Текст книги "Папа"

Автор книги: Павел Манылов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Настя обернулась. Она ожидала увидеть все что угодно, но только не это. Наверно, была уверена, что Костя приготовил романтический вечер. Купил шампанское, зажег свечи или что-то в этом духе. Несколько секунд она смотрела с удивлением и восторгом:

– Как ты понял, что я захочу написать здесь картину? – Настя улыбалась и качала головой. Она всегда поражалась нетривиальным Костиным подаркам.

– Тебе понравилось? – Костя видел, что угадал с сюрпризом.

– Представляю, что бы сейчас сказал мой папа, если бы увидел! – Её расстроила сегодняшняя перепалка с отцом, но отказываться от своего любимого дела она не собиралась.

Настя подошла к Косте и повисла у него на шее.

– Спасибо! – Она начала целовать его в губы и оторвалась только тогда, когда почувствовала, что кончается воздух.

Настя взяла мольберт и стала выбирать место. Водрузив его у самого края крыши, взяла стул и поставила перед ним. Костя принес ящик с красками.

– Еще мне нужна вода. – Настя взяла стакан с кисточками и показала Косте.

– Сейчас, у меня все есть, – Костя вытащил пластиковую полторашку с водой из тайника и наткнулся еще на один предмет. Пошарив, вытащил старенький однокассетный магнитофон ИЖ-302. Проверив батарейки, Костя извлек из тайника несколько магнитофонных кассет. Просмотрев все, он взял Розенбаума и вставил кассету в магнитофон.

Настя уже делала набросок карандашом. На холсте проглядывались трубы, завод и очертания городского пруда. Костя принес себе стул и сел чуть позади художницы.

Настя обернулась, весело подмигнула и вернулась к своей работе. Костя включил магнитофон. Он убавил полностью громкость и стал тихонько добавлять звук, чтобы голос музыканта был слышен, но не мешал Насте работать.

Глаза зеленые сливаются с листвой,

О чем-то клены говорят между собой.

Не Ренуар ли написал картину:

Красавица, прилавок, апельсины.

Не Ренуар ли написал картину:

Красавица, прилавок, апельсины.

Настя уже смешивала краски. Она работала, иногда поворачиваясь и улыбаясь. Костя сидел на стуле и смотрел вверх, на звезды. Их было мало – едкий черный дым застилал почти все небо, но некоторые все-таки были видны. Они горели в одиночестве, выпав из своих созвездий, указывая ночным путникам дорогу и охраняя небо от посягательств земной цивилизации.

Часть 2. Папа

Глава 2.1

В восемь утра рюмочные и кафе еще не работали, поэтому они зашли в магазин, купили чекушку водки, сырную нарезку, триста граммов вареной колбасы и полбуханки хлеба.

– Куда пойдем? – смущенно спросил Вениамин.

– Тут парк рядом хороший. Народу нет сейчас. Сядем, поговорим. – Сергей Семенович собрал покупки в полиэтиленовый пакет, сгреб сдачу и положил в карман потертой кожаной куртки. – Идём.

Через пять минут они уже сидели на лавочке, повернувшись друг к другу и склонившись над расстеленной газетой. Со стороны Сергей Семёнович и Вениамин, наверно, были похожи на гроссмейстеров над шахматной доской, обдумывающих очередной ход.

Но на их сегодняшней доске были расставлены не шахматные фигуры, а две рюмки, которые Сергей Семенович достал из своей черной сумки. Дунув в каждую, убирая невидимую пыль, он поставил их примерно на позиции ферзей. Затем взял бутылку, взболтал её и, подняв к свету, оценил качество закрученного, как он любил говорить, «змия».

Вениамин очень смущался и постоянно озирался по сторонам. Для него такое времяпрепровождение было в новинку, должно быть, казалось, что сейчас из-за кустов выйдет милиция, а еще хуже – его родители, которые будут молча стоять и укоризненно качать головами: «Мы же говорили тебе, что нужно было заканчивать институт и работать врачом в клинике».

– Ты сейчас как из «Афони». – Сергей Семенович улыбнулся и разлил водку по рюмкам. – Не обижайся. Я по-доброму.

Вениамин действительно смотрелся очень комично. И если бы не его двадцать три года, то он бы идеально подходил на роль собутыльника персонажа Куравлева в известном фильме. Он был одет так, словно не провел сутки на работе, а только что вышел из дома, где несколько часов занимался своей одеждой. Стрелки на серых брюках были идеально отглажены. Желтоватая рубашка виднелась из-под черной безрукавки. Воротник, пристёгнутый маленькими пуговицами, прижимал безупречный узел старомодного коричневого галстука. Образ дополняла прическа: «модельная» стрижка с пробором, показывающим безукоризненную светлую дорожку среди его черных волос.

– Давай, за тебя. – Сергей Семенович поднял рюмку. – Кстати, сегодня ровно месяц, как ты со мной работаешь.

– Да, точно. Всего месяц, а кажется, что целый год – так много всего случилось. Время пролетело незаметно. – Вениамин тоже поднял свою рюмку, недоверчиво посмотрел внутрь, чокнулся с Сергеем Семёновичем и залпом выпил.

Водка была дешевая, не самая качественная, но и не паленая. Вениамин сморщился и тут же закусил сыром и колбасой.

Сергей Семенович, наоборот, медленно осушил свою рюмку и на несколько секунд задержал дыхание, прислушиваясь к ощущениям. Видимо, они его полностью устроили, он неторопливо взял хлеб, сделал себе бутерброд и, откинувшись на спинку скамейки, приступил к трапезе.

– А чугунные скамейки были удобнее. Сволочи, растащили все на лом, – Сергей Семенович сказал это мягко и дружелюбно. Можно было подумать, что он сам принимал участие в сборе чугуна. Но, конечно, это было не так.

Сергей Семенович работал врачом. Врачом специальной кардиологической бригады «Скорой медицинской помощи». И вот уже почти двадцать пять лет, с тех самых пор, как окончил медицинский институт, он ничем другим не занимался.

Ему было ровно столько же лет, как и Вениамину сейчас, когда он впервые пришел на «скорую». Он вспоминал себя и очень хорошо понимал все беспокойства нового фельдшера. Сергей Семенович сразу начал врачом, и ответственность на нем была совершенно другая. Но все равно, он относился к своему помощнику по-отечески, вспоминая, как важны были ему наука и поддержка старших товарищей. «Старички» всегда помогали молодым – не было между ними конкуренции, все занимались одним общим делом – спасали людей.

– Я вообще не водку попить тебя позвал, а хотел поговорить. – Сергей Семенович разлил еще по рюмкам, но пить пока не стал.

– Вы про последний вызов? – Вениамин вдруг вспыхнул, и на щеки сразу хлынул красный румянец. – Паразиты. Вы им отца с того света вытащили, а они – хамить. Быдло неблагодарное.

– Тише, тише, – Сергей Семенович перебил Вениамина и жестом руки показал, что нужно успокоиться. – Ты бы еще в драку с этим мужиком полез.

– И полез бы, если нужно. Они мизинца вашего не стоят, а еще хамят.

– Так, Веня, послушай меня, – Сергей Семенович поставил рюмку и подался чуть вперед, опершись на спинку скамейки. – Во-первых, мы не милиция, а скорая помощь. Наше дело – лечить людей, а не разбираться с их родственниками. А, во-вторых, – Сергей Семенович поднял вверх указательный палец, – на вызове главный – я. И только я решаю, что нужно делать. Делай свою работу, а все конфликты буду разруливать только я.

– Я понял, Сергей Семенович. Простите меня. Больше такого не повторится. – Вениамин в этот раз первым поднял рюмку, чокнулся и залпом выпил.

– Слушай, называй меня Семёнычем. Меня так с молодости зовут. Наверное, из-за усов. – Сергей Семенович рассмеялся и, взяв бутылку, разлил остатки по рюмкам. – А мне нравится. Как-то это по-дружески, но с уважением.

– Хорошо, Сергей Семенович, – Вениамин вдруг замолчал, задумался и поднял рюмку: – а ведь если бы мы его не спасли, – он осекся, – вы не спасли. Родственнички бы нас так просто не отпустили.

– Ничего бы они нам не сделали. А вот мы действительно были бы виноваты. – Семеныч поднял рюмку и, не чокаясь, выпил. – Он при нас захрипел и начал умирать. Если бы раньше, пока мы в дороге были, то помер бы мужик.

– Я, как на мониторе увидел фибрилляцию желудочков, сразу в вену вошел. Не стал вас дожидаться. – Вениамин допил свою порцию и, вылив на землю несуществующие остатки водки, положил пустую рюмку в открытую сумку Семеныча.

– Все правильно сделал. Тут все секунды решают, даже не минуты.

– Двадцать семь минут мы его реанимировали. Сергей Семенович, я думал – все, труба мужику.

– Нормально, Веня. – Семеныч покачал головой, но в глазах появилась радость. – Ведь ожил же, паразит.

– В сознание только не пришел.

– Гипоксия мозга… Но сердце-то запустили. До больницы довезли. Теперь его уже не отпустят. Должен выжить мужик. – Сергей Семенович положил пустую рюмку в сумку, сделал бутерброд из остатков колбасы и сыра и задумчиво принялся жевать.

Они так сидели еще минут десять, молча завтракая после тяжелой смены. Вениамин взял пустую бутылку и понес к урне около следующей скамейки. Сергей Семенович достал из кармана куртки пачку «Родопи», китайскую прозрачную зажигалку и прикурил, прикрывая ладонью огонь от ветра. Первая затяжка сразу принесла покой и умиротворение. Усталость дала о себе знать, его потянуло в сон.

«Хороший Веня парень. Будет из него толк», – Сергей Семенович улыбнулся, радуясь за своего нового фельдшера, и прикрыл глаза.

Вениамин вернулся. Будить Семеныча не стал, но вытащил сигарету, медленно тлеющую между пальцев.

Сергей Семенович проснулся, посмотрел на простенькие электронные часы на руке и стал собираться: положил остатки хлеба в пакет, сбросил с газеты крошки, свернул её и все это положил в сумку.

– Ладно, Веня, пора домой. – Они встали со скамейки, Сергей Семенович похлопал фельдшера по плечу и протянул руку.

– Спасибо, Семёныч. Вы – мой учитель. – Веня крепко пожал руку и долго её не отпускал.

– Все, езжай домой. Тяжелый сегодня был день. – Семеныч еще раз хлопнул Веню по плечу: – Бай! – И, развернувшись, быстрым шагом пошел к автобусной остановке.

Остановка была пуста, но Семеныч не стал садиться на лавочку: «Если сяду, то сразу усну». Он вышел на проезжую часть и посмотрел вдаль, не виден ли автобус.

Рано. Лишь одинокий автомобиль, медленно стартовав со светофора, покатил в его сторону.

Новенький «Лексус» проехал мимо остановки, затем резко затормозил и стал сдавать назад. Поравнявшись с Семенычем, серебристый седан остановился, и тонированное стекло заднего сиденья начало опускаться.

– Семеныч, ты? – в окне появилось улыбающееся лицо мужчины. Усы и борода были тщательно подстрижены – выверенная длина трёхдневной щетины. Семеныч даже ощутил запах дорогого одеколона.

– Гена, это ты, что ли? – Сергей Семенович узнал своего студенческого товарища и подошел к автомобилю.

– Здравствуй, дорогой! – Геннадий протянул из окна руки, и Семеныч попытался обнять старого приятеля.

– Казак, ну ты крут, как всегда.

– Не жалуюсь, – Геннадий Викторович Казаков улыбнулся, обнажив неестественно белые зубы. – Давай, садись ко мне, подвезу, поболтаем.

Семеныч секунду подождал, чтобы Геннадий подвинулся и уступил ему место, не дождался: «Важный стал, заматерел».

Он обошёл «Лексус», открыл заднюю дверь и сел в мягкое кожаное кресло. Между двумя сиденьями располагалась массивная консоль с множеством кнопок и телефонной трубкой – необходимость обходить «Лексус» была вызвана конструктивной особенностью автомобиля, а не тщеславием старого товарища.

– Старик, как ты? – Они наконец обнялись по-настоящему, долго хлопая друг друга по спине.

– Все хорошо. Все так же на скорой. Жена, сын.

– Ты, значит, со смены. А я на работу. Поехали ко мне, выпьем, посидим.

Семеныч лишь пожал плечами, соглашаясь на приглашение.

– Саша, поехали, – велел водителю Геннадий Викторович.

***

Геннадий Викторович Казаков являлся совладельцем и директором частного медицинского центра «Восточно-Европейская медицина». Потомственный стоматолог, он окончил институт и стал работать вместе с отцом в Первой республиканской больнице. Еще в советские времена их кабинет резко отличался от других: там было чисто, стояло новое оборудование и импортные материалы. Все главные партийные боссы и кооператоры лечили зубы у них, всегда оплачивая чуть больше, чем предписывал официальный прейскурант.

Не удивительно, что как только частная собственность открыла для предпринимателей новые возможности, Казаковы основали собственную небольшую стоматологическую клинику.

Но вместе с возможностями появились и трудности. Во-первых, началась конкуренция, благо медицинский институт имел отдельный стоматологический факультет и регулярно выпускал специалистов; а во-вторых, кроме лечебных дел приходилось решать совсем другие проблемы.

Одной из таких проблем и стал наезд «ошмесовской» группировки, на территории которой Казаковы арендовали помещение под свою клинику.

Геннадий понимал неизбежность рэкета и что платят все. Но его смущал предполагаемый контрагент. Группировка «Ошмес», называющая себя по имени одноименного кафе, внутри которого и собирались молодые бандиты, не внушала Геннадию какого-либо трепета и уважения. Молодые быки, не так давно покинувшие школьные парты, и их руководители – выпускники ПТУ – не могли претендовать на роль надежной «крыши». Казаков долго думал, перерыв все свои записные книжки, и нашел номер старого школьного приятеля Коли Лопатина, известного в городе криминального авторитета по кличке Лопата.

Коля Лопата по-дружески откликнулся на просьбу встретиться, и на следующий день они уже сидели в отдельном кабинете ресторана «Малахит», который принадлежал Лопатину.

Вопрос был решен быстро. «Лопатинские» простили некоторые незначительные грешки молодым «ошмесовским» бандитам, в учредительных документах ООО «Восточно-Европейская медицина» появился еще один собственник с двадцатипятипроцентной долей, а клиника переехала в новый торговый центр и расширилась почти втрое.

Коля Лопатин стал совладельцем клиники, добился льготных условий аренды в торговом центре и оградил Казака от всех вопросов, не касающихся медицины.

– Куда едем? Я предполагаю, в самую лучшую стоматологическую клинику города? – Сергей Семенович искренне порадовался за товарища. Он всегда знал, что Казак не пропадет. И даже не из-за того, что прагматично выбрал стоматологию при распределении, и не потому, что всегда пользовался папиными связями, а потому, что ему все всегда давалось легко. И удачи, и поражения он принимал как должное и шел только вперед, никогда не оглядываясь на уже свершенное.

– Про лучшую клинику ты, конечно, верно сказал, но стоматология уже давно не самое прибыльное дело. – Геннадий Викторович самодовольно ухмыльнулся и с интересом посмотрел на Семеныча. – Мы сейчас приедем, и я тебе все покажу. Мне интересно твое мнение.

Сергей Семенович опять улыбнулся и промолчал.

– Серега, а ты помнишь, как Юлечка Александровна спрашивала всех перед распределением, какие из внутренних болезней вам больше нравятся?

– Помню. Ты сказал, что болезни не нравятся никакие, а заниматься хочешь исключительно девичьими улыбками.

– А ты долго думал и потом так серьезно сказал: мне нравится сердце, – Геннадий Викторович с точностью пародиста изобразил своего студенческого друга, оба рассмеялись.

– Да… давно это было. Юлечка тогда уже была почти на пенсии, а сейчас и наша не за горами.

– Ну ты скажешь, пенсия. – Геннадий Викторович хохотнул, погладил свою модную бородку и уже более серьезно сказал: – Мы еще повоюем с тобой, Сережа. Мне сейчас как раз нужны свои люди. Мельчает народ. На собеседование приходят или бездари, или шарлатаны. А если попадается профессионал, то тянет одеяло на себя. Не хочет подчиненным быть.

Сергей Семенович хотел было ответить, но автомобиль остановился у служебного подъезда торгового центра «Виктория», водитель поспешно вылез из машины и побежал открывать шефу дверь.

Клиника была шикарная. Таких интерьеров Семеныч еще не видел. Регистратура походила на холл одного крупного банка, в котором он как-то бывал, когда пытался взять кредит на строительство гаража.

Казак жестом указал Семенычу на диковинный аппарат, в который нужно было поставить ногу в ботинке, и через несколько секунд он покрывался пленкой, защищающей белые мраморные полы от осенней грязи.

Сам же Казаков, будучи в летних туфлях на тонкой кожаной подошве, предпочел остаться без пленки.

Они поднялись на один этаж в лифте и, пройдя по коридору, оказались в огромной приемной. Поздоровавшись с Леночкой, проследовали в кабинет Казакова, который напоминал, скорее, небольшой банкетный зал, чем кабинет директора медицинского центра.

Длинный стол для совещаний был соединён буквой «Т» со столом хозяина кабинета. Семёныч обратил внимание на монитор компьютера – больше старенького домашнего телевизора. На столе стояла фотография старшего Казакова и маленькая статуэтка очень старого китайского дедушки, улыбающегося одними глазами и грозящего указательным пальцем.

В углу у стеллажа с книгами стояло два глубоких кресла и небольшой журнальный столик между ними.

– Садись, дорогой. Сейчас соображу что-нибудь выпить. – Семёныч погрузился в кожаное кресло, поставив сумку на пол рядом, а Казаков, порывшись в глобусе-баре, принёс бутылку коньяка и два пузатых бокала.

– Сейчас тебя чаем ещё напою. Такого ты точно не пробовал. – Геннадий Викторович вызвал по громкой связи Леночку и велел принести кипяток.

Через три минуты девушка появилась с маленьким деревянным подносом. Она поставила на стол металлический термос, заварочный глиняный чайник, странный фарфоровый сосуд с длинной ручкой и пару микроскопических чашек.

– Давай, разливай коньяк, а я сделаю чай. – Казаков протянул бутылку Семенычу. Тот взял, чуть отставив от дальнозорких глаз, посмотрел этикетку и разлил коньяк по бокалам. Казак колдовал над чаем: принёс деревянную доску и причудливую серебряную коробку. Из термоса всполоснул чашки и чайник, вылив затем кипяток прямо на доску. Маленьким деревянным совочком стал доставать из коробки какие-то корешки и почки и высыпать их в чайник.

– Ездил год назад в Пекин заказывать оборудование, – Казаков поболтал чайник с веточками, опустил туда нос и с наслаждением вдохнул. – Понюхай, – и сунул Семёнычу. – Тот вежливо ответил:

– Вкусно. И необычно. – Он привык пить обычный чай со слоном, заваривая крепко прямо в кружку, с тремя ложками сахара. Этот чай он не понял.

– Так вот, – продолжил Казаков, – местные там пьют этот чай литрами. Китайцы, которые меня принимали, на всех наших переговорах по полчаса заваривали чай, – теперь он налил из термоса в чайник кипяток и буквально через одну минуту выплеснул в фарфоровый сосуд.

– А зачем сливаешь? Не заварился же ещё? – не выдержал Семеныч. Чай был почти белый, с чуть желтоватым оттенком. – Давай, может, жахнем? А то, я вижу, чай будет ещё нескоро.

Друзья подняли бокалы и, звонко чокнувшись, залпом выпили.

– Чай уже готов, – Казаков разлил диковинный чай по чашечкам, – он называется «белый», поэтому кажется, что ещё не заварился.

– Завидую тебе, Гена. В Китае был. Я вот все мечтаю в Судак на машине, – Семёныч разлил ещё коньяка и мечтательно задумался.

– А что мечтать-то, Серёжа? – Казаков не чокаясь выпил коньяк и, взяв в руки чашечку чая сел в кресло. – Надо делом заниматься правильным. И все будет. И Судак, и Китай, и все остальное.

– Или на Алтай. Врачом. В экспедицию. – Семёныч пропустил фразу Геннадия мимо ушей, выпил свой коньяк и пригубил чай. – На самолете до Горно-Алтайска. Вечером заселиться на базу, попариться в бане, съесть тарелку лагмана с рюмкой водки и сразу спать. А рано утром, часов в пять, когда все ещё спят, спуститься к Катуни. Зайти в ледяную воду, умыться, потом растереться жестким полотенцем, сесть на большой валун и слушать шум реки, ждать, когда солнце окончательно поднимется и согреет поселок.

– Семёныч, тебе сколько лет? Что ты все как пацан? – Казаков разлил остатки коньяка по бокалам и вылил кипяток в чайник. – Вот выйдем на пенсию и вместе будем на рыбалки ездить да помидоры на огороде выращивать.

– Да не нужен мне этот огород даром, я тебе о другом совсем говорю, – раздосадовался Семеныч.

– Во-о-от, правильно. Никаких огородов. Давай сейчас выпьем, и я тебе скажу правильную вещь. – Казаков чуть захмелел и стал говорить громче: – Старик, давай за тебя. Сколько лет мы не виделись?

– Лет двенадцать.

Они чокнулись, выпили коньяк и обнялись.

– Серега, давай ко мне, а? Хорош киснуть на своей «скорой».

– Куда к тебе?

– Ко мне в клинику, – Казаков постучал себя кулаком по груди, – врачом. Главным, конечно, пока не могу, но через пару лет вполне.

– Не знаю, – Семёныч смутился и опять пожал плечами, – каким врачом? У тебя тут кардиология есть?

– Да каким хочешь. Подожди, я тебе сейчас покажу. – Казаков встал с кресла и подошёл к компьютеру. После некоторых манипуляций зашумел принтер, и из него вышло несколько листов.

– Вот, смотри, – Казаков протянул Семенычу распечатанную презентацию, – за этим – ближайшее будущее. Это гораздо круче, чем стоматология.

– А мне-то что здесь делать? – Сергей Семёнович, насколько это было возможно после водки и коньяка, рассматривал листы.

Это была цветная презентация медицинских услуг. Современная лазерная установка предполагала излечение от множества болезней. Процедура «плазмаферез» обещала мгновенное омоложение. Далее приводились цитаты из лекций профессоров медицины, которые Семенычу были неизвестны, и отзывы от благодарных пациентов.

– Ты посмотри последнюю страницу, – Казаков так и не смог дождаться, пока Семёныч сам дочитает до конца.

Сергей Семенович вытащил последний лист – прайс-лист услуг, которые предлагала клиника. Бегло взглянув на цены, он присвистнул и поднял глаза на Геннадия.

– Да, старик, сейчас это тема. И что самое главное, мы пока первые это делаем, поэтому конкуренции нет. Мы можем назначать любую цену.

– А общая медицина? Кардиология у вас есть?

– Конечно, есть. Все направления. Стоматология, естественно, тоже. Просто я тебе говорю о том, где мы зарабатываем по полной. Мы недавно о-очень серьезно вложились в оборудование, и теперь нужно как можно скорее это все отбить.

– Ген, я не понял. Ты в кардиологию меня зовешь?

– Да что ты заладил все: кардиология, кардиология! – Казаков раскраснелся после выпитого коньяка и, активно жестикулируя, продолжил: – Будешь терапевтом или кем хочешь. Помимо оклада, который будет в три раза выше, чем у тебя на скорой, с каждой процедуры, которую ты сможешь продать пациенту, будешь получать десять процентов. Ты прайс видел? Вот, теперь посчитай.

Сергей Семёнович задумался. Никогда до сих пор ему не приходила мысль о смене места работы.

– Гена, ты за кого меня держишь? Я не торгаш, а врач. Да я и не умею продавать. Вернее, не хочу. Я умею спасать, оживлять. Вот это моя работа. И я её делаю хорошо.

– Послушай. – Казаков встал со своего кресла и пересел на подлокотник кресла Семеныча. – Я знаю, ты классный специалист, но «скорая» без тебя справится, незаменимых нет. А вот тебе нужно подумать о своей жизни. О простой человеческой жизни, о себе, жене, сыне. Я же не наркотики тебе предлагаю продавать. Ты как был врачом, так им и останешься.

– Каким врачом? Что ты знаешь о врачах? Притащил пару агрегатов и впариваешь людям дорогостоящие процедуры?

– Ну ты охрене-е-ел… – Казаков встал и снова пошёл к глобусу. Открыл его, а затем с грохотом захлопнул: – Да пошёл ты знаешь куда? Я тебе помочь хотел. Жизнь твою наладить, а ты как баран!

Семёныч встал, молча поднял с пола свою сумку, шагнул к выходу. У двери кабинета он вдруг остановился, секунду подумал и повернулся к Казаку:

– Ген, прости. Я не прав. Спасибо тебе за все.

– Старик! – Казаков подошёл к Семенычу и взял его за плечи. – Подумай ещё. Сейчас жизнь другая начинается. Нужно думать о себе, иначе останешься у разбитого корыта. А про нашу медицину ты действительно не прав. Мы новые технологии внедряем, о которых в госклиниках ещё не слышали, а за границей уже лет десять используют.

– Может, ты и прав, – Семёныч опустил голову, – неожиданно это все как-то. Я подумаю. Обязательно подумаю.

Утро уже было в самом разгаре. Автомобили гудели, пешеходы спешили.

Семеныч шел сквозь этот поток, никуда не торопясь. Солнце пригревало, расслабляя уставшее от работы и алкоголя тело. Он на секунду остановился, подставил лицо горячим лучам и, не замечая толкавшихся плечами встречных прохожих, отправился дальше.

До дома недалеко, шесть остановок. Он дождался своего автобуса, встал у заднего окна и засмотрелся на дорогу.

«Охота уже открылась, а я еще не был», – ему вдруг вспомнилось, как он ехал в «буханке», смотрел в заднее окно, провожая старый деревенский домик его друга. За плечами был рюкзак, в руках двустволка, а в сердце предчувствие хорошей охоты. Лайка Чара терпеливо лежала на полу машины и чуть вздрагивала на кочках, ожидая конца дороги.

«Может, собаку завести? Спаниеля. Русского охотничьего», – Семеныч всегда завидовал другу, который мог вместе с Чарой ходить на охоту, вдвоем ночевать под открытым небом у костра, наслаждаться природой и безмолвным общением друг с другом.

Автобус, как старая металлическая мясорубка, выплюнул несколько человек в серых одеждах, как будто луком в фарше, разбавленных белыми пластиковыми пакетами, и умчался дальше по своему маршруту.

От остановки до дома около десяти минут ходьбы, но Семеныч намеренно пошел по другой дороге.

«Обойду дворы и пройдусь по нормальному асфальту. Куда торопиться», – он неспешно побрел вдоль знакомых домов, гаражей и коммерческих палаток.

Семеныч заметил, что утро у людей всегда одинаковое. Из года в год почти ничего не меняется: вот странный мужик делает гимнастику на детской площадке, круглый год, зимой и летом, он бегает по утрам в одной и той же одежде – белые штаны, белая майка и косынка на голове, белые сандалии зимой сливались со снегом, а летом покрывались городской пылью и меняли цвет.

«Висит на брусьях. Значит, пробежал кросс, и сейчас уже около десяти утра», – Семеныч взглянул на свои «Монтана» – почти угадал.

«Наташа уже должна уйти на работу. Костя тоже, наверное, на пару или опять крутить какой-то бизнес. Молодец он, конечно. Я в его годы любил поспать. А он все куда-то рвется. Жаль только, что о главном забывает. Деньги приходят и уходят, а что дальше?» Семеныч прошел мимо вечной кучи земли возле разрытой ямы. В очередной раз заглянул вниз, осматривая трубы, которые из года в год пытались заменить коммунальщики. Каждый год в начале лета трубы привозили новенькими, блестящими, но к осени, когда подступала опасность первого снега, приходилось их все-таки зарывать, и трубы становились похожими на старые.

«Вот и у них бизнес. Один раз хорошо сделаешь – где и на чем денег в следующем году заработать?»

По узкой глиняной тропинке Семеныч добрался до магазина. Встал в очередь, дождался, пока бабушка наговорится с продавщицей, и, протянув заранее приготовленные купюры, купил две бутылки крепкого пива, хлеб и кружок докторской колбасы.

Первую бутылку он открыл сразу. Вышел из магазина и сел на лавку. Холодная жидкость, отдававшая спиртом, сначала приятно освежила, но почти сразу ударила в голову. «Намешал я сегодня. Коньяк, наверное, дорогой. Французский». Семеныч любил выпить одну-две бутылки крепкого пива после суточной смены. Усталость чуть отпускала, и он быстро засыпал, отвоевывая у жизни недополученный сон.

Он пил медленно, никуда не торопясь, вспоминая и анализируя сегодняшний день, вызовы, ситуации: «Веню нужно натаскивать. Хороший парень, выйдет из него толк». Семенычу все как-то не везло с фельдшерами. Некоторые были ленивы, некоторые просто не любили свою работу, а те, кто чего-то стоил, работали несколько месяцев и уходили.

«Сейчас приду домой и позвоню в клинику, узнаю, что там с мужиком. Выжил или нет».

Семеныч допил пиво, положил пустую бутылку в урну. Направился к своему подъезду, подойдя, долго искал новый ключ от входной железной двери: «Кто придумывает такие замки?». Он достал из сумки длинный ключ, вставил в отверстие и, нажав с усилием ладонью, открыл дверь: «Как такой ключ в кармане носить, неужели нельзя сделать удобнее?». Он вдруг вспомнил клинику Казакова, его кабинет с евроремонтом и ответил сам себе на поставленный вопрос: «Конечно, можно, если деньги на это есть».

Он поднялся на несколько ступеней к лифту, пропустил выходящую из него женщину с двумя мусорными мешками, поздоровался и зашел в кабину. Кнопки четвертого этажа не существовало. Она, конечно, была, но в виде расплавленной черной дыры, в которую страшно было погружать палец. Семеныч ткнул туда ключом, и лифт поехал.

На этажах установили железные решетки, отгораживающие всю площадку. Внутри была еще одна общая дверь в тамбур, где можно было хранить коляски, велосипеды и другие крупные вещи, не боясь, что их украдут.

В семье у Семеныча велосипедов и колясок уже не было, поэтому супруга Наталья специально купила и поставила сюда красивый ящик для овощей. В нем можно было хранить почти целый мешок картошки, и самое главное, ставить тяжелые сумки, пока отпираешь дверь.

Семеныч нашел в связке нужные ключи и проделал уже привычную процедуру: вставил ключ в замок железной двери, вошел, закрыл её, затем отпер деревянную дверь тамбура, вошел и, закрыв на два оборота, подошел наконец к двери своей квартиры.

Нижний замок не был закрыт. Это означало, что дома кто-то есть и дверь закрыта на задвижку. Семеныч убрал ключи и позвонил в дверной звонок.

Дверь открылась через несколько секунд. На пороге стоял Костя.

– Привет, – сын скептически оглядел его и, не говоря больше ни слова, ушел в свою комнату.

– Здравствуй, сынок, – Семеныч тихо ответил вслед уходящему сыну, понимая, что такая реакция вызвана его нетрезвым состоянием.

«Что теперь? Мне оправдываться? Я, между прочим, работаю и имею право», – он поставил сумку на пол, снял кожаную куртку, ботинки и подошел к телефонному аппарату, стоявшему в коридоре на специальной тумбочке.

Набрал по памяти телефон больницы и, навалившись на дверной косяк, стал ждать ответа.

– Здравствуйте. Соедините, пожалуйста, с реанимацией.

– Здравствуйте, Счастливцев беспокоит. Володя, ты? – Семеныч узнал врача-реаниматолога, которому он сегодня сдал больного. – Как там мой больной? Дементьев, кажется? Сегодня часа в четыре утра тебе привезли… Живой? Ну, слава богу. В сознание пришел? – Семеныч обрадовался и еще несколько минут расспрашивал коллегу о состоянии больного.

Ради таких минут он и жил. Не думая о смысле жизни и её хрупкости, он просто делал свою работу. Сотни, тысячи раз, выводя мужчин и женщин из клинической смерти, Семеныч убеждался, что все делает правильно и что правильно выбрал себе путь. Больше всего на свете он любил на вызове сесть у кровати больного, снять ЭКГ, послушать пульс, измерить давление и, убедившись, что все в порядке, просто сказать: «Все у вас хорошо».