Текст книги "Антиваксеры, или День вакцинации"

Автор книги: Павел Концевой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Павел Концевой
Антиваксеры, или День вакцинации

Часть первая. Антиваксеры

Глава 1. Восемьдесят пять рублей

(воскресенье, 18:00, шесть суток до Дня вакцинации)

В полумраке кабинета было тихо, только часы отбивали под потолком свой бесконечный ритм, не обращая никакого внимания на двух мужчин внизу. Первый, в полицейской форме, сидел за небольшим, заваленным бумагами столом, второй примостился напротив, на стульчике.

– Я майор Антонов, – бесцветным голосом произнес первый, – следователь по Вашему делу. Назовите свое имя и фамилию.

Второй презрительно молчал.

– Вы задержаны за то, что сегодня в двенадцать часов забрались на памятник Первым вакцинаторам и кричали оттуда, что прививки – это бесовские метки, призванные свести русский народ в могилу и установить власть мирового правительства над остатками отупевшего населения, – сказал Антонов.

Задержанный молчал гордо и еще более презрительно. Слушая со стороны свои слова, он снова и снова вспоминал события сегодняшнего утра, которые как ни крути, были едва ли не самыми яркими в его унылой серой жизни.

– Ваше имя и фамилия? – повторил следователь, но сидящий напротив раздулся от гордости и ничего не ответил.

Майор Антонов пожал плечами, открыл лежащую перед ним папку и начал читать.

– Кузнецов Олег Спиридонович, сорок пять лет, не вакцинированы, образование среднее специальное, трудились на механическом заводе сварщиком, уволены за прогулы шесть лет назад, в настоящее время нигде не работаете, не женаты, детей нет, проживаете по адресу город Шахтинск, улица Калужская, дом тринадцать вдвоем с матерью, состоите в партии антиваксеров. Сегодня утром, во время несанкционированного митинга, Вы залезли на памятник Первым вакцинаторам…

Тут следователь прервался и впервые с интересом посмотрел на задержанного.

– Там же двенадцать метров высоты, да еще плюс постамент три метра. Вас снимали сверху пожарной машиной, Вы как туда залезли-то?

В Олеге боролись гордость, презрение к власти и непреодолимое желание похвалиться. Наконец он не выдержал:

– Этот монумент в свое время наш завод устанавливал, когда я там сварщиком работал. Сзади специальные скобы приварены, для монтажа. По ним и залез.

Майор посмотрел на задержанного с явным уважением. Тот приосанился.

– По имеющейся у нас информации, за подъем на памятник организатор несанкционированного митинга по кличке «Троцкий» пообещал Вам восемьдесят пять рублей, – сказал Антонов.

Олега чуть ли не первый раз в жизни называли на «Вы», и в душе он этим страшно гордился, однако виду не подавал.

Полицейский придвинулся поближе.

– Но зачем Вам восемьдесят пять рублей? – спросил он.

– Похмелиться надо было, – признался Олег, умолчав о том, что хотел еще и произвести впечатление на Наташку.

– Да разве на такие деньги похмелишься? – следователь похоже искренне удивился.

– У нас в соседнем подъезде бабка гонит и за восемьдесят пять чекушку продает.

– А почему за восемьдесят пять, а не за сто, например.

– Сто дорого, – гордо сказал Кузнецов, – не купят.

Антонов озадаченно замолчал. Часы, обрадовавшись внезапной паузе, затикали с удвоенной силой.

– Олег Спиридонович, я не буду возбуждать уголовное дело в отношении Вас, если Вы дадите согласие на вакцинацию, – с этими словами полицейский наклонился и достал из ящика стола инъекционный пистолет какого-то необычного вида.

Если бы лицо задержанного увидел сейчас Станиславский, он, заплакав в бессильной злобе, бросил бы навсегда свое ремесло и ушел в шахтеры. Такого гениального сочетания ненависти, презрения, гордости и обреченной тоски не смог бы изобразить ни один актер. Олег – смог.

– Мы согласны не возбуждать уголовное дело в отношении Вас, и погасить Вашу текущую задолженность по кредитам в размере один миллион четыреста шестьдесят тысяч триста два рубля, – добавил следователь.

В кабинете воцарилась абсолютная тишина. Часы поняли, что сегодня не их день, и остановились. Наверное, села батарейка.

Олег пытался сдержаться, но руки его вдруг как-то сами, без ведома хозяина поднялись и начали рвать рубашку на груди.

– Стреляй, сволочь! – хрипло застонал он.

Майор усмехнулся, взвел инъекционный пистолет и прицелился задержанному в грудь…

Глава 2. Страшный суд

(понедельник 14:00, пять суток до Дня вакцинации)

В полумраке подвала было тихо. Только где-то в углу размеренно и монотонно отбивала свой ритм капающая вода. И этот едва слышный, но неотвратимый звук больше всего нервировал Олега, хотя для волнения у него сейчас имелись причины и посерьезнее.

«Вот интересно, когда мне станет страшно?» – подумал Олег, но страха почему-то не было. Вместо этого на него накатило какое-то совершенно неуместное в текущей ситуации чувство азарта.

Кузнецов сидел на стуле, со связанными за спиной руками и с кляпом во рту. Судя по неприятному запаху, в качестве кляпа использовался его собственный носовой платок. Людей, сидящих напротив, пленник совсем не видел. Только их силуэты чернели на фоне грязного, слепого окошка, светившего в глаза из-под потолка подвала.

– Ну здравствуй, Олежек, – тишину наконец-то прервал приятный, хорошо знакомый Кузнецову голос, принадлежащий секретарю антиваксеров, Ивану Ивановичу. Члены партии прекрасно знали, что их глава, носящий псевдоним «Троцкий», являлся лишь номинальным лидером мятежных антиваксеров. А истинным руководителем и организатором партии как раз и был собеседник Олега. Фамилии своего секретаря никто из подчиненных не знал, да и его официальные имя и отчество тоже скорее всего были лишь псевдонимом.

– Мммммм, – вежливо промычал в ответ Кузнецов.

– Ох, ироды! – притворно всплеснул руками Иван Иванович, – вы зачем-же живому человеку кляп то в рот засунули, быстро вытащите!

Только сейчас пленник понял, что у него за спиной кто-то стоит. Этот невидимый кто-то тут же выдернул кляп и жить сразу стало легче и веселее. Олег про себя решил выяснить дома у матери, почему она не стирает его носовой платок. Хотя до дома надо еще суметь добраться…

– Здравствуйте, – повторил Олег.

– А ты герой, Олежек, – восхищенно сказал его собеседник, – у меня аж сердце замирало, когда ты карабкался на памятник! А какую ты пламенную речь сверху толкнул!

Кузнецов приосанился, ведь слышать такие слова от Ивана Ивановича в любом случае было очень приятно.

– Но вот незадача, Олежек, – развел руками секретарь, – прямо сверху по пожарной лестнице тебя спустили в полицейскую машину и увезли в отделение.

Тут, словно из летаргического сна, очнулся один из силуэтов справа от пленника. Это был Востриков, худой, длинный, нескладного вида мужчина, кандидат наук, доцент местного филиала областного университета, всю свою сознательную жизнь, протестовавший против всех и вся, и наконец удачно нашедший себя среди антиваксеров.

– Сатрапы! Ублюдки! Подонки! —закричал он, подпрыгивая на стуле и костеря на все лады полицейских. Впрочем, одного косого взгляда Ивана Ивановича хватило, чтобы Востриков заткнулся, но, однако молча продолжал раскачиваться, снова переживая трагические события вчерашнего дня.

– А в полиции, Олежек, тебя ждали только два варианта, – сказал секретарь, – либо получить срок и заниматься подметанием площади вокруг памятника этим долбаным вакцинаторам, либо уколоться и выйти на свободу. А ты на свободе… – и тут Иван Иванович добродушно улыбнулся и снова развел руками.

Олег вдруг почувствовал, как силуэты, внешне сидящие неподвижно, начали наплывать на него, тянуть к нему руки, угрожающе шептать и насвистывать. Но Кузнецов не испугался – это было частью игры, в которую он сейчас обязан выиграть! В голове услужливо всплыли вчерашние слова следователя: «Они ожидают, что ты начнешь оправдываться, что-то доказывать, уверять их в своей невиновности. Но ты просто сиди и молчи!»

Поэтому Олег так и делал – спокойно смотрел на силуэты и молчал. И его поведение даже несколько выбило из колеи Ивана Ивановича. Но ненадолго.

– А ты знаешь, Олежек, как можно очень просто выявить вакцинированного предателя? – спросил коварный секретарь, и сам же ответил, – инъекционный пистолет оставляет едва заметный след от укола на груди человека. Его и не разглядеть обычно. Зато такой след увидит профессиональный врач!

Силуэты утробно заворчали.

– Мария Петровна! – сказал Иван Иванович и сделал жест, которым обычно фокусники достают зайцев из цилиндра.

Один из силуэтов словно взлетел в воздух и с диким воплем кинулся вперед. На сцену вышла, а точнее выбежала Мария Петровна Шпицрутен, бывший врач-терапевт Шахтинской городской больницы, старушка лет шестидесяти. С самого начала она в штыки приняла принудительную вакцинацию и организовала на работе подпольную группировку по введению пациентам дистиллированной воды и выдаче поддельных сертификатов. Ее преступная деятельность успешно продолжалась до того момента, как Мария Петровна сослепу перепутала ампулы и вместо воды вкатила полусотне человек слабительное. Этого ей не простили, причем и вакцинаторы, и антиваксеры. Старушку с позором выперли из больницы, и она чуть не сделалась изгоем, однако ее пригрел у себя Иван Иванович, справедливо рассудивший, что опытный врач в хозяйстве лишним не будет, как бы он и не обделался на работе.

Человек, стоящий сзади, сделал шаг вперед и у него в руке блеснул фонарик, луч которого впился Олегу в грудь. Мария Петровна Шпицрутен, продолжая вопить, совершенно разорвала пленнику рубашку и, вооружившись огромной лупой, начала изучать его обнаженный торс. Кузнецову было щекотно и немного смешно.

Обследование затянулось. Вопли Марии Петровны как-то сами собой затихли. По недоуменному шевелению силуэтов стало ясно, что они рассчитывали на быстрый и однозначный исход события. Но старушка лишь молча водила лупой по груди Олега.

Наконец даже Иван Иванович не выдержал.

– Ну что там Мария Петровна, след есть? – спросил он.

Та оторвалась от связанного пациента и растерянно развела руками.

– Я ничего не вижу…

В голове Олега закружились барабанчики игрового автомата, выкидывая три топора. А фоном к ним звучал голос майора Антонова:

«Нам поступили пистолеты нового поколения, конвекционного действия. Они не оставляют след, а просто создают облако вокруг человека, через которое прививка попадает внутрь.»

«Как химтрейлы? Как вакцина с самолетов?»

Голос не отвечал, и это было красноречивее любого признания.

Молчал и секретарь партии. Он явно рассчитывал на совершенно другой результат осмотра, однако быстро взял себя в руки и спокойно сказал:

– Ну, объясни нам, Олежек, почему ты на свободе?

Олег понял, что схватка почти выиграна. И ровным голосом начал говорить:

– Мою личность в полиции моментально установили. На меня там заведено дело, где обо мне все написано, даже то, что я за прогулы уволен. Никаких партийных секретов я не знаю, поэтому допрос оказался очень коротким. Следователь предложил мне вакцинироваться и выйти на свободу.

Кузнецов замолчал, вновь переживая тот драматический момент.

– Ублюдки, какие они все же подонки! – заголосил Востриков со своего стула.

– Предложил мне вакцинироваться и погасить мои кредиты, миллион с лишним…

Доцент заткнулся на полуслове, выхватил из кармана телефон и начал что-то лихорадочно считать.

– Но я отказался, – устало сказал Олег, – продаться за миллион, да я потом в зеркало смотреться не смог бы!

– Почему же тебя отпустили? – спросил секретарь.

– В кармане посмотрите, там приговор…

Иван Иванович сделал знак, и человек, стоящий за спиной пленника, сунул руку в карман разорванной рубашки, вытащив оттуда какую-то бумагу. Он протянул ее вперед вместе с фонариком. Секретарь включил свет и стал изучать документ. Казалось, что его подсвеченное лицо отдельно от туловища парило в темноте, производя довольно жуткое, но одновременно забавное впечатление. Наконец Иван Иванович оторвался от бумаги, выключил фонарик и посмотрел на Олега.

– Тебя приговорили к пятнадцати суткам принудительных работ. Так почему ты сейчас на свободе?

– В полиции мне приказали исключить возможность подъема на памятник. Но только я знаю, где находятся монтажные скобы, сам их приваривал. Сегодня утром в суде я получил приговор, а с завтрашнего дня начну отбывать наказание. Но за то, что я уберу скобы, после принудительных работ по вечерам буду ходить домой, а не сидеть в камере.

– Сегодня скобы срежешь, а завтра грудь под вакцину подставишь? – закричала Мария Петровна, оглядываясь на доцента и надеясь получить поддержку.

Востриков, однако, молчал и продолжал что-то высчитывать.

– Я и не знал ничего об этих скобах, еще удивлялся вчера, как ты залез наверх, – задумчиво сказал Иван Иванович, – а ведь при таком раскладе можно было в День вакцинации поднять над монументом флаг партии. Но теперь этого не сделать.

– Скобы приварены ко всем трем фигурам, они так хитро расположены, что их не найдешь, если не знаешь, где искать, – спокойно сказал Олег, – а я срежу скобы только с центральной фигуры, на которую сам залазил. Поэтому мы всегда снова сможем забраться на памятник, если будет нужно.

Силуэты возбужденно зашумели, но секретарь поднял руку и мгновенно воцарилась тишина. Только эта дурацкая вода продолжала капать, раздражая пленника. Но самое страшное закончилось. Все прошло так, как и сказал следователь.

– Развяжите его, – скомандовал Иван Иванович, и Олега тут же освободили.

Теперь можно было подумать и о разговоре с матерью насчет носового платка.

Глава 3. Заря коммунизма

(вторник, 21:30, четверо суток до Дня вакцинации)

В полумраке пустынной улицы, с нежным и совсем не подходящим ей названием Весенняя, было тихо. И днем по этим глухим окраинам ходить не стоило, а уж вечером такое развлечение сгодилось бы только для самоубийц. Андрей Николаевич Бабушкин, главный редактор газеты «Заря коммунизма», стоял у окна своей убогой однокомнатной хрущевки и с ненавистью смотрел вниз, на хорошо знакомую и давно опостылевшую улицу. Он большую часть жизни прожил на Весенней, поэтому прекрасно ощущал ее провинциальную убогость и безнадежную тоску. Выжить здесь могли лишь люди, подобные его соседу снизу, который почти каждый день с утра и до ночи беспробудно пил и выяснял отношения с собутыльниками. Андрей Николаевич перевел взгляд на далекие неоновые огни Центра, так манившие, и так отталкивающие своим холодным сиянием. Он всегда хотел жить среди тех огней, но мечта до недавнего времени была несбыточной.

Много лет Бабушкин работал в местной газете «Заря коммунизма», которую по какому-то странному стечению обстоятельств не переименовали до сих пор в «Городскую газету» или «Вестник капитализма». Андрей Николаевич в душе понимал, почему так произошло – о существовании газеты все просто забыли. Жители Шахтинска искренне думали, что Заря коммунизма угасла еще в прошлом веке, но в бюджете ежегодно закладывались деньги на ее содержание. Сумма, впрочем, была мизерной. Газета давно не печаталась на бумаге, а существовала лишь в виде электронного бюллетеня городской администрации.

За долгие годы работы Андрей Николаевич в полной мере ощутил на себе правдивость услышанной когда-то очень давно фразы – «проще всего двигаться вперед, сидя на месте». По мере того, как хирела газета и с нее бежали люди, Бабушкин рос. Со временем из обычного репортера он незаметно вырос до главного редактора. Правда к тому моменту в газете кроме Андрея Николаевича никого не осталось, поэтому, главный редактор, как многорукий Шива, был в одном лице и верстальщиком, и корректором, и выпускающим редактором, и даже иногда уборщицей производственных помещений. Бывшее здание редакции городская администрация продала, а сам Бабушкин занимал теперь маленький кабинет в управлении образования, что располагалось в старом купеческом особняке.

Но внезапно все изменила Пандемия. Великое противостояние вакцинаторов и антиваксеров вдруг разбудило спящий до того времени талант Бабушкина. Он записался на прием к Главе Шахтинска, Евгению Васильевичу Соловьеву и, зайдя к тому в кабинет, сходу бросил:

– А я знаю, как довести процент привитых граждан до восьмидесяти!

Глава устало посмотрел на Андрея Николаевича, поморщился и сказал:

– Старый ты хрен, да хоть пятьдесят бы сделать, я тогда голый на площади торжеств калинку-малинку спою! Иди отсюда, и без тебя тошно!

Они с Бабушкиным знали друг друга давно, так что Соловьев мог себе позволить в разговоре с ним не сдерживаться.

Однако Андрей Николаевич никуда не ушел и даже не сел. Он подошел к Евгению Васильевичу, и начал говорить…

Через час в кабинет Главы на срочное совещание вызвали всех его заместителей, начальника полиции и даже главного бухгалтера.

А на следующее утро город был завален экстренным выпуском газеты «Заря коммунизма», напечатанным ночью тиражом сто двадцать тысяч экземпляров (такой огромный обьем пришлось срочно заказывать в областном центре, подключив все мыслимые и немыслимые связи Соловьева). Газету вместе с картошкой отдавали бабки на рынке, она лежала на прилавках всех местных магазинов, инспекторы ГИБДД, задержав очередного нарушителя правил, отпускали его с миром, вручив несколько экземпляров Зари, а полиция, получив указание своего начальника, полковника Котова, объехала все злачные места, распространив там не менее десяти тысяч газет. И даже сумрачные уроженцы юга, продавая подгнившие персики, чуть ли не каждый фрукт заворачивали в отдельную газету. Так выходило дешевле, чем в течение сорока восьми часов депортироваться на родину, как им пообещали в управлении миграции, если они не распространят полученный тираж.

На первой полосе восемнадцатым кеглем была напечатана передовица Андрея Николаевича. Называлась статья «ДОКОЛЕ?». Живым народным языком Бабушкин ловко объявил виновными в пришедшей Пандемии американцев с англичанами, жидомасонов, мировое правительство и сторонников плоской земли. Любому человеку, прочитавшему статью (написанную весьма талантливо), сразу все становилось понятно, словно солнце взошло из-за туч. Андрей Николаевич умело надавил на целевую аудиторию, до сих пор слепо верящую печатному слову, и в то же время самую активную – на пенсионеров.

Подавляющее большинство людей старшего поколения, увидевших новый выпуск Зари, ощутили шок от того, что она вообще до сих пор существует. А после принятия этого факта, все напечатанное в газете не могло восприниматься иначе как непреложная правда.

А заключалась Правда в том, что у настоящего Патриота было лишь два пути – либо вакцинироваться и тем самым выстоять в смертельной борьбе с врагами, либо вступить в ряды презренных антиваксеров и продать свою Родину всем этим подлым американцам, мировому правительству и прочим сторонникам полетов на Луну. То есть выбора никакого просто не было!

И началась Война! Заря коммунизма, ведомая умелой рукой Бабушкина, ежедневно выпускала как программные статьи, призывающие к вакцинации, так и истории из жизни жителей Шахтинска, которые бесстрашно привились, а после нашли клад, выплатили ипотеку за две недели и стали успешными бизнесменами. Тут же публиковались заметки о людях, поверивших во вред прививок. Обычно они после страшных мучений (уволили с работы, поднялся процент по ипотеке, сдохла любимая крыса и пр.) умирали. Андрей Николаевич писал без устали. Он даже не сразу заметил свое значительно улучшившееся материальное положение. Тираж рос, газета успешно продавалась, и однажды вечером, Бабушкин, открыв на телефоне Сбер, минут десять в шоке смотрел на цифру своего зарплатного счета. До него дошло, что через полгода голубая мечта – квартира в неоновом Центре – станет реальностью. И он впервые за много лет напился.

В одиночку Бабушкин уже не вывозил. Штат редакции, для которой пришлось арендовать приличное офисное здание в центре города, быстро наполнился молодыми расторопными людьми, а дела пошли еще лучше. Газета вместе с главным редактором процветала, но тут очень некстати у Андрея Николаевича произошла эта дурацкая размолвка с Главой по поводу Дня вакцинации. И очень скоро расторопные люди взяли всю работу на себя и оттеснили Бабушкина от руководства. В итоге он, хотя формально и оставался Главным редактором, но фактически ничего не решал, не писал и не делал.

Впрочем, мавр уже сделал свое дело. Почти все пенсионеры Шахтинска, кроме особо упертых, активно прививались сами и заставили вакцинироваться своих родственников. В ход шло все – угрозы, обещания лишить наследства, выписать с занимаемой площади, потерять коляску с внуком по дороге в детсад, купить огород в тридцать соток… В итоге, через три месяца после начала кампании в городе были привиты уже восемьдесят шесть процентов жителей. Партия антиваксеров, до этого владеющая умами горожан и успешно противостоящая поголовной вакцинации, потерпела сокрушительное поражение.

И вот теперь вдруг предавшийся воспоминаниям Андрей Николаевич зачаровано смотрел из окна на манящие неоновые огни Центра и совсем не обращал внимания на двух людей, стоявших внизу возле соседнего дома. А между тем, эти люди пришли для того, чтобы его убить.