Текст книги "Синдикат несчастных происшествий"

Автор книги: Пэлем Вудхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Пэлем Гринвел Вудхауз
СИНДИКАТ НЕСЧАСТНЫХ ПРОИСШЕСТВИЙ

I

– Погоди одну минуту, – сказал Акридж и, схватив меня за руку, подвел к дверям какой-то церкви, подле которой собралась небольшая толпа.

В церкви происходило венчание. Венчались, видимо, люди богатые. У входа стояла вереница шикарных авто, а в толпе шныряли молодые фотографы с кодаками.

– Чего ради, – спросил я Акриджа, – ты привел меня на эту церковную паперть? Почему я должен созерцать похороны неизвестного мне человека, которого я и в глаза не видал?

Акридж ответил не сразу. Он был погружен в какую-то мрачную думу. И вдруг засмеялся жутким, безрадостным смехом, который зазвучал, как предсмертное хрипение оленя.

– Неизвестного тебе человека, которого ты и в глаза не видал?! – повторил он злобно и насмешливо. – А знаешь ли ты, кого это там отпевают сейчас?

– Кого?

– Тэдди Викса.

– Тэдди Викса!.. Да не может быть! – закричал я вне себя от удивления.

И пять лет упало с моих плеч.

Мне сразу вспомнился дешевенький итальянский ресторан Баролини, где Акридж развивал перед нами свой новый грандиозный финансовый план. В тот достопамятный вечер, кроме меня и Акриджа, за нашим столиком сидело еще четверо: Тэдди Викс, актер, только что вернувшийся из шестинедельного турне по провинции. Виктор Бимиш, художник, тот самый, который намалевал знаменитый рекламный плакат: «О, как легко играть на пианино!», Бертрам Фокс, автор «Пепла замученной совести» и других непоставленных киносценариев, и Роберт Дэнгилл, служащий Ново-Азиатского банка, который казался нам воплощением коммерческой солидности, так как получал 80 фунтов стерлингов в год. Разговором, как всегда, завладел Тэдди Викс: в сотый раз мы слушали его разглагольствования, какой он замечательный талант и как дурно с ним поступает судьба.

Нет надобности описывать вам Тэдди Викса. Под другим, гораздо более благозвучным именем он уже давно вам хорошо известен. Его портреты впоследствии не раз появлялись во всех иллюстрированных журналах. Тогда, как и в настоящее время, он был томный и расслабленный молодой человек, очень хорошенький, с умильными глазками и завитой шевелюрой. Теперь эти качества высоко ценятся театральными зрителями, но тогда ему приходилось работать в захудалых провинциальных театриках, которые, открывшись в одном городишке, через два дня кочевали в другой. Все свои неудачи Тэдди Викс, подобно Акриджу, приписывал исключительно отсутствию денег.

– У меня есть все, что нужно для успеха, – жалобно говорил он, побрякивая кофейной ложечкой. – Красота, талант, прекрасный голос, – решительно все! Одного у меня нет: костюма. Антрепренеры везде одинаковы: им нужна только внешность. Им наплевать, есть ли у человека талант. Был бы у него хороший костюм. Это – главное. Если бы я вместо того, чтобы обращаться к старьевщикам, мог заказать себе два-три шикарных костюма у первоклассного портного да шикарные ботинки у первоклассного сапожника, если бы у меня была приличная шляпа да золотой портсигар, я мог бы хоть сегодня явиться в лучший лондонский театр и подписать контракт.

В эту минуту к нашему столику подошел Фредди Лэнт. Мы давно не видали его и теперь принялись расспрашивать, почему он изменил нашей компании.

– Две недели, не вставая, провалялся в кровати, – сказал Фредди.

Акридж сурово посмотрел на него. Этот великий человек и сам до полудня не расставался с подушкой, а однажды, когда неудачно брошенная спичка прожгла дыру в его единственных брюках, пролежал под одеялом двое суток. Но царственная лень Фредди Лэнта глубоко возмутила его.

– Паразит! – заорал он свирепо. – Вместо того, чтобы добиваться богатства и славы, ты тратишь долгие дни своей юности на праздное лежание в постели!

Фредди обиделся.

– Я лежал в постели отнюдь не для своего удовольствия. Со мной случилось несчастье. Я упал с велосипеда и вывихнул себе ногу… вот здесь… Он показал на лодыжку.

– Ах ты, бедненький! – воскликнули мы. – Не повезло же тебе.

– Напротив, – сказал Фредди. – Повезло. Я был очень рад отдохнуть. Кроме того, пять фунтов стерлингов…

– Пять фунтов стерлингов!

– Да. «Велосипедный Еженедельник» заплатил мне за вывихнутую лодыжку.

– За что? – вскричал Акридж, глубоко потрясенный, как всегда, когда ему доводилось услышать о легкой наживе. – Ты хочешь уверить меня, что какой-то поганый журнальчик заплатил тебе пять фунтов стерлингов только за то, что ты вывихнул себе лодыжку! Опомнись, не говори чепухи.

– Однако это сущая правда.

– И ты можешь показать мне эти деньги?

– Нет, потому что ты попросишь взаймы.

Акридж не удостоил эту колкость ответом.

– И всякому, кто бы ни вывихнул себе лодыжку, твой журнальчик заплатит пять фунтов? – спросил он, возвращаясь к главной теме.

– Конечно. Всякому годовому подписчику.

– Подписчику? Я так и знал, что тут кроется какая-то ловушка, – мрачно сказал Акридж.

– За последнее время журналы часто назначают премии, – продолжал Фредди. – Они страхуют от несчастных случаев всех своих годовых подписчиков…

– И много таких журналов? – спросил Акридж.

По блеску его глаз было видно, что его великий ум работает, как динамо-машина. – Неужели штук десять?

– Не меньше.

– Значит, человек, подписавшийся на все эти десять журналов, вывихнув лодыжку, получит пятьдесят фунтов стерлингов?

– Он может получить и больше, если вывихнет чтонибудь более существенное, – сказал Фредди тоном специалиста. – У них выработана твердая такса. За сломанную руку – столько-то, за сломанную ногу – столько-то и так далее.

Воротничок Акриджа соскочил с запонки, и пенсне, как пьяное, запрыгало на носу.

– Сколько у вас денег? – спросил он, обращаясь к нам.

– А для какой цели они тебе надобны? – спросил Роберт Дэнгилл тоном банкира.

– Неужели на догадываешься? Меня осенила колоссальная мысль. Тут кучи денег, золотые россыпи. Мы должны немедленно сложиться и сообща подписаться на все эти проклятые журналы.

– Для чего? – холодно спросил Дэнгилл, не выражая восторга. – Ведь если ни с кем из нас не случится никакого несчастья, наши деньги вылетят в трубу.

– Осел! – рявкнул Акридж. – Неужели ты думаешь, что я собираюсь ждать, чтобы судьба послала мне несчастье? Нет. Вот мой план. Мы подписываемся на все эти журнальчики, потом бросаем жребий, и тот, кто вытянет роковую карту, должен будет пойти и сломать себе ногу. Вырученные деньги мы разделим между собою по-братски и заживем припеваючи. За одну сломанную ногу мы можем получить сотни фунтов.

Наступило глубокое молчание. Затем снова заговорил Дэнгилл. Ум у него был неповоротливый.

– А вдруг ему не удастся сломать себе ногу?

– Идиот! – закричал Акридж. – Ведь теперь двадцатое столетие, и к нашим услугам все средства современной культуры. Развитие техники дошло до того, что любой человек на любом перекрестке может во всякую минуту сломать себе ногу. В настоящее время нет такого осла, который не мог бы сломать себе ногу. Скажи пожалуйста, какие трудности! Что же, по-твоему, для того, чтобы сломать себе ногу, нужно университет окончить? А? Мой план – гениален. Мы все погибаем без денег. Я, например, не дотяну до субботы, если Фредди не одолжит мне несколько шиллингов. Нам всем до зарезу нужны деньги, и вот теперь, когда я создал потрясающий проект обогащения, вы все, вместо того, чтобы преклониться перед моей гениальностью, задаете глупые вопросы.

– Если ты не можешь дожить до субботы, – заметил Дэнгилл, – как же ты собираешься внести свою долю на устройство годовой подписки?

Акридж был ошеломлен, уязвлен, потрясен. Он с глубоким презрением взглянул на Дэнгилла сквозь свое кривое пенсне.

– Я? – вскричал он. – Я? Это мне нравится! Это недурно, ей-Богу! Если на свете существует справедливость, если в ваших пошлых сердцах сохранилась хоть искра благородства и совести, я не сомневаюсь, что вы освободите меня от членского взноса. Подумать только! Я напрягаю свои мозги ради вас, я даю вам дивную идею, а вы хотите вытянуть из меня деньги. Нет, что угодно, а этого я от вас не ожидал. Клянусь сатаною, вы огорчили меня. Если бы кто-нибудь сказал мне заранее, что мой старый приятель станет…

– Ладно, ладно! – перебил его Роберт Дэнгилл, – пусть будет по-твоему. – Но если ты сам вытянешь жребий, это будет счастливейший день в моей жизни.

– Ну, нет! – сказал Акридж. – Этого со мной не случится. У меня уж такое предчувствие.

И предчувствие не обмануло его.

Жребий вытянул Тэдди Викс.

II

Я полагаю, что даже в расцвете юности, когда сломанные руки и ноги не обременяют человека, как в старости, все же не легко лечь на рельсы и ждать, когда наедет на тебя трамвай. В этих случаях не слишком большим утешением служит сознание, что ты выручаешь из беды своих близких друзей. Тэдди Виксу это тоже не доставляло особенной радости. Мы скоро заметили, что он собирается уклониться от своих священных обязанностей и вовсе не хочет приносить себя в жертву на алтарь общественного блага. Дни шли за днями, а он по-прежнему был цел и невредим. Акридж не на шутку встревожился. Как-то раз, зайдя ко мне во время завтрака, он сел на стул возле моего стола, выхлебал половину моего кофе и глубоко вздохнул.

– Клянусь дьяволом, – простонал он, – это хоть кого обескуражит! Я напрягаю свои мозги, я изобретаю гениальный план, чтобы разжиться деньгами, а эта подлая душонка Тэдди Викс уклоняется от своего прямого долга. Таково уж мое счастье. И почему это именно он вытянул жребий, а не какой-нибудь порядочный человек? Хуже всего, старина, что мы не можем теперь от него отказаться. Ведь все журналы выписаны на его имя. У нас уже не хватит капиталов, чтобы выписать их на другое имя. Вся наша ставка на Викса.

– Пожалуй, нужно дать ему время приготовиться.

– Это и он говорит, – угрюмо пробормотал Акридж, дожевывая мои бутерброды. – Он говорит, что не знает, как начать. Слушая его, можно подумать, что перелом ноги – сложное и многотрудное дело, требующее специальной подготовки. Да шестилетний ребенок в наше время может сломать себе ногу в пять минут. Викс чересчур осторожен. Я даю ему мудрые советы, которые должны облегчить ему исполнение долга, а он, вместо того, чтобы следовать им, уклоняется от всякого удобного случая, который, казалось бы, сам идет ему навстречу. Он чертовски привередлив и капризен. Вчера вечером мы шли с ним по улице и наткнулись на драку. Дрались землекопы – здоровенные парни. Только сунься к ним, – и ты в больнице. Я сказал ему: ступай и вмешайся в драку, но он отказался. Он заявил, что драка – их частное дело, и что он не вправе совать в нее нос. Подумаешь, какой деликатный! Вообще, он чистоплюй и неженка. Не стоило принимать его в нашу компанию. На таких беспринципных эгоистах, как он, нам, честным труженикам, не разжиться. У него нет совести. У него нет чувства солидарности. Он не желает пожертвовать собой ради общего блага… Нет ли у тебя еще варенья, старина?

– Нет.

– Ну, я ухожу, – грустно сказал Акридж. – Помоему, – прибавил он, остановившись в дверях, – ты не можешь одолжить мне пять шиллингов?

– Верно. Не могу. Как это ты догадался?

– Тогда вот что, – заявил Акридж. – Я приду к тебе сегодня вечером обедать.

Эта мысль развеселила его, и он просиял. Но вскоре его лицо омрачилось опять.

– Когда я подумаю, – сказал он, – что в этом малодушном щенке таятся горы золота, которые только и ждут, чтобы просыпаться на каждого из нас, мне хочется плакать. Да, мне хочется плакать, как плачут младенцы. Мне никогда не нравился этот субъект – у него такие злющие глаза. Кроме того, он завивает свои патлы щипцами. Никогда не доверяй человеку, который завивает волосы.

Не один Акридж страдал пессимизмом.

Когда по истечении двух недель с Тэдди Виксом не случилось никакой катастрофы, кроме легкого насморка, от которого он избавился на третий же день, атмосфера в синдикате стала мрачная. Не было никакой надежды, что затраченный нами капитал когда-нибудь воротится к нам, а между тем нужно было платить за обеды, за квартиру, за табак.

С грустью пробегали мы глазами по газетным столбцам.

Газеты громко кричали о том, что на всем земном шаре каждый день чуть не с каждым живым человеком случались самые разнообразные несчастья, один только Тэдди Викс оставался цел и невредим. Фермеры в штате Миннесота то и дело бывали раздавлены тракторами, крокодилы дюжинами пожирали индийских крестьян, железные балки ежечасно срывались с небоскребов и падали на головы граждан во всех городах – от Филадельфии до Сан-Франциско. Люди падали со скал, налетали в автомобилях на стены, сваливались в паровые котлы, ранили себя из револьверов, думая, что они не заряжены. Да, в этом мире калек, в этой безногой и безрукой вселенной, один только Тэдди Викс был по-прежнему несокрушимо здоров. Положение стало жутким и двусмысленным.

Как-то вечером мы с Акриджем бродили по Лондону. Он повел меня в тот грязный переулок, где когда-то снимал меблированную комнату. Мне очень не нравилось это место.

– Куда ты меня ведешь? – спросил я.

– Здесь живет Тэдди Викс, – сказал Акридж. – Он занимает ту самую комнату, в которой когда-то жил я.

Гнусная улица не стала для меня привлекательнее от того, что здесь живет Тэдди Викс. С каждым днем я все больше жалел, что истратил столько денег на Викса, и вражда моя к нему все росла.

– Я хочу навести о нем справки… Мне нужно кое-что разузнать.

– Разузнать?

– Да, потому что я чувствую, что его искусала собака.

– Откуда же у тебя это чувство?

– Не знаю, – ответил мечтательно Акридж. – Просто у меня чувство такое, а откуда оно, я не знаю.

Уже одна мысль о том, что Тэдди Викс был искусан собакой, подействовала на меня вдохновляюще, и я молча поспешил за Акриджем. В каждом из десяти журналов, на которые мы подписались, всем подписчикам горячо рекомендовалось именно укушение собаки. Раны, нанесенные зубами собак, красовались на самом почетном месте в перечне тех несчастий и бед, которые давали максимальную прибыль. Они следовали тотчас же за переломом ребра. Вот почему осенили меня в ту минуту светлые, блаженные мечты. Но вдруг восклицание Акриджа вернуло меня к суровой действительности. Из-за угла вынырнула хорошо знакомая фигурка Тэдди Викса, и одного взгляда на его изысканную, элегантную внешность было достаточно, чтобы понять, что все наши надежды построены на песке… Даже самая крохотная комнатная собачонка, – и та не укусила его.

– Здравствуйте! – крикнул он.

– Здравствуй! – угрюмо ответили мы.

– Я, простите, не могу останавливаться, – сказал Тэдди Викс. – Бегу за доктором.

– За доктором?

– Да. Бедняга Виктор Бимиш. Его укусила собака!

Мы с Акриджем мрачно переглянулись. Казалось, судьба насмехалась над нами. Какая нам выгода в том, что Виктора Бимиша укусила собака? Даже если бы сотня собак искусала Виктора Бимиша, мы не получили бы за это ни гроша. Искусанный собакой Виктор Бимиш не имел никакой рыночной цены.

– Это хозяйкина собака. Ты ее знаешь. Здоровенная псина. Гигантская, – говорил Тэдди Викс.

Я вспомнил этого пса. Овчарка, обросшая шерстью, с дикими глазами и торчащими наружу клыками. Я сам имел с ней однажды схватку на улице, и только присутствие Акриджа, для которого все собаки были братьями, спасло меня от судьбы Виктора Бимиша.

– Эта подлая тварь каким-то чудом пробралась ко мне в комнату, – продолжал Тэдди Викс. – Когда я вернулся домой, она уже была там. Я привел с собой Бимиша, и собака схватила его за ногу, едва я открыл дверь.

– А почему она не схватила тебя? – огорченно спросил Акридж.

– Одного я не понимаю, – продолжал Тэдди Викс. – Каким образом она могла попасть ко мне в комнату? Кто-нибудь впустил ее туда. Но кто? И зачем? Не понимаю. Не знаю.

– Почему собака не укусила тебя? – снова спросил его Акридж.

– О, я взобрался на шкаф, пока она кусала Бимиша, – ответил Тэдди. – Потом пришла хозяйка и увела ее прочь. Но у меня нет времени болтать с вами. Я должен бежать за доктором…

III

Он помчался по улице, а мы долго глядели ему вслед. Мы видели, как он на минуту остановился, стараясь не попасть под проезжавший мимо грузовик, и как он снова пустился бежать, когда грузовик исчез за поворотом.

– Ты слышал? – спросил меня Акридж. – Он взобрался на шкаф.

– Да.

– И ты заметил, как он вывернулся из-под этого красного грузовика?

– Да.

– Надо что-нибудь предпринять, – твердо сказал Акридж. – Этот негодяй и думать не хочет о своем нравственном долге.

На следующий день к Тэдди Виксу явилась целая депутация.

Акриджу было поручено говорить от имени всех собравшихся, и он начал свою речь с очаровательной прямотой.

– Ну, как? – спросил Акридж.

– Что как? – переспросил Тэдди Викс, опуская глаза, чтобы не встретиться с укоризненным взором оратора.

– Когда же ты возьмешься за работу?

– Ах, ты говоришь о несчастных случаях?

– Да.

– Я об этом подумываю, – сказал Тэдди Бикс.

Акридж запахнул свой резиновый плащ, который он носил, не снимая, во всякую погоду и летом и зимой. Так, должно быть, Цицерон запахивался в тогу, перед тем как обрушить свое яростное красноречие на Клодия. Он тронул бутылочную проволоку, на которой держалось его пенсне, и попытался поправить воротничок, соскочивший с запонки. Когда Акридж волновался, ни одна запонка не могла удержать стремительно прыгающий воротничок.

– Итак, ты пока только подумываешь об этом! – сказал он со свирепой иронией.

Мы зашевелились на стульях, выражая свое одобрение.

– Клянусь Вельзевулом, тебе давно уже пора подумать об этом. Да понимаешь ли ты, что мы вложили в тебя большой капитал и ты обязан возможно скорее вернуть его нам с процентами? Или ты жалкий трус, который не в состоянии выполнить долг чести? Мы были о тебе лучшего мнения. Мы считали тебя энергичным, великодушным, стопроцентным мужчиной с крепкими кулаками, который будет стоять за друзей до конца.

– Да, но…

– Если в тебе осталась хоть капля совести, ты должен понять, что значат для нас вложенные в это предприятие деньги. А между тем ты не только не ищешь несчастного случая, но нарочно избегаешь его, когда он сам идет тебе навстречу. Вчера я видел своими глазами, как ты малодушно удирал от грузовика, который мог наехать на тебя.

– Ты думаешь, так легко стоять и ждать, когда тебя раздавит грузовик?

– Чушь! Для этого нужно только немного силы воли. Представь себе, например, что под этот грузовик упал ребенок, крохотный златокудрый мальчик, – с глубоким чувством произнес Акридж. – Вот-вот колеса раздавят его. Мать младенца оцепенела от ужаса. Она стоит на мостовой и сжимает руки в отчаянии. «Собачьи дети, – кричит она, обливаясь слезами, – неужели никто не спасет мою крошку?» – «Я спасу его», – заявляешь ты и кидаешься под колеса. И через полсекунды младенец спасен. Вот и все. Стоит ли толковать о таких пустяках?

– Да, но… – сказал Тэдди Викс.

– И, главное, это ничуть не больно. Легкий толчок – и только…

– Кто тебе это сказал?

– Не помню. Один человек…

– Передай ему от моего имени, что он осел, – грубо произнес Тэдди Викс.

– Отлично, если ты не хочешь попасть под грузовик, есть немало других замечательных способов. Но, клянусь дьяволом, тебе трудно давать полезные советы. У тебя совсем нет находчивости. Вчера я с огромным трудом втащил к тебе в комнату пса, который выполнил бы за тебя весь твой долг, который укусил бы тебя, даже если бы ты палец о палец не ударил для этого, и что же? Ты взобрался на…

Тут Виктор Бимиш перебил оратора взволнованным голосом:

– Так, значит, это ты втащил в комнату проклятого пса?

– Что? – спросил Акридж. – Ах! Конечно я. Но мы еще успеем поговорить… Сейчас мы должны заставить этого трусливого лодыря вернуть нам наши страховые деньги. По-моему, ты должен…

– А я тебе говорю… – запальчиво начал Виктор Бимиш.

– Да! Да! – сказал Акридж. – Мы с тобой успеем поговорить. А сейчас у нас дело. Я говорил, – продолжал он, обращаясь к актеру, – что ты мог бы подумать не только о своих друзьях, но и о себе. Ты вечно жаловался, что у тебя нет хороших костюмов и что из-за этого ты будто бы не можешь играть в первоклассных театрах. Подумай только, сколько прекрасных вещей ты можешь накупить на те деньги, которые достанутся тебе, если ты исполнишь свой долг. Подумай о своих будущих костюмах и шляпах. Ты говорил, что твоя карьера загублена потому, что у тебя нет возможности хорошо одеваться. Теперь твоя судьба в твоих руках!

Красноречие Акриджа не пропало даром. У Тэдди Викса заблестели глаза. Было видно, что в своем воображении он сейчас бегает от одного первоклассного портного к другому и примеряет, примеряет, примеряет.

– Вот что я вам скажу! – внезапно проговорил он. – Со мной не случится никакого несчастья, пока я в трезвом уме и здравой памяти. Я не могу броситься под грузовик, когда мозги у меня в полном порядке… Не могу… У меня не хватает духа. Но если вы, дорогие друзья, угостите меня сегодня обедом и напоите шампанским, я стану храбрее и сделаю все, что хотите.

В комнате наступила глубокая тишина. Шампанское? Это слово прозвучало, как похоронный звон.

– Откуда мы достанем тебе шампанского? – спросил Виктор Бимиш.

– Откуда хотите! – сказал Тэдди Викс. – Но это мое последнее слово. Либо соглашайтесь, либо проваливайте.

– Джентльмены! – воскликнул Акридж. – Нам нужно увеличить основной капитал. Иначе нашему синдикату – крышка. Я вношу десять шиллингов.

– Что? – вскричали мы хором. – Как?

– Я заложу в ломбарде гитару.

– Гитару? Да у тебя ее нет!

– У меня-то нет, но у Джорджа Тэппера есть, и я знаю, где он ее прячет.

Эти слова окрылили нас, и деньги были собраны вмиг. Я пожертвовал свой портсигар. Бертрам Фокс решил, что его квартирная хозяйка может подождать еще неделю. Роберт Дэнгилл вспомнил о своем богатом дядюшке, который, если умеючи нажать на него, безусловно подарит своему племяннику фунт стерлингов. Виктор Бимиш заявил, что фортепьянная фирма, для которой он рисует плакаты: «О, как легко играть на пианино!», вовсе не так скаредна, как кажется с первого взгляда, и едва ли откажется выдать ему авансом пять шиллингов.

В течение нескольких минут дополнительный фонд был составлен. Мы собрали внушительную сумму: целых два фунта стерлингов и шесть шиллингов.

Мы спросили у Тэдди Викса хватит ли ему этих денег, чтобы взвинтиться как следует.

– Я попробую! – сказал Тэдди Викс.