Текст книги "Очерки мордвы"

Автор книги: Павел Мельников-Печерский

После принесения каждого бочонка, возатя, приняв священный ковш от прявта, черпает пуре, отойдя к жертвенному огню, становится на кадку и, поднимая ковш вверх, кричит: "Чам-Пас! гляди, бери" и т. д., прибавляя в KOHITB: "помогай[9]9
  Теперь (1867) у крещеной Мордвы, все еще совершающей по местами обряды старинной своей веры, моляны совершаются по воскресеньям. Так и молян, бывший в деревне Сескине в 1848 году, совершен был в воскресенье.


[Закрыть] 'влому чарю, помилуй белого чаря, хорони (то есть сохрани) белого чаря!" Затем выливает пуре на огонь, а народ, обратясь на восток, стоя на коленях и подняв глаза и руки к небу, поет молитву, произнесенную возатей. С таким же обрядом приносилось в жертву пиво из второго и третьего бочонков.

После того "государеву бочку" ставят на дверь, положенную на земле;. Возатя приказывает всем кланяться в землю, а прявт, подойдя со священным ковшом к бочонку и нацедив пива, пьет, говоря: "Чам-Пас, Нишки-Пас, Свет-Верешки-Пас, помогай белому чарю – был здоров". В это время кашангороды раздают священные ковши мужчинам, которые один за другим подходят к бочонкам и пьют пуре, обращаясь к богам с молитвой о государе, как и прявт. Затем разливают пиво и пуре по паркам, кадкам, буракам и в них разносят по домам. Когда пуре и пиво разобраны, один из париндяитов становится с ковшом на дверь, стоящие подле поднимают ее, а париндяит, держа в правой руке длинный еловый кол, а в левой ковш, кричит: "дур-дур-дур, паре Мастыр-Пас", то есть: "вот, вот, вот ковш Мастыр-Паса" (бога, сидящего внутри земли и дающего земле силу плодородия), и затем, набрав полон рот пуре, брызгает им в народ на три стороны. Это делалось для того, чтобы был хороший урожай хлеба. После опрыскивания париндяитом молельщиков, сам возатя взлезает на дерево, ему подают ковш пуре и еловый кол, и с ними он прячется в древесных ветвях. Оттуда кричит: "сакмеде!" и, когда все стихнет, громко произносит: "Чам-Пас, Нишки-Пас, Свет-Верешки-Велен-Пас, помилуй нас, Анге-Патяй-Пас, матушка Пресвятая Богородица, пошли на хлеб наш белую зарницу и теплую росу, Мастыр-Пас, есть хотим, Вед-Мастыр-Пас, пить хотим, Наррова-Апаручи, уроди хлеба, Мастыр-Пас, Корминец-Пас, корми нас, Вед-Мастыр-Пас, давай дождя, Нишки-Пас, свети на наш хлеб, Верги-Мучки-Мельказо, давай ведра, Варма-Пас, давай тихие ветра, Таст-oзаис, береги наш хлеб, Суавтума-oзаис, уроди много хлеба, Мастыр-Пас, уроди хлеба, овес, гречу, пшено. Дур-дур-дур, паре Мастыр-Пас!" – и при этих словах, набрав в рот пуре, брызгает им во все стороны. Наконец возатя наливает по ковшу из каждой бочки, становится у священного дерева на земле, прилепляет к нему горящий штатол, кричит: "сакмеде!",приказывает всем кланяться священному дереву, а сам, обращаясь к нему, провозглашает молитву: "Чам-Пас, Нишки-Пас, Свет-Верешки-Пас, помилуй нас, Анге-Патяй-Пас, матушка Пресвятая Богородица, умоли за нас, Тумо-oзаис, помилуй нас, Вечки-Кёз-Кёльдиго, дай много дров, Пекше-oзаис, дай нам много лаптей и много мочалы, Пиче-oзаис, дай нам избы, Шоть-рань-oзаис, дай нам бревен на избы, Керень-oзаис, дай нам лубьев". После этой молитвы возатя выливает весь первый ковш на корни священного дерева, а из остальных льет на корни других деревьев, растущих в керемети, стараясь, чтобы на всякой породы дерево непременно было полито хотя несколько жертвенного пива. Пока возатя поливает деревья, ходя по роще в сопровождении кашангородов, носящих за ним ковши, народ, стоя на коленях, поет сказанную возатей молитву лесным божествам.

Между тем жертвенное мясо сварилось. Позанбунаведы вынули его из котла и положили на огромные деревянные блюда (блюда могучие), с которыми стояли перед хорай-жигать (поварней) янбеды. Приняв мясо, они отнесли его к южным воротам керемети и положили на находившийся там стол, устроенный в виде банного полка (хума), и разрезали его жертвенными ножами на столько кусков, сколько людей находилось на моляне. Вологу – так называла Мордва жертвенное мясо – янбеды раздавали подходившему к хуме народу, сначала прявту, потом старикам и старшинам. К котлу, в котором оставался навар (по-мордовски шурья), подходят между тем кашангороды, черпают священными ковшами и разносят щурью молельщикам по старшинству. Один ковш подают на священное дерево все еще сидящему там возати, н он, громко прокричав: "сакмеде!" и приказав всем стать на колени, громко произносит: "Чам-Пас, Волцы-Пас, помилуй нас, Кёляда-oзаис, Рев-oзаис, береги наш скот, Таунь-oзаис, помилуй свиней, Ангар-oзаис, Лишмань-oзаис, помилуй лошадей, Волцы-Пас, дай много телят, ягнят, жеребят, поросят. Дур-дур-дур, паре Волци-Пас" – и с этими словами, набрав в рот щурьи, прыскает ею во все стороны, между тем как молельщики, кланяясь в землю и воздевая руки к небу, протяжно поют произнесенную им молитву. Дудники подыгрывают на своих дудах.

После, того обыкновенно следовало приношение в жертву висевших на рычагах яичниц и пирогов с кашей (бибички)[10]10
  Прежде вешали на рычаги и кашу, сваренную в горшках, как видно из мордовской песни, приведенной в первой статье этих очерков:
Стоят у них в кругу бадьи могучия (парки),С суслом сладким бадьи могучия,В руках держат ковши заветные,Заветные ковши больши-набольшие,Хлеб да соль на земле стоят,Каша да яичница на рычагах висят,Вода в чанах кипит,В ней говядину янбед варит.

[Закрыть] Яичницы делались так называемые выпускные, или глазуньи, в каждом доме из стольких яиц, сколько людей было в семействе. Они приносились на сковородах, а сковороды лычными веревками привязывались к священным рычагам, укрепленным в ветвях священного дерева. Кроме того, на самом мольбище делались большие яичницы из яиц, собранных париндяитами и янбедами при обходе волости перед моляном. Большие, или мирские яичницы делались на печных заслонах: их бывало не менее четырех. Они приготовлялись на поварне мольбища (хорай-жигать) позанбунаведами, которые потом отдавали их кашангородам, а эти вешали заслоны на рычаги. Пироги и яичницы, принесенные из домов, если недоставало им места на священном дереве, были развешиваемы на близ стоявших деревьях. Возатя, взяв в руки заслон с мирскою яичницей и положив на него пирог с кашей, взлезал, под священным деревом, на кадку, поставленную вверх дном, и кричал: «сакмеде!», а потом, приказав всему народу кланяться, произносил молитву, подняв яичницу и пирог над головой: «Чам-Пас, Нишки-Пас, Свет-Верешки-Пас, помилуй нас, Анге-Патяй-Пас, матушка Пресвятая Богородица, умоли за нас, Анге-oзаис, помилуй детей наших, Анге-Патяй-Пас, дай нам больше детей, хорони (сохрани) кур, гусей, уток, Анге-Патяй-Пас, матушка Пресвятая Богородица, Нишкинде-Тевтярь, дай нам много пчел». Проговоря эту молитву, возатя слезал с дерева и, взяв от мирской яичницы кусок, подходил к хорай-жигати (поварне), становился возле неё на кадку, приказывая народу стать на колени, и, поднимая яичницу кверху, говорил: «Чам-Пас, гляди, бери, Анге-Патяй-Пас, матушка Пресвятая Богородица, гляди, бери, Анге-oзаис, гляди, бери», и с этими словами бросал яичницу в огонь, а народ оставался на, коленях и, кланяясь в землю на восток, к жертвенному огню, пел молитву яичницы, сказанную на дереве возатей. Дудники подыгрывали на дудах.

Яичницы и пироги раздавались всем присутствовавшим на моляне; женщины, съев часть их, остальное уносили домой для маленьких детей.

После того все молельщики садятся на землю, едят мясо, щурью, хлеб, пироги с пшенною кашей (бибички), пьют пуре, пиво, сусло.

Когда все усядутся, девки, которым до сих пор ничего не давали ни пить ни есть, начинают просить протяжным, плаксивым голосом: "А, прявт староста, пить хотим, а старостиха, есть хотим!" Тогда им дают пива, мяса, щурьи, бибичек и яичницы. Когда девки поедят, один из туросторов, по приказанию возати, становится на возвышенном месте, то есть на пень или опрокинутую кадку, и кричит: «сакмеде». Обедающие умолкают, и туростор приказывает девкам: "Тявтерь мурадо, пойте, девки, позморо"[11]11
  Тявтерь – девки, мурадо – пойте, от глагола мурома, петь. Туростор всегда кричал это приказание с русским переводом. Позморо – жертвенная священная песня.


[Закрыть] Из девок для пения жертвенной песни позморо выбирались владеющие громкими, сильными голосами; они выходили на середину мольбища по призыву туростора. Затем он кричал: "пулама!! (то есть пузырь); на этот зов являлись дудники, и пение позморо начиналось.

Позморо – длинная песня на старинном мордовском языке, которого эрдзяды и терюхане уже не понимают. Эта песня переходит из одного поколения женщин в другое, и они поют, не понимая ни слова. Никто из Мордвы, к кому я ни обращался, не мог перевести мне всей позморо. Начинается она обращением к богам. В конце её замечательно перечисление богов, с относящимися к каждому из них днями недели:

А пятница Пас-Велен-Пас,

Неделя Волцы-Пас-укони,

Середа Чам-Пас,

Уторник Вед-Пас,[12]12
  Вед-Пас, сокращенное название Вед-Мастыр-Паса, бог воды, а Вам-Пас, сокращенное Варма-Пас, бог воздуха и ветра.


[Закрыть]

Четверг Нишки-Пас,

Суббота Мастыр-Пас,

Понедельник Вам-Пас, то и кэ.

После позморо девки пели по-русски, а дудники им подыгрывали:

Париндяиты, пить хотим,

А и староста чулкони,

Ай, староста, есть хотим.

Тявтерь мурадон[13]13
  То есть, девки спели


[Закрыть]

Тут туростор кричал: «пулама мукить! тявтерь кудамо!», то есть: "пузырь,[14]14
  Мордовская дуда делается из бычьего пузыря.


[Закрыть] молчать, девки, молчать!" После того он просил у сидевших за трапезой распорядителей дать пить и есть певицам. Поевши, девушки опять, по приказанию туростора, начинали петь позморо, опять ели, опять пили, и это продолжалось до тех пор, пока не съедят всего, за исключением небольшого количества пива, мяса и яичницы, относимых домой.

Оставшиеся от принесенного в жертву животного рога, кости, копыта и пр. иногда сожигались на жертвенном огне по окончании пира, иногда же зарывались в землю на керемети. Со временем рога и копыта Мордва стала продавать вместе с кожей, а на вырученные деньги покупать соль и другие припасы к следующему моляну.

Возатя и его помощники, а также и позанбунаведы принимали участие в жертвенном пире. Кроме того, возати с его товарищами давалось с каждого дома по пирогу с пшенною кашей. Эти пироги они делили поровну.

По окончании молебствия, парки, ковши, жертвенные ножи и прочие принадлежности мольбища относились к прявту для хранения, равно как и огарки штатолов, бывших у "государевой бочки". Огарки остальных штатолов разбирали домохозяева.

Глава 6. Богиня Анге-Патяй, праздники и моляны в честь неё

Большие общественные, или так называемые волостные моляны (вель-молян) совершаемы были Мордвой не часто, не более пяти раз в году. Их совершали в честь главнейших божеств: Анге-Патяй, её четырех сыновей: Нишки-Паса, Свет-Верешки-Велен-Паса, Волцы-Паса и Назаром-Паса, и четырех её дочерей (сестрениц Патяй). В одних местах Мордва совершала волостные моляны в честь названных божеств, а в других в честь иных. Так, например, в некоторых волостях, близких к Волге, Суре и другим большим рекам, где жители занимались отчасти и рыболовством, совершаемы были больше моляны Вед-Мастыр-Пасу, водяному Богу, и т. п. Одной только богине Анге-Патяй велень-моляны совершались повсеместно. Кроме того, почти везде Мордва справляла «брачины» (от русского братчины), начинавшиеся с Покрова, и продолжавшиеся до Казанской. Самому верховному богу Чам-Пасу особых праздников нигде не бывало, но при всех молениях имя его поминалось первым, и ему, как миродержателю и творцу самих богов, молились прежде всех.

Моление Анге-Патяй, а с нею и четырем дочерям её, совершалось два раза в году: общественное, волостное, начинавшееся в день Семика и оканчивавшееся через неделю, и домашнее, в день Рождества Христова и в продолжение святок. Анге-Патяй, по понятиям Мордвы, единственное божество, созданное самим Чам-Пасом и произведшее всех прочих богов и богинь. Она представлялась вечно юною девой,[15]15
  При обращении в христианство других инородцев финского племени для проповедников истинной веры догмат о бессеменном зачатии Сына Божия нередко представлял камень преткновения. Мордва усвоила его легко, ибо и их богиня Анге-Патяй представлялась также девою и с тем вместе матерью богов. Равным образом учение о смерти Спасителя, воскресении и вознесении на небо Мордва приняла легко, ибо и у них было верование в Нишки-Паса, сына Божия, убитого людьми, но потом воскресшего и вознесшегося да небо.


[Закрыть] полною силы, красоты и жизни и во всем мире поддерживающею жизнь. То она представлялась чистою девой, покровительницей девиц и целомудрия, то матерью богов, покровительницей женщин, помощницей при родах, охраняющею жизнь и здоровье родильниц и новорожденных детей, покровительницей брака. Отсюда два праздника, в честь неё: один деве Анге-Патяй, совершаемый летом, в полях или рощах подле речки или источника, сначала девушками, а потом вдовами; другой – зимний, совершаемый в домах сначала детьми, любимцами Анге-Патяй, а потом замужними женщинами и повивальными бабушками. В году, в честь Анге-Патяй, совершалось вообще, восемь праздников: 1) в четверг, в день русского Семика, праздник, совершаемый девушками частью в деревне, частью у воды. Это «кёлу-молян», моление березе, или, точнее сказать, божеству, покровительствующему березе, Кёль-oзаису; 2) в пятницу, на другой день Семика, большой мирской или волостной молян в честь богини Анге-Патяй и Кёль-oзаиса. Он назывался «тевтярь-молян» (девичий праздник), так как в нем главную роль играли девушки; 3) в четверг после Троицына дня совершалось моление в честь богини Анге-Патяй вдовами, над которыми главною бывала повивальная бабушка. Это моление называлось «бабань-молян», то есть старушечий праздник, или, точнее сказать, вдовий; 4) накануне Рождества Христова совершалось детьми обоего пола празднование богине Анге-Патяй и Кёляда-oзаису, охраняющему домашний скот; 5) в самое Рождество Христово совершали домашний молян богине Анге-Патяй и сыну её Нишки-Пасу, при чем происходило приглашение всех богов к себе в гости на праздник; 6) на другой день Рождества Христова общественный, мирской молян, совершаемый замужними женщинами в доме повивальной бабушки; 7) зимние праздники в честь богини Анге-Патяй заключались празднеством детей обоего пола ей и богу свиней Тауньсяй, накануне Нового года, и 8) домашним моляном богине Анге-Патяй и богу свиней в самый день Нового года. По понятиям Мордвы, Анге-Патяй живет и на небе, и на земле. У неё вверху, за тучами, есть свой дом, наполненный семенами растений, зародышами разных животных, как домашних, так и диких, и душами еще не родившихся людей. Из этого дома она разливает на землю жизнь, сходящую то в росе, то в дожде, то в снеге, то в зарнице. Зарница особенно плодотворна: опускаясь на землю, она проникает в самое жилище Мастыр-Паса и дает ему силу земной производительности. В Симбирской губернии Мордва звала ее Заря-oзаис и почитала любимейшею внучкой Анге-Патяй и главнейшею её помощницей. В своем небесном доме Анге-Патяй молода и прекрасна собой, когда же сходит на землю, делается старухой, но чрезвычайно сильною. Здесь она как железная – ступит на землю, земля подгибается, ступит на камень, на камне остается след ноги. Иногда видали богиню на земле, то в виде большой птицы с длинным золотым хвостом, у которой из золотого клюва сыпались по полям и лугам зерна, то в виде белоснежной голубки, которая с высоты кидала цветы пчелам для собирания меда и хлебные крохи своим любезным курам. Но чаще всего люди видят одну тень благодетельной богини, когда она навещает нивы. Случается, что в ясный летний день, около полудня, вдруг пронесется по полю легкая тень от едва заметного облачка, заслонившего солнце. Это, по мнению Мордвы, тень Анге-Патяй, которая невидимо для людей ходит по земле, оплодотворяя ее и лелея любимые ею животные и растения. Приставляя к каждому младенцу особого духа-хранителя (Анге-oзаис), Анге-Патяй сама часто навещает детей во сне и ласкает их. Если спящий ребенок улыбается – значит, добрая богиня ласкает его. На земле Анге-Патяй надзирает, трудолюбивы ли женщины, и в особенности каково они прядут. Анге-Патяй сама пряха. На небе она прядет на серебряном гребне золотым веретеном пряжу. Поэтому в дни празднования ей, то есть в неделю от Рождества Христова до Нового года и от Семика до следующего четверга, мордовки не прядут, считая то за великий грех и думая, что льняная одежда, на которую будет употреблена выпряденная в эти дни пряжа, принесет много бед человеку, который будет носить ее. Летающие в ясные дни по осени пряди паутины считаются пряжей матери богов. Она посылает на землю своих прислужниц с зародышами животных и с душами людей, и сама присутствует невидимо при рождении детей.

Из домашних животных особенно любимы богиней Анге-Патяй куры за свою плодовитость; поэтому ей и приносят в жертву кур и яйца. Куриные яйца, снесенные в Семик, то есть в праздник богини Анге-Патяй, на другой день красили в луковых перьях, отчего они выходят желтовато-красными. Эти яйца зовутся золотыми; их берегли и во время пожара кидали в огонь для укрощения пламени и перемены ветра, клали в лесу на деревьях, где устраивали борта, чтобы пчелы лучше роились, и, изрубив, кормили ими с молитвой к Анге-Патяй молодых цыплят, чтобы, выросши, они несли больше яиц. Эти же яйца ели женщины, которые не рожали, или у которых дети умирали в младенчестве. Во время скотских падежей и болезней домашнего скота, особенно же овец, изрубив эти яйца, раскидывали в хлевах, а скорлупой вместе с луковыми перьями окуривали скотину. Мордва рассказывает, что при начале мира Анге-Патяй сказала всем животным и женщинам, чтоб они каждый день приносили плод. Все отказались, говоря, что это очень тяжело и мучительно; одна курица согласилась исполнить желание богини и зато сделалась любимым её животным. Кроме курицы, была еще одна птица, которая согласилась исполнить желание богини и сделалась было также её любимицей, но потом возроптала на тяготу ежедневного деторождения. Это была кукушка, которая также предназначалась быть домашнею птицей. Анге-Патяй разгневалась на нее, выгнала ее из человеческого жилья в лес и не позволила вить своего гнезда, а велела класть яйца в чужие гнезда. В знак же неисполненного ею обещания, сделала ее рябою и самые яйца её рябыми. С тех пор кукушка жалобно кукует по лесам, тоскует о человеческом жилье, где ей было так привольно жить.

Посылая на землю полевую плодотворную зарницу, Анге-Патяй удерживает бурю, гром и молнию; без её помощи давно бы весь мир разрушился. Когда идет дождь, она из небесного своего дома прыскает молоком. Капли этого молока, упавши на коров, увеличивают в них молоко. Из млекопитающих животных любимейшие этою богиней овца и свинья, за то, что они больше других плодятся; оттого и в жертву Анге-Патяй, вместе с курами и яичницей, приносят летом белую овцу, а зимой свинью.

Из растений Анге-Патяй особенно любит просо и лен, за то, что они дают больше семян, чем другие возделываемые человеком растения. Она сама собирает лен с полей, с каждой десятины по одной льняночке, и из него на своем серебряном гребне прядет пряжу на рубашки своим детям-богам. С белых овец выщипывает по шерстинке; собранную таким образом волну прядет, потом красит в лазури небесной, в красном солнце, в желтом месяце, в алой заре, и этою разноцветною шерстью вышивает на рубашках богов, по мордовскому обычаю, подол и плечи. Радуга – это подол рубашки Нишки-Паса, вышитый матерью его Анге-Патяй. Если женщина беременна и Анге-Патяй имеет особое благоволение к носимому ею ребенку, она из своей пряжи приказывает своей дочери (вероятно, Нишкинде-Тевтярь) выткать рубашку для новорожденного и посылает ее на землю с Анге-oзаисом. Это те младенцы, которые родятся в так называемых сорочках. Они считаются счастливыми и всю жизнь находящимися под покровительством Анге-Патяй. Сорочку зашивают в ладанку и надевают на младенца; он носит ее всю жизнь, и по смерти ее кладут с пим в гроб. Потерять ладанку с сорочкой значит навлечь на себя множество несчастий и потерять покровительство богини. Просо, так же, как и лен, составляет любимое растение Анге-Патяй: оттого больных детей кормят просяною кашей (пшенною), сваренною на овечьем молоке, такою же кашей кормят на свадебном пиру молодых; при рождении ребенка (теперь на крестинах) бабушка-повитуха пшенною кашей кормит всех присутствующих, пшенную кашу старухи приносят в жертву богине Анге-Патяй на так называемом «бабань-молян»; ею, призывая имя богини, кормят кур, чтобы лучше неслись. Кроме того, Анге-Патяй покровительствует еще луку и чесноку, поэтому луковицы мордовки кладут под подушку младенца больного или такого, который мало спит, и окуривают его луковыми перьями. Не любит Анге-Патяй хмелю, потому что он вырос из ветки, принесенной к людям Шайтаном; потому на праздниках в честь неё никогда не употреблялось пиво, сваренное с хмелем, а только одно сыченое сусло «пуре». Из деревьев любимым деревом Анге-Патяй почиталась береза, потому что она скорее других деревьев размножается. Как без яиц и проса, так и без березы не обходились праздники в честь Анге-Патяй. Даже во время зимних праздников употреблялись распаренные березовые веники.

Из насекомых Анге-Патяй особенно любит пчелу за её трудолюбие и плодовитость. Пчела, подобно курице, изъявила, при создании согласие на предложение Анге-Патяй ежедневно родить детей, за что и удостоилась особенного её благоволения. Зато лишь из её воска можно, по завету Анге-Патяй, делать священные штатолы и только из её меда варить жертвенное «пуре». Осам и шмелям этого не предоставлено, как не изъявившим согласия на вызов богини. Муравей, по призыву богини, также вызвался было на плодородие и вечную труженическую работу, но, смущенный Шайтаном, стал зарывать свои соты в землю и прятать детей в мусор, чтобы не доставались они людям. За то Анге-Патяй лишила "муравьиное масло" сладости и вкуса и велела муравьям трудиться в земле. А муравьиное масло прежде было медом.

Анге-Патяй, как источник жизни, покровительствует повивальным бабкам и сама поэтому в некоторых местах называется «Буламань-Патяй», т. е. богиня-повитуха. На другой день зимнего её праздника, в каждой деревне в доме бабушки-повитухи совершаемы были особые жертвоприношения, сохранившиеся повсюду и до сих пор в виде "сборных обедов". Богиня жизни покровительствовала также и лекаркам, помогая им лечить всякие болезни. При особом обряде лечения «притки» (порчи), о котором скажем в своем месте, лекарки употребляли яйца и просо, без которых не обходился ни один обряд, совершаемый в честь Анге-Патяй. По свидетельству о. Шаверского, в Самарской губернии до сих пор мордовские лекарки снимают с человека порчу при пособии яйца, пшена и березовой ветки или веника.

Перед летним праздником Анге-Патяй, париндяиты и янбеды собирали хлеб, солод, мед и другие припасы по тому же обряду, какой описан выше, но на этот раз не женщины обнажали плечи и грудь и подавали припасы сборщикам, но девушки. Замужние женщины стояли одаль. Взявшись одною рукой за обе тесемки, другою девушка прикрывала грудь, в знак своей девственности. Накануне праздника девушки убирали избы и дворы зелеными ветвями, преимущественно березовыми, и ставили перед домами березки, как у нас ставятся в Троицын день. Из древесных ветвей и цветов плели венки и надевали их на голову, а также вешали их снаружи избы в таком количестве, сколько в доме было девушек. Девушки развешивали такие же веники над своими изголовьями, призывая при этом в молитве покровительницу свою, богиню Анге-Патяй, следующим образом: "Чам-Пас, помилуй нас, Анге-Патяй-Пас матушка, помогай девке твоей (имя) чисто жить и давай поскорей жениха хорошего". А повесив венки, говорили: "Свет-Нишки-Пас, шли жениха до нас".

Накануне праздника Анге-Патяй, то есть в самый день русского Семика, мордовские девушки изо всей деревни собирались вместе и с березовыми ветвями в руках, с венками на голове ходили от дома к дому с громким пением. В своей песне обращались они к деве Анге-Патяй, прося ее сохранить их и прибавляя молитву к Нишки-Пасу, чтобы он прислал к ним женихов. Мужчины не имели права присутствовать при этой церемонии. Если бы какой-нибудь смельчак осмелился проникнуть в это время в кружок девушек, они имели бы право схватить его, трепать и щекотать, пока он не откупится десятком свежих яиц. Только дудник мог ходить с девушками, если они приглашали его играть на нехитром мордовском инструменте. Девушки выбирали из среды себя «прявт-тевтярь» (начальница девиц, слово в слово "голова-девка"). Она шла впереди, а перед нею маленькие девочки несли березку ("кёлу"), украшенную полотенцами, платками и «каркс-чамаксом» предводительницы процессии прявт-тевтярь. Следом за нею шли избранные ею из любимейших подруг три «тевтярь-париндяиты» с кузовками, пещурами или бураками, украшенными березовыми ветвями. Вереница девушек, подходя к каждому дому, пела особую песню, называемую «кёлморо» (песня березы: от «кёль», "кёлу" – береза и «мурома» – петь). У Мордвы, забывшей свой язык, «кёлморо» поется так:

 
Здорова бела береза,
Здорова большой лист клён,
Здорова гожий дух липушка,
Здорова красны девушки,
Здорова наша хозяюшка,
К тебе, ко хозяюшке,
Пришли красны девицы,
За пирогами, за яичницей,
За желтою за драчоною.
 

Хозяйка в окно подавала яйца, а также пшеничной муки и масла на драчону. Яйца принимала «прявт-тевтярь», а муку и драчону дочери, внучки или племянницы хозяйки того дома, из которого подают. В кузовок одной из «париндяит-тевтярь» складывались набранные яйца, в кузовок второй – мука, в кузовок третьей – масло.

Когда хозяйка дома подавала в окно девушкам припасы, то говорила: "Анге-Патяй-Пас матушка… береги мою девку, чтобы не полюбил ее злой человек, чтобы не завял её зеленый венок".

Отойдя от окна, девушки становились вокруг перед окнами дома и с звуками дуды пели «величанье» своей подруге-девушке из того дома, где сейчас подали. Вот для примера три таких величанья, которые в Пензенской губернии (Саранского и Краснослободского уездов) поются еще по-мордовски, несмотря на то, что поющие и многие из слушающих песню плохо или даже вовсе не понимают её смысла.

I

 
Кати Катерька матерка,
Катерька якой щогольста.
Кати щогольста, чуванста,
Вай Саратовской чюлкаси,
Сэри кочкери башмакса,
Кота квалмаса паля са,
Кемь кафтова руця са
Вай, палы заря штоф ной са.
 

(Катя, Катерька (то есть Катенька) матерька, щегольски одевается, ходит щегольски и важно! Ай, в саратовских чулках, в высокопятых башмаках, в шестиполосной узорчатой рубахе, с двенадцатью платками за поясом,[16]16
  Шестиполосная узорчатая рубашка – самая щегольская одежда мордовских девушек. Эти подолы вышиваются узорами по белой холщовой рубашке шерстями разных цветов, преимущественно же красною, зеленою и синею; полосы эти идут вдоль рубашки от плеча до подола по три на стороне; подол и ворот также расшиваются узорами. Двенадцать платков за поясом составляют верх щёгольства мордовок. Обыкновенно они подпоясываются поясом (каркс-чамакс), к которому сзади пришито много бахромы из шерсти, иногда с раковинками, известными под названием «змеиных головок» или «ужовок», а у богатых и с серебряными деньгами; но когда мордовка в полном наряде, то за каркс-чамакс затыкает двенадцать платков из тонкого льняного холста, расшитых красной шерстью, а у богатых даже и кручёным золотом. Платки эти называются «руцят».


[Закрыть] как заря, горит она в штофном платье).

II

 
Тевтярьсь ионось Татьянась,
Мездя паро сон?
Палининза мазынить,
Ожанянза кувакать,
Сельми нанза раужат.
 

(Девка хорошая Татьяна. А почему она хороша? Потому что рубашечка на ней красивенькая, рукавчики у ней долгонькие, глазки у ней черненькие).

III

 
Рязанань Софась,
Шечк лазань пеша,
Софань ронганяц,
Илянас котф кринкс,
Пильгень карцифац,
Вай лемше левкень,
Пильгень шечафкесь.
 

(Софья Рязанова! Как облупленная липа, бело её тело; как скатанный льняной холст – на ногах её обувь,[17]17
  «На ногах её обувь, как скатанный льняной холст». Мордовки особенно щеголяют своими ногами, для чего и носят короткие рубахи и понявы. Условие красоты ног состоит в их толщине и крепкой походке. Мордовки для того наматывают вместо онуч по нескольку аршин тонкого льняного, хорошо выбеленного холста и стараются, чтоб он лежал как можно глаже. Мордовки отличаются бодрою походкой, они всегда держат голову прямо и высоко, никогда не опускают глаз в землю и ступают сильною, ровною поступью. Отсюда сравнение походки девушки с походкой породистой лошади.


[Закрыть] а походка её как у детища лучшей лошади).

Величанья девушек поются и при других случаях, например, на свадьбах ими величают невесту, на посиделках поют то одной, то другой мордовской девушке также похвалы. Иногда эти величанья вставляются в песни. Таким образом первое из приведенных величаний поется в средине песни о том, как мордовская красавица, имевшая много женихов, не хотела идти за богатых, потому что в доме богатого работы много, и вышла за бедняка, у которого не было ни кола ни двора; а третье в начале песни о том, как одну красавицу выдали замуж за разбойника, и как она ночью нечаянно увидала, что он натачивает нож.

Набрав достаточное количество яиц, масла и муки, девушки, неся разукрашенную березку, под вечер идут из деревни на ближайшую речку, ручей, ключ иди колодец с песнями, сходными с русскими семиковыми. Как скоро выйдут за околицу, поют:

 
Благослови, Троица,
Богородица,
Нам в лес идти,
Венок сплести
Березовый.
Ой Дид Ладо![18]18
  Дид Ладо – заимствованы, конечно, мордвой у русских. Они упоминались в мордовских песнях издавна. По крайней мере, из записок Мильковича о «Мордве Симбирского наместничества» (рукопись), знаем, что это было более ста лет тому назад, в первой половине XVIII столетия.


[Закрыть]
Березка моя!
Мы в лес идем,
Цветков нарвем,
Венки совьем.
Ой Дид Ладо!
Березка моя!
Пойдем шажком,
Лужком, бережком,
Сломим с березы веточку,
Совьем венки,
Бросим на воду.
Ой Дид Ладо!
Березка моя!
Плыть ли венку,
Тонуть ли венку
Березовому?
Плыви, венок,
Не тони, венок.
Ой Дид Ладо!
Березка моя!
 

Придя на речку, становят разукрашенную березку на берегу и разводят огни для приготовления яичницы и драчоны. В иных местах с березки снимают все навешанное и привязывают к ветвям березки, стоящей на корню. Вокруг неё девушки становятся кругом, прявт-тевтярь, как начальница праздника, кричит: «сакмеде!» (молчите), и, когда все замолчат, читает: «Кёлу-Пас! вынимань монь (божество березы, помилуй нас); Анге-Патяй-Пас! давай нам добра здоровья». Затем кланяются березе в землю, и это повторяется трижды. После этого поклонения божеству березы, снимают с голов своих венки и бросают их в воду. При этом замечают: чей венок поплывет, та девушка скоро замуж выйдет, а чей потонет, та скоро умрет. Затем разуваются и моют в воде ноги. Наконец «раздевают» березку, то есть снимают с неё все на ней навешанное, разламывают ее и бросают в огонь, на котором приготовляют яичницу и драчону. Когда кушанье готово, прявт-тевтярь кричит: «сакмеде!», и читает молитву, обращаясь сначала к Чам-Пасу, потом к Анге-Патяй, прося ее о здоровье и о хороших женихах, а наконец в Кёль-oзаису, принося в жертву этим божествам, приготовленные кушанья, при чем сковороды трижды поднимают вверх. Съевши все изготовленное, девушки начинают «кумиться». Для этого делают большие венки из березовых ветвей и после песни целуются через венок одна с другою. Песня в Симбирской и Нижегородской губерниях при этом поется следующая. Она употребляется и русскими:

 
Покумимся, кума, покумимся,
Мы семицкою березкой покумимся.
Ой Дид Ладо честному Семику,
Ой Дид Ладо березке моей,
Ещё кумушке, да голубушке.
Покумимся,
Покумимся,
Не браняся, не сваряся!
Ой Дид Ладо, березка моя!
 

Покумившись, девушки возвращаются в деревню всею гурьбой c громкими песнями:

 
Матушка Троица,
Еще Богородица,
Да еще Семик честной,
Дайте нам шильцо да мыльцо,
Белое белильцо,
Да зеркальцо,
Копейку да денежку,
Ой Дид Ладо,
Семика честного яичницу.
 

Здесь обращение к Троице есть, по всей вероятности, остаток бывшего прежде обращения к трем главным божествам: Чам-Пасу, Нишки-Пасу и Вед-Пасу, обращение к Богородице есть несомненно обращение к богине Анге-Патяй, а под именем честного Семика разумеется Кёлу-oзаис, бог березы, в честь которого справлялся этот праздник мордовскими девушками.

На другой день, в кереметь, посвященный богине Анге-Патяй, на общественный молян собирались и старые и молодые, и мужчины и женщины. Три девушки приводили купленную на собранные париндяитами и янбедами деньги белую годовалую овцу. Перед тем мыли ее в речке и к рогам иногда привязывали березовые ветви. Если на молян собиралось много народу, приводилось две, три и более овец. Введя в восточные ворота керемети овец, девушки отдавали их позанбунаведам, которые привязывали их к овечьему юбу (столбу у восточных ворот), отводили на поварню (тер-жигать), кололи жертвенным ножом, шкуру вешали на юбах, а янбеды варили мясо. Девушки с березовыми ветвями, украшенными платками, и с полотенцами в руках, становились перед священною березой, которую также украшали, привязывая к ней полотенца, платки, каркс-чамаксы и пр. Позади девушек становились женщины, а за ними мужчины. Принесенные из домов яичницы, драчону и пшенную кашу в горшках развешивали на рычаги, а перед березой ставили бочку сыченого пива (пуре). Девушки, избрав из себя трех, давали им яйца из собранных накануне, и те на заслоне делали "мирскую яичницу". Затем возатя влезал на дерево и совершал обряд моления, как он описан в предыдущей главе. Вместо прысканья на народ пивом, он, обратясь с молитвой к Кёлу-oзаису, бросал зеленые березовые ветви с священного дерева, их подбирали девушки и, сделав из них венки, надевали на головы. Им первым на этом моляне давали и сыченого пива, и баранины, и щурьи, и яичницы с драчоной.