Текст книги "Брат Иуда"

Автор книги: Пьер Буало-Нарсежак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Буало-Нарсежак
Брат Иуда

Ученики выстроились полукругом в совещательной зале. Вороны, Приобщенные и Воины – слева; Львы, Персы и Гелиодромы – справа. Наставники держались позади Учителя. На них были надеты туники семи цветов радуги. И только Учитель, этот верховный жрец, мог носить белую тогу как символ вновь обретенного единства. Обнаженный Андуз дрожал от возбуждения, страха и надежды. Он стоял перед Учителем со связанными руками и чувствовал себя немного неловко. Он стыдился своих слишком худых рук, впалой груди и нелепой бороды. Но он знал, что Сила снизойдет на него и он доведет до конца то, что задумал.

– Брат, – сказал Учитель, – что ты хочешь?

– Я хочу Света, – ответил Андуз.

– Готов ли ты обуздать бренную плоть и желания, приковывающие тебя к земле и пленяющие твой дух?

– Готов.

– Тогда прочитай крещенскую молитву.

– Митра, Бог-освободитель, Властелин наших жизней, сменяющих одна другую, заклинаю тебя. Даруй рабу твоему Полю способность познать истину, следовать по твоим стопам, всегда и везде действовать в интересах общины.

– И да услышит тебя Митра!

Учитель жестом подозвал ученика, одетого в пурпурную тунику, тот подал ему шпагу, лежащую на подушке. Андуз протянул руки, связанные тонкой веревочкой, и Учитель разрубил ее. Другой ученик, в зеленой тунике, принес серебряную чашу, наполненную водой. Андуз омыл в ней руки.

Собравшиеся неторопливо затянули песнь радости; смысл ее Андуз не очень хорошо понимал, поскольку пели они на латыни. Эту песнь написал на древнесирийском языке Захарий Схоластик, а Учитель перевел ее на латынь. Она напоминала христианские литании, сложенные в честь Пресвятой Богородицы.

 
Митра, властвующий над стихиями,
Мы тебя обожаем.
Митра, оплодотворяющий землю,
Мы тебя обожаем.
Митра…
 

Андуз сохранил молчание, поскольку был слишком потрясен и смущен. Он встречался с этими мужчинами и женщинами каждое воскресенье, он знал все об их прошлой жизни, и они ничего не скрывали от него. Вот толстый Каглер, Симона Аламин, вся усыпанная брильянтами, Боккара, тщательно скрывающий свое пристрастие к алкоголю… и те четверо, что сидят в машине, – Блезо, Ван ден Брук, Фильдар, Леа, – они тоже пели, несчастные… Они не могли знать… И все остальные, которые в другие дни были, в общем-то, заурядными людьми. Как они изменились, до неузнаваемости!

Андуз уже давно мечтал превзойти самого себя! Конечно, он нервничал, ибо не сомневался, что после крещения с ним произойдет нечто неведомое. Однако если он так и не обретет жизненных сил, столь необходимых ему, чтобы исполнить свою миссию… Но нет! Учитель обещал… Ведь каждый, кто прошел обряд крещения, так или иначе преобразился… Даже Кастель, тем не менее оставшийся скептиком, хотя он и познал смысл предыдущей жизни!..

Андузу даже не хотелось знать, сколько жизней он прожил. Он предпочитал думать лишь о том, что ему предстоит совершить, а это казалось столь необычайным, столь трудным, что даже в момент свершения таинства он все же не мог избавиться от сомнений. Возможно, ему снится сон? Накануне совещательную залу преобразовали в храм. Длинная и узкая, она символизировала Вселенную. Вдоль стен справа и слева установили скамьи. Получилось нечто вроде амфитеатра, где правоверные могли преклонить колени. В глубине залы Учитель повесил икону с изображением Митры. Над иконой возвышались два заостренных рога, рядом с ними стояли две статуэтки. Одна из них представляла собой подростка, держащего поднятый факел, другая – подростка, сжимающего опущенный факел. Под иконой располагался камин. Поленья уже догорали. Левую стену украшал гороскоп, а на правой стене Учитель, который очень ловко орудовал кисточкой, изобразил бога с львиной головой и Митру, возникающего из недр скалы. Помещение освещалось только свечами двух канделябров, расположенных по обе стороны входной двери, да отблесками огня в камине. Песнь закончилась, и Учитель помог Андузу встать.

– Поль, – сказал он, – через мгновение ты станешь нашим спутником как в этой жизни, так и в грядущих, поскольку тебе предстоит, как и большинству присутствующих здесь, пройти через многие жизненные циклы, прежде чем ты обретешь вечный покой. Но я всегда буду рядом с тобой, ибо я – это уже ты, а ты – это уже я. Мы слились в единое целое. Ты постепенно прозреешь. Ты осознаешь, насколько преходящи и жизнь, и смерть. Мы вместе спустимся в подземелье, где сокрыт источник всех начал, а затем, преодолев семь ступенек, ты воскреснешь и устремишься к свету. На тебя прольется кровь Митры. Она укутает твои плечи, словно покровом вечности. Ты готов?

Андуз посмотрел на Учителя. Ему казалось, что он видит его впервые. Грубые черты лица Учителя излучали доброту, которая струилась, словно таинственный свет, сквозь одутловатые щеки. В его выпученных глазах таилась почти женская нежность, которая резко контрастировала с гладко выбритой головой, как у буддийских монахов.

– Ты готов? – повторил свой вопрос Учитель.

– Да. Я готов.

– Так вперед!

Ученики образовали два ряда; те, кто был одет в фиолетовые туники, шагали во главе колонны; затем следовали синие туники, а вслед за ними голубые, зеленые, желтые, оранжевые и красные. Андуз шел впереди Учителя. Процессия вышла из храма, пересекла вестибюль и стала спускаться по лестнице, ведущей в подвал. Андуз знал, что на его долю выпало суровое испытание. Он замерз и поэтому прижимал руки к туловищу. Он уже раскаивался в содеянном и внезапно вздрогнул, когда его соратники запели песнь. Но присоединиться к хору у него просто не было сил. Он и так с трудом переставлял ноги.

 
Солнце прогонит тьму…
Истина озарит землю и сердца тех,
кто принесет себя в жертву,
дабы возродиться в тебе, Митра,
единственный, несравненный источник
всех источников,
центр всех центров,
по ту сторону потустороннего мира…
 

Эхо повторяло слова песни. Мерцающие электрические лампы, словно маяки, указывали дорогу небольшому кортежу, сопровождаемому огромными тенями, которые скользили по стенам и по потолку. Изредка проход расширялся, и тогда можно было заметить заброшенные стеллажи для бутылок, с которых свисала паутина. Будучи хранителем имущества общины, Андуз уже несколько раз приходил сюда. Однако теперь он растерялся. Он вдруг столь явственно почувствовал собственное ничтожество, что начал задыхаться, и наверняка остановился бы, если бы Учитель не толкал его в спину. Да, он пробивался сквозь хаос видений. Этот подвал был не чем иным, как отражением бесконечно меняющегося лика иллюзорного мира. Он споткнулся о рельсы узкоколейки, когда-то служившей для перевозки ящиков шампанского, но Учитель подхватил его. К счастью, его бдительный покровитель всегда начеку. «Кем бы я был без него? – думал Андуз. – Обыкновенным бухгалтером, жалким человечком, тенью… Ах! Если бы и я смог стать его защитником! Но я ему докажу, что…»

Процессия остановилась. Впереди возвышалась глухая стена. Справа зиял лаз в подземелье. Андуз видел лишь его начало, но он знал, что скрывалось там в глубине, и сцепил пальцы, чтобы унять дрожь. Ученики молча расступились. Учитель приблизился к темному входу.

– Карл?

– Да, Учитель, – сказал голос.

– Можешь зажигать.

Красноватые блики заиграли на цементных стенах. Как-то странно зашелестела солома, словно ее топтали копытами, и сразу же послышалось хриплое дыхание. Учитель обратился к Андузу.

– Пробил час, – прошептал он. – Будь спокоен в момент превращения в самого себя… Мы помолимся за тебя.

Он возложил руки на плечи Андуза и заключил его в объятия. Потом друг за другом к Андузу стали подходить ученики. Они прижимали свою голову к его голове сначала с одной стороны, потом с другой… От Симоны Аламин пахло дорогими духами, от Каглера – табаком. Леа была столь нежна, что ему захотелось взять ее на руки. Он остался один в кругу посвященных. У его ног ступеньки уходили под землю. Он начал медленно спускаться, опираясь о стену. Лестница круто поворачивала и вела в крохотную каморку. Через небольшие отверстия в потолке просачивался серый свет. Помещение настолько пропахло стойлом, что Андуз старался как можно дольше задержать дыхание. Пот катился с него градом, как в сауне. Гигантская, как ему показалось, тень заслонила свет. Мощные копыта сотрясали потолок прямо у него над головой. Он даже пригнулся и поднял руки, приготовившись защищаться. Бык Митры!

Стреноженное животное хрипло заревело, и Андузу показалось, что крик ужаса вырвался из его собственной груди. До него этому испытанию подвергались другие ученики. Кастель утверждал, что все не так уж страшно, если не давать воли воображению. Но Жанна Беллем потеряла сознание. Нужно только все время повторять себе, что каждый день на бойни отправляются десятки миллионов животных, что планета истекает кровью животных, принесенных в жертву, чтобы прокормить людей. Следует помнить, что некогда жрецы, чтобы предсказать будущее или умилостивить богов, торжественно перерезали горло овцам, свиньям, священным коровам… А главное – нельзя ни на минуту забывать, что смерть не властна над нами, что в результате всеобщего переселения души обретают новые судьбы. И когда Андуз отправит на тот свет свою первую жертву, то он будет старательно думать именно о том, что смерть не властна над нами.

Но он настолько ослаб, что был уже не в состоянии даже опираться плечом о стену, шершавая поверхность которой расцарапала ему кожу. Он упал на колени, и в тот же самый момент раздался удар молота. Он понял тогда, что испытывает дерево под ударами топора, сотрясающего его до самых корней. В голове проносились бессвязные образы. Он был и срубленным дубом, и поверженным быком. Он слышал, как рушилась древесная масса, как падала плоть. Он открыл рот, чтобы закричать. Нечто огромное закрыло собой все дыры, проделанные в потолке, и на долю секунды он погрузился в могильную тьму… Где-то вдалеке он услышал шепот… ученики молились за него, чтобы помочь ему избавиться от дурных привычек, от жалких бренных остатков прежнего Андуза, от старого рубища. И вот упала первая капля, ударив его по лопатке. Она пробудила в нем те же самые чувства, что и первая капля надвигающейся грозы. Она была большая, теплая и густая, словно небесная слюна. Он стиснул зубы. Он догадывался, что капля – красная и что она пенится, и благословил темноту. Вторая капля упала на затылок и заскользила по шее – похожая на медленно стекающее растительное масло. И потом вдруг сотни, тысячи капель слились в единый поток. Тело стало липким. Он умирал от отвращения, но, несмотря на жару, отвратительный запах и слабость, держался.

Он попытался встать. Но жирные руки не могли найти точку опоры. Он поскользнулся и грузно повалился на левый бок. Он с трудом переводил дух, как раненый воин, истекающий кровью. Но уже в нем пробуждалась какая-то необузданная радость. Так родник пробивает себе дорогу в скале. Сила! Он обретет силу! Именно эта пролившаяся кровь, подобно ручьям, звонко журчащим среди тишины подземных гротов, и несла в себе силу! И сила поможет ему спасти Ашрам. Учитель прав. Тот, кто вскоре выйдет на свет божий, станет другим человеком. Да, внешне он останется Андузом, но его внутренний мир изменится. Теперь он достойный доверия атлет, который преодолеет любые препятствия. Он станет верным камикадзе.

Он не осмелился вытереть потное лицо, боясь испачкаться, и осторожно оперся на одно колено. Он рассчитывал каждое движение, как если бы ему предстояло сражаться с обледеневшей землей. Луч света осветил ступеньки.

– Как ты там? – спросил Учитель.

– Все в порядке. Сейчас приду.

Ему предстоял долгий и изнурительный путь. Учитель поставил лампу на самую верхнюю ступеньку. Лучи света едва проникали в каморку. Ноги Андуза утопали в тягучей жиже. От нее шел легкий пар, как от болота перед восходом солнца. Он дошел до лестницы и только тогда увидел, что весь перемазался. Но он, страшный чистюля, по утрам неизменно принимавший душ, тщательно смывавший грязь, каждый день менявший белье, испытывал нечто вроде ироничного наслаждения, созерцая покрасневшие руки и расцарапанную грудь. Он подумал о распятом Христе, который на третий день воскрес и вознесся на небеса. «Я тоже, – сказал он себе, – возвращаюсь из Ада и, преодолевая семь символических ступенек, прохожу через семь состояний всемирного бытия, чтобы затеряться в Пространстве, где нет ни начала, ни конца!»

Он повторял любимые слова Учителя, потому что само звучание этих слов, писавшихся с большой буквы, наполняло его таинственной, почти детской робостью. Все Андузы поддерживали тесные связи с катарами,[1]1
  Катары – приверженцы ереси XI–XIII вв., распространившейся главным образом в Италии, Фландрии и Южной Франции преимущественно среди ремесленников и крестьян. Считая материальный мир порождением дьявола, они осуждали все земное, призывали к аскетизму, обличали католическое духовенство. (Здесь и далее прим. ред., кроме особо оговоренных.)


[Закрыть] камизарами,[2]2
  Камизары – участники крестьянско-плебейского восстания 1702–1705 гг. в Лангедоке, вызванного усилением государственных поборов из-за Войны за испанское наследство и преследования гугенотов.


[Закрыть] с множеством еретических сект, которые методично истребляли. Он последний и самый ярый приверженец священной науки. Его чуть не повергла ниц внезапная слабость на третьей ступеньке, на той, что олицетворяет проницательность человека, его оккультные возможности, его способность быть единым в двух лицах при помощи ясновидения и телепатии. Леа, милая Леа, почему ты такая недоверчивая? Что означают твои бесплодные эксперименты? Неужели ты не боишься рассердить столь терпеливого и снисходительного Учителя, который ждет меня наверху и готов по-отцовски раскрыть мне свои объятия?

– Я иду, – прошептал Андуз.

Он преодолел еще две ступеньки. Он не помнил, что они означали. Сквозь туман он видел склонившиеся лица. Когда же он вышел из тьмы, похожий на человека, уцелевшего после страшной катастрофы, но потерявшего рассудок, они резко отпрянули назад. Одна из женщин закричала. Учитель накинул на плечи Андуза дождевик.

– Пошли быстрее, – сказал он, – а то простудишься.

Он повернулся к неподвижно стоящим людям.

– Встретимся в столовой, как обычно.

Он увлек за собой Андуза.

– Ты потрясен, не так ли?.. Не разговаривай, иначе будешь стучать зубами. Теперь тебе надо принять горячую ванну, чтобы хорошенько согреться. А затем ты почувствуешь чудесное освобождение. Кровь несет в себе необъяснимую доблесть. Вот увидишь. Древние, которые знали обо всем, знали и об этом. Ты как следует подкрепишься и отдохнешь… Почта, счета – все отложи в сторону.

Андуз слушал его с удовольствием. У Учителя был низкий, вкрадчивый голос, каждую гласную он слегка тянул, как англичане, и раскатисто, на русский манер, произносил букву «р». Сколько языков он знал? Он часто разговаривал с членами секты на их родном языке. Андуз бы все отдал, лишь бы обладать хотя бы сотой долей поистине энциклопедических знаний Учителя. Ведь тот слыл не только выдающимся лингвистом. Он прочитал множество книг. В частных беседах он демонстрировал познания в самых разнообразных отраслях, будь то физика или химия, астрология или геральдика, и даже ботаника. Однако он не умел составить баланс, рассчитать бюджет. Вот за это Андуз и любил его, поскольку хоть и не разбирался в высшей математике, но, подобно счетной машине, точно и быстро оперировал цифрами. Если бы не Андуз, как бы Учитель справлялся со счетами, чеками, векселями, всякого рода банковскими документами? Андуз мог утверждать, что секта процветала и все больше пополняла свои ряды именно благодаря ему.

– Нужно купить другого бычка, – заметил он.

– Брось, – сказал Учитель, – сегодня праздник. Как твое самочувствие?.. Мне знакомы случаи, когда люди падали в обморок через час после испытания.

– Не волнуйтесь, со мной все в порядке.

Они поднялись из подвала. Ванная комната находилась справа от лестницы. Это было просторное помещение, оборудованное всем необходимым для массажа. Учитель открыл краны.

– Но сначала душ, – приказал он. – Я тебе помогу, одному тебе не справиться.

Андуз сбросил дождевик и предстал перед Учителем, забрызганный кровью с головы до пят, затем разделся донага. Учитель тем временем регулировал температуру воды.

– Расслабься… Через минуту ты будешь чист снаружи так же, как ты уже чист изнутри. Ведь крещение оказывает незамедлительный эффект, не зависящий нисколько от внутренней предрасположенности того, кто просит совершить таинство.

Учитель надел байковые перчатки.

– Прогни спину. Хорошо. Крещение обладает магической властью. Римские солдаты, почитавшие Митру, это хорошо понимали… Подними руки… Затем и христиане переняли этот обряд… Только они заменили кровь водой. Но тем не менее им понадобился крест. Очень важно, чтобы время от времени проливалась кровь. Именно кровь, основа единства…

Подожди, на икрах у тебя образовалась корка… Да, кровь, красная, как огонь, трепещущая, как воздух, жидкая, как вода, и тягучая, как ил. Кровь – душа Вселенной.

Андуз испытывал невероятное блаженство. Правда, он никак не мог понять, что такое душа Вселенной. Никогда прежде Учитель так с ним не разговаривал. Он подчинялся могучим рукам Учителя, жадно впитывая его проповеди на правах любимого ученика. Другие часто спорили. Например, малютка Леа… Она придиралась по пустякам. Она требовала доказательств, фактов. Она не верила, что духовный наставник может ходить по раскаленным углям или вызывать дождь. Впрочем, какое это имеет значение? Андуз просто хотел жить подле Учителя, слушать его, посвятить себя служению ему. Учение вторично. Хотя не совсем. Очевидно, не мешает знать тайны устройства Вселенной, постичь тысячи невидимых связей между предметами. Но важно прежде всего отрешиться от повседневной серости и безликости, от рутинного распорядка дня. Когда Учитель говорил: «Вы спите. Все спят. Ваше существование – сон», то насколько он оказывался прав!

– Теперь примешь ванну. И затем я сделаю тебе массаж.

Учитель скинул промокшую тунику и надел свой довольно-таки мятый костюм. Брюки на нем висели мешком. Потом он вытащил из кармана пиджака черную сигару, закурил от золотой зажигалки, подаренной ему арабским шейхом, и превратился в профессора Букужьяна, лекции которого притягивали в Париже столько людей. Андуз наконец расслабился, ему стало так хорошо, как никогда прежде.

– Пойми, – продолжил Учитель. – Тебе нужно усердно заниматься. Крещение, как любой обряд, означает только начало подлинной жизни. Но крещение обладает тем преимуществом, что благодаря ему ты можешь сконцентрировать все свои силы до такой степени, что в это трудно поверить.

Он наклонился над ванной и потрогал воду.

– Слишком горячая. На будущее запомни… тридцать семь градусов… температура тела. Нужно, чтобы ты почувствовал, как ты покидаешь свою плоть, как расстаешься с оболочкой. Нужно, чтобы ты плавал, как медузы в море. У медузы нет границ. Сквозь медузу свободно проходит первородный поток, и она всего-навсего лишь мимолетное утолщение этого потока.

Пепел от сигары упал на жилет Учителю. Он рассеянно стряхнул его.

– Ты знаешь, – продолжил он, – почему Ганг считается святой рекой? Потому что он растворяет формы. Но хорошая тренировка может его заменить.

Андуз закрыл глаза. Как бы он хотел простым усилием воли покинуть свою оболочку! Возможно, ему это удастся. Ведь Учитель не мог лгать! Но прежде Андуз должен убить всех четверых, потому что либо тот либо другой неизбежно заговорит. Сомнений нет. И тогда дело Учителя погибнет. Вот почему Учитель и Андуз лгали, но они лгали, движимые любовью. Андуз поднял веки, чтобы только посмотреть, как Учитель берет пузырьки и баночки с мазью в аптечке. На его бритом черепе прыгали лучики света.

– Думаю, – сказал он, – что ты самый талантливый. Другие тоже не бездари… Малышка Симона, если постарается… Однако у тебя есть то, чего не хватает им всем. Ты себя не любишь. Ведь как только начинаешь себя любить, то наступает конец, поскольку ты отдаляешься от других… Ты готов для массажа?.. Тогда ложись сюда.

Он говорил, зажав сигару зубами, и потому слегка шепелявил. Его голос звучал глухо, как у чревовещателя. Андуз растянулся на столе.

– Ложись поудобней… Ты сопротивляешься, твои мышцы напряжены. Расслабься… Представь, что ты труп… Вспомни изречение иезуитов: «Perinde ас cadaver».[3]3
  «Словно труп» (лат.) – эти слова принадлежат Игнатию Лойоле, основателю ордена иезуитов. Они означают строгую дисциплину и безусловное подчинение вышестоящим членам.


[Закрыть] Эту клятву дают при посвящении.

Его пухлые пальцы, украшенные кольцами с выгравированными на них таинственными знаками, пробегали по телу Андуза, как по клавиатуре. «Я его фортепиано, – подумал Андуз. – Я его вещь. Я сделаю для него то, чего никто еще никогда не делал и не сделает. И он никогда об этом не узнает!» От волнения у него сжалось сердце.

– Завтра, – сказал Учитель, – когда проснешься, сосредоточься на своей правой руке. Это легче всего… Многим нашим братьям это прекрасно удается.

– А Леа?

Учитель засмеялся, и с его сигары слетел пепел, упав Андузу на плечо.

– Леа, – сказал он, – пошла по неверному пути. – Он перевернул Андуза и стал быстро мять ему бока. – Вещи надо понимать сердцем, а не разумом.

– А если попробовать погасить свечу? – предложил Андуз.

– Это еще слишком трудно для тебя. Нет… Сначала рука… Начинай с большого пальца и двигайся к мизинцу. Бесполезно повторять, как иногда советуют: «Я – моя рука… Я – моя рука». Важно не думать, а сознавать… Если ты добьешься успеха, то сразу же почувствуешь это. Не ты найдешь свою руку… Рука тебя найдет… Понимаешь?.. И главное – не смотри на нее. Она останется простым предметом. Ты нутром должен себя ощущать живой рукой, по которой проходят артерии, вены, нервы…

Он перевернул Андуза на бок.

– Ты хорошо питаешься? Ты худой и мягкий. Это нехорошо.

– В полдень я обедаю в ресторане или, скорее, в столовой. В банке есть довольно приличная столовая. Ем что дают. А вечером я готовлю дома то, что не занимает много времени: яйца, макароны, рис. Пища меня не очень интересует.

– Неправильно, – сказал Учитель. – Ты куришь?

– Нет.

– Бегаешь за женщинами?

Андуз покраснел.

– Нет. Они меня не интересуют.

– В общем, никаких забот. Очень жаль. Если нет желаний, то как от них откажешься? Жизнь должна бурлить, чтобы ее можно было обуздать, усилить ее напор и направить на получение какого-то результата, – точно так же, как используют сжатый газ. Понимаешь?

Это было его любимое выражение: «Ты понимаешь?» На уроках он ограничивался намеками. Ученик должен пройти полпути. Андуз усердно кивал, даже если не понимал. А это с ним случалось очень часто.

– Одевайся. Если мы опоздаем, они станут ревновать.

Учитель рассмеялся, выбросил окурок сигары и вытер руки носовым платком. Андуз отбросил испорченные брюки, которые надевал для церемонии, и облачился в выходной костюм, аккуратно висевший на вешалке. Затем подошел к Учителю и порывисто схватил его за руку.

– Учитель… я хотел сказать…

– Ну! Ну! Не воображай… Ты ничто, малыш… Ничто!

Грубость после нежности. За это Андуз еще больше любил Учителя.

Когда на следующее утро Андуз проснулся у себя дома, он вдруг вспомнил, что теперь окрещен, что стойко выдержал испытание, на которое отважились бы очень немногие, и почувствовал, что теперь он стал сильным и могучим, как полноводная река. Ничто не сможет его сдержать. Он потечет к своей цели медленно и неотвратимо. Он сметет со своего пути всех четверых в слепом безмятежном порыве. И община будет спасена. «Я – Андуз!»

Он сел на кровать, потрогал грудь и спину. Кожа была сухой и прохладной, но кончики пальцев еще ощущали липкую кровь. Возможно, это воспоминание никогда не изгладится из памяти. Тем лучше! Учитель навсегда оставил свою метку. Он встал, раздвинул шторы. Дождь стучал по крышам, по трубам. Оцинкованное железо тускло поблескивало. Тут и там метались разорванные, гниющие листья, неизвестно откуда принесенные. За окнами стояла мрачная парижская осень.

«Меня окрестили», – повторил Андуз, словно магическое заклинание, которое позволит ему избавиться от прохожих, метро, клиентов, от всего того, что разрушало его жизнь до встречи с Учителем.

Андуз снял пижаму и побежал принимать душ. От горячего ливня его зазнобило. Мельчайшие детали оживали с поразительной ясностью: вот животное упало прямо у него над головой, вот хлынул поток крови… Он энергично растерся, понюхал руки. Ему, как кошке, хотелось себя вылизать. Затем он тщательно побрился и стал внимательно рассматривать свое лицо, он испытывал к себе неведомую ему прежде симпатию. «Я – Андуз! Я пришел из глубины веков. До сих пор я влачил жалкое существование. Но теперь я призван не допустить, чтобы дело Учителя потерпело крах, столь похожий на скандал».

Из-за жалкого узкого, уродливого лица, усеянного веснушками, он всегда принадлежал к отбросам человечества… он был то раб, то крепостной, то лакей, то развратник. Сейчас ему вспомнились болотные растения, которые прорастают из ила. С необыкновенным упорством они преодолевают толщу мутной воды, чтобы раскрыть свои быстро увядающие цветы. Андуз также приблизился к моменту своего расцвета. Он настолько дорожил этим событием, что непременно хотел защитить его от обыденности окружающей жизни.

Он оделся, не переставая любоваться собой, затем не выдержал и достал из кухонного шкафа подсвечник со свечой, поставил его на стол в гостиной, закрыл двери, чтобы не было сквозняка, зажег свечу и сел перед ней. Пламя колыхалось от малейшего дуновения, воск плавился, а черный фитиль сгибался пополам. Тонкая струйка дыма вилась над свечой. Сине-желтое пламя вытянулось и перестало дрожать. Эксперимент начался. Андуз попытался прогнать все мысли… Стать никем… забыть Леа… забыть банк… эту комнату, заваленную книгами… Теперь он не просто смотрел на пламя, а направлял в самый его центр луч энергии, поток, движимый безымянной силой, но которая, возможно, подобна той, что увлекает за собой мироздание. Вот пламя раздвоится, согнется и запляшет… Существуют такие выдающиеся личности, которые способны потушить свечу на расстоянии нескольких метров. Леа, которая работала в лаборатории Коллеж де Франс, дважды присутствовала на подобных опытах. Она говорила, что наука называет это явление телекинезом.

Он устремил неподвижный взгляд в самый центр пламени и напрасно старался расслабиться… perin-de ас cadaver… да, конечно, но… Он напрягался, пытался сосредоточиться. Свеча продолжала по-прежнему гореть, иногда чуть потрескивая. Ее фитиль переливался красноватыми оттенками. У Андуза сжалось сердце. Он напряженно ждал, когда же наконец пламя покачнется, и погаснет, и рассеется в черных клубах дыма. Впрочем, на это он и не надеялся. Пусть пламя хотя бы вздрогнет, хотя бы затрепещет… Ах! Неужели… Он не смог не залюбоваться этим огоньком, упрямо отстаивающим жизнь. Ему становилось все труднее смотреть в сердцевину пламени. Его отвлекала капелька воска, образовавшаяся на краю маленького белого кратера. Она раздулась, а затем скатилась вниз. Андуз закрыл глаза. Ничего не получилось. Он сидел с опущенными веками и видел зеленоватые свечи. Ему не терпелось добиться успеха. Учитель рассердился бы, если бы узнал, что… Следовало бы начать с руки… Он слишком поторопился. Впрочем, эти игры вовсе не самоцель. Он должен срочно сконцентрировать свое внимание на одном из четверых. Не важно, на ком именно.

Все же, чуть огорченный, он задул свечу. Быстро поднялся, сварил кофе. Половина девятого. Черт возьми! Он съел, как спортсмен перед соревнованиями, два кусочка сахара. До двенадцати ему предстоит считать деньги в банке. Через его руки проходили большие суммы, целые состояния, но он не испытывал ни зависти, ни жадности. Он стал бы счастливее любого богача, если бы сумел погасить свечу одним своим взглядом.

Он проглотил кофе, который отдавал железом, и спустился по черной лестнице. Ею пользовались только горничные да студентки. У него становилось тепло на душе, когда он слышал, как они смеются и что-то напевают. Иногда одна из них просила у него прикурить. Сам он не курил, но в кармане у него всегда лежал коробок спичек. Пока он спускался с седьмого этажа и выходил на улицу, ему вполне хватало времени, чтобы вновь стать господином Полем Андузом, кассиром Национального кредитного банка.

Он направился к метро. По мере того как он приближался к банку, Ашрам удалялся, и это всегда его беспокоило. Почему ему не удавалось в течение всего дня оставаться братом Полем? Он прочитал множество книг, посвященных мистикам. Они тоже занимались тяжелым трудом, но только они не давали себя подавлять. Они просто умели замыкаться в себе. Правда, если бы им пришлось лихорадочно пересчитывать пачки банкнотов, то они как миленькие вынуждены были бы спуститься на землю! И все же следует попробовать выкроить время для медитации. Он втиснулся в вагон между полицейским и гигантским негром, насквозь пропахшим одеколоном, и думал: «Они все спят. Они не подозревают, что над каждым из них витает Дух. Но мой разум скоро проснется… и благодаря Учителю я узнал высшие истины». Огромная толпа людей вынесла его на улицу. Радостное чувство не погасло. Оно теплилось, словно огонек под пеплом.

– Вы отлично выглядите, – сказала ему Алиса, машинистка из юридического отдела. – Выиграли на скачках?

– Вы совершенно правы, – сказал Андуз. – Я выиграл на скачках.

– Везет же некоторым!

Она не верила ни единому его слову. Все в банке знали, что Андуз вел скромную холостяцкую жизнь. Никаких скачек. Иногда, редко, кино. И то еще его нужно долго уговаривать: «Мсье Поль, право же, этот фильм стоит посмотреть». Когда он попал в аварию, которая чуть было не стоила ему жизни – два его спутника погибли, – то несколько дней банк лихорадило. Самые злые языки ворчали: «Погибают лишь отцы семейств!» Его начальник не удержался и спросил:

– Но как, черт возьми, вы очутились около Реймса?

– Хотел повидать друзей. Разве это запрещено?

– Разумеется, нет. Ваша малолитражка, должно быть, совсем разбита?

– Ее место на свалке.

– Разве вы не пристегнули ремни безопасности?

– У меня же очень старая машина. Их там просто нет.

– Собираетесь купить новую?

– На те деньги, что я зарабатываю…

Начальник счел за благо не настаивать. С Андузом было нелегко разговаривать. Замкнутый. Недоверчивый. Но все вдруг заинтересовались им. Двое погибших! К тому же оба американцы! Пожилая мадам Ансель из отдела ценных бумаг без зазрения совести начала свое расследование:

– Как это произошло?

Андуз сухо объяснил, что авария произошла не по его вине. Машина, которая шла впереди, потеряла управление. Непроизвольный резкий поворот, чтобы избежать столкновения. Малолитражка Андуза заскользила на свекольной ботве, рассыпанной по дороге, и врезалась на полном ходу в мачту высоковольтной линии.

– Все очень просто, – заключил Андуз.

Снисхождения окружающих ему ждать не приходилось.

Заместитель директора сказал:

– Он совершенно измотан.

Но все вынуждены были признать, что Андуз – примерный служащий. Никаких ошибок. Никаких жалоб. А Сюзанна Маркантье из бухгалтерского отдела подвела черту под всей этой историей:

– Если окажется, что он ведет двойную жизнь, меня это не удивит!

Она и не догадывалась, что попала в самую точку. Андуз вошел в свою клетушку, снял пиджак, и день начался. Сидя за решеткой, он часто представлял себя пойманным зверем. Мелькали лица – одно, другое, третье. Кончиками пальцев ему протягивали банкноты, как будто предлагали орешки арахиса. Он складывал их в пачки, а затем пересчитывал деньги со свойственной ему виртуозностью. Как только он чувствовал небольшую усталость, а это случалось крайне редко, он откладывал все в сторону, тер глаза и думал: «Я – другой!» Эту фразу он вычитал в поэтическом сборнике. Каком? Он и не помнил, но эта мысль ему понравилась. Она несла умиротворение и оказывала на него такое же действие, как влажное полотенце, приложенное ко лбу.