Текст книги "Тренировочный полет (СИ)"

Автор книги: Павел Куракин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

  (По мотивам одноименного рассказа Гарри Гаррисона, почти с теми же персонажами).

   Сейчас эта история вошла в учебники психологии. Проектной психологии, социальной психологии, космонавигационной психологии – не знаю какой еще психологии. На этой истории было защищено, если я ничего не путаю, пятнадцать кандидатских и сорок три докторских диссертации.

   А я в этой истории был подопытным кроликом. Меня мало кто знает даже из тех выдающихся ученых, что защитили все эти диссертации и позанимали престижные ставки в университетах Земли и Луны. А ведь это был именно я, да.

  Если бы эксперимент не удался, то я бы обрел свое последнее пристанище на Марсе. Я и Элл. Элл Мендоза. Причем Элл – не приходя в сознание. Да и я, скорей всего, тоже. А полковник Стэгем и бригадный генерал Смолл получили бы лет по двадцать. Если не стул. Смолл – точно. Но Стэгем и Смолл вытащили нас из этой заварушки. Впрочем, они же в нее и затащили. Стэгем рисковал незначительно, и он честно был против всей этой авантюры с самого начала. Против него я ничего не имею, и мы даже дружим семьями. Другое дело – Смолл. Ему лучше не попадаться у меня на пути в темном переулке Форест Лейка. Хотя он тут и не живет. А где он живет, я и не знаю, и в этом его счастье.

   Но, давайте по порядку.

   Это был тренировочный полет. Так мы все думали. Господи, так думал даже сам полковник Стэгем! Каждый день мы выходили на поверхность участка пустыни в Неваде, точное расположение которого настолько засекречено, что даже сотрудники полигона не догадывались хотя бы приблизительно о широте и долготе.

  Мы выходили на поверхность пустыни и вели штатную исследовательскую работу. Расставляли и настраивали датчики. Снимали показания с уже установленных. Колесили на марсомобиле, вели геодезическую съемку. Все как обычно.

  Предыдущая тренировочная миссия провалилась. Ну, это почти штатная ситуация – на то она и тренировочная миссия. Морли был слишком игривым. Когда из «марсианской» норки выползла очередная страхотная зверушка – искусный робот, разработанный в лабораториях НАСА – Морли слишком сильно пнул ее ботинком, поскользнулся на песке, потерял равновесие, и завалился вбок. Надо же было так случиться, что как раз с той стороны из земли торчал небольшой, но вполне себе опасный кусок обсидиановой плиты с острыми краями.

   Морли как следует приложился голенью к этой плите, и она продырявила его скафандр. Я все видел и бросился к Морли. Но поделать уже ничего было нельзя. Воздух со свистом выходил из скафандра. Морли оставалось секунд тридцать. Дыра в ткани была слишком большой, мы были бессильны. Земля разверзлась, и из нее вышли четыре ангела – хранителя с носилками, и унесли Морли. «Земля Марса» закрылась обратно. Миссия завершилась досрочно.

  Новая миссия началась всего через неделю. Но на поверхность «Марса» мы с Эллом – моим новым напарником – смогли попасть совсем не через неделю. Сначала ведь полет. Все по-настоящему! Мы «летели» три месяца. Это только то время, когда мы были в сознании, а ведь еще был период анабиоза. Для нас весь полет занял три месяца, а для всех сотрудников проекта – добрых полтора года.

   Но, так или иначе, мы «прилетели». Угадывалась все та же пустыня, хотя детали ландшафта, конечно, отличались. Мы приступили к работе. И сразу столкнулись с неприятностью – Элл совершенно случайно обнаружил течь в резервуаре с водой. Боже, опять «дырка». Теперь хоть и не скафандр, но приятного тоже не полный джек-пот. Сначала Элл заметил какие-то крошечные капельки воды на синтетическом «ковре» в рубке. Поначалу Элл и не думал паниковать, вообще даже никакого криминала не заподозрил. Он решил, что сам пролил воду, когда нес поднос с кофе и стаканом воды. Знаете, некоторых в детстве приучили разбавлять горячий чай и кофе холодной кипяченой водой – вот Элл из таких.

  Ну, пролил и пролил, решил Элл, и быстро забыл о происшествии. На второй день ситуация повторилась, и Элл не на шутку расстроился. Но он все еще не понимал масштабов произошедшего – для него поводом для расстройства была его элементарная неаккуратность. Это и в самом деле нехорошо, для летчика – испытателя высшей категории, полковника стратегической авиации, быть настолько неловким. Старею – решил Элл. Но это все еще не было катастрофой.

   Элл по-настоящему запаниковал, когда увидел капли воды в третий раз. Ведь он уже дал себе слово следить за собой и даже усилил тренировки. Ключ к проблеме обнаружился, когда мы нашли капли в таких местах, куда Элл точно не мог ходить с подносом. Тут-то мы и заподозрили – правильно – корень происходящего. Мы опрометью бросились на техническую палубу, которая была этажом выше. Так и есть – резервуар воды дал течь, и его наполнение уже составляло 60%. Большая часть воды ушла мимо жилой палубы в грунт «Марса», но какие-то ее крохи попались к нам на глаза.

   На счастье, в этом случае мы смогли быстро и эффективно заделать дыру, но вся миссия попала под угрозу срыва. Мы вышли на экстренную связь с «Хьюстоном», сиречь – с администрацией проекта, которая сидела где-то совсем поблизости, хотя мы и не могли до них добраться. Мы заявили, что расчетное время прибывания на «Марсе» надо сократить как минимум на те самые 40%, которые вытекли в грунт. Земля взяла час на раздумья, а потом, в лице полковника Стэгема, жестко отказала. Мало ли какие могут возникнуть трудности в реальном полете. Создалась чрезвычайна ситуация? И хорошо! Значит, ценность эксперимента только возрастает. Тем более спокойно можно будет начинать реальную экспедицию.

   Работайте дальше, сказала Земля. 28 суток, как и было заложено, и ни часом меньше. Четыре полные недели. И план исследований не сокращать. Как? Изыщите резервы. Точка. Связь прерываю.

   Надо сказать, мы не слишком расстроились. На то мы и летчики – испытатели, командование Военно – Воздушных Сил никогда с нами по-другому ни не обходилось. Более того, Элл даже приободрился. Ведь, как оказалось, дело вовсе не в его начинающейся старческой неповоротливости. Да и течь мы же нашли, а могли бы и вообще не найти. Значит, чего-то мы стоим, и мышей по-прежнему ловим.

   Быстро сказка сказывается, да дело наше еще быстрее пошло делаться. Мы довольно быстро поняли, что все эти разговоры про «изыскание резервов» – полная демагогия. Для полноценной работы, как от нас требовали, был нужен ровно такой расход воды, какой и предполагала полная канистра. Все 100%, и ни граммом меньше. «Экономить» было решительно не на чем. Мы снова вышли на связь с «Хьюстоном» и нам было отказано в сокращении миссии так же жестко и холодно. Работайте, изыщите резервы.

  Но беда не ходит одна. «Марсианская» пыль. И я, и Элл еще до этой истории с резервуаром стали замечать какую-то мелкую пыль – то тут, то там на корабле. Она была совсем мелкая, как пыльца. Поначалу мы и тут никакого криминала не заподозрили. Ну, пыльца на щитке прибора, ну – на зубной щетке, ну – на тарелке. Но пыль прибывала и прибывала. В один прекрасный день мы с Эллом посмотрели друг на друга и поняли, что мы думаем одно и то же, об одном и том же: «что за хрень?»

   Пыль продолжала прибывать, и она стала причинять физическое неудобство. Пыль лезла в нос, в глаза, в уши... Элл, несмотря на то, что был крупнее меня и внешне выглядел настоящим атлетом, оказался принцессой на горошине куда в большей степени, чем я. Моя кожа, как оказалось, была грубее, или просто менее чувствительная. А бедолага Элл в прямом смысле потерял сон: ночью он непрерывно ворочался и ворчал на своем ложе. Сначала ворчал, но постепенно это перешло в причитания.

  Мы стали меньше разговаривать, и только угрюмо и упорно продолжали «изыскивать ресурсы», чтобы прожить на «Марсе» положенные четыре недели на половинном запасе воды. Вода таяла, и не было видно решительно никакой возможности сократить ее расход. Более того – из-за чертовой пыли нам теперь требовалось еще больше воды для самого минимального туалета. В воздухе повисло мрачное ожидание возможной катастрофы.

   Ситуация полностью слетела с катушек, когда в один прекрасный день мы вернулись с поверхности и не смогли открыть внешнюю дверь переборки входного шлюза. Дверь начала свое привычное движение и безвольно остановилась на пол-пути. Ее просто заклинило. У нас был минимальный запас слесарного инструмента в марсомобиле, который, конечно, ни в каком гараже не стоял, а ночевал прямо во дворе. Теоретически, нам бы следовало запросить консультацию у «Земли», но для этого надо было сначала войти на корабль, а мы не могли!

   В попытках открыть дверь подручным инструментом и без фатальных изменений для самой двери мы провели битых пять часов, и ничего не добились. В итоге мы просто выломали дверь, сломали приводной механизм. Это уже было катастрофой. Вообще, наш входной шлюз состоял из двух переборок и, соответственно, трех дверей. Выход из строя самой внешней двери еще не был смертным приговором, но этот приговор уже замаячил на горизонте. На очереди была вторая дверь. Дама в черном и с косой присела и закурила рядом с ней.

   Прорвавшись внутрь и изрыгая жуткие проклятия, Элл бросился к коммутатору. «Земля» вышла на связь через полчаса и полностью отвергла требования Элла о немедленном свертывании миссии. Когда «Хьюстон» отключился, Элл неожиданно умолк и погрузился в прострацию. Я заварил ему кофе. На ночь Элл принял очень много спиртного. Еще пару дней Элл провалялся в своей каюте, и я его не трогал. На третий день он как бы вышел на работу, но толку от него уже почти не было. Он только нависал надо мной тенью, когда я что-то делал, и тихонько всхлипывал. Я же только делал вид, что держался, но сам пребывал в ужасе. Неизвестно, сколько дюймов отделяло меня от состояния Элла. Какого дьявола «Земля» не дает команду свернуть миссию? Шансов выжить и продержаться 28 суток (оставалось уже 17, но все равно много) не было никаких. Нужна эвакуация. Что за дурака они валяют? Какая развязка нас ждет?

   На 14-е сутки я вышел с утра на поверхность и увидел некую многоножку, взбирающуюся по стволу нашего корабля. Недолго думая (я был, разумеется, в скафандре) я достал полевой нож, схватил существо и глубоко полоснул его. Или ее?

   Еще с Молли – в предыдущую мою миссию – мы частенько развлекались тем, что вскрывали подобных тварей (пока Молли это не надоело и он решил пнуть гадину ботинком) и с хохотом изучали выпавшие из робота шестеренки. Так вот, парни – в этой твари никаких шестеренок не было. Из нее вывалились кишки и потекла кровь. Она была живая. Меня прошиб холодный пот.

   Элл, который уже давно передвигался по кораблю и вокруг него этаким депрессивным привидением, именно в этот момент выскочил из еще живой двери шлюза как пантера, и в два яростных прыжка оказался рядом со мной. Элл вырвал тварь из моих рук:

  – Она живая! Тони, она живая! Это не робот! Это не Земля, никакая не Невада! Тони, это настоящий Марс!!!

   В ближайшие сутки Земля отказывалась выходить на связь, а Элла я перевел на нейролептики.

   За полгода до тех событий, о которых рассказывает Тони Бенерман, в офис полковника Стегема зашел один очень высокопоставленный господин.

  – Генерал Смолл!

  – Пожалуйста, полковник, не вставайте. Оставьте устав. Мы с Вами отправили в космос столько автоматических миссий, что уже давно не должны различать званий. Мы – слесари Вселенной.

  – Но, чем обязан?

  – Как Вы можете догадаться, если бы это было допустимо, я бы просто написал Вам на электронную почту.

  – Да уж... Догадываюсь! Виски?

  – Разумеется. Много виски. У меня ведро компота и ящик брынзы. Полный багажник.

   Программа тренировочных (имитационных) «полетов» в Неваде продолжалась уже два года. Генерал Смолл был автором и главным идеологом этой программы. Но сам он сидел в главном офисе Пентагона – как раз в том месте, куда в начале ХХI века влетел самолет Аль-Каиды, и руководил программой «наездами». Непосредственное руководство осуществлял полковник Стегем. До этой программы они лет десять занимались программой автоматических миссий на Марс, Юпитер, Сатурн и провели друг с другом времени больше, чем со своими семьями.

   Аналогичные программы – и об этом писали даже в прессе – разрабатывали Германо-Российская Конфедерация и китайцы. Реального положения дел в каждом проекте никто из конкурирующих держав не знал, не смотря на все усилия разведок. Каждая сторона громогласно заявляла, что вовсе и не нужно никакого шпионажа, она и так показывает всё и всем. Действительно, показывали – потемкинские космодромы, ангары, приборные вышки и тому подобные декорации, выставленные в той или иной пустыне именно для того, чтобы дурить голову конкурентам. Обыватели по всей Земле так и воспринимали всю эту бутафорию за чистую монету, и восхищались доброй волей держав и всемирным сотрудничеством.

   Смолл был одним из тех, к кому попадали крохи информации о реальном положении дел у гансо-иванов и китайцев. Желтые его не беспокоили, они, судя по всему, шли на добрых пол-шага позади Америки. А вот гунны, или как их там, что-то замышляли.

  – Стегем, немцы обнаружили на Марсе могильник древнего корабля неизвестной галактической цивилизации. Что там – никто не знает. Может, и ничего особенного. В общем, я думаю, что на самом деле ничего особенного.

  – Вы не верите в могущество древних космических рас?

  – Разумеется, не верю. Я вообще не верю ни в какое могущество никаких рас, претендующих на разумность. Если какая-то такая раса до сих пор жива, занимается технологическим развитием, и еще не уничтожила Землю или любую другую планету, это означает только одно: Господь по каким-то ему одному ведомым причинам щадит эту расу и раз за разом – я подчеркиваю: раз за разом – отводит от них неминуемую катастрофу, которую они сами уже подготовили, и, разумеется, заслужили. И если в Космосе где-то была такая раса, и начала летать в космос, то они примерно равны нам. ПРИМЕРНО. Пусть чуть дальше в нано-электронике и тому подобных вещах.

  – Тогда в чем проблема?

  – Проблема в том, что так думаю один я. Остальные двуногие, и тут не может быть никаких сомнений – ждут от инопланетян чудес...

  – И?

  – Фрицы в ближайшее время рванут на Марс любой ценой. В этом не может быть никаких сомнений. Мы все летаем туда автоматическими кораблями. До сих пор в этом не было никаких особых проблем. И эта ситуация была стабильная и предсказуемая. Марс довольно разумно поделен на зоны колонизации автоматическими станциями, и есть даже зоны совместного освоения. Но сейчас все необратимо изменится. И дело – повторяю – вовсе не в чудесных артефактах и мнимых волшебных технологиях зеленых человечков. Дело в том, что немцы и русские не станут считаться с затратами. Они в разы нарастят свое присутствие на Марсе, даже если ничего не найдут в этой доисторической развалине. Они, несомненно, форсируют пилотируемую программу. Это дикие расходы. Вероятнее всего – с небольшим практическим выхлопом. А может, и наоборот – через концентрацию финансирования они совершат технологический рывок. Штука в том, что стабильности конец в любом случае. Потому что рейх в любом случае пойдет на перенапряжение. И как это аукнется, непонятно никому.

  – Выход?

  – Разумный выход лично я вижу в первую очередь в асимметричном ответе. Мы не должны зеркалировать действия гуннов.

  – Но в своем видении Вы одиноки, – Стегем подлил в кружку виски компота и отправил в рот очередную порцию сыра. – То есть, наше начальство будет требовать аналогичного наращивания присутствия на Марсе.

  – В том числе форсирования в области manned missions.

  – И это безумие.

  – В лучшем случае – глупость. Я – не параноик, но все остальные именно параноики. И мы не можем это игнорировать. Парадокс ситуации в том, что и я сам тоже должен поддержать форсирование пилотируемой миссии. Хотя бы как части адекватного реагирования.

  – Разумно. Но я-то, простите, при чем? Не хотел Вас обидеть, но Вам нужно говорить в Вашингтоне.

  – Дружище, Вы опять переоцениваете разумность двуногих. Если я заговорю об этом сейчас, меня выкинут из кресла. Может, упекут в психушку. Может, даже скинут с обрыва. Тут такие бонусы, что желающих возглавить революцию будет более чем достаточно. Не исключаю, что моя секретарша миссис Эйприл первая захочет устранить меня. Это психоз, немцы ничем не лучше и не хуже других, они просто первыми начали. А у психоза своя логика, и ее надо понимать, если хочешь выжить.

  – Тогда повторю вопрос: каков конкретный выход?

   Генерал отправил в желудок полную кружку виски.

  – Мы тоже, увы, будем форсировать пилотируемую миссию. Но об этом будем знать только мы с Вами. Ни экипажи, ни даже Ваш персонал не будет ни о чем догадываться. Экипаж, отправленный на Марс, будет думать, что это очередной сеанс тренировок в пустыне. Персонал, отправляющий корабль, будет уверен, что это одна из автоматических ракет. Вашингтон и Пентагон не будут ничего знать. Но, когда дойдет и до них, мы такие красивые выйдем из кустов с роялем. И тогда устранять нас будет неразумно даже в логике параноидального психоза.

  – Нормально.

   На второй день Земля все-таки согласилась принять мой входящий звонок. Я даже не стал их спрашивать, какого дьявола они отправили нас в реальный полет без предупреждения и без нашего согласия. Я просто холодно довел до их сведения, что нам все известно, Элл недееспособен, а переборке входного шлюза осталось жить дня три.

  – Мы даем добро на эвакуацию. Пароли для анабиозных уколов вышлем в ближайшее время. Вам нужно активировать программу автоматического старта.

   Тут я должен сказать, что мы знали о такой программе, но по правилам игры ее конкретное исполнение доводится до экипажа только непосредственно перед эвакуацией. Особенность такой программы в том, что часть инициирующих действий выполняется электроникой по специальной команде, но другая часть приводится в действие механическим способом – надо было, грубо говоря, дернуть за несколько механических рычагов в определенной последовательности, чтобы то что должно, потекло по трубам. Задумка была в том, что, во-первых, электроника могла выйти из строя на неизвестной планете. С другой стороны, в этом был акт недоверия не только электронике, но и экипажу, крыша которого могла поехать все от тех же обстоятельств неизвестной планеты.

   Земля довела до меня нужные команды и нужные рычаги. Сами рычаги находились в пазухах, которые открывались по паролю.

   Третий рычаг не двинулся с места. Пыль.

   Полковник Стегем подробно допросил Тони Бенермана и выяснил конкретную поломку. Она была снаружи корабля. Для инициации стартового двигателя волокно диаметром два микрона должно было механически продвинуться на пять миллиметров, чтобы распыляемая из волокна химическая смесь достигла некоторого датчика. Все это было прикрыто снаружи, но не было рассчитано на марсианскую пыль.

  Решение проблемы было в том, что Тони Бенерман должен был вручную отрезать волокно и протянуть его на пол-сантиметра, уперев в датчик. Контакт между срезом волокна и датчиком должен был плотным, чтобы не было просвета больше нескольких десятых микрона. В нормальной ситуации этого не требовалось. Исправный рычаг приводил в движение механику, которая аккуратно перемещала волокно с требуемым прицелом, и сама по себе эта механика была вполне надежной. И пыль попала даже не в эту механику. А в тот рычаг, который все это дерьмо приводил в движение.

  Это была работа, посильная опытному ювелиру. Если один отрез волокна не срабатывал, ничего исправить было уже нельзя – протянуть волокно еще больше было невозможно.

   Практически, я перешел ту грань, которая отделяла меня от Элла Мендозы. Нейролептики и антидепрессанты мне пока не требовались. Но без алкоголя я уже был просто мешком с костями. Руки тряслись, я мог жарить яичницу, но не более того. Коньяк завтра кончится, а отнимать таблетки у Элла я, пожалуй, не стану.

  Раздался звонок дальней связи. Я подошел к коммутатору.

  – Бенерман, мы тщательно изучили присланные Вами фотографии внешних устройств корабля и подготовили план ремонтных работ. Вам нужно будет провести пару манипуляций, одна из которых требует огромной тщательности.

   Я криво усмехнулся:

  – Весь внимание. Если вот эта рюмка попадет мне в рот, то, возможно, я воспользуюсь вашим предложением.

   Нужно было взять скальпель, и на какой-то трубе провести абсолютно точный круг глубиной пол-микрона. Не лазерный скальпель, нет. У того не работала кнопка. Обычный скальпель. Если круг будет недостаточно точным, то следующим пунктом программы надо было доставать лопату. Для могилы.

   Я допил последний коньяк. Зашел в каюту Элла, потрепал его по щеке. Элл не реагировал. К трубе я подошел весь мокрый. Скальпель прыгал в моей руке. У меня еще был лазерный уровень и микрометр, которым я несколько раз промерил трубу. Нет, не сейчас.

   Я вернулся на корабль, разделся, снова зашел к Эллу. У нас было еще немного сигарет. Я выкурил одну, а еще одну предложил Эллу. Элл взял ее, размял пальцами, засунул в рот. И в таком состоянии подвис. Я закрепил у него на ноге застежку анабиотического устройства, которое будет, по идее, активировано в рамках всей программы экстренного старта. Выкурил свою сигарету, и снова пошел наружу.

   Удивительно, но скальпель прыгал меньше. Я выдохнул.

   Круг не получился от слова совсем. Скальпель сорвался с трубы примерно на угле в восемь пятых пи. Не думал, что у меня такой глазомер. При отсутствии рук. Я не стал заходить к Эллу, и сразу пошел к себе. У меня оставалась еще одна сигарета.

   Перед этой злосчастной трубой я подрезал какой-то проводок и приставил, как было велено, к какому-то красненькому квадратику. Лазерный уровень показал абсолютное попадание. Это была второстепенная операция, которую, в общем, можно было и не выполнять, но Земля рекомендовала потренироваться перед трубой, ошибиться с которой было уже нельзя.

  НО Я ОШИБСЯ.