Текст книги "Парижские письма"
Автор книги: Павел Анненков
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)
II(б)
В Collège de France и в Сорбонне не все по-старому [любезный В. П.], Вы знаете, что в первой Эдгар Кине отказался от кафедры по случаю перемены, сделанной в его программе, и южные литературы, таким образом, не имели представителя в Париже. Вероятно, тени Дантов и Камоенсов{63}63
…тени Дантов и Камоенсов… – Данте Алигьери (1265–1321) – итальянский поэт; Камоэнс Луиш ди (1524–1580) – португальский поэт.
[Закрыть] громко требовали удовлетворения от Сальванди{64}64
Сальванди Нарцисс Ахилл (1795–1856) – французский политический деятель, академик, министр просвещения в кабинете Ф. Гизо при Луи Филиппе.
[Закрыть], потому что он, при открытии нового курса, отдал кафедру Кине{65}65
Кине Эдгар (1803–1875) – французский философ, историк, писатель и политический деятель, был настроен оппозиционно к режиму июльской монархии; боролся против подчинения образования во Франции влиянию католической церкви; его преподавательская деятельность была под постоянным контролем министерства просвещения.
[Закрыть] г. Гинару{66}66
Гинар Жан (1805 —?) – французский ученый, мелкобуржуазный демократ, участник революции 1848 г.
[Закрыть]; но этой кафедре, вероятно, суждено переменять беспрестанно обладателя. Кине, разумеется, протестовал против назначения ему адъюнкта без его согласия, но, убежденный потом самим г. Гинаром, объявил, что если уж нужен непременно адъюнкт, то лучше г. Гинара не найти. Все, казалось, было слажено; однакож с приближением курсов последний проведал, что студенты, вполне признавая его добросовестность и многие хорошие качества, все-таки собираются освистать его при первом появлении, не находя другого, как самый лучший способ оказать симпатию свою к его предшественнику. Не чувствуя в себе способности на самопожертвование, Гинар, под предлогом глубокого уважения к Кине, отказался вовсе от кафедры, и зима эта, таким образом, должна пройти для нас без единого слова об инквизиции, Колумбе, ореолах Жиотто и воплях Бруно{67}67
Бруно – Бруно Джордано Филиппо (1548–1600) – итальянский ученый, философ и поэт.
[Закрыть] и проч. Это жалко. Впрочем, поведение Кине во всем деле было чрезвычайно достойно и благоразумно. Кине живет точно так, как говорит – несколько напыщенно, но очень звучно и твердо. В Сорбонне произошло нечто посерьезнее. Знаменитый Дюма{68}68
Дюма – Дюма Жан Батист (1800–1862) – французский ученый, химик; боролся за изменение высшего образования во Франции и приближение его программ к потребностям развивающегося капиталистического производства.
[Закрыть], вероятно, уже снесясь с администрацией, предложил от собственного имени [совету] факультету des Sciences[8]8
Наук.
[Закрыть], где он старшина, просить совет университета об образовании третьего факультета – механических искусств, ремесел и земледелия, студенты которого могли бы получать все ученые степени первых двух факультетов. Так и сделано. Вы понимаете [,друг мой], что утвердительный ответ на эту просьбу будет одним из самых важных происшествий нынешнего года во Франции. Впервые промышленность и землепашество станут наравне со всеми другими учеными занятиями, почислятся детьми современной цивилизации, и снимается с «их последнее урекание в корыстности и неблагородстве, оставшееся от средних веков. Гораздо менее будет вам понятно, что мера эта встретила [самое] первое жаркое сопротивление [как бы вы думали где?] в демократической партии. При этом случае особенно ясно выказались узкость и ограниченность ее понятий о морали, которая все еще держится на старом эпитете d'un homme irréprochable[9]9
Безупречный человек (франц.).
[Закрыть], то есть на достоинстве быть бедным с удовольствием и заниматься только невещественными вопросами самой первой величины. Едва разнесся слух о нововведении, как партия («National») объявила, что им оскорбляется величие науки, принужденной заниматься теперь торгашами, спекулянтами, фермерами вместо того, чтоб смотреть в небо, открывать идеи, совершенствовать человечество. Равнять людей, говорила она, – которые если и изобретают что-нибудь, то изобретают для собственной пользы, – равнять их с бескорыстными тружениками кабинетов есть позорная выдумка, достойная развратного общества, которое хочет освятить наукою собственную болезнь – жажду золота. Так они поняли эту меру. Дюма, разумеется (к случаю пришлось), растерзан в куски. Вообще [,друг Боткин,] моральные идеи оппозиционной Франции – вещь любопытная и заслуживали бы некоторого разбора, который, однако, оставляю до того близкого случая, когда писать будет не о чем. В это время я [тоже] вам скажу, что воззрение самого автора «Systèmes des contradictions» на жизнь до такой степени сухо{69}69
…до такой степени сухо… – Суждения Анненкова о книге Прудона, которую он так расхваливал в первом письме, заметно изменились после получения письма Маркса от 28 декабря 1846 г.
[Закрыть], хоть и верно логически, что если жизнь не захочет быть добродетельною по его системам, право, хорошо сделает. В этом будущем письме я укажу вам на вторую часть увража его, где семейный быт так прекрасно определяется, как домоводство, ключничество и скопидомство, где еще приложено нечто в роде математической таблицы для особ обоего пола, с обозначением, в какой возраст и какою любовью любиться им следует, где еще, именно по этой природной глухоте к биению жизни, не понято значение искусства и артист назван развратителем общества! Тогда же обращу я ваше внимание на замечательный факт, недавно мною слышанный: говорят, что Прудон и Жорж Занд, при взаимном уважении, терпеть друг друга не могут. Как это понятно! Наконец, я заключу письмо мое указанием на «Лукрецию Флориани», этот перл романов Жорж Занд, в котором не знаю чему более удивляться – широте ли кисти, глубине ли характеров, мастерству ли рассказа и которое многие приняли за снятие всякого запрещения, между тем как он есть, напротив, самое строгое наложение правил на праздношествие страстей, по моему мнению, разумеется, и моральный вопрос разрешается превосходно{70}70
…моральный вопрос разрешается превосходно… – По поводу отзыва Анненкова о романе Жорж Занд «Лукреция Флориани», только что переведенном на русский язык, Белинский писал Боткину 17 февраля 1847 г.: «Я позволил себе сделать некую мерзость с письмом Анненкова: т. е. вычеркнуть его суждение о Лук<реции> Флориани; мне была невыносима мысль, что в „Современнике" явится такого рода суждение. Как ты думаешь, не осердится он за мою неделикатность?» (Белинский, т. 12, с. 332). Суждение Анненкова было вычеркнуто Белинским не целиком, а только сокращено: в публикации оно кончается словами: «мастерству ли рассказа…»
[Закрыть].
В полемике, возбужденной решением сорбоннского факультета наук, было уже несколько любопытных случаев. Прилагаю здесь один. Министр предоставил самому факультету обсудить предложение и подать ему рапорт подробный, что и было выполнено. Журналы тотчас же объявили, что рапорт этот составлен г. Дюма и фальшиво им выдается за мнение самого факультета. Три члена последнего протестовали против несправедливого утверждения, и в числе их свежая знаменитость, г. Леверрье{71}71
Леверье Урбан Жан Жозеф (1811–1877) – французский ученый, прогнозировавший на основе математических исчислений открытие новой планеты (Нептун), действительно открытой 23 сентября 1846 г. Высказывание Анненкова о Леверье послужило, возможно, поводом для появления в № 3 «Современника» за 1847 г. статьи русского ученого А. Н. Савича, о которой Белинский писал Боткину: «Хороша статья Савича – популярное изложение сущности подвига Леверрье. Ясна и понятна – стало быть, достигает своей цели… Я думал, что вся штука в открытии новой планеты. Нет, дело в уяснении открытого Ньютоном всеобщего закона тяготения. Леверрье двинул науку» (Белинский, т. 12, с. 348–349).
[Закрыть].
Вы знаете, с каким триумфом поднят он был на щитах за открытие планеты. Награды, похвалы и даже стихотворения посыпались дождем. Меня немножко посмешило, что при исчислении первых помечено было и позволение содержать табачную лавочку, данное сестре его; но я перестал смеяться, когда вспомнил народное происхождение почти всех здешних ученых и бедность, с какою боролись их семейства вначале. Итак, теперь наступила для Леверрье минута пережить другую сторону предмета; началось разложение его репутации. Известно, как это делается: миру, удивленному громкою славой, показывают те дудки, которые служили для произведения звука, и работников, нанятых сообщать им воздух из собственных легких. Это больно со стороны, но вместе благодетельно. Человек перегорает на огне полемики и выходит именно только тем, чем создала его природа. От души можно поздравить Леверрье, что гонение началось так рано. Оно как оспа: чем скорее, тем лучше.
Остальное в Collège и в Сорбонне по-старому; те же профессоры, то же направление, хотя многие из них выбрали новые предметы. По мере того, как с течением зимы все они будут яснее определяться, я буду сообщать вам известия. Вне круга официальных преподаваний замечательны три курса: Огюста Конта[10]10
Конт Огюст (1798–1857) – французский философ, основоположник буржуазной социологии и философии позитивизма.
[Закрыть] – о положительной философии, Араго{72}72
Араго Доминик Франсуа (1786–1853) – французский ученый, физик, астроном и в то же время политический деятель, республиканец, член Временного правительства в период революции 1848 г.
[Закрыть] – популярной астрономии в обсерватории и Рауль-Рошета{73}73
Рауль-Рошет Дезире (1790–1854) – французский ученый, археолог; консерватор кабинета антиков и медалей в Парижской библиотеке; сторонник династии Орлеанов.
[Закрыть] – истории древних архитектур по оставшимся памятникам в королевской библиотеке. Возвращаюсь опять к университетскому вопросу, с которым не могу расстаться, – так он мне кажется важен, а главное так живо затронул он здесь всю литературную часть публики. «Journal des Débats» еще с переформовки университетского совета сохраняет в отношении к Сальванди, вы знаете, некоторого рода оскорбительный тон недоверия. Ожидали от него сопротивления новой мере – и не ошиблись. Еще задолго до появления рапорта г. Дюма посетители Collège de France были несколько изумлены вступительною лекцией Сен-Марк-Жирардена, одного из главных редакторов журнала, как известно. Предмет, им выбранный на нынешний год, – литература XVIII столетия, подал ему случай горько посетовать на материальное направление нашего века, в котором может погибнуть – говорит он – духовное наследство отцов французских. «Промышленность – дело полезное, – внушал он нам, – согласен даже, что результаты ее достигают иногда поэтического эффекта, но когда мысль всего общества устремлена единственно на промышленность, я принужден сказать: есть опасность!» Слушатели были приведены в умиление, чему, вероятно, особенно способствовало воспоминание об акциях железных дорог, полученных журналом «des Débats» от компании{74}74
…полученных журналом «des Débats» от компании… – Намек на лицемерную политику официального правительственного органа, получавшего, во-первых, дотацию от правительства, а во-вторых, имевшего постоянную поддержку от финансовой буржуазии, стоявшей у кормила правления в период Июльской монархии.
[Закрыть]. Вслед за Жирарденом и Филарет Шаль открыл свой курс северных литератур. Вступительная лекция этого второго редактора была еще смелее. Он просто объявил, что все современное поколение Франции представляет ужасное зрелище духовной немощи, подавлено мелочными интересами, но что близко время, когда молодежь, погрязшая теперь в легких и часто неблагородных удовольствиях, очнется, пробужденная опасностью, какая угрожает основным идеям отечества… И тот, и другой профессор были правы; но согласитесь, что сходство этих причин с истинами, преследуемыми самим журналом, в котором эти профессора участвуют, могло произвести некоторое замешательство в умах. Все объяснилось строгою статьей «des Débats» касательно меры. Они («des Débats») проведали именно, что, кроме своего официального смысла, мера еще имеет затаенный смысл – отнять непомерную важность, данную в народном образовании латинскому и греческому языкам. Это посягательство на основное качество литератора должно было соединить пишущую часть публики всех цветов, и действительно, в эту минуту совет университетский имеет приятный случай наблюдать, в какой форме выражается одно и то же осуждение у разных лиц, смотря по их темпераменту и любимому чтению каждого.
Одна «La Presse» делает исключение… Я всегда удивлялся способности этой газеты, стоя на одной ноге с «Débats», говорить всегда наперекор им{75}75
…говорить всегда наперекор им… – Газета «La Presse» отличалась крайней беспринципностью и демагогичностью: получая, как и «des Débats», дотацию от правительства и являясь, по существу, правительственным органом, «La Presse» постоянно играла в ложную оппозиционность.
[Закрыть]. Этим она выражает свое стремление к успеху, который, впрочем, должно понимать не иначе, как успех в подписчиках, К этой потребности противоречия следует отнести и то, что она открыла по вопросу о свободе торговли колонны свои г. Видалю{76}76
Видаль Франсуа (1814–1872) – французский ученый-экономист, социалист, автор популярного труда «Распределение богатств», в котором давал острую критику буржуазного строя; в период революции 1848 г. секретарь Люксембургской комиссии и депутат Законодательного собрания.
[Закрыть], который равно беспристрастно называет слепцами и pro[11]11
За (франц.).
[Закрыть]-тамож, ников и contra[12]12
Против (франц.).
[Закрыть]-таможников, а говорит об организации государственного обмена, условливающем просветленное позволение и таковое же запрещение. Мне не нравятся [Боткин] эти обоюдоострые статьи, порожденные заразительным примером Прудона и, как у всех подражателей сильного образца, лишенные настоящего значения; но это в сторону. Одобрение «La Presse» не спасает университетской меры, которая под всемогущим осуждением, а главное, под могущественным veto[13]13
Вето (лат.).
[Закрыть] «Journal des Débats», вероятно, бедняга, и зачахнет. «Так из чего же было занимать меня этим вздором, и еще во время карнавала?» – можете вы сказать весьма основательно. А я вам отвечу с нахальством, всегда приходящим по мере писания и развития предмета на бумаге, что весь проект имеет для меня особенное значение. Он мне кажется симптомом сознания, пробуждающегося в самой Франции, касательно разъединения, существующего здесь между потребностями общества и официальным преподаванием. Я исключаю точные науки и говорю только о нравственных, философских и исторических. Идеи, которые кружатся в народе, ничего не имеют общего с Сорбонной. Каждый труд, немного дельный, находится в явном противоречии с кафедрой. Collège de France, установленная с целью выражать частное воззрение, личный опыт, упала до совершенного произвола в назначении лекций, в предметах их, в способе изложения [все вещи, крепко удивлявшие нашего Кудрявцева]. Франция думает, судит, открывает совершенно помимо касты своих наставников, которые, наконец, потеряли способность и понимать ее. Мудрено ли, что борьба между духовными нуждами общества и стоячестью официальной науки проявляется то посредством учено-религиозного вопроса, как прежде, то посредством учено-индустриального вопроса, как теперь? Я люблю подчиняться всеобщему приговору и, несмотря на блеск последней меры, сначала ослепившей меня, уступаю голосам, которые находят в ней опасность для нравственного влияния государства… Им, конечно, лучше знать настоящее его величие, чем иностранцу, хотя бы он и принадлежал к числу друзей ваших; но, соглашаясь, что проект, может быть, не зрел, для меня остается еще убеждение, что он выведет за собою другой, полнее. Нельзя же, чтобы в обществе, особенно отличающемся стремлением к единству материальной и духовной централизации, воспитание и жизнь шли рядом, не заботясь друг о друге, как в азиатских городах турка, данный в провожатые немецкому археологу. [Высказав это самым торжественным тоном, какой бир-бас породить может, жду вашей меткой и прозорливой оценки.]
Из новых публикаций замечательны особенно, во-первых: «Histoire de la domination romaine en Judée» par S. Salvador, II части{77}77
«Histoire de la domination romaine en Judée» par S. Salvador… – «История господства римлян в Иудее» Сальвадора Жозефа (1796–1873), французского ученого, доктора медицины, писателя и историка, занимавшегося историей евреев.
[Закрыть]. Кроме увлекательной занимательности рассказа о всей политике римской в Сирии и Палестине, яркой картины разнородных партий, существовавших в Азии с Помпея{78}78
Помпей Гай (106–48 до н. э.) – римский полководец и политический деятель.
[Закрыть] до Тита{79}79
Тит Флавий Веспасиан (39–81) – римский император с 79.
[Закрыть], и пояснения многих событий туземными нравами, книга эта еще развивает и героическую сторону в характере еврейского народа, забытую теперь почти совсем. Вместе с тем она доказывает упорство еврейской мысли, сохраняющейся даже ныне в самых образованных людях этой нации, так что воззрение Сальвадора в 1846 году на историю иудеев можно легко связать с понятием о ней санхедрина{80}80
Санхедрин – последователь философской школы в древней Иудее (сакхея).
[Закрыть] времен последних Маккавеев{81}81
…времен последних Маккавеев…. – Династия, правившая в Иудее с 142 по 3 г. до н. э.
[Закрыть]. Обращаю внимание ваше на эту книгу, которая вместе с «Филиппом II и Перецем» Минье{82}82
«Филипп II и Перец» – историческое исследование Ф. Минье из эпохи регентства во Франции (1715–1723).
[Закрыть] и с посмертным изданием: «Histoire de la poésie provençale» Фориеля{83}83
«Histoire de la poésie provencale» Фориеля… – «История провансальской поэзии»; этот труд возник на основе лекций Фориеля Клода Шарля (1772–1894), французского ученого, филолога и писателя.
[Закрыть] составляет венок исторических произведений французской школы [изданных], появившихся в этом году. Не мешает вам знать, если еще не знаете, что Дидот издаёт в дешевом издании 12 томов «Bibliothèque des mémoires relatifs au XVIII siècle»{84}84
«Bibliothèque des mémoires relatifs an XVIII siиcle» – «Библиотека мемуаров, относящихся к XVIII веку»; труд был предпринят французским издателем, главой издательской фирмы XVIII–XIX вв. Дидо Пьером.
[Закрыть], которая начинается с последних годов Людовика XIV строгим выбором любопытнейших достоверных записок, как-то: г-жи du Hausset, барона de Bézenval{85}85
du Hausset – Госсе Нинон, камеристка маркизы де Помпадур (Жанны Антуанетты Пуассон) (1721–1764), фаворитки Людовика XV. Госсе оставила мемуары, вошедшие в издание П. Дидо.
de Bézenval – Безенваль Пьер Виктор де (1722–1793), французский генерал-лейтенант, протеже королевы Марии Антуанетты, автор «Мемуаров, анекдотов, политических и исторических» (1770–1780 годы).
[Закрыть] и проч., а окончится на временах терроризма записками госпожи Роланд{86}86
Роланд, правильно Роллан, Манон (1754–1793) – жена известного жирондиста, хозяйка жирондистского салона; гильотирована во время якобинской диктатуры; мемуары написаны ею якобы во время тюремного заключения.
[Закрыть] и другими. Уже серия этих записок открылась мемуарами m-me Delanay, горничной девушки герцогини Менской{87}87
…герцогини Менской… – Речь идет о фаворитке Людовика XIV, герцогине де Мен, маркизе Монтеспан Франсуазе Атенаис (1641–1704).
[Закрыть], в которых Сент-Бёв отыскал так много тайной грусти, недовольства своим положением и разочарования! Вообще, с годами способность Сент-Бёва к анализу едва заметных оттенков в характере, любовь его к утонченному проявлению чувства и мысли, снисхождение ко всем болезненным и расслабленным организациям чрезвычайно усилились. Пример – его статья о Теокрите{88}88
Теокрит, правильно Феокрит из Сиракуз (ок. 300 до н. э. – ?) – древнегреческий поэт, автор идиллий.
[Закрыть], помещенная в «Journal des Débats». Это переносит меня к другому, не менее замечательному критику, Филарету Шалю. Из своих лекций, из статей, разбросанных по обозрениям, выдал он четыре тома (дешевого издания) «Le dix-huitième siècle en Angleterre», «Études sur l'Antiquité»{89}89
«Le dix-huitième siècle en Angleterre», «Etudes – sur l'Antiquité» – «XVIII век в Англии» и «Античные этюды» – эссе Филарета Шаля (1798–1873), французского ученого-филолога и писателя.
[Закрыть] и прочее, и обещает еще продолжение. Это – чтение самое разнообразное, в основании которого положена бездна эрудиции, беспрестанно вас обманывающей и оставляющей только в раздражении любознательность чтеца. Всякая мысль у него покидается тотчас, как показалась новая сторона предмета, мелькнет и [предмет] пропадет, плодотворное объяснение вдруг останавливается посереди дороги; это даже обидно. Так и кажется, что он спешит приколоть идею в том виде, как она блеснула в голове из сознания неспособности своей обработать ее. Это мне объясняет врожденное отвращение Шаля к системе и методе, проповедуемое им и с кафедры. Не могу умолчать о маленькой книжке Александра Вейля «La guerre des paysans»{90}90
«La guerre des paysans» – «Крестьянская война», сочинение французского писателя и публициста Вейля Александра (1813 —?), автора памфлетов, романов, стихов, научных сочинений.
[Закрыть], которая очень бегло рассказывает страшную драму, грозившую поглотить реформу Лютера, но основные черты которой собраны здесь в их последовательности и во всей их дикой энергии. Вот, [любезный Боткин], реестр изданий, обративших здесь особенное внимание. [Из поверхностного моего отчета вы увидите, что можно всех их прочесть и остаться в первобытной простоте, и это будет единственное поучение, какое вы из него извлечете.]
Еще одно слово: знаете ли вы статью де Молена{91}91
Молен Жан Габриэль Виктор де (1784–1856) – французский литератор и профессор Collиge de France. Рецензия Молена, привлекшая внимание Анненкова, дана на книгу: Oeuvres choisies de A. S. Pouchkine, poète national de la Russie, traduites pour la première fois en français par H. Dupont, professor de littérature а l'institut des voies et communication de S. Petersbourg 2v. Paris, 1847.
[Закрыть] («Journal des Débats» 17 ноября) о Пушкине по поводу перевода его поэм и некоторых стихотворений господином Dupont?{92}92
Дюпон Гораций (1796 —?) – французский ученый, литератор, переводы, сделанные им, составляют два тома: первый включает биографический очерк, взятый из «Современника» (1838, кн. 10), письмо В. А. Жуковского о смерти Пушкина, прозаические переводы отрывков из «Евгения Онегина» и «Бориса Годунова», поэм «Бахчисарайский фонтан» и «Руслан и Людмила»; второй том также состоит из прозаических переводов 48-ми стихотворений Пушкина, маленьких трагедий и поэм: «Кавказский пленник», «Братья-разбойники», «Полтава», «Домик в Коломне», «Медный всадник».
[Закрыть] Вообразите же: он судит о нем с политической точки зрения вместо художественной и эстетической, как бы [следовало] другой сделал, и находит крайнее ребячество там, где каждому русскому слышится глубокое слово! Так тяжело еще понимать нас иностранцам! Вот еще черта любопытная: Де Молен проходит без внимания мимо «Бориса Годунова», мимо «Дон-Хуана» и останавливается с любовью и умилением перед «Евгением Онегиным»!..
[Прощайте. Жду ваших писем.
4-го Генваря.
Я. Анн<енков>]
III
[20-го фев<раля>. Париж.]
[Здравствуйте, неоцененный мой.]
Может быть, не совсем скучно будет вам [,друг мой,] пересмотреть все шедевры здешних театров. Каждый из них приготовил, как это обыкновенно бывает, свою капитальную пьесу к зиме, и как все эти пьесы теперь уже налицо, то по ним можно судить вполне о драматическом движении во Франции. Признаться сказать, для меня они имели еще другую занимательность, именно как вопрос: чем занята общественная мысль; но это я оставляю про себя и от души позволяю вам думать, что всякая театральная пьеса сделана для того, чтоб быть театральною пьесой, а совсем не вопросом, который только в следственном деле бывает у места. Начинаю с «Роберта Брюса», французской оперы. Вам, вероятно, уже известен неслыханный поступок г-жи Штольц при первом представлении{93}93
…неслыханный поступок г-жи Штольц при первом представлении… – Неудачное выступление парижской примадонны, оперной певицы (меццо-сопрано) Розины Штольц (1815–1903); дальше идет зачеркнутый Панаевым текст, к которому внизу есть сноска, сделанная также рукою Панаева: «„Современник", № 2, стр. 194. Смесь», подразумевающая «Современные записки» И. С. Тургенева, опубликованные в № 2 «Современника» и рассказывавшие о том же факте.
[Закрыть]. [Оскорбленная шиканьем, а может быть, и собственными фальшивыми нотами – она стала сперва иронически приседать перед публикой, потом ходить большими шагами по сцене, всплескивая руками, потом разорвала на мелкие куски платок, и так как ярость публики росла вместе с яростью певицы, то многие ожидали, что она кинется в партер и будет им разорвана. Однако порядок кой-какой восстановился благодаря усилиям капельмейстера.]
В следующие представления было мертвое молчание со стороны публики, бесчисленные фальшивые ноты со стороны г-жи Штольц, и так идет до дня сего ради всеобщего желания не остановить представлений. Никто не предполагал, что по части скандальёзных происшествий будет в нынешнюю зиму нечто получше. Процесс Александра Дюма с журналами «Constitutionnel» и «Presse»{94}94
Процесс Александра Дюма с журналами «Constitutionnel» и «Presse»… – Дальше шел зачеркнутый текст, который был заменен Панаевым словами: «вероятно, уже известен вам. Я говорить о нем не стану; замечу только…»
[Закрыть] [доказал, что парижская публика во всех сомнительных случаях имеет право надеяться на своего любимого автора. Господин этот обязался первому журналу поставить в продолжение года 9-ть волюмов[14]14
Волюмов (от франц. volume) – томов.
[Закрыть] романов, столько же второму, вместо того дал им волюмов пяток, и за ним теперь осталось не то 150 тысяч, не то 200 тысяч, положенных обоюдными контрактами. Об этих именно ненаписанных строчках идет дело. Редакторы журналов складывают их к подножью фемидиного престола и взывают о правосудии. Не то чтобы автор исписался или изнемог под тяжестью неблагоразумных контрактов их. Взяв с редакторов тысяч 30 фр. задатка (каждый том Дюма ценится нынче в 4500 фр.), автор вдруг стал писать пять разных фельетонов для пяти других журналов, потом поехал в Испанию показать ей гений французского народа в своей особе{95}95
…показать ей гений французского народа в своей особе… – Речь идет о поездке Дюма на бракосочетание герцога Монпансье, сына короля Луи Филиппа, с испанской инфантой Луизой Фернандой, которое состоялось 10 сентября 1846 г.
[Закрыть], потом поехал в Алжир и застрелил всех львов и тигров существовавших под вековой тенью Атласа, потом переехал в Тунис и спас жизнь французскому отряду. Взял и совершенно забыл об этих геркулесовских работах. Все это он сам рассказал в знаменитое заседание коммерческого суда, с прибавкой только непередаваемого хвастовства, нахальства и [торгашества] кичливости маркизским происхождением своим. Жалко, что нет нынче ни одного истинного комика во Франции, подобные явления умрут, может быть, незамеченные, а их бы стоило увековечить.] В речи Дюма каждая фраза была гасконада, каждая мысль – нелепая претензия и каждое слово – уморительное самохвальство. Это – Хлестаков в самом крайнем, колоссальном своем развитии{96}96
…Это – Хлестаков в самом крайнем, колоссальном своем развитии… – Оценка Анненкова, данная Дюма-отцу, явно повлияла на Белинского, который писал о Дюма Боткину: «… это сквернавец и пошлец. Булгарин по благородству инстинктов и убеждений» (Белинский, т. XII, с. 446).
[Закрыть]… Но возвратимся к пьесе. Несмотря на восхитительные мелодии первого акта, на превосходный финал второго (третий очень слаб и вполовину наполнен балетом), эта опера Россини решительно не имеет никакого характера, не оставляет по себе никакого образа и до того лишена основной идеи, что до сих пор публика не знает, принять ли ее за шутку или за серьезное произведение болонского маэстро. Так всегда бывает с пьесами, составленными из разных посторонних клочков, хотя бы каждый отдельно из них и был превосходен. При этом случае следует упомянуть об удивительной обстановке, которая в соединении с превосходным хором произвела во втором акте (финал) сцену, постоянно электризующую публику. При перемене декорации открывается ущелье в шотландских горах, покрытых войском, ожидающим прибытия короля Роберта (Баруале)[15]15
Баруале Пьер Франциск (1801–1873) – французский певец.
[Закрыть]. Ряд бардов длинным строем приближается к авансцене с арфами в руках и начинает военный гимн, который прерывается маршем короля Роберта, появляющегося со своей свитой. Тогда марш и гимн соединяются в одно целое поразительного величия, и ему отвечают с гор восторженные клики войска, колебание знамен и щитов. В это же время публика всего театра подымается, и крики энтузиазма из партера смешиваются с последними нотами хора. На этот отклик настоящего народа, сохраняющего еще до сих пор воинственную черту в характере, Россини, конечно, не рассчитывал, но именно это невольное движение и довершает полный эффект, начатый на сцене. Кстати, я видел одного немца, который нисколько не был увлечен им, потому что говорил – в XIV столетии не было бардов в Шотландии. Слова эти мне доказали еще раз всю пользу старого ученого образования. Нечто подобное, касательно энтузиазма, происходит при некоторых частях новой симфонии Берлиоза «La Damnation de Faust»{97}97
«Осуждение Фауста» (франц.).
[Закрыть], особенно при так называемом венгерском марше, последние темпы которого всегда заглушаются френетическими[16]16
Френетическими (от франц. frénétique) – исступленными.
[Закрыть] рукоплесканиями. Что касается до целого, то оно уже страдает не от разорванности, а, напротив, от вычурности. Я убежден, что в России только прачка, которая на плоту крутит белье, выжимая из него воду, может иметь понятие о творческом процессе, свойственном Берлиозу [любопытно еще]. Между Берлиозом и Виктором Гюго есть, по моему мнению, сильное духовное родство, хотя первый, как талант, выше второго. Оба страдают жаждой новости, образов вне исторической и просто психологической поверки и гениальность полагают в том, чтобы произвести человека или идею, которые не имели бы ни с кем и ни с чем ничего общего. Как это любезно! Род человеческий за таковую к нему предерзость обыкновенно отомщает помрачнением головы неучтивца. Трагедии Виктора Гюго свидетельствуют это, и Берлиоз был тем же наказан. В своем либретто «Фауста» он приводит хор подземных духов и заставляет их петь следующий куплет, заметив сперва в выноске, что, по уверению Сведенбога{98}98
Сведенборг Эммануил (1688–1772) – шведский натуралист и философ, первоначально рационалист, затем мистик, автор сочинения «Небесные тайны», представляющего собой аллегорический комментарий к Библии (8 тт., 1749–1756 гг.).
[Закрыть], это настоящий язык чертей:
и проч. и проч. Он перелагает потом этот прекрасный диалект, ни мало не уступающий языку, каким у нас пишутся некоторые драматические фантазии, на соответственную ему музыку, и, действительно, выходит чертовщина совершенная, да только многие сомневаются, может ли такая гадкая поэзия существовать где-нибудь, даже в преисподней. Ее бы с Александрийского театра{99}99
…Александрийского театра… – Вместо этого зачеркнутого текста Панаевым написано: «со всякого театра…»
[Закрыть] согнали. Несмотря на все эти недоразумения, есть чудные проблески в этой симфонии, мотивы несомненной свежести и оригинальности, увлекательные по выражению легкости и игривости хоры, как, например, сильфов[18]18
Сильфов (от франц. silphe) – мертвоедов (этнограф.).
[Закрыть] и гномов во второй части. Поэтому выходишь из концерта в том запутанном состоянии души, в котором должен был находиться известный античный герой, когда, нежно поцеловав детей своих, он отправил их на казнь{100}100
…отправил их на казнь… – Имеется в виду миф о греческом царе Агамемноне, который, стремясь задобрить богиню Артемиду, должен был принести ей в жертву свою дочь Ифигению.
[Закрыть]. Я думаю, не без расчета также выбрал Берлиоз и театр оперы Comique для исполнения своей симфонии и драмы. Софистическому уму его, вероятно, улыбнулась противоположность огласить стены этого театра, посвященного шутливой и грациозной музыке, сильным и могущественным произведением.
В течение зимы опера Comique дала четыре оперы новых композиторов, и всякий раз, сидя в ее покойных креслах, окруженный старыми и юными щеголями, предавался я удовольствию следовать бессмысленно за звуками, прислушиваться к нежным переливам оркестра, к томному романсу, к веселой песенке и благодарить за всякую фразу, лелеющую ухо. Вы, может быть, несколько усумнитесь в возможности наслаждаться только чертами, только линиями, только звуками без образа и с едва видимым содержанием? Но послушали бы вы только здесь «Gibby la cornemuse» господина Клаписона{101}101
Клаписсон Антуан Луи (1808–1866) – французский скрипач и композитор, автор хоров, романсов, опер, многие из которых, как и упомянутая «Горбатая волынка», имели большой успех. Клаписсон был одним из ведущих профессоров Парижской консерватории и организатором музея музыкальных инструментов.
[Закрыть], с г. Роже{102}102
Роже Густав (1815–1879) – французский актер, певец (тенор).
[Закрыть] и госпожою Делиль{103}103
Делиль Мари (1816 —?). – французская актриса, играла в театре Пале-Рояль.
[Закрыть], новую «Ne touchez pas à la reine» господина Буассело{104}104
«Ne touchez pas а la reine» господина Буассело… – «Не подавайте руку королеве», опера французского композитора Буассело Жоржа (1818–1854).
[Закрыть], исполненную г. Одраном{105}105
Одран Пьер (1814–1885) – французский актер театров Водевиль и Варьете.
[Закрыть] и госпожою Лавуа{106}106
Лавуа Луиза (1823 —?) – французская оперная певица, пела в Опера-Комик.4
[Закрыть]! Да что это я так умеренно говорю? Я, как Мария Стюарт у Шиллера, имею право сказать: «Святая осторожность, лети на небеса!» Знаете ли вы похвальную речь покойному Ррйе-Коллару, произнесенную господином Ремюза{107}107
Ремюза Франсуа Мари Шарль (1797–1875) – французский политический деятель, в кабинете Тьера занимал пост министра внутренних дел; писатель, автор популярного труда «Пектус Абеляр» (1845).
[Закрыть] в академии? Что такое Ройе-Коллар! Человек, всю жизнь колебавшийся между двумя направлениями, изменивший [попеременно] добросовестно им обоим и, наконец, отыскавший способ привести в теорию собственное бессилие, что и сделало его патриархом позднейших доктринеров{108}108
…сделало его патриархом позднейших доктринеров… – Группа французских буржуазных политических деятелей 1815–1830 годов, которые, будучи конституционными монархистами, ярыми врагами демократии, пытались создать во Франции блок буржуазии с дворянством по английскому образцу; их выступления отличались показной ученостью. Роей-Коллар, в прошлом участник французской буржуазной революции конца XVIII в., защитник демократии, а затем ставший монархистом, возглавлял эту группу.
[Закрыть]. Все были уверены, что сказать настоящее похвальное слово Ройе-Коллару по мелкоте самого лица нет никакой возможности, и, однакож, после речи Ремюза Париж целую неделю только и бредил ею! Отчего же Париж целую неделю бредил ею? Ради фразы, звука и оборота, словом, ради только формы ее. Действительно, это chef-d'oeuvre[19]19
Шедевр (франц.).
[Закрыть] французского языка в XIX столетии. Гибкость, тонина выражения, остроумная умеренность каждой мысли, меткость каждого слова, ясный, но не совсем выговоренный намек, все качества, к каким только способен французский язык, приведены тут были в дело автором «Абеляра» и увлекли меня вместе со всем читающим миром. Надеюсь, что этого оправдания достаточно, а если все еще совесть у вас неспокойна, я, пожалуй, приведу в оправдание и целый народ. Возьмите итальянцев, которые до дня сего мастерство сказать что-нибудь поставляли конечною целью литературы и весьма мало обращали внимания на то, что сказано. Прекрасный народ, один из всех европейских народов, который может прийти в восторг от сцепления, падения, интонации слов! Правда, теперь начинается реакция{109}109
…теперь начинается реакция… – Имеется в виду новое направление в итальянской литературе и публицистике, начавшееся в 1840-х годах и явившееся результатом усилившегося освободительного движения в Италии, боровшейся против австрийского владычества.
[Закрыть], благодаря неугомонному Бианки-Жиовини{110}110
Бианки-Джованни Аурелио (1799–1862) – итальянский публицист, боровшийся за объединение Италии.
[Закрыть], исторической драме, открытой Ревере{111}111
Ревере Джузеппе (1812–1889) – итальянский поэт, автор исторических драм; наиболее популярна «Лоренце Медичи» (1839).
[Закрыть], и нынешним сардинским брошюрам: погибель красного слова, видимо, приближается, исполняя рот мой прахом огорчения.
Это само собой переносит меня к здешнему Итальянскому театру и к Верди, который тоже принадлежит, в сфере музыки, к семье вышеупомянутых нововводителей{112}112
…к семье вышеупомянутых нововводителей… – Имеется в виду цикл героических опер итальянского композитора Д. Верди (1813–1901): «Навуходоносор», «Эрнани», «Макбет», «Атилла»; эти оперы преследовались австрийской цензурой и были действенным оружием в борьбе Италии за свою независимость.
[Закрыть]. Опера его «I due Foscari»{113}113
«I due Foscari» – «Двое Фоскари», опера Верди на сюжет одноименной трагедии Д. Г. Байрона.
[Закрыть] имела здесь успех колоссальный. Колетти{114}114
Колетти Филиппо (1811–1894) – итальянский оперный певец (баритон).
[Закрыть] в роли старого дожа, Гризи{115}115
Гризи Джулиа (1805–1880) – итальянская певица (меццо-сопрано).
[Закрыть] в роли молодой Фоскари были превосходны. Публика парижская смотрела если не друг на друга, что было бы грамматически неправильно, то по крайней мере внутрь себя и спрашивала: где же заунывное andante[20]20
Анданте (франц.).
[Закрыть], где фигурные аллегро с бесчисленною гранью фиоритур?[21]21
Фиоритур (от франц. fioriture) – прикрас.
[Закрыть] В andante слышалась твердая жалоба, аллегро против обыкновения выражало упрек и иногда угрозу, а потом хоры необычайной энергии, которая все растет, растет, как волна в бурю… Жены богатых мануфактуристов спрашивают у мужей своих: «Что такое сделалось с итальянскою музыкой? Уж не завели ли там обществ свободного обмена?» Но будет о музыке. Я и так, верно, наговорил множество ересей, огню подлежащих, но ведь я и отречься готов, хоть сейчас: не упорен я.
Перехожу к драматической литературе. Теперь вам уже известно падение «Агнесы де Мерани» г. Понсаро в Одеоне. Печальнее этого зрелища трудно вообразить себе. На первое представление съехалась публика, решившаяся заранее быть увлеченною во что бы ни стало. Ложи были наполнены всеми парижскими знаменитостями, не исключая Гизо, присутствие которого в театре как бы оправдывало весь запас восторга, предусмотрительно сделанный публикой на всякий случай. В продолжение первых актов чем более ослабевал автор, тем благорасположенней становилась к нему публика. Она придиралась к каждому стиху, несколько удачному, к каждому порыву актеров, тоже выходивших из себя ради соревнования. Можно было наблюдать, как партер не верит собственной своей скуке и соблюдает над собою род полиции, отгоняя все черные мысли и все ожидая: вот появится настоящее чувство и вырвется страсть. Все напрасно. Переваливаясь с ноги на ногу, шел автор к пятому акту, разговаривая с самим собою в каком-то непонятном состоянии немощи и тупости. В пятом акте обессиленная публика уже сохраняла мертвое молчание и разошлась, наконец, со всеми признаками изумления к способности некоторых пьес падать неудержимо, против всех и всего. Да зато и пьеса же! Недостатки «Лукреции»{116}116
«Лукреция» – драма Ф. Понсара, апологета буржуазного Парижа, поставленная в парижском театре Жимназ в 1843 г.
[Закрыть], как-то: отсутствие жизни и наклонность к резонерству, достигли чудовищных размеров во второй трагедии Понсара. Каждое лицо с начала до конца рассуждает: кто – о важности папского запрещения, кто – об обязанностях королевского сана, женщины – о любви, кавалеры – о благочинии. Понсар способен заставить рассуждать ребенка о лучшей манере извлечения молока из материнских сосцов – ведь заставил же он в пятом акте, при смерти отравившейся Агнесы, рассуждать папского монаха о том, подойти ли к ней с изъявлением сострадания или удержаться, умерив оное! Чудно! Падение «Агнесы» нанесло удар так называемой школе здравого смысла{117}117
…Падение «Агнессы» нанесло удар так называемой школе здравого смысла… – О падении «Агнессы де-Мерани» И. С. Тургенев писал в «Современных заметках»: «Драма „Агнесса" Понсара была дана 23 декабря в Одеоне и пала торжественно» («Современник», 1847, кн. III, с. 67, отд. «Смесь»). Понсар возглавлял направление консервативных французских драматургов, целью которых была дискредитация демократического пафоса романтической драмы и стремление в противовес ей воскресить на парижской сцене обветшалые традиции французского классицизма.
[Закрыть], которая образовалась из академиков, избранных, то есть неизвестных литераторов и людей хорошего тона. Школа эта, поставив Понсара во главе своей, хотела посредством его противодействовать драматическим вольностям Гюго, Дюма и проч. Увы! Последствия доказали, что здравый смысл может производить точно такие же нелепости, как и всякий другой смысл, и даже хуже – производить скучные нелепости! На кого же надеяться теперь и в кого веровать, когда и самый здравый смысл может так страшно падать? В отчаянии своем и, вероятно, еще для того, чтоб оправдать принятое ею название, школа эта через одного из своих членов запретила все пародии «Агнесы» на других театрах. Немного строго, а впрочем, в них, действительно, надобности нет.
Мне приятно при этом случае заметить [Василий Петрович], что ласковая снисходительность, проявившаяся в отношении «Агнесы», сделалась, кажется, основною чертою здешней публики и распространяется не на одни сценические представления. Куда ни обращался я, везде видел я внимание, беспристрастную оценку, похвальный разбор противоречащих мнений, с отдачей каждому должного. Я исполняю обязанность друга, предостерегая вас от некоторых иллюзий, всегда рождающихся, когда мы издали судим о народе по словам и актам людей переднего плана. Эти по необходимости должны быть горячи, странны, эффектны, запутанны, а публика, тоже по необходимости, может хладнокровно разбирать, насколько в них было жару, странности, эффектности и запутанности. Таким образом, все свое дело делают, и от этого разделения занятий рождаются те несомненные благие плоды, какие мы видим на глазах наших: укоренение существующей гражданской формы, занятие более собственными делами, всеобщее спокойствие. Есть люди, которые объясняют это арифметическое направление публики довольно коварно; говорят: она хладнокровна, потому что не верит ни в себя, ни в других, а не верит этому, потому что занята иною, новою, неизвестною мыслью{118}118
…занята иною, новою, неизвестною мыслью… – Имеется в виду мысль о революции, которая в этот период все чаще высказывалась в оппозиционных кругах Франции. Ф. Энгельс писал по этому поводу в статье «Движение за реформу во Франции» (ноябрь 1847 г.): «…здешние рабочие острее, чем когда-либо, ощущают необходимость революции, и притом революции гораздо более основательной и радикальной, чем первая» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 4, с. 363).
[Закрыть]. В этом утешении, мне кажется, есть много мечты, а также много бессилия. Мысль, которая никак не может найти надлежащей формы для действительного, политического своего направления, вряд ли и называться таковою может. Она может быть высокою думой для будущего и походить на знатную даму, которая считает неприличным связываться с настоящим ходом дел, но зато и весь мир, с достодолжным уважением к ее породе, проходит мимо без всякого внимания. Все это говорю я, чтобы спасти настоящую деликатную умеренность публики от оскорбительных подозрений и злой недоверчивости.
