Текст книги "Смерть сказала: может быть"

Автор книги: Пьер Буало-Нарсежак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

Глава 9

На сей раз Лоб был уверен, что докопался до истины. Но просто не представлял себе, как ему разузнать о дальнейшей судьбе Януша. Такая задача уже по части комиссара Бонатти. Но факты сами по себе увязывались безупречно! Он составил подробный отчет для супругов Нелли. И превосходно справился с такой работой благодаря своей исключительной памяти на детали. Перед его глазами снова прошло агентство по туризму, книжный магазин, ферма – так, словно ему показывали фильм, и в то же время он таинственным образом, не упуская из виду Зину, противопоставлял ее всем тем, кто ее знал. Это походило на суд, на котором он был одновременно судьей, адвокатом, экспертом, свидетелем и истцом.

«Теперь стало понятно, – писал он в заключение, – почему Зина нам лгала. В том, что имеешь умалишенного брата, не признаешься. Это семейная тайна. Должно быть, Зина очень скоро осознала или сообразила, что для нее будет лучше всего отказаться от планов на замужество. Но поскольку она и сама-то была не как все, то и придумала себе имидж, чтобы отваживать любопытных. Возможно, что в конце концов она слилась с ним. Что же касается такого странного брата, то мы вправе предполагать, будто он продолжает рыскать вокруг нее и угрожает ей. Почему? Чтобы вытянуть из нее немного денег? Из-за какой-то странной ревности? Тут все гипотезы правомочны. Достоверно лишь то, что Зину уже давно терроризируют, и она ждет худшего, что достаточно хорошо объясняет ее попытку самоубийства. И вот к какому выводу мы приходим, рассуждая логически: в опасности не только Зина, но вы и я – все мы подвергаемся известному риску, поскольку пытаемся ее оберечь. Ну как не думать, в свете известных нам теперь фактов, что, повреждая машину, открывая ворота, умалишенный нападал на всех нас одновременно. Поэтому мы тоже должны быть настороже. Комиссар Бонатти не сможет нам отказать в просьбе обеспечить нашу безопасность. Вы, Филипп, старайтесь как можно дольше оставаться в Ницце с Зиной. А вы, мадам, покиньте на время хутор и возвращайтесь к себе на виллу. Почем знать, что может зародиться в больном мозгу этого Януша? Завтра выезжаю в Милан…»

Лоб поостерегся записать мысль, хотя она и неотвязно его преследовала по пути в Италию, – мысль о том, что он полностью заблуждался в чувствах, владевших Зиной. Он, как дурак, втемяшил себе в голову, что у нее были любовники, ненавидел мужчину, который ее якобы преследовал, хотел занять его место, стереть с лица земли и даже верил в то, что выиграл партию. А на поверку никакой партии… Зина неизменно пребывала в гордом одиночестве. Клан Маковски! Брат и сестра, несущие свой крест, – вечно одинокие, изгои общества, безмолвно пожирающие друг друга и презирающие других!… Лоб терзался ревностью. Но унижение, испытываемое им теперь, оказалось еще нестерпимее. Сколько душевных мук, решений, так на него не похожих, шагов, не свойственных его характеру! И все это впустую. Впустую! Почему она его не осадила? Не дала ему отпора?.. Потому, что сочла недостойным откровенных признаний. Потому, что он ее вовсе не интересовал. Лоб чувствовал себя смертельно оскорбленным и дал себе зарок докопаться до сути этой тайны, отказывая кому бы то ни было в праве себя презирать. После всего, что он сделал…

Он презрительно ухмылялся, разглядывая в зеркале заднего вида свое мрачное лицо со следами переутомления… «Всего, что он сделал». Не смешно! Вот уже и готов требовать от Зины благодарности – он, кто терпеть не мог такого рода сладеньких чувств. Как будто бы кому-либо даны права на другого! Но в таком случае почему же Зина бросилась к нему в объятия? Потому что боялась. Глупец! По-твоему, если женщина позволяет себя обнять, можешь смело считать, что она тебя любит? Что ж, поищи: не осталось ли следов однажды проявленной нежности! Правда заключается в том, что с того момента, как ты прижал Зину к себе, она стала для тебя желанной. Вся твоя психология первого ученика, засидевшегося в холостяках, неутомимого книжного червя – сплошная фикция. Хочешь, чтобы она стала твоей? Так и скажи. Ты всего лишь обманутый в своих надеждах и разъяренный самец. И, в сущности, вовсе не против, что вместо любовника у нее обнаружился брат. Если она не принадлежит тебе, то пускай не принадлежит никому? Так, что ли?.. И ты разбиваешься в лепешку лишь потому, что все еще питаешь надежду ее смягчить! Защитник вдов и сирот!

Лоб нескончаемо, слой за слоем, сдирал с себя шкуру. Под одним слоем обнаруживался другой. Никогда не очистить ему свою совесть!

По приезде в Милан он был бы не прочь, чтобы его вытолкали за дверь полицейского участка. А вместо этого его приняли весьма любезно. И поскольку он, по своему обыкновению, подготовил точную формулировку запрашиваемой справки, поскольку, сам того не желая, хорошо себя подавал – с какой-то важностью и официальностью, неизменно производившими впечатление на чиновников, – там, не откладывая в долгий ящик, приступили к розыскам. В полицейских архивах документы не пропадают.

Отчет о нападении на Зину незамедлительно извлекли и, отряхнув от архивной пыли, предъявили Лобу. Он был расплывчатым и не содержал ничего такого, чего Лобу не было бы известно. Но, поскольку с тех пор было арестовано несколько асов по ночным грабежам, Лоб попросил разрешения взглянуть на карточки с их приметами. Сославшись на комиссара Бонатти, он утверждал, что, возможно, и узнает виновного по фото. Несколько часов спустя в Центральном бюро по розыску ему предъявили четыре фотоснимка. Лоб помнил лицо Януша и, главное, его взгляд. Ни один из четырех мужчин не оказался Янушем. И тем не менее этот опыт навел Лоба на мысль: Бонатти наверняка сумеет раздобыть фото Януша, поскольку еще до отправки в сумасшедший дом он подвергался аресту. С помощью этой фотографии, расспрашивая местных лавочников, возможно, удастся узнать: а не был ли замечен в Антрево и его окрестностях мужчина схожей внешности? Лоб распрощался, на всякий случай описав полицейским весьма приблизительные приметы Януша, а также сообщив им все известные ему сведения о Зинином брате.

Теперь ему не оставалось ничего другого, как вернуться в Ниццу. Он отправил телеграмму Мари-Анн, извещая о своем приезде, так как предпочитал разобраться с ней в сложившейся ситуации еще до встречи с Зиной, и через агентство по найму забронировал себе комнату в Ницце. Он не привык так подолгу сидеть за рулем и, прибыв к утру на фабрику, чувствовал себя совершенно разбитым. Мари-Анн находилась в служебном кабинете – на совещании с иностранными представителями, по словам секретарши. Но Лобу не пришлось долго дожидаться.

– Заботы, вечные заботы! – вздохнула Мари-Анн, протягивая ему руку. – Американцы выбивают у нас почву из-под ног. Они производят продукции больше и дешевле и пытаются выкупить наши мелкие предприятия. Не знаю, долго ли еще я продержусь.

Она провела по лицу длинными смуглыми пальцами и улыбнулась через силу.

– В Милане ничего, – сказал Лоб. – А здесь?

– Тоже ничего. В конце концов мне удалось добиться, чтобы Филипп сопроводил меня в полицейский участок. Этот визит его не воодушевлял. Вот он такой, Филипп… То увлекается какой-нибудь идеей. то отказывается от нее… Следует честно признать, что стройка отнимает у него все время. В данный момент заставить строителей работать – дело нелегкое… Бонатти принял нас весьма любезно. Он скептически выслушал Филиппа, сделал заметки… но категорически заявил: пока Зина не обратится в полицию лично, что-либо предпринимать он не вправе.

– Вы еще не получили мое письмо?

– Нет. Но вы же прекрасно понимаете, что Зина не станет подавать жалобу на брата.

– Однако тут появилась новая деталь, – настаивал Лоб. – С вашего позволения, я, в свою очередь, пойду повидать Бонатти. Он мог бы навести справки конфиденциально. Кстати, вы не замечали в Зине ничего за пределами нормы?

– Упаси Боже, нет. Я сняла для нее меблированную однокомнатную квартирку в Ницце, по улице Моцарта. Мне кажется, там ей будет спокойнее, нежели в отеле. А ей, по-моему, именно это и требуется. Я нахожу, что, вернувшись в город, она помрачнела… стала нервозной.

– Она боится, – подчеркнул Лоб.

– Возможно. А между тем чего ей так уж бояться? Целыми днями она помогает Филиппу в магазине или лаборатории. А для переездов по городу я оставила ей «симку». Впрочем, увидите сами.

– А согласится ли Филипп поехать со мной к Бонатти? Это придало бы вес моему запросу.

Сняв трубку, Мари-Анн набрала коммутатор.

– Вы узнаете это прямо сейчас, – сказала она, – но я очень удивлюсь, если он согласится. Он не способен ни о чем думать, кроме мастерской… Алло… Ниццу, пожалуйста… Спасибо… У меня сложилось впечатление, что вся эта история ему надоедает все больше и больше… Ах! Филипп… Передаю трубку.

– Добрый день, Филипп… Я только что вернулся из Милана. Нового ничего. Но я по-прежнему убежден, что Зинин брат находится где-то поблизости. Я намерен повидаться с Бонатти во второй половине дня… Не могли бы вы пойти вместе со мной?

– О! Нет, старина, нет… сожалею… Но никак не смогу вырваться. Мари-Анн объяснила вам ситуацию?.. У меня здесь столяр. Вы же знаете эту публику. Стоит его упустить – и прости-прощай. Его переманит кто-нибудь другой… Нет, ступайте один и передайте от меня привет. Кстати, строго между нами… Я вот спрашиваю себя: не зря ли мы паникуем?

– Так ведь вы сами…

– Верно! Однако с того момента, как мы узнали от вас о существовании братца, я, как ни странно, поуспокоился. Понимаете, псих долго не останется незамеченным. Если он тут объявится, считайте – ему крышка!

– Ему крышка, – эхом вторил Лоб. – В этом я не совсем уверен.

Удивившись его словам, Мари-Анн взмахом ресниц попросила разрешения взять вторую трубку.

– Я делаю все, что в моих силах, – продолжал Нелли. – Мы с ней вместе обедаем в бистро, поскольку кончаем работу поздно. Что же прикажете еще? В сущности, здесь она в большей безопасности, чем где бы то ни было. Не хотите ли переброситься с ней парой слов?.. Зина!… Лоб на проводе!…

И Лоб услышал дыхание Зины – как и в ту ночь, когда она звонила Флешелю.

– Зина!… Здравствуйте!… Как дела?.. Я наконец-то уладил свои… на сей раз окончательно. Я уже нахожусь в отпуске.

– Как я рада! – сказала Зина.

Ее голосу недоставало тепла. Девушка молчала, ожидая продолжения, и Лоб, смущаясь, подыскивал слова.

– Вам доставило бы удовольствие со мной пообедать?

– Погодите… Мне надо предупредить Филиппа. Лоб сообразил, что поступил как неотесанный мужлан. Приглашать Зину и не пригласить Филиппа – какая бестактность!

– Алло! – закричал он в трубку. – Зина… Вы меня слышите?.. Я приглашаю и Филиппа, само собой.

– Нет, – ответила Зина. – Он не сможет. Его даже вполне устраивает, что вы меня увезете… Так что заезжайте около часу… в магазин… До скорого, Эрве.

Она повесила трубку.

– Что я вам говорила? – пробормотала Мари-Анн. – Ее что-то явно угнетает, но она скрытничает. Услышав вас, по идее, она должна бы обрадоваться. А она отвечала вам как будто через силу.

Мари-Анн встала, машинально коснулась букетика гвоздик, украшавшего письменный стол.

– Теперь, – добавила она, – зная Филиппа… я задаюсь вопросом: а правильно ли он поступает в отношении Зины?.. Может, он требует работы, к которой у нее не лежит душа. Когда он поглощен очередным проектом, все остальное для него в счет не идет. Мне нередко приходилось испытывать такое на собственной шкуре.

Мари-Анн грустно улыбнулась.

– Держите меня в курсе, – попросила она. Лобу показалось, что она говорит, преодолевая смущение.

– И еще. Если вы сможете сами заботиться о Зине, намекните Филиппу, что его желают хотя бы изредка видеть дома.

Мари-Анн проводила Лоба до машины. На дворе выстроилась очередь из туристов, желающих совершить экскурсию на парфюмерную фабрику. Лоб пообещал звонить часто и, пересиливая гнетущее желание спать, опять сел за руль.

Агентство забронировало ему номер в роскошном отеле на набережной – каких он терпеть не мог из-за шума, вечного хождения туда-сюда, взрывов смеха, эксцентричных дамских туалетов. Он был угрюм и настроен на ворчливый лад, когда, приняв ванну и облачившись в костюм из летней ткани «альпага», направился к магазину Нелли. Поскольку Зинин голос звучал озабоченно, приходилось допустить одно из двух: либо она опять виделась с братом, либо тот ей написал. Нет, в Ницце она была не в большей безопасности, чем в деревне. Но как станешь ее непрерывно сторожить?

Магазин смотрелся отлично, несмотря на табличку: «Осторожно! Окрашено!» Нелли, одетый по молодежной моде – джинсы, ковбойка с засученными рукавами, – разговаривал с пожилым рабочим. Увидев Лоба, он расплылся в улыбке и протянул ему обе руки.

– Итак? Что вы на это скажете?

Он медленно повернулся, указывая рукой на внутреннее убранство, восхищаясь темной деревянной обшивкой прилавков.

– Смахивает на клуб, – продолжал он. – Зинина идея. У этой малышки хороший вкус по части интерьера. Отделка еще далеко не закончена. За вами новости… Зина!… К вам пришли!

То была она и не она. Какая заметная перемена за столь короткий срок! Начать с прически – более высокой, с гладким зачесом волос, что делало ее как бы выше ростом. Потом серьги – длинные, тяжелые, они подчеркивали, насколько исхудало ее лицо. И глаза, в особенности глаза, – подведенные сильнее обычного, они блестели каким-то лихорадочным блеском… нет… Лоб подыскивал эпитеты… беспокойным, словно Зина не вполне оправилась после тяжелой болезни. Лицо, выражавшее тревогу, – нет, лихорадочное возбуждение. Лоб протянул ей руку. Зинина рука оказалась горячей, сухой, твердой.

– Примите мои поздравления, – сказал он. – Вижу, вы славно потрудились.

– Правда ведь? – вмешался Нелли. – И в лаборатории тоже – на все сто. Ну, скажем, на девяносто девять. Ведь она у нас скромница.

Лоб сморщил нос.

– Что это за духи?

Нелли взял Зину за кисть и приподнял.

– Они еще не дозрели и не имеют названия. Понюхайте-ка… Недурственно, а?.. Духи реагируют на контакт с кожей… Аромат улучшается или наоборот. Этот запах пока находится в процессе обретения своего букета!… Если вам придет на ум имя знаменитой куртизанки… У меня они что-то выветрились из памяти.

Он громко рассмеялся. Зина живо высвободила кисть и взяла Лоба под руку.

– Пошли?

– Не особенно задерживайте ее, – попросил Нелли. – У нас тут запарка. А вечером мне предстоит еще вернуться на фабрику. Некоторые опыты я могу проводить только там. Приятного аппетита!

– Куда вы хотели бы пойти, Зина?

– Неподалеку от моего дома есть ресторанчик… Нам будет там уютно. И я покажу вам свою новую обитель.

Они молча зашагали в ногу, и Лоб изумлялся тому, что внезапно почувствовал, как все просто, полностью отрешился от забот и тревог.

– Ну, рассказывайте, – попросил он некоторое время погодя. – Как вы себя чувствуете?

– Хорошо… Никогда еще я не была в такой отличной форме.

– Ну а настроение?

– Отвечать начистоту?

– Прошу вас.

– Скверное!… Супруги Нелли чересчур усердствуют. Я предпочла бы пользоваться большей самостоятельностью. Терпеть не могу, когда мною распоряжаются… Меня приводят сюда и увозят туда, как мешок.

– Ну а работа вам нравится?

– Да… нет… Не знаю. Откровенно говоря, не знаю.

Она взяла Лоба за запястье.

– Увезите меня, Эрве… Увезите меня отсюда как можно дальше. Вы много путешествуете. Для вас это не проблема.

– Что касается меня, – ответил Лоб, – так я бы ни о чем другом и не мечтал. Но существуют еще супруги Нелли.

– Ах! Супруги Нелли! – вскричала Зина. – Вам не было бы цены, если бы вы поменьше…

– Поменьше?..

Она передернула плечами. Лоб остановился и огляделся вокруг. Машины стояли даже на тротуарах. Спешащая толпа вынуждала их идти не задерживаясь.

– Но не могу же я сделать вам предложение прямо на улице?! – сказал Лоб, желая всем своим видом показать, как он шокирован.

Зина рассмеялась. Она смеялась все громче и громче.

– Зина!… На нас смотрят люди. Она смеялась до слез.

– Зина, да вы плачете!

– Оставьте меня!

Лоб растерялся и просто не знал, что же ему делать. Он предложил Зине носовой платок.

– Странный вы человек, Эрве, – пробормотала она, и ее голос звучал уже тверже. – А вот и ресторан.

Они вошли, и Зина исчезла в коридоре, ведущем к туалетам. Потрясенного Лоба донимали вопросы. Его подозрения находили подтверждение. Януш наверняка находился в Ницце и никогда не позволит сестре уехать. Отсюда и такой своеобразный спазм отчаяния. Слова в меню танцевали у него перед глазами… Кальмары… фрикандо… Аппетит совершенно пропал. Этот обед, от которого он ждал так много, не удался. Стоило ему остаться с Зиной наедине, и, как правило, надежды не оправдывались. Зина вернулась и села, предлагая его глазам гладкое, непроницаемое лицо. У нее вдруг разгорелся аппетит. Теперь она была способна улыбаться и шутить, сполна наслаждаться вкусом розового прованского вина, и Лоб уже не решался вернуться вспять и напомнить ей, к примеру, про сделанное ей предложение. Он также не мог рассказать Зине о проведенном расследовании. Словом, он ни о чем не мог вести разговор и только через силу подавал реплики, сознавая, что он никудышный собеседник и ей остается лишь сожалеть о том, что она приняла его приглашение. Тем не менее за десертом он робко попытался взять ее за руку.

– Зина!

Порою достаточно чуть понизить голос, поддаться волнению, и атмосфера интимности восстанавливается, беседа вновь обретает соответствующую тональность. Но Зина от него уже ускользнула. Она глянула на часы.

– Я покажу вам свою квартиру… Ну, словом, квартиру, которую мне преподнесли!

Невозможно было уловить, посмеивалась ли она, а если да, то над кем именно. Улица Моцарта находилась в двух шагах от ресторана. Они поднялись в лифте на пятый этаж.

– Консьержки нет? – поинтересовался Лоб.

– Нет.

– Входи кто хочет?

– Конечно.

Зина рылась в сумочке, отыскивая ключи. Лоб оттолкнул двустворчатую дверь лифта, помогая ей выйти. Но створка была на пружине и, автоматически захлопываясь, стукнула ее по локтю, так что Зина выронила сумочку. Из нее выпали пудреница, губная помада, документы…

– Я становлюсь все более неловким, – проворчал Лоб. – Прошу прощения.

Зина протянула ему ключи от квартиры.

– Открывайте.

Он повернул ключ английского замка, подстерегая щелчок.

– Как неосмотрительно с вашей стороны! – заметил он. – Лучше бы вы запирали дверь на два оборота.

Убедившись, что все собрала с полу, Зина выпрямилась.

– А я всегда запираю на два.

– Только не на сей раз. И вот вам доказательство…

Он слегка надавил ключом, и собачка замка поддалась. Дверь приоткрылась.

– А между тем я твердо знаю… Лоб перешагнул порог.

– Нет! – закричала Зина. – Эрве, прошу вас… не входите!

– Почему? Значит, там кто-то есть? И тихо добавил:

– Он там?

Лифт внезапно стал опускаться, вызванный с нижнего этажа. Зина следила за кабиной и с растерянным видом прижимала сумочку к груди.

– Он здесь, не так ли? – допытывался Лоб.

– Кто «он»?

– Как будто вы не знаете сами.

Лоб распахнул входную дверь во всю ширь.

– Эрве! – в крик кричала за его спиной Зина. – Если только вы войдете…

Он вошел… В крошечной прихожей никого. В комнате тоже никого. Лоб раздвинул занавеску в гардеробной. Ничего, кроме чемоданов и коробок. Оставалась кухня! Зина стояла на лестничной площадке, не шевелясь. Только рука, с которой свисала сумочка, медленно, судорожно распрямилась. Лоб, сжавшись в комок – так ему не хватало воздуха, – опустил кулак, оглянулся на Зину и отшвырнул кухонную дверь так, что она стукнулась о стену. Никого! Никого и в ванной комнате. Он медленно вернулся на исходное место, едва зацепившись взглядом за диван, книжный шкаф, большую лампу на комоде, две-три картины на стенах, белый плащ, брошенный на кресло. Ах! Шкаф!…

– Итак, – сказала Зина, – чего же вы ждете? Он пересек комнату и взялся за его ручку.

– Нет… Какой смысл?.. – бормотал Лоб. Приступ гнева шел у него на убыль… Ноги дрожали.

Зина потянула за створку, которая нелепо заскрипела, как в третьесортном фильме ужасов.

– Вам хотелось поглядеть на мое нижнее белье? Зачем стесняться?

Лоб отпрянул, как будто ему угрожали револьвером.

– А теперь уходите! – велела ему Зина.

– Зина… Послушайте!…

– Повторяю: уходите. Хватит с меня ваших штучек.

– Зина… здесь вполне мог кто-нибудь оказаться.

– Ну и что? Разве я обязана перед вами отчитываться? Убирайтесь! Я прекрасно во всем разберусь и без вашей помощи.

– Зина… Позвольте вам объяснить. Есть вещи, которые вам неведомы…

– Прикажете кого-нибудь позвать на помощь?

Кабина лифта снова потянулась наверх. Страх перед сценой на людях лишил Лоба остатков уверенности в себе. Он очутился, сам не понимая, как же это получилось, на лестничной площадке. Входная дверь за ним захлопнулась. Сквозь прутья решетки он разглядел в кабине парочку и постарался изобразить непринужденную позу гостя, только что распрощавшегося с хозяевами. Но он был вынужден промокнуть лоб и шею. Пот прошиб его по всему телу. Он медленно спустился по ступенькам, цепляясь за перила и твердя самому себе: «Да как же так! Да как же так! Это что – разрыв?» Ведь он хотел ее защитить, а она выдворила его вон. Нетрудно ее понять – она приютила у себя этого Януша, который, возможно, ей угрожал. Предполагалось, что он будет весь день отсутствовать. Вот почему Зина смогла пригласить Лоба зайти… А потом перепугалась из-за этого замка, закрытого только на язычок.

Самое время положить всему этому конец. Лоб отвернул кончик манжеты – почти три часа, как раз подходящее время навестить комиссара. Стояла такая жара, что он остановил такси. Нет! Это еще не разрыв. Он напишет Зине. С пером в руке он не оплошает. Он уже мысленно слагал примирительные фразы, но злоба нет-нет да и подсказывала ему жесткое словечко, от которого он с сожалением отказывался. Лоб так увлекся этим упражнением, что весьма удивился тому, как быстро прибыл на место. На всем пути следования к комиссару он сочинял и другие фразы, подыскивая аргументы, так и не сумев преодолеть злость, от которой у него пересыхало во рту.

Бонатти оказался широкоплечим, смуглым, с напоминающими татуировку, набухшими синими венами на мощных бицепсах. Перед силой Лоб неизменно ощущал, как в нем что-то ломается. Но он знал, что в разговоре одержит верх. Кратко, с холодным равнодушием он обрисовал ситуацию. Комиссар кивал, как бы желая сказать: «Короче. Я в курсе».

– Повторите имя по буквам, – прервал он Лоба.

– Януш, последняя буква «ш».

– Ладно. Мы предпримем необходимые шаги. Я свяжусь с коллегами с Нижнего Рейна. Это несомненно потребует времени. Я вызову вас. Где вы остановились?

Он записал адрес отеля. Лоб спросил:

– А пока суд да дело, нельзя ли вести наблюдение за мадемуазель Маковски?

– Нет. Это исключено. Начнем с того, что до настоящего момента ничем, кроме гипотез, мы не располагаем. Этот Януш «мог» быть в Ницце. «Мог» угрожать сестре… Да у нас и без этого дел по горло. Вот когда у вас появятся новые факты, разумеется, дайте мне знать.

Бонатти встал. Лоба так и распирало от вопросов, предложений, просьб, но у него уже не было времени их сформулировать. Он поспешил к себе в отель, чтобы все это занести на карточку. Он оставляет за собой право при случае вежливо вручить ее комиссару и дать ему понять, что существуют дела, не терпящие легкомысленного подхода. Затем, открыв свою тетрадку, он долго писал. После чего улегся спать, даже не взглянув на темное море, которое время от времени отбрасывало на пляж светлые блики. На следующий вечер, когда Лоб ужинал, ему позвонил Бонатти.

– У меня для вас хорошая новость, – сообщил комиссар. – Ваш парень… ну, этот… поляк… он умер пять лет назад. Я получил официальное донесение днями. Он скончался в больнице Страсбурга от опухоли мозга. Вы довольны?.. Ну что ж, тем лучше… Нижайшее почтение мадам Нелли.