Текст книги "Рассказы о сержанте Берковиче"
Автор книги: Павел (Песах) Амнуэль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)
Дело седьмое. КАПЛЯ КРАСКИ
Хамсин был жесток, как вражеский пехотинец. Он нападал на каждого, кто осмеливался, образно выражаясь, высунуть голову из окопа, а если говорить на простом человеческом языке – выйти из комнаты с кондиционированным воздухом на улицу, где не только нечем было дышать, но казалось, что жаркий воздух стоит стеной: шершавой, плотной и вечной, как Стена плача.
Беркович прошел десять метров от машины до холла Управления полиции, и у него заболела голова. Инспектор еще не появился, что показалось Берковичу странным – Хутиэли обычно приходил на службу раньше всех, и сержант не мог вспомнить случая, когда инспектор опаздывал.
«Неужели заболел?» – подумал сержант. Он не успел додумать эту мысль до логического конца, потому что на столе Хутиэли зазвонил телефон. Помедлив, Беркович поднял трубку.
– Амнон? – это был голос сержанта Горелика.
– Нет, это Борис, – сказал Беркович. – Инспектора еще нет, боюсь, не заболел ли он?
– Конечно, нет, – уверенно сказал Горелик. – Если Амнон заболеет, это будет означать, что мир перевернулся.
– Должно быть, мир действительно перевернулся, – пробормотал Беркович. – На улице такая жара, какой не было сто лет.
– А ты помнишь, какая была погода сто лет назад? – удивился Горелик. – Я думал, ты моложе.
– Я-то моложе, – уныло сказал Беркович, – но хамсину на это плевать.
– Да, – согласился Горелик. – Знаешь, что я скажу? Сохнут поступает мудро, не сообщая в своих рекламных материалах о том, какие в Израиле бывают хамсины. Иначе сюда ехали бы репатрианты только из Эфиопии – им к жаре не привыкать.
Беркович положил трубку. «Надо, – подумал он, – позвонить инспектору, вдруг действительно что-то случилось?» Дверь распахнулась, и Хутиэли собственной персоной появился на пороге, вытирая платком вспотевшую шею.
– Привет, Борис, – сказал он. – Стоит задержаться на минуту, и подчиненный уже норовит занять кресло начальника.
– С вами все в порядке? – осведомился Беркович, возвращаясь к своему столу.
– Со мной – да, – кивнул инспектор. – А в природе полный непорядок. На перекрестке Алленби и Бен-Иегуды не работают светофоры, пробка растянулась на полкилометра, пришлось постоять. Я тебе звонил, но ты упорно разговаривал по моему телефону.
– Позвонил сержант Горелик, кстати, он искал вас…
– Подождет… Вот что, Борис, вид у тебя неважный, отправляйся домой, попробуй отоспаться. Если понадобишься, я тебя вызову.
– А вы?
– Не хочешь ли ты сказать, что я плохо выгляжу?
– Вы выглядите замечательно, но…
– Ну, так что мне тогда делать дома? Внуков нянчить? Отправляйся. Считай, что это приказ.
– Слушаюсь! – бодро сказал Беркович и покинул кабинет, предвкушая несколько часов беспробудного сна.
Он сел за руль, включил двигатель, кондиционер заработал, и доменная печь, в которую превратилась машина всего за полчаса, стала понемногу охлаждаться.
Беркович медленно выехал со стоянки, свернул вправо и увидев, что кто-то машет ему рукой, притормозил у тротуара. Человек, открывший дверцу машины, показался сержанту знакомым. Если бы не жара, Беркович узнал бы его сразу
– это был хозяин фалафельной, расположенной напротив Управления, здесь сержант довольно часто покупал что-нибудь перекусить или холодную «колу».
– Простите, – сказал фалафелыцик, – моя машина в ремонте… Если вы едете в сторону севера…
– Садитесь, – предложил Беркович. – Это ведь ваша фалафельная вон там, напротив?
– Да, вы меня знаете? Ваше лицо мне тоже знакомо. Впрочем, у меня все полицейские покупают. Мое имя Юваль Шумейкер.
Беркович вывел наконец машину в левый ряд и прибавил скорость. Вести разговоры ему не хотелось, но молчать было неудобно, и он сказал:
– Хорошо идет торговля? Не жалуетесь? Вопрос уже предполагал, каким будет ответ, и Шу-мейкеру оставалось только кивнуть головой:
– А чего жаловаться? Место хорошее. Рядом Моше материей торгует, пусть он жалуется. Тряпки можно купить, а можно не покупать. А фалафель едят всегда… Простите, сержант, вы не очень торопитесь?
Беркович пожал плечами.
– Здесь, за светофором направо, живет приятель, я хотел забрать у него кое-что… Он у меня одолжил ящик с инструментами неделю назад… Это на две секунды, вас не затруднит?
Да о чем разговор? – великодушно согласился Беркович и за светофором притормозил. Здесь начинался район коттеджей, дома были отделены от дороги невысокими заборами и небольшими садами. Впрочем, сады – слишком громкое название для пяти-шести фруктовых деревьев, стоявших перед каждым домиком.
Я мигом, – сказал Шумейкер и выскочил в жару. Одним прыжком он пересек тротуар, помчался по дорожке к дому, взбежал на несколько ступенек и постучал в дверь. Что-то в движениях Шумейкера показалось Берковичу странным, но он не стал вдумываться – сегодня странным казалось все на свете, даже единственное белое облако, неподвижно висевшее в вышине и похожее на ковер-самолет старика Хоттабыча. Беркович лениво следил взглядом за Шумейкером, который продолжал колотить в дверь, хотя ясно было уже, что хозяина нет дома. Наконец это понял и фалафелыцик, повернулся и направился было назад, но неожиданно издал вопль, который Беркович услышал даже за закрытыми дверьми машины, и показал рукой куда-то влево, где лежало что-то, невидимое за деревьями.
Поняв, что происходит что-то необычное, Беркович вышел из машины, получил немедленно тепловой удар, покрылся потом, но все же быстрым шагом подошел к продолжавшему кричать Шумейкеру. Между деревьями лежал ничком мужчина пет сорока в шортах и майке. На мужчине лежала металлическая стремянка – ясно было, что лестница упала, придавив человека.
Беркович одним прыжком пересек открытое пространство и опустился на колени перед трупом. То, что человек умер несколько часов назад, сомнений не вызывало. Похоже было, что острый край падавшей стремянки ударил человека по затылку, пробив череп. У ног трупа валялась перевернутая банка с белой краской и выпавшая из банки кисть. Левая нога покойника почти до колена была вымазана этой краской, пролившейся, очевидно, в тот момент, когда стремянка обрушилась на землю.
– Это ваш приятель? – спросил Беркович продолжавшего причитать фалафелыцика.
– Да, это Ханан, – с надрывом сказал тот. – Боже мой, какой кошмар! Нужно вызвать скорую помощь! Да, и полицию тоже! Ох, простите, вы же сами полиция, я совсем сошел с ума… А скорую?
– Перестаньте кричать, – резко сказал Беркович, поднимаясь с колен и стараясь не коснуться вытекшей из ведра краски. – Станьте вон там, в тени, и ничего не трогайте.
– Я… ничего, – пробормотал Шумейкер и вытянулся по стойке «смирно».
Беркович, не чувствуя уже ни жары, ни головной боли, вернулся к машине и вызвал скорую. Потом позвонил инспектору и сообщил о происшествии.
– Давно он умер? – деловито спросил Хутиали.
– Жара, трудно сказать, – пробормотал Беркович. – Но, скорее всего, часа два, не больше.
– Займись пока сам, – сказал инспектор. – Я пришлю эксперта. Если понадобится помощь, сообщи.
Беркович вернулся к дому, поднялся по ступенькам к входной двери. По дороге он нечаянно коснулся каменных перил и отдернул руку: перила были покрашены той самой белой краской, что вылилась из ведра. Беркович беспокойно осмотрел брюки – черт, он таки испачкался, немного, но все же…
Сержант осторожно подошел к двери и начал колотить изо всех сил. Никто не отзывался – в доме было пусто, да это и раньше было ясно, ведь Шумейкер уже пробовал войти всего пять минут назад.
– Идемте в машину, – предложил Беркович, – там хоть прохладно. Скорая сейчас приедет, а я пока задам пару вопросов.
Сев рядом с Берковичем на переднее сиденье, Шумейкер втянул голову в плечи
– он никак не мог прийти в себя и что-то все время бормотал под нос.
– Как его имя? – спросил Беркович.
– Ханан… Ханан Бек. Мы давно знакомы, но сейчас редко видимся… Дела все…
– Когда вы видели Ханана последний раз?
– Когда… Он брал у меня коробку с инструментами… Неделю назад.
– У него были враги?
– Враги?.. У всех есть враги, у меня тоже… При чем здесь враги? Разве на Ханана не упала эта проклятая лестница?
– Возможно, – пожал плечами Беркович. – Он получил удар по затылку, это верно. Но могла ли это сделать падавшая стремянка – только эксперт однозначно ответит.
Прибыла скорая, а следом – полицейская машина, тихая улица наполнилась звуками сирен, и сразу же начали подходить любопытные.
– Посидите минуту, – сказал Беркович, – я сейчас вернусь, мы закончим разговор, а потом я вас отвезу… Вам куда? Я вас подброшу, не беспокойтесь.
– Мне-то о чем беспокоиться? – пробормотал Шумейкер. – Это бедному Ханану…
Минут через десять, потеряв с потом не меньше трех килограммов веса, сержант вернулся наконец в машину и с облегчением вздохнул. Объясняя эксперту Левину ситуацию, он и сам восстановил в памяти все, что происходило несколько минут назад, а восстановив, понял наконец, что его все время мучило.
– Еще вопрос, – обратился Беркович к фалафелыцику. – Вы сами открываете свою лавку?
– Нет, это делает Хаим, он приходит в шесть и начинает готовить… А при чем здесь?
– Ни при чем, – успокоил сержант. А вы приходите позднее?
– Обычно – в восемь.
– И сегодня тоже?
Беркович отъехал от дома, кивнул полицейскому, перегородившему движение, и свернул на проспект.
– Сегодня? – нахмурился Шумейкер. – Сегодня я немного опоздал… Жара, не хотелось вставать… Сержант, куда вы едете? Вроде не в ту сторону…
– Возвращаемся в управление, – сказал Беркович. – Там вы объясните, почему убили Ханана Бека.
– Я?! – завопил фалафелыцик и начал рвать дверцу со своей стороны, пытаясь на полном ходу выскочить из машины.
– Спокойно, – предупредил Беркович, – дверца заблокирована. Да и вообще… Упадете, расшибетесь насмерть. Лучше всю жизнь провести в тюрьме, чем на том свете…
– Когда мы приехали к дому Бека, – рассказывал час спустя сержант Беркович инспектору Хутиэли, – этот Шумейкер пошел к двери, и мне сразу показалось, что в его движениях есть нечто странное. Сначала я не понял… Видите ли, он старался не касаться перил. Он знал, что они недавно покрашены. Если не знаешь точно, то ничего и не заметишь, я, например, поднялся по ступенькам несколько минут спустя и выпачкал руку…
– Шумейкер пришел к приятелю примерно в половине восьмого, – продолжал Беркович. – Тот уже покрасил перила и собирался красить каменную скамью в садике. Шумейкер ударил Бека по затылку гаечным ключом, ключ, кстати, уже нашли… А потом повалил на тело стремянку. Ведро с краской опрокинулось, и Шумейкер запачкал обувь, несколько капель попало на ноги. Он вернулся домой, помылся, а потом отправился в фалафельную и стал ждать у стоянки Управления.
– Зачем? – поднял брови Хутиэли.
– Идея была хорошая. Он хотел взять в свидетели какого-нибудь полицейского. Вот, мол, я в присутствии полиции обнаружил труп, значит, я ни при чем.
– Ему повезло, что он нарвался на тебя, – усмехнулся инспектор.
– Да, – скромно потупился Беркович. – Но было еще кое-что… Он смыл с ног краску, но капля все же осталась, там, где он не мог ее видеть. Маленькая капля, но я обратил на нее внимание.
Дело восьмое. УБИЙСТВО В ЖАРКИЙ ДЕНЬ
Жарко, – сказал сержант Беркович, войдя в кабинет. – Похоже, что скоро начнут плавиться стены зданий, и Тель-Авив потечет, как масло…
– Интересная картина, – хмыкнул инспектор Хутиэли. – У тебя образное мышление, Борис. Но мышление полицейского должно быть не образным, а точным. Нарисованная тобой картина плавящегося Тель-Авива не может соответствовать фактам и потому не свидетельствует о том, что ты сегодня в хорошей форме.
– О какой форме вы говорите, инспектор? – воскликнул Беркович. – Здесь, в кабинете, можно жить, но на улице – просто Хиросима после атомного взрыва!
– Ерунда, – отрезал Хугиэли. – Полицейский не должен быть столь эмоциональным. Полицейский по этому поводу должен сказать: «На улице температура плюс тридцать семь градусов, рубашка прилипает к спине, пить нужно каждые пять минут, и влажность достигает восьмидесяти процентов».
– Фу, – поморщился Беркович. – Все точно, как в показаниях, пригодных для использования в суде, но совершенно не интересно!
– Надеюсь, – сказал инспектор, – ты не станешь составлять отчет об осмотре места происшествия в таком возвышенном стиле?
– Нет, конечно, – сразу посерьезнел Беркович. – А что, есть место происшествия, которое нужно осмотреть?
Хугиэли покачал головой и склонился над бумагами.
– Нет, – пробормотал он. – И надеюсь, сегодня не будет.
Естественно, он ошибался и убедился в своей ошибке несколько минут спустя. Зазвонили сразу два телефона – у Берковича и инспектора. Сержант поднял трубку и услышал голос дежурного:
– Бери группу и выезжай, Борис! Улица Тосканини, девять-шестнадцать. Убийство. В это время Хутиэли объяснял кому-то:
– Да, конечно, это наш лучший следователь. Не беспокойтесь, он уже выехал.
– Кто выехал? – поинтересовался Беркович, положив трубку.
– Ты, конечно! Машина ждет внизу, убийство.
– Очень лестно слышать, – сказал Беркович, быстро собираясь на выход, – что тебя называют лучшим следователем.
– Если разберешься по горячим следам, – сказал Ху-тизли, – я это мнение передам начальству.
– В такую жару, – согласился сержант, – следы могут быть только горячими, это ясно…
На узкой улице Тосканини полицейские машины стояли на тротуаре, а дорогу перегородила машина скорой помощи. Беркович с экспертом и фотографом поднялись в лифте на шестой этаж и вошли в кабинет врача-дантиста Даниэля Зальцмана. Врач, мужчина средних лет, лысый, как Фантомас, сидел на медицинской кушетке в углу и выглядел не лучше, чем труп молодой женщины, лежавший в зубоврачебном кресле. Пуля попала женщине в затылок, смерть наступила мгновенно, крови было очень мало. Эксперт и фотограф занялись убитой, а Беркович подошел к дантисту, около которого стоял полицейский из патрульной бригады.
– Вы Даниэль Зальцман? – участливо спросил Беркович. – Это произошло на ваших глазах?
– Он мог убить меня! – вскричал врач, и лысина его покрылась каплями пота.
– Я стоял рядом с Эстер!
– Женщину звали Эстер…
– Эстер Михельсон, она моя постоянная пациентка. Пришла сегодня, как обычно, ей нужно было продолжить лечение второго коренного зуба слева, который…
– Неважно, – перебил Беркович. – Что произошло, когда госпожа Михельсон села в кресло?
– Что произошло! Я взял инструмент, но не успел еще подойти к Эстер, вдруг открылась дверь, появилась рука с пистолетом, прогремел выстрел, и Эстер… О Господи! Кошмар! Я чуть сознание не потерял! Пришел в себя через минуту или две, не помню…
– И бросились в погоню…
– В погоню? Я что – псих? Он бы и меня убил! Я позвонил, в полицию – вот что!
– А где ваша секретарша? В приемной никого нет.
– Рина? Она сегодня отпросилась, придет после обеда, у нее какие-то дела в Национальной службе страхования, она мать-одиночка и новая репатриантка к тому же…
– Понятно, – сказал Беркович. – В приемной было пусто, убийца вошел, выстрелил и спокойно вышел. Вы видели только его руку или лицо тоже?
– Я и руку толком не видел! Он выстрелил, а я…
– Да-да. Извините, я вас на время оставлю, не покидайте кабинета, пожалуйста.
Беркович подошел к эксперту, закончившему осмотр трупа.
– Стреляли скорее всего из «беретты», – заявил эксперт Фукс. – Извлечем пулю, скажу точно. Тело можно унести.
– Распорядись сам, – сказал Беркович, – я поговорю с соседями.
Сказать это было куда проще, чем осуществить. На шестом этаже, где размещался кабинет дантиста, было еще две квартиры, и обе оказались заперты, на долгие звонки никто не отвечал. Этажом ниже в одной из квартир шел ремонт, и румыны-рабочие утверждали на ломаном иврито-русском наречии, что мимо по лестнице никто не поднимался и не спускался по крайней мере вот уж два часа. Значит, убийца скорее всего поднялся на лифте и спустился тоже. Если он не полный идиот, то выбрал, конечно, время, когда в лифте никого не бьио – зачем ему лишние свидетели? Опрашивать жильцов смысла не имело – если рабочие утверждали, что никто по лестнице не поднимался, значит, и жильцы первых этажей не могаи никого видеть. Все же Беркович поручил Науму Пундаку из патрульной группы обойти все квартиры и задать жильцам несколько простых вопросов.
Сам же сержант спустился вниз и вошел в будочку сапожника, сидевшего в подъезде прямо за входной дверью. Будочка была совершенно открытой, жара здесь была, как на улице, сапожник сидел, сняв с себя почти всю одежду – на нем были только огромные яркие шорты.
– А! – воскликнул он, увидев подошедшего полицейского. – Сейчас вы спросите, видел ли я кого-нибудь, кто вошел в лифт в промежутке между десятью и половиной одиннадцатого!
– Спрашиваю, – улыбнулся Беркович, – видели ли вы, кто вошел в лифт в промежутке между десятью и половиной одиннадцатого?
– Отвечаю, – радостно сказал сапожник. – Никого не видел!
– Были заняты работой? – разочарованно спросил Беркович.
– В такую жару? Нет, я сидел вот тут и смотрел на улицу. День сегодня просто ужасный. Ни одного клиента. Да это ладно – в дом вообще никто не входил. И не выходил. Из чужих, я имею в виду.
– Вы уверены? – осторожно спросил Беркович.
– Хм… А моя фотография будет в газете, если я выступлю в суде?
– Обязательно, – пообещал сержант. – Анфас и в профиль, как пожелаете.
– Так я вам повторю для протокола: из чужих никто не входил и не выходил. А из своих в эти полчаса вышел только Эрик Виан с третьего этажа. Я, помню, его еще спросил: «Охота вам в такое пекло?» А он мне в ответ: «Надо, дела».
– В какой квартире он живет?
– Он здесь не живет. Виан снимает офис на третьем этаже, не знаю, чем он занимается, по-моему, просто жулик. Ну, из тех, что продают всякую ерунду.
– Коша вы его видели, Виан был спокоен?
– В такую жару? Нет, конечно. Посмотрел на меня, как на террориста и выбежал.
Поблагодарив сапожника за информацию, Беркович поднялся на третий этаж и здесь действительно обнаружил запертую дверь офиса с табличкой: «Аризль Виан. Покупки и продажи. Телефоны…»
– Очень удобно, – пробормотал Беркович, переписывая на листок оба номера, среди которых был и номер сотового телефона. Достав свой аппарат, он набрал девять цифр и полминуты спустя услышал бодрый голос:
– Виан. Слушаю вас.
– Полиция, – сказал Беркович. – Хотелось бы задать вам два-три вопроса.
– По какому поводу? – голос Виана сразу зазвучал в миноре.
– В доме, гае находится ваш офис, произошло преступление. Вы могли что-то видеть…
– Когда? – растерянно сказал Виан. – Я ушел еще утром, все там было тихо.
Где вы сейчас? – спросил Беркович. – Лучше, если вы на несколысо минут заедете в офис. Повторяю, я вас надолго не задержу.
– Ну хорошо, – вздохнул Виан. – Буду через четверть часа. «Знаем мы, что такое четверть часа для израильского дельца, – подумал Беркович. – Придет через час и даже не извинится».
Виан появился десять минут спустя – высокий мужчина лет сорока в рубахе навыпуск. Не отрывая подозрительного взгляда от сержанта, он последовал с Берковичем наверх, открыл дверь и ввел полицейского в свой кабинет, оказавшийся захламленной комнатой, давно требовавшей ремонта.
– Спрашивайте, – сказал Виан, показывая Берковичу на стул. – Что случилось, собственно? Что за преступление?
– Вы знаете врача по имени Даниэль Зальцман?
– Зальцман?.. Нет, впервые слышу. А что, его убили?
– Нет, убили его пациентку. Зальцман принимает на шестом этаже.
– Внизу нет его вывески, – нахмурился Виан.
– Верно, – кивнул Беркович. – Вывеска есть только на двери кабинета.
– Ну… Я никогда не поднимался на шестой этаж, – пожал плечами Виан. – Откуда же мне знать… Так он жив, этот врач?
– Он жив. Кто-то хотел, видимо, свести счеты с одной из его пациенток. Вошел, выстрелил и убежал. Зальцман перепугался и не сумел даже броситься в погоню. |
– Могу себе представить… Я бы на его месте тоже не сумел… – передернулся Виан.
– Вы уверены, что никогда не видели Зальцмана? – спросил Беркович.
– Уверен, – отрезал Виан. – Я вообще терпеть не могу дантистов. Если бы хоть раз увидел этого Зальцмана, то уж запомнил бы, не сомневайтесь.
– Да, я тоже так думаю, – согласился Беркович со странной интонацией в голосе. – Скажите, господин Виан, вас не очень затруднит поехать со мной в управление? Нужно официально зафиксировать ваши показания.
– Но я ничего не показал, – удивился Виан.
– Почему же, – неопределенно отозвался сержант. – Так вы…
– Хорошо, – пожал плечами Виан. – Никогда не был в полиции.
Перед концом рабочего дня Беркович вошел в кабинет и сел за свой стол напротив инспектора Хутиэли.
– Ну? – сказал инспектор. – Можно ли тебя считать лучшим следователем управления?
– По-моему, да, – потупился Беркович. – Убийца арестован.
– Вот как? – поднял брови Хутиэли. – Кто же это?
– Да один тип, у него контора на третьем этаже. Купля-продажа. Убитая была его любовницей одно время… Он видел, как женщина поднималась к врачу, взял свой пистолет, поднялся следом и выстрелил. Потом спустился к себе, спрятал пистолет и покинул здание… Я получил у прокурора разрешение на обыск, пистолет нашли, из него действительно недавно стреляли. Думаю, Фукс легко докажет, что женщину убили именно из этого оружия.
– Отлично, – кивнул Хутиэли. – Но как ты вышел на этого типа?
– Случайность, – сказал Беркович. – В разговоре с Вианом я упомянул лишь, что Зальцман – врач. А минуту спустя Виан – он ведь был до крайности взволнован и плохо себя контролировал – сказал, что терпеть не может дантистов, и с Зальцманом не был знаком. Откуда же он знал, что врач – дантист?
– Понятно, – протянул инспектор. – Но согласись, что, если бы ты не нашел пистолет, доказать вину этого типа ты бы не смог. Оговорка – не доказательство.
– Я же говорю – повезло, – согласился Беркович.
