Текст книги "К вопросу о смысле жизни"

Автор книги: Павел Шумилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Павел Шумил
К вопросу о смысле жизни

Как я хочу женщину! Если б кто знал! Еще пять лет воздержания. Потом будет легче. Уберут спутник наблюдения, я получу свободу действий. Двадцать лет этой каторги… А все из-за маленькой ошибки. Как крот в земле.

Входит Ольга, видит, что мне нехорошо, и гладит по плечу.

– Скоро пройдет спутник, и ты сможешь подняться наверх.

– Зачем?

– Хочешь, я тебе вслух почитаю?

– Нет.

– Послезавтра праздник весеннего плодородия. У нас появится новенькая.

Делаю вид, что озабочен этой мыслью. Отправляю Ольгу проверить, все ли подготовлено к приему. Конечно, я все давно проверил. И то, что спутник почти месяц не появится над нашим районом, тоже очень хорошо.

Изменение в ритуалах обряда плодородия – единственная вольность, которую я себе позволил на этой планете. Благодаря этому чувствую свою… нет, не полезность. Причастность к этому миру, что ли. Я долго колебался, решая, имею ли право на вмешательство, или нет. Потом плюнул на все и вмешался.

Как я хочу женщину… Хоть на секунду ощутить под ладонью бархатистую перепонку ее крыла, взглянуть на гордый изгиб шеи, утонуть в глубине темно-синих глаз.

Я не случайно сел в этих горах. Гравилокатор показал, что после подъема плато и исчезновения тектонической напряженности здесь имеются обширные подземные пустоты. В них-то и решил спрятать катер. Нужно было сразу же лечь в анабиоз. А я от скуки начал исследовать пещеры, соединять ходами, вешать на стены таблички с названиями. Так и добрался до жерла потухшего вулкана. В тот момент в моем прозябании на этой планете появился если не смысл, то суррогат смысла. Потому что сверху на груду костей, устилающих пол, упала свежеотрубленная человеческая рука. Я присел, чтоб рассмотреть ее получше. Она была отрублена по самое плечо и еще кровоточила. Раздробив чей-то костяк, упала вторая рука. Я отступил в туннель. И правильно сделал, потому что сверху упали ноги, а секундой позже тело с головой. Это была молодая девушка. На лице застыла гримаса боли, широко раскрытые глаза полны ужаса. Обрубки рук и ног дернулись последний раз и замерли. Я хотел отнести ее на катер, но затылок был совсем мягкий. Она повредила мозг. Я закрыл ей глаза. Это все, что мог для нее сделать. Так я познакомился с ритуалом весеннего плодородия.

«Обряды весеннего и осеннего плодородия связаны с человеческими жертвоприношениями. В обоих случаях в жертву приносят молодую девственницу, тело которой разрубают на части, деля между божествами матери-земли, солнечного тепла, дождевой влаги, ветра/воздуха и защитника/хранителя урожая. Истекающую кровью жертву и ее отрубленные конечности сбрасывают в кратер потухшего вулкана Эйгер. Обряд осеннего плодородия отличается лишь тем, что перед расчленением жертву лишают девственности с помощью специального приспособления.» – Вот что вычитал я, порывшись в информатории катера. Не надо думать, что я сразу решил покончить со зверским обычаем. Кто я такой, чтоб вмешиваться в судьбу этого мира? Уже одно то, что я здесь, граничит с преступлением. Потому что здесь и сейчас Элана томится в заключении в подземелье замка Конгов. Потому что, разыскивая ее, над планетой кружит спутник. И дело даже не в том, что Элана моя бабушка, о чем она пока не знает, а в ее роли в истории.

Любопытство – моя погибель. Из-за научного любопытства я нарушил запрет на ведение потенциально опасных исследований. Как хорошо теперь понимаю его причины. Из-за любопытства полез исследовать пещеры вместо того, чтобы залечь в анабиоз, поставив таймер пробуждения на пятьдесят лет. Я и сейчас мог бы залечь в анабиоз на тридцать лет, но лучше дождаться момента, когда уберут с орбиты спутник. Если мои девушки раньше времени выйдут в мир, это может погубить все.

Хватит жалеть себя. Двадцать лет продержался, продержусь и еще пять. Поднимаюсь и иду проверять, все ли готово к приему новенькой. Сначала проверяю натяжение тросов лебедок верхней сетки. Задача верхней сетки проста – развернуть тело плашмя, если девушка падает, например, вниз головой. Тросы натянуты слабо и легко вытравливаются. Сама сеть располагается в двадцати пяти метрах от пола. На высоте десяти метров – вторая сеть. Жесткая и прочная. Именно она и затормозит тело после ста сорока пяти метров свободного падения. Почему я ловлю тело сеткой, а не антигравитационной подушкой? Психология. Нескольких первых девушек поймал мягче, чем пух падает. И что? Всех, кроме Ольги, неделями убеждал, что они не в раю, не в аду, а живы-здоровы. Приземление на хорошо натянутую сеть помогает осознать реальность чудесного спасения. А то, что от этой реальности три дня все косточки болят, прогоняет из головы мысли о загробном мире.

– Все-таки, не утерпел, – улыбается Ольга.

– Негоже нарушать традицию. Всегда сам лично проверял.

– Учитель, не мучай себя. Ложись в анабиоз. Мы справимся, даю слово. А как только уберут спутник, разбудим тебя.

Ничего не отвечаю. Ольга и не ждет ответа. Все уже сказано много-много раз. Просто Ольга не знает, как утолить мою печаль. Она первая из тех, кого я спас. Уже двадцать лет рядом со мной. Два года назад прошла омоложение. Предана мне душой и телом. Я долго думал, как запретить жрецам расчленять и убивать девушек. Придумал две пиктограммы. На первой, перечеркнутой крестом, расчлененная девушка. На второй – та же девушка, связанная по рукам и ногам. Почему связанная? Потому что труп связывать не надо. Он и так не убежит. Связывать надо ЖИВОГО. Компания жрецов, носильщики, сама Ольга и огромная толпа увидели огненные рисунки на помосте, на том месте, где обычно разрубали девушек. Светящиеся линии медленно тускнели, пока не исчезли совсем, а жрецы все еще обсуждали увиденное. Потратив на обсуждение около часа, они освободили руки-ноги Ольги из захватов носилок, раздели, связали и, раскачав, бросили в жерло вулкана. Ольга смеялась и плакала от счастья. Больше всего она боялась не смерти, а золоченых мечей жрецов. Она смеялась и плакала, когда я поднял ее и унес в проход. Меня приняла за доброе божество, посланное спасти ее. А разве такого нужно бояться?

Ночью, чтоб показать свое удовлетворение, я зажег над Эйгером небольшое северное сияние. Теперь это стало традицией – северное сияние в ночь после жертвоприношения. Иногда для этого приходится разгонять облака. В другие дни в погоду я не вмешиваюсь.

…Так всех нас в трусов превращает мысль… Нет, это не мой случай. Шекспир писал не обо мне. От меня не требуется ни силы, ни отваги. Прозябание – вот мой удел.

– Учитель, спутник за горизонтом. Отвези нас купаться! – группа из пяти весело щебечущих девушек окружает меня.

– Ножками, ножками.

– Учитель! Десять километров по горам и ущельям! Это же никакого удовольствия. Вернемся потные и грязные, а завтра новенькую встречать. Ну миленький, ну пожалуйста…

Мне и на самом деле надо размяться.

– Хорошо. Быстро собирайтесь, одна нога здесь, другая там.

– Ура-а! – лезут целоваться, тут же скидывают одежду прямо на пол, бесстыдницы, достают из сумок платья горских девушек, вприпрыжку, впереди меня бегут к транспортному тоннелю. Нуль-т я использовать не могу, поэтому перемещаемся старинным дедовским методом – на колесах. Встречный ветер развевает волосы девушек, уносит назад их смех. Конец туннеля. Слезаем с тележки, зажигаем экраны наружного контроля. Никого из людей поблизости нет. Открываем ворота и выходим под ослепительный солнечный свет. Створки ворот задвигаются на место и становятся неотличимы от скалы. С визгом и шутками девушки залезают на мою спину, ерзают, устраиваются, размещают сумки. Взлетаю, натужно набираю высоту. Открывается чудесная долина. Райский уголок. Небольшое чистое озеро, подпитываемое горным ручьем. Мы летим туда.

– Мужчинка! Смотрите, мужчинка!

Сейчас начнется… И я должен буду уступить. Потому что девушки не должны чувствовать себя заключенными в тюрьме. Потому что они молоды, красивы, сильны, а природа требует…

– Миленький, хорошенький! Ну пожалуйста! Ты ведь все понимаешь.

– А если что случится?

– Нас пятеро, он один. Ну что может случиться? Давай сядем на той полянке.

– Я спрашиваю, если случится то, о чем вы мечтаете. Вы же вертихвостки. Вы ребенка родите, избалуете, а мне из него человека делать. – Вся пятерка, сидящая на моей спине, густо краснеет.

– Мы будем делать все, как ты скажешь, учитель.

Сейчас они готовы пообещать все, что угодно. Еще бы, такой экземпляр не каждый день попадается. Впервые вижу бродячего рыцаря в наших местах.

– Сельма, за старшую. Если выключишь или закроешь передатчик, я вылезаю из кустов и иду вас спасать.

Снижаемся, прикрываясь складками местности, обгоняем дикого туриста и приземляемся на его пути. Девушки ссыпаются с меня, занимают позиции, а я поспешно отступаю в ближайший овражек.

Появление всадника встречают притворным испуганным визгом, тут же окружают, гладят по коленкам, восторженно смотрят в глаза снизу вверх, задают с пяти сторон по десять вопросов одновременно. Рыцарь медленно млеет. Глупый. Я бы на его месте спасался. Он еще не знает, что сейчас его изнасилуют.

Готово дело. Он уже слезает с коня. Корал с баклажкой в руках спешит к ручью, остальные усаживают рыцаря под дерево, достают съестное. Этот мужчина обречен. По глазам вижу, что он, возможно, очень неплохо позавтракал… вчера утром. А у моих – полные сумки вкуснятинки. Девушки, все вчетвером, охаживают и оглаживают его. Возвращается Корал. Раскрасневшаяся от быстрого бега и самая скромная из всей компании. Кончаются запасы сыра и колбасы, начинаются рассказы о рыцарских подвигах. Появляется из ножен меч. Все изучают боевые зазубрины. Теперь Сельма попросит оценить ее умение фехтовать. Так и есть. Меч уже у нее. Вырубает две дубинки. Бедный рыцарь, он не знает, с кем связался. Не проходит и четверти минуты, как Сельма с испуганным визгом перекидывает его через себя. Сэр рыцарь падает на спину с изяществом набитого картошкой мешка. Все бросаются к нему. Сельму ругают и отталкивают. Через пару секунд рыцарь уже раздет по пояс, четыре головки прижимаются к его широкой груди, слушают сердце. Еще секунда – и его голова уже не на земле, а на чьих-то мягких коленях. Сельма со слезами на глазах прижимает мозолистую лапу к своей девичьей груди, просит извинить ее. Девушки, все как одна, готовы искупить и исправить. Целуют его в губы. Вот черт, он смотрит только на Корал. Чем ему Мира не угодила? Корал еще по всем статьям девочка. Остальные поднимаются и отходят. Остаются бродячий рыцарь, Корал и Сельма. Корал слегка испугана. Сельма инструктирует рыцаря насчет девичьей невинности и тоже отходит за кусты. Вызываю ее на связь.

– Сельма, как вы могли! Корал совсем девочка, а вы ее под такого кабана положили.

– Учитель, все будет хорошо. Лучше парня для нее просто не придумать. Он не кабан, он теленок. Только вывеска зверская.

Ждем. Периодически кто-то из девушек выглядывает из-за кустов и докладывает:

– Целуются.

– Ласкаются.

– Опять целуются.

– Ну, наконец-то! Разделись.

...

конец ознакомительного фрагмента