Текст книги "Старуха-процентщица (СИ)"

Автор книги: Павел Русов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

СТАРУХА-ПРОЦЕНТЩИЦА

(психиатрический детектив в двух частях)

Эпиграф

Тварь я дрожащая или…

Или деньги нужны?

Часть первая. Вуаль.

Старуха – была старухой. Какие там на хрен чуть за сорок? Я знал ее с детства. Она была всегда старой отвратительной грымзой, которая держала в денежно-самогонной узде всю деревню.

Сейчас мне немногим за тридцать, а подлая бабка-процентщица почти не изменилась. Почти, потому что стала выглядеть еще злобнее, но и только. А так – законсервировалась, кровососка. И ведь что интересно, товарищи, ей абсолютно по хрен был и Ленин с Троцким (подозреваю), и Великий Вождь и Учитель (это уже несомненно), и сеятель кукурузы, а равно и все остальные вплоть по нынешнее время.

ПРОЦЕНТ БЫЛ ВСЕГДА!

Торговала самогоном, давала в долг под проценты и т.д. и т.п. Ну, может, в последние капиталистические времена изменилась форма, но содержание, но суть!!!

И я задумал её убить.

Мой скромный магазинчик, долги, развод с женой, сгоревшая баня, «убитая» вусмерть пьяным трактористом машина, братки, переломанные ноги в голеностопе, черепно-мозговая травма, сдохшая от отравы в мучениях собака и полугодовалое лечение в больнице от алкоголизма – все это не причем. Изначально была виновата она – мерзкая, подлая старуха-процентщица – Святослава Олеговна Краснова-Римская.

Убийство я готовил не долго, но тщательно. Несколько дней запоем читал всяческие детективы, выбрал пару сценариев и приступил к своему благородному плану по уничтожению зла на планете земля в лице страхолюдной и мерзкой старухи.

Итак. Мне нужно было а) обеспечить себе алиби б) навести подозрение на другого человека (а лучше на двух и с разными мотивами) и в) разбогатев, постараться не сорить деньгами.

Несколько дней я изучал пристрастия жертвы, а так же подыскивал несчастного на роль подозреваемого.

Им стал бывший учитель, переехавший из села несколько лет назад. В деревне все знали, что Иван Порфирьевич немного сбрендил, когда утонул один из его любимых учеников Миша Во…кий. Преподававший «русский и литературу» И.П. Пафнутьев был уже тогда свернут на творчестве Достоевского, а уж после смерти Миши (он провалился под лед и долго вдоль берега видели его русую головку в той или иной полыни, – но доставать не лезли – так и утонул, бедолага) и вовсе заговариваться стал.

Так же всем было известно, что старуху он не переваривал на дух.

Лжемотив, подозреваемый и свидетели (о них ниже) – вырисовывались. Я подбирался к алиби.

Итак. Старуха имела мерзкую привычку в одно и то же время (вечером) обходить всех своих должников. Почитай вся деревня. Гадина заходила в дом несчастных (поди, не пусти) и ровно 10 минут сидела в гостях. Ничего не требуя, но… Сразу хотелось все продать и уехать из проклятого места.

К последнему она всегда заходила к Ивану Порфирьевичу, тот, хотя и не был ей должен, всегда ее пускал – вежливый тихий интеллигентный старик, сбрендивший на Достоевском.

Такой богом проклятый мздоимский пунктуализм меня устраивал.

Итак, диспозиция, была такова.

Первое. Педантизм старухи всем известен. От моего дома до дома учителя она идет 8 минут. Сидит ровно 10 минут. Ага!

Второе. Моя соседка давно жалуется участковому, что я очень громко включаю телевизор, чуть ли не на всю улицу. Ну… всю не на всю, но да – громко – есть у меня такая привычка. Причем вредная бабка ждет минут пять, а потом идет лаяться под мое окно. Иногда я отвечаю, а иногда – нет. Но – важно – всегда она подходит через пять-семь минут. Угу.

Третье. От моего дома, до дома Порфирьевича – две минуты огородами. Дом учителя чуть на отшибе и после поворота улицы. Общественный фонарь не добивает до калитки, а Иван Порфирьевич свой собственный не вешает.

Четвертое. Старуха живет через дом. (Вот свезло-то!)

Пятое. Я знаю, где она прячет «сундук со сказками» – то бишь с расписками.

Итого. На все про все у меня пять минут.

Дождаться, пока вселенское олицетворение ростовщичества уйдет. И… время пошло: две минуты добежать до Пафнутьева. Хотя, здесь можно и не торопиться – в запасе еще 18 минут (8 минут она добирается, 10 минут мучает жертву). Ждем-с. Старик ее никогда не провожает (еще бы!).

А тут время побежало! Нужно успеть: заботливо топориком подбить презренную бабку (ручки в перчатках, топорик сумасшедшего дедушки); через огород добежать (заныкав дедовский топор у деда в сарае) до дома старухи; вернуться огородами к себе; выглянуть в окно и обматерить бабку Зину на предмет громкости.

Пять минут.

Несколько дней я тайком бегал с секундомером, примерялся к каждому камешку, дабы не упасть и не потерять драгоценного времени.

И, золотой, болдинской сухой осенью, я решил – день восторжествования добра настал. В этот день, 30 сентября, добро упругим спортивным шагом подойдет ко злу и нанесет топором оному благо. Несомненное.

Да и темненько (не видно), плюс сухонько (следов нетути).

Ах, алиби…

Я поставил телевизор на авто включение (программу выбрал самую мерзкую для бабки Зины – там политики орут так друг на друга, что хочется их всех скопом поставить к барьеру, тьфу, к стенке).

Все шло как по маслу.

Бабка дошла до дедки. Вышла. Я ее тюкнул, домчался до ее дома, взял «сундук» и…

Будь проклята деревня! Будь прокляты энергетики. Будь прокляты дачники с их огромным количеством включенных энергоприборов, будь прокляты все…

В деревне ОТКЛЮЧИЛИ ЭЛЕКТРИЧЕСТВО!!!

Накрылось мое алиби. Ах, как хорошо было задумано! Ведь в тот момент, те пять минут, что я творил добро, бабка Зина готовила спичь по поводу моего громко работающего телевизора. И к тому моменту, когда она начала бы свою гневную проповедь – я уже в окно говорил ей гадости. Бы… Но…

Проклятое электричество!

Но я это сделал. Я – добро.

Часть вторая. За вуалью.

2-го октября 20.. года.  Кабинет следователя.

– Скажите, Святослава Олеговна, а вы хоть как-то можете это объяснить? – Следователь протянул коряво написанное чистосердечное признание в убийстве.

Моложавая, красивая, элегантная женщина лет пятидесяти (хотя следователь, заполняя паспортные данные, знал – ей 72 года) вчиталась в документ. Отложила. Ровным голосом произнесла:

– Тут медики нужны. А я преподаватель физики. Хотя… – Она вдруг беспомощно улыбнулась и продолжила: – Очень неприятно было при выходе от Ивана Порфирьевича получить возле калитки по голове «Преступлением и наказанием». Да еще и неизвестно от кого…

– А вы раньше за ним странности замечали?

– Ну… понимаете, был один момент с ним, после которого…

2 октября 20.. года

Кабинет главврача психиатрической больницы города N.

Элегантный, подтянутый, седовласый мужчина произнес:

– До того несчастного случая Миша был любимец у всех учителей. Понимаете, он не просто хорошо учился по всем предметам, нет. Он все предметы любил. Физику, математику, литературу…

– Простите, что перебиваю, Иван Порфирьевич, но можно уточнить?

Дождавшись вежливого кивка, доктор продолжил:

– То есть, до несчастного случая, он не выделял литературу и, в частности, творчество Достоевского?

– Совершенно верно.

Доктор довольно долго отрешенно смотрел на часы учителя литературы и русского языка. Пафнутьев вежливо молчал. Наконец врач произнес мягко, но настойчиво:

– Так все же, что тогда случилось на льду?

Иван Порфирьевич наклонил голову на бок. Вздохнул.

– Понимаете… Выловил его я…

Главврач накрыл своей рукой руку учителя.

– Это мне известно, – так же мягко произнес он и понимающе посмотрел в глаза. – А до этого?

Пафнутьев вытащил руку из-под мощной длани врача, резко вздохнул через нос и… как нырнул.

– Слава тогда передала Мише редкое издание Федор Михайловича «Преступление и Наказание». Это моя книга, я просил ее захватить для Миши…

Миша – он ведь ребенок в ребенке. В общем, он прижал книгу к груди и закружился с ней в вальсе. И слетел на лед. Там то ли подмыло, то ли еще чего, но провалился. Я стоял на верху и видел, как Слава передавала, как он кружился, как он… Он начал тонуть, а книгу все выставлял обоими руками вперед, как… как… молитвенник, что ли… Я не успел ничего предпринять, как она схватила жердину и, видимо, попыталась протянуть её Мише, но не удержалась и ударила его невольно по голове.

Он и ушел под лед…

А книгу успел выкинуть…

Я пробежал по течению и возле второй полыньи его за волосы вытащил…

Пафнутьев какое-то время порывался еще что-то сказать, потом умоляюще посмотрел на врача:

– Она не удержала палку, понимаете. Такое бывает. И мы молчали все это время, потому что… Но ведь я вытащил мальчика… А Слава, она…

Доктор молча смотрел на него.

Учитель с т у ш е в а л с я. Тихо спросил:

– У него есть шансы…

Главврач встал, приглашающе открыл дверь, сухим голосом произнес:

– Спасибо, Иван Порфирьевич, вы нам очень помогли. Всего доброго.

На пороге Пафнутьев еще раз умоляюще взглянул на врача.

И доктор, четко разделяя слова, произнес:

– У него. Шанс. Есть. А вот у вас, – и тут он выделил каждую буковку, – у ч и т е л я, шансов уже нет.

И закрыл дверь.

Русов П.В.

30 сентября 2014 года

Деревня Суханово