Текст книги "Звено в цепи"
Автор книги: Павел (Песах) Амнуэль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]
Песах Амнуэль
Звено в цепи
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1
Я размышляю.
Я заставляю себя размышлять, и со временем это становится все труднее. Познание. Знать все. Все уметь. Да. Я знаю все и все умею. Когда-то были опасности. Сейчас их нет. Когда-то я в страхе удирало от одной-единственной разбушевавшейся звезды. Сейчас играючи расправляюсь с огромным скоплением.
Я размышляю… Мой разум возник для того, чтобы я могло обеспечить себя всем необходимым, чтобы я могло выжить. Разум – для жизни. А теперь? Разум выполнил свою функцию, исследовал мир. Мой мир. Я вижу, ощущаю его.
Я – одно, в то же время я – это семнадцать тысяч глобул, разбросанных в Галактике. И вне Галактики. Я уже привыкло к тому, что тысячи моих глобул находятся в других галактиках. А прежде? Откуда я взялось? Почему? Эти проблемы долго занимали меня, пока я их не решило. Как и все иные проблемы.
Я размышляю, но это не мешает мне проводить операции подготовки к очередному циклу питания. Пятью тысячами глобул я готовлю нужные звезды к работе. Я выбираю шаровое звездное скопление высоко над спиралями моей Галактики. Моего дома, где а хозяин, где все мне подвластно и где мне предстоит прожить столько, сколько проживет сама Вселенная. Почти вечность.
Мои глобулы окружают скопление, и я вижу его сразу из пяти тысяч точек, и хочу, чтобы случилось что-нибудь и нарушило этот привычный, стандартный, надоевший ритуал. Сверхновая. Коллапс. Магнитное стягивание. Ничего… Ничего и не может случиться, ведь я само выбрало цель и я проникаю в скопление, ищу звезды-жертвы, готовые стать мне пищей, и привычно раскачиваю звездные недра. Вверх-вниз, ярче-слабее. Мне нравится это – отыскивать звезды, находящиеся на пределе устойчивости: достаточно небольшого вмешательства, и звезда начинает колебаться. Вверх-вниз, ярче-слабее. Еще и еще. А я поглощаю эту энергию.
Я знаю все: прошлое и будущее. Сорок семь оборотов сделала Галактика, сорок семь галактических лет – мой возраст. Почтенный возраст. Когда-то я встретило глобулы такого же, как я, существа. И впервые мне не захотелось жить. Оно было старше меня. Ненамного, на год-другой. Оно жило, глобулы его функционировали, мысли его неслись по изгибам нулевых линий, но оно уже достигло цели своей жизни, оно все знало и ничего не хотело, оно было равнодушно ко всему и почти не отличалось от обычных темных глобул, разбросанных в галактических спиралях. Только я и могло понять, что оно живет. И еще я поняло, что жить оно не хочет. Раньше я думало, что ничто не в силах меня убить. Теперь я поняло: это способно сделать знание. Жить заставляет тайна. Если нет тайны, зачем жить? Ничего не понимать и понимать все – разве это не одно и то же? Жизнь – стремление… Я ринулось прочь, мгновенно собрало все свои глобулы на противоположном крае Галактики. С тех пор минуло два года, начало распадаться шаровое скопление, где я встретило то существо. Пропадает прекрасная пища! Но я больше не вернусь туда…
Было время, когда я воображало, что незнание вечно и, значит, вечна жизнь. Это было время оптимизма. Даже ближайшие галактики были для меня недостижимы. Сейчас я могу переместить мое сознание в любую из моих глобул, что находятся у ядер квазаров, но я не делаю этого, потому что ничего нового там не обнаружу. Я могу… Я знаю… Да есть ли во Вселенной что-нибудь, чего я не знаю или не могу?!
Я размышляю…
2
После очередной взбучки Ант решил, что никогда больше не обратится к Старшим за советом. Да и что они такое – Старшие? Время давно всех уравняло. В конце концов, мудрость измеряется не возрастом, а силой и формой поля тяжести. Нужно, однако, быть справедливым: Старшие мудры. Они даже сумели разобраться в том, что такое свет! Для Анта свет всегда был загадкой. Он знал, что звезды – зародыши его братьев и сестер – излучают волны, которые он, Ант, способен уловить, расчленить и исследовать, только закрутив около ядра своего гравитационного мозга. Там эта добыча и останется навсегда. Как пища свет ничего не значит, слишком уж он разрежен. Разве что при вспышке Сверхновой, когда рождалась сестра или брат, можно было испытать блаженство световой оргии, но для этого нужно оказаться, так сказать, на месте происшествия, а тогда неминуемо схлестнешься с новорожденным. Не очень это приятно – слияние двух полей тяжести, двух разумов, не разберешь, где я, а где тот, сейчас родившийся. Чужие мысли, особенно изумление перед внезапно открывшимся миром, давят. Ант не раз это испытывал. Старшим все равно, они, бывает, вторгнутся в тебя и формируют своими полями твои мысли, твои желания, твой характер. Ант не любил этого больше всего. Самостоятельность – вот что необходимо для счастья.
Ант был несчастлив. Старшие не помогли ему, больше того, они назвали Анта бессистемным фантазером. «Есть вопросы, которые нельзя задавать, – сказали они, – потому что ответов на них не существует. Поверь, Ант, мы хотим тебе добра. Не ты первый. В самые давние времена несколько Старших погибли, задавшись целью ответить на кощунственные вопросы, например, на такой: „Почему в звездах возникает свет?“ Этот вопрос уже несет в себе зародыш гибели для спрашивающего. Ведь ты, Ант, знаешь, что звезда – это ядро будущего разумного мозга. Звезда рождается из пустоты, где поля тяготения неразумны – ведь они так слабы! Потому-то они не могут формировать ядра по своему желанию. Вот и возникают звезды, и в них изначально живет свет, который звезда теряет, пока не освободится от этого груза, и тогда – тогда звезда сжимается почти мгновенно и рождается мыслящее поле тяжести; ты, Ант, родился так же. Лишь мы, Старшие, появились иначе – в ядрах галактик, а некоторые, даже когда родилась Вселенная…»
Ант расслабил свои поля-щупальца и ощутил там, на кончиках их, прикосновения других разумных, ласковые, ищущие, дружеские прикосновения. Ощутил он и Леро, с которой они давно решили сблизиться так, чтобы их ядра, бывшие когда-то звездами, стали двойной системой. Ант не отвечал на ласки. Сейчас ни Леро, и никто из Старших не могли помочь ему. Вопросы, которые он сам себе задал, были мучительно-жестоки, и Ант знал, что будущее разумных зависит от того, какими окажутся ответы.
Есть ли иные формы разума, кроме мыслящих полей тяжести? Может быть, есть, и может быть, им открыто многое, чего не знаем мы? Может, они знают даже, что такое свет? Может быть, кощунственные вопросы кощунственны лишь для нас? Так уж мы устроены, мы – поля тяготения, мы бесконечны и вечны. Но ведь есть что-то во Вселенной и кроме нас. Свет… Магнитные поля… Электрические… Звезды… И что-то еще, иногда улавливаемое на границе ощущений, столь эфемерное и слабое, что для него нет и названия.
Мы догадываемся, что это есть, и не можем знать большего. Почему? Что если кощунственные вопросы и есть те единственные вопросы, на которые во что бы то ни стало нужно найти ответы?!
3
Заря разлилась медоточивая, мягкая и пряная. Она баюкала и пробуждала, она заставляла дрожать невидимые нити в душе, и нити эти резонировали, и все упругое кристаллическое тело наполнял возбужденный покой, незабываемое противоречие мыслей и ощущений, ради которых стоит жить и смотреть, и чувствовать, и любить под огромным, нескончаемым оранжевым небом, где вечные сполохи и переливы полутонов, мягкие как душевный покой… Мир прекрасен… Что? Что?! Что?!! Свет! Ярость!! Боль!!! О… Зачем?.. Нет! Нет!!! Конец…
4
Дмитрий умылся холодной водой из ручья и, стуча зубами, долго обтирался махровым полотенцем. Потом стоял, прислонившись к шершавому, покрытому потеками смолы стволу старой сосны, и ждал, когда взойдет солнце. Первый луч он поймал почему-то не глазами, а кожей. Сначала ощутил на лице теплое дыхание и лишь потом понял, что багрянец над холмами не просто предвестник дня, а само солнце, выступившее ожидаемо и неожиданно.
Он вернулся в домик. Алена спала, и Дмитрий смотрел на ее лицо, на пепельные, с рыжеватым отливом волосы, на любимую им ямочку на подбородке, на худенькие плечи и руки, лежавшие поверх полупрозрачной простыни. Минутное счастье: смотреть на Алену и думать о том, что никто не помешает им быть вместе. Долго – целый месяц. До ближайшего села пять километров. Остров. Оказывается, и на суше, в сотне километров от Москвы, можно найти необитаемый остров.
Год назад они познакомились на какой-то нелепой вечеринке у Борзовых, где отмечали то ли возвращение Николая Сергеевича из полета на Полюс, то ли удавшийся эксперимент, проведенный на этом искусственном астероиде (пили за оба события и за многое еще, о чем Дмитрий успел забыть). Он и Алена точно в омут бросились. Видели только Друг друга, говорили только друг с другом. Нашли много общих интересов и решили, что в них-то и причина взаимной симпатии. Оба – научные сотрудники, оба – с математическим образованием. Он – футуролог, она – специалист по системам управления. Оба любят читать, из музыкальных жанров предпочитают классический джаз. Поискав, они нашли бы и больше «точек касания», но для первого вечера хватило и этих. Потом были другие вечера, триста шестьдесят три вечера, и далеко не все, конечно, оказались такими прекрасными, как первый. И как последний – триста шестьдесят четвертый. Вчерашний.
Солнечный луч отыскал в портьере щель и, будто заранее прицелившись, тонким шнуром уперся Алене в переносицу.
– Утро? – спросила она шепотом и огляделась, впервые увидев комнату при дневном свете. Вчера они пришли сюда поздно, когда уже стемнело, света не зажигали, до того были уставшими и до того им было плевать на весь мир. Где ничего не имело значения, кроме них двоих.
– Утро, – сказал Дмитрий.
– Наше первое утро вдвоем, и впереди таких утров двадцать восемь.
– Утр, а не утров, – пробормотал Дмитрий. – И вообще, утро бывает одно. Все другие – лишь повторения…
Это был удивительный день. Шашлык на костре – Дмитрий никогда не готовил его раньше, но получилось неплохо. Беготня по заросшему высокой травой лугу. Редкие грибы в рощице – поганки, наверное?
– Целый месяц такой жизни, – сказала Алена, – я сойду с ума.
– Хорошо, правда? – Дмитрий обнял ее, зарылся лицом в волосы.
Это была дача Борзова, шефа Дмитрия. «Поживите месяц у меня, – предложил Борзов. И добавил многозначительно: – Но, Дима, не забывайте о деле…»
Потом была вторая ночь, и когда Алена уснула у него на плече, Дмитрий подумал о многозначительном напоминании Борзова и о тех месяцах нервной гонки в работе, которые предшествовали предложению шефа. «Завтра, – подумал Дмитрий, – нет, уже сегодня. Я сделаю это, потому что так решено». Он лежал без сна, как и вчера, но мысли были иными. Завтра, нет, уже сегодня предстоит объяснить Алене сущность эксперимента. Алена ничего не знала о том, чем на самом деле они занимались в своей футурологической группе. Конечно, они многое рассказывали друг другу, и Дмитрий прекрасно разбирался в Алениных системах управления автоматическими станциями типа «Земля – Уран», но о своих работах он говорил вовсе не то, что было на самом деле. О главном он не рассказывал даже Алене – ждал разрешения шефа. Завтра, нет, уже сегодня…
– Аленушка, не беги так быстро!
– Сдаешься? Поцелуй меня, Димчик… Что с тобой сегодня? С утра ты какой-то… будто впередсмотрящий на мачте. Смотришь вдаль, даже меня не всегда замечаешь.
– Аленушка, ты права… Хочу тебе кое-что объяснить.
– Ты в кого-нибудь влюбился?
– Вот еще! Это связано с работой.
– А…
– Ты знаешь, чем мы занимались последние месяцы?
– Ты сто раз говорил. Стратегия познания.
– Да, так это называется в плане. Видишь ли, года два назад, еще до меня, Борзов делал с ребятами очередную обработку прогноза открытий, и получилось, что кривая резко пошла на спад…
– Какая кривая?
– Число открытий за год. Сколько существует род людской, число открытий росло. А сейчас скачком уменьшилось. Понимаешь, что это значит?
– Понимаю, что никто не делает выводов по одной точке, не попавшей на линию. Засмеют.
– По одной, конечно, но точек около сотни. Прогнозы делают по всем наукам, и везде такая же картина. Спад открытий высокого уровня замечали и раньше, но объясняли экономическими трудностями. Чтобы в наши дни делать открытия, нужны большие расходы, а деньги шли в основном на вооружение. Сейчас нет. Запасы плутония пошли в реакторы, и что же? Наука рванулась вперед?
– Чудит твой Борзов. Есть открытия, нет открытий… Нет сегодня, будут завтра. Идем купаться, Дима. И дай слово не говорить о науке. Хорошо?
– Аленушка…
– Догоняй, Димчик!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
1
Я размышляю.
Мне нравится обозревать мой мир целиком, понимать его весь – от мельчайших частиц материи, черных странников, до величайших гигантов, далеких сверхгалактик, родившихся задолго до того, как сконденсировались из газа мои глобулы. Я все понимаю и тоскую из-за того, что понимаю все. Если бы я могло начать жизнь сначала… Странно, что я так думаю. Я ведь могу это сделать. Время обратимо, я умею обращать его, иначе я бы просто не существовало, иначе мои глобулы остались бы безжизненными газовыми облаками, потому что скорость света не беспредельна и одновременности, той одновременности, которая делает мои действия разумными, ее вовсе не существует. Я могу начать все сначала, но не хочу повторения.
Сейчас, когда моя жизнь приблизилась к пределу развития, я начинаю понимать, что мое желание начать сначала не абсурдно. Обозревая свою такую ясную во всех проявлениях Вселенную, я убеждаю себя в том, что есть, должны быть явления, которые я не могу понять, существования которых я не могу ни предположить, ни вообразить.
Я размышляю и прихожу к мысли, что во Вселенной мог образоваться и разум, созданный по иной логике, иным законам, иным критериям отбора, даже из иной материи, нежели я… Познающий мир иначе. Оба мы существуем в бесконечной Вселенной, но не знаем, не можем ничего знать друг о друге, потому что возникли из разных проявлений материи, по различным законам природы, и пути нашего, развития нигде не пересекаются. Но… Они должны пересечься! Я не хочу, чтобы было иначе. Если разум существует, чтобы познавать мир, то один-единственный разум, ограниченный из-за ограниченности действующих в нем законов природы, не может познать то, что в принципе не в состоянии обнаружить…
Я понимаю, что ставлю перед собой задачу, возможно, вовсе неразрешимую, но дающую надежду. Где я – в конце пути или в начале? Кто я
– единственное или одно из множества? И главное – зачем я?
Я размышляю…
2
Ант прекрасно понимал, что скоро все узнают о его планах. Однако приходилось ждать, чтобы уловить момент, когда в колонии спокойствие, когда Старшие не устраивают выбросов из галактического ядра, когда не планируется вспышки Сверхновой – рождения нового разумного. В общем, нужны почти невероятные условия, чтобы распростертые в бесконечность гравитационные поля-щупальца Анта оказались способными ощутить самые ничтожные изменения. Тончайшая работа без уверенности в успехе. Может быть, сама идея о возможности разума в неполевой форме – ерунда?
Случай все не представлялся, и Ант думал с досадой, что ему было лучше родиться в одной из спокойных до омерзения эллиптических галактик. Там-то нет уже ни выбросов, ни взрывов, и можно было бы нащупать такие неуловимые колебания полей, о которых здесь и мечтать нельзя.
А между тем возникли новые затруднения. Леро опять предложила объединиться в двойную систему. Представлялась отличная возможность: их ядра, двигаясь по галактическим орбитам, проходили очень близко друг от друга, и достаточно было небольшого гравитационного импульса, чтобы они продолжили путь вместе – двойная система черных звезд, Ант медлил с решением, понимая, что обижает Леро, другой случай представится не скоро, да и Старшие будут недовольны. Он жил ожиданием – ожиданием спокойствия.
Но Леро ждать не пожелала и связала судьбу со старым знакомцем Анта, Ант, впрочем, и обозначения его не помнил. Думала огорчить Анта, надеялась, что он одумается. От новой двойной системы исходили такие мощные гравитационные волны удовольствия, что Анту стало смешно. Их мелкое довольство собой легко разрушить, и он, Ант, сделает это, когда выполнит задуманное.
Внешне Ант старался выглядеть таким, как всегда. Он даже принял участие в концерте. Особенно кривить душой не пришлось – музыку Ант любил. Ему нравилось создавать вместе со всеми ритмически правильные изменения полей, когда вся Галактика будто становилась единым существом; так возникали спиральные ветви, которые и отличают разумные галактики от неразумных. Но на этот раз рассеянность Анта едва не сорвала концерт, и спиральная ветвь получилась неравномерной. Ант ожидал, что Старшие устроят ему по этому поводу очередную выволочку, но его неудача будто и не была замечена. Обычно после концерта все успокаиваются, переживая впечатления. Так было и сейчас. Затишье оказалось глубоким, не было даже вспышек Новых звезд, и Ант понял, что время настало.
Он не знал, чего, собственно, ждет от затеянного поиска. Не представлял, как может проявлять себя чужой разум. Понимал, что и представить себе этого не может. Ведь если тот разум смог ответить на кощунственные вопросы, то и сам он – нечто кощунственное, нечто противоречащее всему, нечто настолько ненормальное, что и существовать не может. Ант понимал, что вероятность успеха ничтожна, а какие потом наказания последуют со стороны Старших – об этом и думать не хотелось. «Пора, – сказал он себе, – время не ждет».
Ант перестал излучать и воспринимать гравитационные волны, мир для него померк. Он приготовился уловить сигнал, почти не обладающий гравитационным потенциалом.
Он приготовился встретить Нечто…
3
……………………………………………………….
……………………………………………………….
4
Искупавшись, они лежали на теплой гальке и смотрели в небо. Дмитрий провожал взглядом спутник «Эхо», торопливо пересекавший звездную чащобу с юга на север.
– Дима, – рука Алены легла ему на грудь. – Ты сейчас Думаешь не о нас, верно?
Дмитрий поразился, как точно она угадывала – всегда, когда Алена ускользала из его мыслей, она чувствовала это мгновенно. Он поднялся с каменной постели, стирая ладонями с тела налипшие песчинки.
– Помнишь, Аленушка, днем я говорил тебе об открытиях?
– А… – Алена ждала других слов, другого разговора.
– Работу Борзов начал задолго до моего прихода в группу. Статистика открытий была почти готова, выводы тоже… Все привыкли думать, что мир бесконечен, и неожиданного, непознанного столько, что любое наше знание ничтожно. В принципе это верно. Но… Разум человека развивался ведь по определенным законам. По законам, которые необходимы, чтобы выжить именно в нашей части Вселенной. По определенным локальным принципам. И как машина, пусть даже небывало сложная, человек не может выйти за пределы тех принципов и законов, по которым создан. Я знаю, что ты скажешь… Что унизительно так думать. Что разум всемогущ… Да, всемогущ, но что есть разум? Система вовсе не бесконечной сложности. И может наступить момент… Вероятно, уже наступил… Мы окажемся перед стеной. Всякое воображение основано на реальных фактах и законах. А их ограниченное число. Во Вселенной бесконечное множество непознанного, и мы никогда не узнаем чего именно, потому что ни мы сами, и ни один созданный нами прибор не сможет это обнаружить…
Дмитрий запнулся – Алена лежала спокойно, заложив руки за голову, смотрела на звезды, улыбалась. Она не слушала его, вернее, не слышала.
– Тебя это нисколько не волнует, – с досадой сказал Дмитрий.
Алена пружинисто подтянулась, встала на ноги, вытянула руки к небу. Будто капли вечерней зари стекали по ее пальцам.
– Дима, – сказала она, – твой Борзов псих, он помешался на стратегии познания и ты вместе с ним. Кроме открытий новых законов природы, существует еще множество дел, которыми должны заниматься люди. Как там с изобретениями? Их тоже стало меньше? А что мы знаем о самих себе? Ты любишь меня, Димчик?
– Люблю, Аленушка…
– Почему?
– При чем здесь?!
– При том! Сколько тысяч лет мудрецы разбираются – что такое любовь. Не разобрались. А социальные законы? Допустим даже, что мы все знаем. А что умеем?.. Пойдем, Дима, слышишь звонок? Ужин готов. Вернемся в город – поспорим. Догоняй!
Алена побежала к домику и мгновенно исчезла в сумраке. Дмитрий поплелся следом. Глупо получилось. Не поняла. А чего ты ждал? Ты и сам не до конца все понимаешь, хотя эта стратегия познания у тебя в печенках сидит, разжеванная сотни раз. А если не до конца понимаешь, то и объяснить, убедить не сможешь. Теперь все сорвется. Дмитрий представил хмурый взгляд Борзова. «Это ведь вы предложили в помощницы Одинцову, – скажет шеф. – Вы говорили, что она абсолютно надежна. Так? Ваша группа – единственная, не включившаяся в цепь, хотя условия у вас были лучше. И никто теперь не скажет, почему провалился опыт».
Дмитрий попал к Борзову после Университета. Сам напросился. Конечно, Борзов – величина, его «Основы прогностики» – лучшая книга по футурологии. В его группе двадцать человек, все молодые, недозрелые. Смотрят шефу в рот, ловят каждое слово, а со временем научатся угадывать мысли. Дмитрий занимался прогностическими моделями. Занимался до тех пор, пока не была получена пресловутая точка на кривой. Новую идею шефа поняли и приняли не сразу, аргументировали так же, как впоследствии члены Ученого совета, как сейчас Алена. «Ничего, – говорил Борзов. – Спорьте. Думаю, что пока к этой идее привыкнут, пройдет лет пятьдесят. А в ближайшие годы легкой жизни не будет. Учтите». Они учли – никто из группы не ушел, бури и страсти постепенно утихли, началась работа. «Представьте, – говорил Борзов, – что вы футурологи начала двадцатого века и предсказываете экологическую катастрофу с энергетическим кризисом. Воображаете, как бы к вам отнеслись? А между тем, эти прогнозы можно было сделать уже тогда, пользуясь, конечно, современной методикой прогнозирования. Сейчас мы в аналогичном положении, так что все в порядке. Главное, что мы, к сожалению, правы».
Работу не афишировали. Те, кто знал, чем они занимаются, называли их мрачными пророками, алармистами, хотя ничего мрачного в их результатах не было. Была неизбежность истины, которая не может быть мрачной или приятной.
Дмитрий моделировал артефакты. Это была одна из идей Борзова, довольно быстро ставшая основной. «Один разум, – говорил шеф, – не в состоянии понять и тем более использовать все бесконечные возможности, заключенные в бесконечной материальной Вселенной. Если проблема сложна, она не по силам одному человеку, будь он даже гением. Нужно, чтобы на проблему набросилось несколько человек с различными стилями мышления. Так и здесь. Вселенная бесконечна, и человечество не может познать ее всю. Чтобы разобраться во Вселенной, нужна система разумов. Ни в коем случае не человекоподобных. Нужно сотрудничество с разумом, который создан природой по иным законам, нежели человеческий. По принципиально иным законам. По законам, которые не входят в наш ареал».
Ареал – понятие, заимствованное из экологии, – Борзов применял расширительно. Ареал человечества, по Борзову, – это область Вселенной, сконструированная по тем же законам природы, что и мы, люди. Мы не знаем еще структуру нашего ареала, но это вопрос времени, а не вечности. И время, оставшееся до открытия последнего закона природы, есть время существования человечества как разумного вида. Потом… Да и потом будет чем заняться, но то будут внутренние проблемы человечества, если они еще останутся к тому времени. Интерес к внешнему миру будет потерян. Лет сто назад, предрекая деградацию рода людского, кое-кто из исследователей называл возможную причину – потерю интереса к познанию. Они не видели только ее объективности. Пусть это неблизкая перспектива, но думать о ней, искать выход нужно сейчас…
Поужинав, они смотрели программу новостей. Стереовизор на даче был устаревшей системы, разлаженный от долгого бездействия, и Дмитрию приходилось непрерывно подкручивать верньеры, добиваясь структурной целостности изображения. Алена задумчиво смотрела на Дмитрия, у нее перехватывало дыхание, когда Дмитрий изредка поглядывал в ее сторону. Если бы так было всю жизнь… Эти вечера вдвоем, в своем доме, где все устроено так, как хочет она, где все живот ее мыслями, ее руками, ее женским вдохновением. Свой дом – она вкладывала в эти слова огромный и одной ей понятный смысл. Дмитрий был частью этого понятия – лучшей и необходимой частью.
Алена знала, что дневной разговор придется продолжить хотя бы для того, чтобы Дмитрий успокоился и перестал быть научным работником на отдыхе.
– Дима, – сказала она, – я не дослушала тебя, прости…
Лицо Дмитрия вспыхнуло. Он знал, что Алена все поймет, ведь она умница! Сама, наверно, разобралась, подумав.
– Аленушка, – сказал он, – все-таки мы нашли выход. Борзов нашел. Дело в том, что Вселенная, конечно, познаваема. Но не для одного изолированного разума, а для их системы. Антропоморфных цивилизаций в Галактике скорее всего, нет. Но они не нужны. Система разумов должна состоять из цивилизаций, сконструированных по разным законам природы. По тем законам, о которых мы не знаем и не, узнаем, если… если не сумеем найти контакт. Понимаешь, я все это моделировал… Получается, что никакие контакты между цивилизациями невозможны до тех пор, пока каждая из сторон не поймет, что контакт не любопытство, не желание космического братства. Великого Кольца и так далее. Нет, контакт – жестокая необходимость, иначе наступит застой, регресс. Иначе – гибель. И когда обе стороны в этом убедятся, контакт должен получиться легко. Понимаешь, я хочу сказать, что не понадобятся ни телескопы, ни звездолеты, космические языки и прочая мишура. Идеальная машина – это достижение поставленной цели без всякой машины. Идеальный контакт – достижение понимания без приспособлений, без техники. Нужно только общее желание. Так получалось на моделях… Конечно, это были модели не разума, а лишь части его, ведь какие-то законы природы общие для нас обоих. Любопытнейшая вещь. С нашей точки зрения, иной разум должен выглядеть совершенно естественным образованием. Более того, давно объясненным! Потому что лишь часть законов природы, управляющих им, нам в принципе доступна. А мы… Мы тоже представляемся ему чем-то естественным, неразумным – он начисто может не воспринимать, например, наших законов биологии Распознать логически такой разум невозможно, искать следы его во Вселенной бессмысленно. До тех пор, пока контакт не станет жизненно необходим нам обоим. И тогда…
Алена слушала, не воспринимая смысла. Прежде чем Дмитрий кончил рассказ, она поняла, что их уединение, их маленькое счастье вдвоем может прерваться, и виной всему Борзов со своими сумасшедшими идеями. Борзов, который увлек Дмитрия и, может быть, даже специально разрешил им поселиться на его даче. Для опыта, а не из уважения к их любви.
– Чего хочет твой Борзов от меня? – резко спросила она.
Дмитрий вздрогнул.
– Послезавтра, – сказал он помолчав, – в восемь утра намечен эксперимент. Участвует вся группа. Мы разбились на пары и разъехались в разные концы страны. В каждой паре один будет вести опыт, другой – контролировать. Понимаешь?.. Впереди еще день, и я тебе все объясню. Аппаратура в стенах. Тебе нужно только следить за терминалом. Все очень просто, Аленушка…
Алена молчала.
