Текст книги "Сигналы Страшного суда. Поэтические произведения"

Автор книги: Павел Зальцман

127. Псалом VIII

Оби-Куик – ручей и водопад,

низвергающийся в Фандарью.

 
Оби-Куик вали́тся вниз,
Летит с карниза на карниз
Светло и грозно.
Ишак, груженный кизяком,
С сидящим сверху дураком
Слетает в бездну.
 
 
Вот, вот он, вот он на песке.
Но где душа в пустом куске?
В минутном крике?
Нам любопытно заглянуть,
Чтоб там найти хоть что-нибудь,
Куик великий!
 

Кончено 11 мая 1944

«Дом Советов»

128. Воспоминание («Когда ваш рот…»)

 
Когда ваш рот
Дарит улыбку,
Наш дерзкий взгляд
Летит под юбку.
 
 
Бросай монетку
Жадным нищим,
Засунь на минутку
Пальцы в клещи.
 
 
Всё слаще, слаще,
За пальцем руку,
Но жадно пьющий
Заходит в реку.
 
 
Трудно, трудно
Отрываться,
Пора кончать
И убираться.
 

14 мая 1944

по ул. Фурманова с базара в «Дом Советов»

129. «Кто нас может соединить…»

 
Кто нас может соединить,
Чем это купить?
Разве это продается?!
Кому показывать неизмененный день?
Если б можно было туда вернуться!
Я никогда не хотел расти.
Ты, со своими переменами…
 

Весна 1944

«Дом Советов»

130. Псалом с огоньком IX, читанный Господу Богу и всем святым на званом обеде в присутствии Льва Толстого

 
Восклицаю, возглашаю:
Приглашаю! Приглашаю!
Я рассыплю бакалею,
Ничего не пожалею.
А ты, друг, ошуюю
Угощал нас соею.
Что ж, Володя, наточи
Реки, полные мочи.
Вот для вашей лейки
Столярные клейки,
Конские кишки,
Дохлые детишки.
Проглоти/ тся, проглоти/ тся,
Не хоти/ тся, – как хоти/ тся.
Я любуюсь без конца
Цветом вашего лица.
А где у вас находится
Дева-богородица?!
А ну, Лева, расстели,
Как делают писатели.
Милые святители,
Хрена не хотите ли?
 

22 сентября 1944

«Дом Советов»

131. Фашистская песня

 
Мы на добро положим
Во весь свой рост,
Мы разуму намажем
Песка под хвост.
Мы нежности загоним
До самых кишок,
Мы красоту уроним
В ночной горшок.
Мы вмажем в души
Ситра из луж.
Мы выбьем грыжи
Из тихих душ.
Мы спустим с веры
Ее штаны.
 —
Ублюдки, воры,
Орда шпаны.
 

24 июня 1945

«Дом Советов»

132. Футбол

 
Мы вам воткнем стальной рукой
Железный нож в спину,
А вы положили на нас такой…
А я его скину.
 
 
А вы, подмявши меня за жо…,
Дадите нам звону,
А я, расставшись с своим ножом,
В свою очередь выну.
 
 
А вы… а я… а вы… А кто
Остался сбоку,
Того мы, мать его в пальто,
Убьем, собаку.
 
 
А мы вас провожали
До самых врат,
А вы нас уважали
В душу и в рот.
 

25 июня 1945

«Дом Советов»

133. Псалом Х

 
А вот горят хвосты комет,
А вот нисходит Мухаммед,
А вот… а вот его Дульдулю
В саду Ирам подносят дулю.
А вот забит кол в зад Амана,
А вот постройки из самана,
Нисходят звезды с небесных круч,
Восходят души сквозь горы туч.
 
 
Опять кометы,
Как в оны дни,
И днесь Ахматы,
И днесь огни.
Кто их натыкал?
Кто их возжег?
– Всё ты, владыка,
Великий Бог!
За то, взлетая на небеса,
Тебя восхвалят все голоса.
И я ликую,
И я реку:
– Ку-ку-реку!
– Ку-ку-реку!
 
 
Да, да, реку, ликуя,
Ку-ку-реку я.
 

22 августа 1945. «Дом Советов»

134. «Как будто вдруг мне улыбнулось что-то…»

 
Как будто вдруг мне улыбнулось что-то —
Я так был рад.
Но ведь она не виновата,
Я виноват!
Я так хотел забытой сладкой боли,
Я так… я так…
Конечно, я остался недоволен,
Что Бог – дурак.
Я целовал бы тоненькие руки,
Которых нет,
Меня царапали бы встречи и разлуки,
Жестокий след.
Но я хочу. Так сильно, что не вижу,
За что берусь.
И я иду. Всё ближе, ближе…
Отойди, брось.
 

28 апреля 1946

135. Песня гадающих китайских девушек, приснившаяся в середине мая

 
Для того чтобы помочь, помочь,
Помочь хоть немножко,
Мы найдем тебя, черная, как ночь,
Кошка.
Несмотря на пробегающую
По спинам дрожь,
Несмотря на пробивающий
Рубахи дождь,
Чтоб добыть покой, покой
Для этой ночи,
Мы сдерем тебя белой рукой
С дождевой тучи.
Мы раздвинем, как цветы,
Засохшие губы —
Ну, кричи, кричи и ты,
Как мы оба.
Чтобы больше не любить,
Не кричать, не скалиться,
Нам придется обрубить
Милые длинные белые пальцы.
Нам придется засыпать тебя землей,
Набирая черные горсти.
Чтобы было больней, больней,
Мы оставим клочочек шерсти.
 

21 мая 1946

136. «А я считал, что видно только нам…»

 
А я считал, что видно только нам,
А это были Божьи шутки,
А мы с тобой ходили по холмам,
А ты сама тянула руки.
А что их может заменить?
Куда деваться?
Идти. Бежать. Ногами шевелить,
Ногами двигать. Забываться.
 

25 мая 1946

137. Псалом XI

 
Эй! Ну же, выходи!
Бог в душу, Саваоф!
– Пей, кушай, не нуди,
Будь весел и здоров.
 
 
Что же, Боже, ты не мог?!
Нет силы в бороде?
Бог ты или не Бог?
Где ты? Или нигде?
 
 
Нет, громкая дыра
У Господа в волосах.
– Был у нас позавчера
Разговор на небесах.
 

25 мая 1946

138. «Когда темно, когда на небе тучи…»

 
Когда темно, когда на небе тучи
И долгий дождь, и мокрый мрак,
То нам с тобою вместе даже лучше,
Мой милый друг.
Но если свет сияет в каждой луже
И солнце лезет за порог,
То без тебя мне только вдвое хуже,
Мой лютый враг.
 

1946, перед болезнью

139. Мальчик хочет луну

 
Я рождаюсь, я лежу, высокий мир надо мной.
Дайте, дайте луну, дайте лошадь, дайте чайный сервиз
из витрины.
Дайте море и лодку, дайте голых купальщиц, так как я
не только земной,
А также ножи, чтоб втыкать в спины.
 
 
Это наша, наша земля, наш веселый вечерний снег.
Он для нас выдает красоты в добавление к туалетам.
Мы протягиваем обе руки, мы собьемся в поисках с ног,
Даже если придется искать по ночам с пистолетом.
Но когда нам намнут бока,
 
 
Мы устанем валять дурака, —
А витрины всё так же искрятся,
Мы с тобой, мой скромный друг,
Запоем, что над нами Бог,
И начнем притворяться.
 

1946, перед болезнью

140. «Любите ли вы мёд?..»

 
– Любите ли вы мёд?
– О, да!
– Но от него бросает в пот.
– Не беда!
– А как у вас, простите, стул?
– Нормальный.
– Тогда я вас прошу за стол,
За стол пасхальный.
 

<1946>

Перед самым брюшняком

141. «Нехорошо, когда калека…»

 
Нехорошо, когда калека
Изображает человека.
Нехорошо, когда урод
Не умирает, а живет.
 

2 июня 1946

142. «Когда над головой занесен нож…»

 
Когда над головой занесен нож,
Не отрывай, не трогай, не тревожь.
Мне кажется, я вижу, что у нас
Глаза не отрываются от глаз.
 
 
Когда они находят и, дрожа,
Вонзаются, как лезвие ножа,
Так вот что я, так вот что я скажу:
Не прикасайся к этому ножу.
 

Июнь 1946

143. Робаи

 
У вас на небесах есть мировой блат,
Для вас и на земле растет густой сад.
Пора подкинуть бы чего-нибудь и мне.
Как говорят в порту: гиб мир айн кус брот.
 

Июнь 1946

144. «Вы у Господа рабы…»

«Мало пили, мало жрали!»

(На вечере у снабженцев)

 
Вы у Господа рабы,
Вы несли ему дары,
Он оплачивал труды, —
Рафаэли! Рафаэли!
 
 
Камень сыпется с лопат,
Расцветает Божий сад,
Зреет пьяный виноград, —
Не успели… Не доели.
 
 
Что касается до нас,
Мы напрасно тянем нос,
Зря сверкает жадный глаз
В ожидании получки.
 
 
Нет, не те у нас сады.
Не растут у нас плоды.
Мы растим одни цветы
Да прекрасные колючки.
 

29 июня <1948>

«Дом Советов»

145. Клад (Мёд)

 
Благосклоннейшие скалы,
Мутные волны.
Что тяжелый, то тяжелый,
Но зато – полный.
 
 
Убрала, подмела,
Мерси нищему уюту.
Нет, нет, не мила,
К чёрту бедную каюту.
 
 
Полный ящик серебра,
Желтые монеты.
Сыпьте на пол со стола
Прочие предметы.
 
 
Сыпь на пол, не жалей,
Что любил с голода.
Вот, вот на столе
Сладкое золото.
 

29 июня 1948

«Дом Советов»

146. «Мы плачем горькими солеными слезами…»

 
Мы плачем горькими солеными слезами
Над золотыми волосами.
Над этой нежной и румяной кожей
Мы плачем тоже.
 
 
Над душным запахом духов и пудры, —
Ах, я не твердый, —
Над этим безразличным, глупым,
Упрямым и живым трупом.
 
 
Но мы хотим, но мы хотим снова,
Чтоб оживляло наше слово,
Чтоб улыбались наши мысли,
Чтоб руки гладили и висли.
 

29 июня <1948>

Троллейбус с базара

147. Псалом XII

Когда в 1663 году я был назначен Даниэлем Дефо, мы все тебя уважали. Когда я исполнял обязанности Вольтера, мы подумывали, что тебя нет. Халтуря Блоком, я тебя потерял: не вижу, где ты? А теперь, состоя на новом ответственном посту, я прямо скажу – иди, иди…

<1948>

148. Змеи

 
Флита флата флита флата
(Аристофан. «Птицы»)
 

 
Когда мы… да, мы, то есть не дамы,
А мы ходили биты,
Тогда вы, девы, были как совы, —
Голyбки Афродиты.
 
 
Когда вы завивали кудри,
Выматывая нервы,
Тогда вы, да, вы были мудры,
Как курицы Минервы.
 
 
И так, увы, и вы, как Евы,
Переживали драмы!
Где вы, где вы, дамы и девы?
Всё так же ли вы упрямы!?
 

<1948>

Хождения вниз по ул. Фурманова

149. Уланд

 
Бежит кораблик, а мы сидим
В густом тумане, ночном, седом.
Фонарь колеблет границы круга,
Молчим, не знаем никто друг друга.
 

<1948?>

150. Шторм

 
Осенний дождь залил ступени.
Мы не дадим. Мы не хотим.
Возьмемте этот серый день,
И позолотим. Позолотим.
 

Июль 1948

151. Ницше

 
Ты видишь, – мрак?
Падает снег
В пустое море.
Ты кто? Дурак,
В таком холодном осеннем мире.
 

Июль 1948

152. Она уходит в темноту

 
Твой маркизет, как переплет,
Надет на голую бумагу.
Проходит около двух лет,
И вот – мы написали книгу.
Ведь мы и созданы затем,
Чтоб создавать такие сласти.
Ну что ж, давайте создадим,
Поскольку это в нашей власти,
Тоску, таинственную грусть…
Она сидела у крылечка
И плакала. О чем бы? Пусть!
Футляр. Обложка. Оболочка.
Увы, жива. И каждый час,
– Нет, это было бы жестоко, —
И независимо от нас
Вполне пригодна для восторга.
Свободна, тем и хороша.
Своя. Тебе какое дело?!
В ее глазах моя душа,
Под платьем собственное тело.
– Зачем ты злишь меня? Молчи! —
В котором капли нашей нету.
Но дело в том, что мы – лучи,
Мы – свет, скользнувший по предмету.
 

7 июля 1948

153. «Мы горько слезы лили…»

 
Мы горько слезы лили,
Выкручивали боль.
Мы пальцем придавили
Порхающую моль.
 
 
Нам стало тихо-тихо,
Нам стало как во сне.
Усталая портниха
Готовилась к весне.
 
 
Об нас звенели мухи,
Мы бились об стекло,
И прекращались муки,
Когда уже светло.
 

28 июля 1948

154. Вздор

 
Из пыли делается мед,
Из мела делается лед,
Из мыла делается суп,
Из тела делается труп.
 

29 июля 1948

155. «Когда меня бросает в дрожь…»

 
Когда меня бросает в дрожь,
Я выбираю острый нож
И говорю – довольно.
Когда меня кусает вошь,
Я в это место тычу нож,
И мне уже не больно.
 
 
Когда вас одолеет боль,
Друзья мои, берите соль
И сыпьте соль на рану
По чайной ложке через час —
Я это пробовал не раз
И вряд ли перестану.
 
 
Когда вас ослепляет гнев
И вы кипите, не поев,
И чересчур жестоки,
Друзья мои, берите нож
И режьте мясо на гуляш,
Как будто это щеки.
 
 
Мы покупаем за гроши
И соль, и мясо, и ножи, —
Набор от всех болезней.
Ножи! Что может быть нужней,
Ножи! Что может быть нежней,
Что может быть железней!
 

1 августа 1948

«Дом Советов»

156. «Какой туман над кучей крыш…»

 
Какой туман над кучей крыш,
Какие лужи…
Мы трусим с облетевших груш
Сухие груши.
 
 
Мы собираем желтый лист,
Несем к сараям.
Пока он сух, пока он чист,
Мы собираем.
 
 
Мы роем из разрытых гряд
Горькую редьку.
Темно. Довольно ковырять
Пустую грядку.
 

1948 или 1949

157. Летучий голландец

 
Мой друг в тумане и в воде
Скитался много лет.
А я искал его везде,
А он уже скелет.
 
 
На переменчивый рассвет,
На радостный разбой,
На сумрак зим, на солнце лет
Возьми меня с собой.
 
 
Космополит, метеорит,
Возьми меня, мой друг.
А он летит, а он летит,
Плюя на всё вокруг.
 
 
На щедрый мир, на жирный пир,
На радость горьких слез
Легко меняю свой сортир —
Мерси за перевоз.
 
 
Не надо драм, не надо слез.
Постой, мой друг, постой,
Мне нужен только перевоз,
Я не такой простой.
 
 
Мой милый, вот моя рука,
Спаситель голубой.
Плыви один. Пока! Пока!
Мы встретимся с тобой.
 

4 июля 1949

158. «Троллейбус подан. Окурок брошен…»

 
Троллейбус подан. Окурок брошен
На вашу осень, на ваш снежок.
Зал ожидает: «Просим! Просим!»
Какая бездна! Какой прыжок!
 
 
Гулянье ночью безрезультатно.
На то и осень, на то и ночь.
Махнем на это. Пошли обратно,
Слезами горю не помочь.
 

16 сентября 1949

159. «Всё разложено по ящикам…»

 
Всё разложено по ящикам,
Всё разбросано в снегу.
Набираю соли за щеку
Так, что больше не могу.
 
 
Подбираю то, что падает,
Опускаю на кровать.
Это дико, то, что радует,
Начиная умирать.
 

2 декабря 1949

160. Елисаветград

Для Лоточки

 
Семафор роняет руки,
Разлетаются флажки.
За полями лягут реки,
Голубые ремешки.
 
 
Изогнувшимся вагонам
Будет брошен дымный мяч,
По сияющим прогонам
Понесутся тени вскачь.
 
 
Промелькаем, прогрохочем
По зеленой тишине.
Тише… тише… дело к ночи,
Огоньки бегут в окне.
 
 
Та же станция мелькает.
Тот же дом. Тот же сад.
Сносит, сносит, уплывает.
Всё назад, всё назад.
 
 
 —
 
 
Утро. Дружные вагоны,
Пробегающий парад.
Золоченые погоны
То в тени, то горят.
 
 
Вдруг проносится береза,
Белый жар, свежий лед.
Скачут звонкие колеса.
Всё поет. Всё поет.
 

2 декабря 1949

161. Молитва

 
Час. Два. Четыре.
Пять часов.
Ночная тишина.
Удары капель.
Бой часов.
Зеленая луна.
Глубокий снег.
Свободный вздох.
Высокая стена.
Пришедший дух.
Великий Бог.
Ночная тишина.
 

2 декабря 1949

«Дом Советов»

162. Начало

 
Мы видели часами
роман:
Над морем нависает
туман.
За спуском начинается
порт.
В тумане намечается
борт.
По набережной шаркает
трап.
Под килем пробирается
краб.
Уходит в воду
мокрый канат.
Корма взлетает.
Капли звенят.
 

12–13 февраля 1950

Во сне

163. Воспоминание («Была погодка свеженовата…»)

 
Была погодка свеженовата.
Оставив дома кашне и плед,
Я шел куда-то, я шел куда-то,
Может, веселый, а может, нет.
Я шел по стрелкам, я шел по веткам,
Мимо молочниц, мимо планет.
Всё это, может, казалось сладким,
Может, казалось, а может, нет.
 

Апрель 1950

164. «Над нами вместо тишины…»

 
Над нами вместо тишины
Висят чужие люди.
По небу плавает луны
Кусок в ночной посуде.
 
 
Позорно девкам молодым
Болтаться с удобреньем.
Нам с Богом стыдно. Мы глядим,
Глядим с неодобреньем.
 

<1950>

165. Фокусы

 
Мы гадаем, гадаем, бросая то так,
То эдак,
И поднимаем платок как белый флаг,
Ах, напоследок!
 
 
Такой платок, который так
Пригоден для лучших штук,
Который только такой чудак,
Как я, кладет под утюг.
 
 
Платок, цветок, росток – растяни,
И вместо платка будет две простыни,
Что неплохо даже
В смысле продажи.
 
 
Как же могло случиться,
Что в него приходится мочиться,
То есть я хочу сказать —
Вместо того, чтоб на нём вышивать
Многоцветные розы,
Капать в него и собирать
Незаметные слезы!
 
 
Но может ли случиться и так, —
Ах, как этому поверить, —
Что этот самый крылатый знак, —
Необычайный выверт, —
 
 
Раскроет, как занавес, нам вход,
Наконец, в заповедник,
Где куча благ, где добрый Бог,
И я – наследник!
 

15 мая 1950

166. Авлида. Вертунет

 
Мы готовимся к отплытью
Целый год. Целый год.
Но, подвергнутый заклятью,
Замер флот. Замер флот.
 
 
О, жестокие планеты,
Наложившие запрет!
Ветру нету, ветрунету,
Вертунету, вертунет.
 
 
Вы от нас хотите жертвы
Каждый час. Каждый час.
Воскресите же из мертвых
Сами нас. Сами нас.
 
 
Глаза наши смелы,
Летят из них стрелы.
Колите Бога,
Он недотрога.
Бог просыпается,
Гроза рассыпается.
Вздымайтесь, тучи,
В синие кручи.
 
 
Хватит, хватит строгостей!
Флот красивый, трогайся!
В брызгах, во влаге
Щелкайте, флаги!
 
 
Голубые ветры веют,
Надувают паруса.
Явственеют, явственеют,
Явственеют чудеса.
 

10 июня 1950

167. «Когда мы прохо-, мы прохо-, мы проходим по самым верхам…»

 
Когда мы прохо-, мы прохо-, мы проходим по самым верхам
В жару, осененные свыше,
Мы видим божественных, белых, раскрытых, как храм, —
Девчонки сидят на скамье, и мы молим поднять их повыше.
 
 
Мы любим их пальцы, их ногти, их золото, их серебро,
Мы жаждем движений, которые их раскрывают,
Нас тянет зарыться в их душу, в чужое добро,
Руками, руками, руками, которые разрывают.
 

28 июня 1950

168. Сладкое

 
– Пора бы уже.
– Вы правы.
– Чего вам?
– Славы. Славы.
– Ладно, будет вам слава.
Еще чего?
– Женщин.
– Право?
Не много ли выйдет вместе?
Ну а на третье?
– Двести.
 

4 июля 1950

169. Робинзон

 
Кораблик, пузыри пуская,
Пошел на дно.
Авоська мокрая – пустая,
Всё съел давно.
 
 
Один, один на острой ветке
В глухую ночь.
Ночами звери покидают клетки —
Боже, прошу помочь!
 
 
А ты чего поешь, как птица,
Когда сижу нагой?
Кто будет надо мной крутиться,
Тому я дам ногой.
 

11 июля 1950

170. «Тара-та-та, что это значит?..»

Думала рыбка: «Много имею сказать,

Только рот водой полный».

Кавказская пословица

 
Тара-та-та, что это значит?
Зачем кладете в таз?
Рыбами быть никто не хочет,
Никто из нас.
 
 
Зачем берете нас за жабры,
Хватит глупых забав!
Вы знаете, что рыбы храбры!?
У рыбов нет зубов.
 

8 июля 1950

171. «С неба падает снежок…»

 
С неба падает снежок,
На пальто садится.
Поторопимся, дружок,
Дома не сидится.
 
 
Нам с тобою по пути,
Но безрезультатно.
Может, лучше не идти,
А вертать обратно?
 
 
И сюда не приходить
Ни за что на свете,
И скорее позабыть
Заборчики эти.
 

<1950>

172. На колени

 
А это кто такая,
с измученным лицом?
Довольно молодая —
я с нею не знаком.
 
 
Когда я вам читаю
почасовой предмет,
Я ясно представляю,
что у меня вас нет.
 
 
Вы тихонько сидите
с подругой за столом,
Молчите и глядите.
Я с вами не знаком.
 
 
И грудь у вас большая
под вышитым плечом,
И худенькая шея —
я с вами не знаком.
 
 
Я ничего не смею:
и серые глаза,
И худенькая шея —
мне ничего нельзя.
 
 
Читаю о голландцах,
и кто такой Рембрандт,
И что такое арка,
фиал и аркбутан.
 
 
Но что у вас под платьем,
мне интересно знать,
И белые ли ноги,
и как их целовать.
 

15 апреля 1951

173. Лидочка

 
Антресоли… Антресоли…
Адресов не перечесть…
Театральный парикмахер…
Дом на Мойке… Там и есть
Дочка. Лидочка.
Но больна туберкулезом.
Желтый двор заносит снег.
В магазин. Букетик. Розы.
И на плечи теплый мех.
А на белые пальчики
Шерстяные перчатки,
Синий висок
И румянец чахотки,
А на веках сонный песок.
 
 
Пришел к полуночи,
Но заперта дверь.
Ах, она еще на даче,
Но просила ее навестить.
Там скучно зимой.
Я стою немой
И не могу сообразить,
Что это со мной?
Как она может просить!
Ведь она умерла.
Мне так говорили,
И я не успел.
 
 
Вставай, вставай,
Моя золотая Лидочка!
Уж раз я пришел навестить,
Нечего тебе грустить.
 

1951

174. «Благословен, который палачу…»

 
Благословен, который палачу
Воткнул окурок в нос.
Благословен и тот, кто зажигал свечу,
И кто ее принес.
 
 
Благословен и тот, который палачу
Пустил томатный сок.
Да я и сам, пожалуй, запущу
И выйду на часок.
 

1951

175. Маятник

 
– Так что ж вы делаете?
– Маюсь.
– Грешите?
– Прямо! Занимаюсь
За неимением грехов
Изготовлением стихов.
 

Июль 1951

176. Прикосновение

 
В пивной на Разъезжей,
В тумане
Или на островах,
На Стрелке,
За голыми ветками,
Где мост и костер,
Я хочу найти эту,
Готовую со мной.
Но только моя —
Еще семнадцати лет,
С голубыми глазами,
Как ангел,
Нищая и худая.
 
 
Это та девчонка, та девчонка,
Перед которой я мечтал
Себя изрезать,
Чтоб кровь обматывала руку в темноте,
И чтоб никто нас не видел.
Ее тоненькая рука с белой кистью.
Ее прикосновенье.
В пивной, в чужой сутолоке,
Совершенно свободным —
Искать ее, искать,
С жадным ожиданием встретить, увидеть,
Говорить то, что поднимает глухой жар,
В дыхании сухой жар в ожидании счастья.
Сколько же можно ждать,
В лоб его мать!
 

15 июля 1951

177. «Вы всегда полны острот…»

 
Вы всегда полны острот,
Вы танцуете фокстрот,
Вы танцуете ногами,
Доедая бутерброд.
 
 
Вы хватаетесь за дам,
Вы их бьете по задам,
Вы любуетесь задами,
Улыбаясь Богу в рот.
 

1951

178. Проклятие!

 
Насколько я помню,
Как будто весной,
Как будто по камню,
А может, лесной
 
 
Мы шли по тропинке,
Мы шли босиком,
А может, ботинки…
Я не был знаком.
 
 
Роскошная пакля
Пушистых волос.
Дрожащий, как капля,
Как будто прирос.
 
 
Душистая кожа,
Как розовый торт,
Тяжелые груди
И маленький рот.
 
 
При этом я вижу
Меж них уголок
И белую кожу
Открывший чулок.
 
 
Уже вечерело,
Темнели кусты,
Дорога летела
До первой звезды.
 
 
Я шел, умоляя,
Я больше не мог.
Свалился, гуляя,
Вспотевший чулок.
 
 
Девчонка свернула
С дороги в кусты
И чулок натянула
До самой звезды.
 

1951?

179. Буфет

 
Я ей кланяюсь красиво,
Улыбаюсь, а потом
Я беру бутылку пива
Для того, чтоб взять батон.
 
 
Хорошо. А разве хуже,
Раз пришла такая блажь,
Отражающийся в луже,
Шевелящийся пейзаж?
 
 
Для чего же я к буфету
Подлетаю на лету,
Если я хочу котлету,
Но не эту и не ту?
 

1952?

180. Анкета

 
Фамилия, имя, отчество.
Профессия – одиночество.
 

<1952>

181. Весна в Крыму

 
Когда я раз приехал в Крым,
Та-рá-ра та-ра-рá,
Он был еще слегка сырым,
Та-рá-ра та-ра-рá.
 
 
И я один ходил на пляж,
Сидел там до утра.
Какая блажь, какая блажь!
Та-рá-ра та-ра-рá.
 
 
Еще стоял весенний дым,
Шумел прибой у скал,
Но я был очень молодым,
Я бегал и скакал.
 
 
И вдруг я вижу: на песке
Лежит она одна,
Пушистый локон на виске
Сверкает, как волна.
 
 
Холодный белый милый цвет
Ее покатых плеч…
Тара-та-та, влюбленный бред,
Позвольте мне прилечь.
 
 
Но для того чтоб загореть,
Та-рá-ра та-ра-рá,
Не обязательно сгореть,
Та-рá-ра та-ра-рá.
 

5 февраля 1952

182. «Адреналину, адреналину…»

 
Адреналину, адреналину,
А то я стыну,
Я просто стыну!
И мы хотим красоты —
Я и ты.
 
 
Выбивая вам зубы
(Мы несколько грубы),
Задаем лататы/.
Наши руки нечисты,
На то мы и дантисты.
Мы хотим красоты —
И я, и ты.
 

<1952>

183. «Искры, искрочки без огня…»

 
Искры, искрочки без огня,
Что вы сыпетесь из меня,
Что вы сыпетесь на песок
Вдоль заборчиков из досoк?
Я собрал бы вас на ладонь,
Я бы сделал из вас огонь.
Я бы взял его, если б мог,
И запрятал бы в уголок
Да под доски его, храня
Ваши домики от огня.
 

29 июля 1952

184. Буржуа

 
Как ваша жизнь ни хороша,
Она не стоит ни гроша,
Напрасно вы живете.
И ваши души – сметники,
И ваши дети – говнюки, —
Что сеяли, то жрете.
 
 
Ах, плохо нюхать вашу вонь,
Вам всех пора бы на огонь,
Чтоб небо было чище.
И ваши шубы надо в печь,
И ваши души надо сжечь,
Так как вы духом нищи.
 

1952

185. «То ахну, то охну…»

 
То ахну, то охну,
Всё сохну и сохну,
Пожалуй, зачахну,
Да так и подохну.
 
 
Любезные люди,
Тащите горшки.
Несите на блюде
Мои потрошки.
 
 
Несите, несите,
Не вижу беды.
Давайте, вкусите
Духовной еды!
 

1951–1952?