Общество зависит от наличия людей типа Пальмгрена и Бруберга. Во многом они – более важные детали механизма страны, чем и правительство, и риксдаг, и прочее. Поэтому даже люди нашего круга вынуждены их признавать.

Потом она холодно добавила:

– Хюгольд может вернуться в любую минуту. И я не хочу, чтобы он тебя здесь застал.

– Короткий же у него рабочий день!

– Да, короткий. У людей высокой квалификации часто так бывает. Прощай, Гюнвальд.

Он встал.

– Ну что ж, ты, во всяком случае, помогла.

– Я бы не сказала тебе ни слова, если бы ты не шантажировал меня. И для меня было бы лучше не видеть тебя еще лет десять.

– И для меня тоже. Пока.

Она не ответила.

Подруга поднялась и сказала:

– Я, пожалуй, тоже пойду.

Гюнвальд Ларссон взглянул на нее. Высокая симпатичная девушка, ему почти по плечо. Хорошо и со вкусом одета. В меру накрашена. Вообще все в меру. Он не видел автомашины на улице и спросил:

– Подкинуть вас в город?

– Да, спасибо.

Когда они садились в машину, он покосился на руку девушки – нет ли обручального кольца. Кольца не было.

– Простите, я тогда не расслышал фамилию?

– Линдберг. Соня Линдберг. Я тебя помню с детства.

Может, пригласить ее куда-нибудь? Нет, спешить ни к чему. Он ей как-нибудь позвонит.

– Где тебя высадить? – спросил он.

– На Стюреплан. Я работаю на Биргерярлсгатан. И живу там же.

«Хорошо, – подумал он. – Не пришлось спрашивать». В кабинете на Кунгсхольмсгатан его ждало много дел. Сделав самые первоочередные, Гюнвальд Ларссон позвонил Колльбергу и пересказал ему то, что услышал, не называя источника этих сведений.

– Хорошо, Ларссон, – сказал Колльберг. – Значит, похоже на то, что он собирался удрать.

– По всей вероятности, уже удрал.

– Не думаю. Чемодан, о котором я говорил, по-прежнему стоит в его кабинете на Кунгсгатан. Я только сейчас звонил его секретарше, и она сказала, что полчаса назад Бруберг сообщил, что не успеет вернуться в контору до пяти.

– Он, наверное, отсиживается в какой-нибудь гостинице, – задумчиво произнес Ларссон.

– Очевидно. Я попытаюсь проверить. Но маловероятно, чтобы он поселился там под своим именем.

– Да, вряд ли. А ты нашел эту девицу?

– Пока нет. Жду сообщения из полиции нравов. – И пожаловался: – Долгое дело. Если я не успею попасть на Кунгсгатан до пяти, ты не мог бы последить за этой проклятой ростовщической конторой? Или поручить кому-нибудь?

Ларссону, разумеется, хотелось сказать «нет».

– Ладно, – все-таки выговорил он наконец. – Послежу.

– Спасибо.

«Скажи спасибо моей милой сестричке», – подумал Гюнвальд Ларссон.