Текст книги "Снегурка. Новая Сказка. Два"
Автор книги: Павел Грюнмайер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
зависть, жадность, и в вине
дух мятежный ищет правды,
где враги не так коварны,
как друзья, где предаёт друг,
а „верная“ любовь,
изменяя вновь и вновь,
оправдания не ищет,
потому что „правду“ ищет.
Не спалю лучами я
этот мир, покуда я,
хоть одно создание вижу,
что хоть видит эту грыжу
и томится, но живёт,
мир собою бережёт.
«Да и я не упаду
в мир хрустальный, сберегу
я планеты тонкий слой,
Солнце братец, я косой
не скошу сей мир подлунный, -
Месяц гласом громким трубным
братца Солнце поддержал
и смеясь, так продолжал, -
В этом мире для меня
будут главным два сосца
для младенца, что зовёт
писком мамку. Кто тут врёт?
Дарит в мир надежду он,
что спасёт, иль сам спасён
будет он – Затем рождён!
Материнская любовь
в мир надежду дарит вновь».
– Ну, так дальше. В путь. Вершим.
Месяц, братец, поспешим.
Сказок много, но одна –
наша, лучше, как всегда!
И свершив полезный круг, по экватору вокруг,
Солнце с Месяцем, катясь через небо не таясь,
Появились снова там, где весной уж был Иван.
Где в урочище тайги был он гостем у Яги,
И куда его опять глаз зелёных томных гладь
изумрудною волной тянет силой озорной.
ДОЖДИК. АВГУСТ и СЕНОВАЛ
Как накаркала Яга,
во́след мо́лодцу глядя,
так и сталось – голова
закружилась молодца́
и любовный сладкий хмель,
сбросив с пе́тель мнений дверь,
Ваню с девицей красой
разом ухнул в летний зной.
И грохочущей грозой
хитрый, шумный, озорной
Август их к себе загнал
на избушку в сеновал
и, танцуя по доска́м
градом хлёстким в барабан,
в тучах радостных урча,
он сквозь громы хохоча,
спрятал первый поцелуй
в диком танце ливня струй.
Самый первый поцелуй…
Что ж, Яга, давай – ликуй!
Сладкий, нежный, жаркий вздох,
уст лобзаний, первый «Ох…»
лишь услышал он хитрец,
Август – жадный сорванец.
Даже Солнце – глаз богов,
Даже Месяц – друг всех снов,
Даже Кама – бог любви,
насладиться не смогли,
страстью первою любви…
Среди грозных облаков
спрятал нежную любовь
Август, ласковый хитрец.
Скаль же зубы, сорванец.
ПОСЛЕ ДОЖДИКА
Царь не может без царицы, как и сказка без жар-птицы!
Эй, Народ, встречай царя! Златом бей в колокола!
Златом бей в колокола –
Свет-Алёнушке – Ура!
На двуглавой на Орлице,
в злате крылья чудо – птице,
наш герой с невестой скромной,
пребывает в духе ровный.
«А Снегурка? Вот те на…
Слышь, сосед, вот чудеса.
Царь то наш поди женат, -
под крылом бурлит Арбат. -
Чай поди не мусульманин,
не индус, а христианин!»
– Вот природы чудеса.
Свадьба что ли? А когда?
– Как когда? Туда-сюда.
Ах, отстаньте, кум, кума,
гляньте лучше в небеса,
как невеста хороша!
– Девки тем и хороши,
что запрятаны грехи.
– Кум, кума, да бросьте вы
полоскать другим портки.
Главное, что наш Иван
снова в духе и врагам
Русь-Златую не сломить.
Ей, Жар-Птицею парить
снова в небе голубом
и смеяться над врагом!
Ну, а те уж копошатся, им в открытой драке драться смысла нет,
И вот у них, план созрел – пахуч, да тих.
Новый, смелый, долгожданный, обещающий, желанный.
Сам Обман предложил план: «Главный кто у них?.. Иван.
Вот его и украдите. Царство в пепел разорите…»
КАЛИИН ВЕРНОО – ШПИОНКА СУПЕРЭКСТРАКЛАССА
Был на острове агент,
всем шпионам – монумент,
звался кротко он – Верноо́,
был прекрасен, как в кино,
хваткой был, как вурдалак,
ну, а образ – наивняк.
Зубки – жемчугом слепят.
Губки – дудочкой свистят.
Локоны – ну, в точь пастушка,
что глядит с молочной кружки.
Ножки, бёдра, то да сё,
всё как надо – как кино.
«007» был для неё, палочкой от эскимо.
Всё что надо, всё могла,
зубками из «Калаша»
трассеры, стуча, цепляла
и могла под одеяло
полк элитный заманить
и лягушек им скормить.
Лишь в одном была плоха,
мизер, мелочь, ерунда –
для её длиннющих ног
наш глубокий русский слог
слишком пышен был и в нём
увязал агент бедром.
Нет… По русский говорила
с выраженьем и красиво,
быстро, ласково, умно́,
непонятно лишь про что,
падежей, вишь, у неё
в языке лишь два и всё.
а вот в царстве у Ивана,
дуракам шести – всё мало,
вот и в суффиксах плутала,
окончания глотала
резидент Калии́н Верноо́,
но зато, могла легко
по сугробам без пальто
месяц бегать от погони,
да быстрей, чем в тройке кони.
Ни одна разведка мира,
как бы не была ретива,
не могла схватить её…
– Ну… кого послать?
– Верноо́!
Похищение Ивана –
вот заданье от Обмана:
«Ваньку выкрасть из Руси́
и на остров принести!»
И, ресничками захлопав
на дремучий русский лес,
резидент открыл свой ротик
и мурлы́кнул сладко: «Yes.
Потому я и Верноо́,
спечь пече́ньку из дерьмо».
…Месяц Солнцу ухмыльнулся, подмигнул и развернулся.
Рожки звёздам показал, стал расти, хоть убывал.
Так сказать, ускорил бег звёзд, галактик да планет,
Чтоб снежинки на «Покров» в Кремль внесли ещё любовь…
ПОКРОВ
По сугробам, по снегам –
не вида́ть, где улица,
тройка звонкая бежит,
Снег Снегович вьюжится.
На октябрьский на Покров,
подарил он сто снегов,
сто сугробов накрутил,
бабой снежной залепил
всю округу, лес, дома.
Где ж тут осень? Тут зима!
А спроси его, к чему
на октябрь ты шлёшь пургу,
так рассердится, что в раз,
Кремль наш станет «Снежный Спас».
И кому под санки снег,
чтобы резвым был их бег,
Снег Снегович набросал?
Ты, конечно, угадал?
В тройке девица сидит,
на знакомый град глядит
и уверенной рукой
правит тройкой удалой.
На ресничках снег блестит.
льдинкой тонкой он искрит
на румянце, на бровях,
на пылающих губах!
Под воздушною рукой,
кони гривой золотой
рассекают вьюги вой
и подков гудящий зной,
подхватив Курантов бой,
вносят тройку по прямой
сквозь врата, что под звездой,
ко дворцу, где муж родной.
Где её любимый Ваня,
от разлуки сердце раня,
изнывает от тоски,
ждёт её с самой весны.
Кони встали у крыльца,
пар пустив под купола,
и, качнув туда-сюда
санки резвые, любя,
отпустили седока,
стражу грозную топча.
Сапожком снежок волнуя,
сердцем радостным ликуя,
устремилась в дверь, в палаты –
дорога́ разлуки плата,
вверх взбежала по крыльцу
к Ване, к мужу, к удальцу
вьюгой лёгкою Снегурка…
Но Яго́ва кошка Мурка
ей дорогу перешла,
зашипев: «Чего пришла?
Шибко долго ты была
от Ванюши далека.
Место заняли твоё.
Слышишь свадьба?»
«Ё – моё…», -
во дверной проём, что в зал,
лик Иван нарисовал.
Красаве́ц, ну что сказать,
вновь жених, ядрёна мать,
при короне, при бантах
и с помадой на губах…
ПОХИЩЕНИЕ
Да-а, вошла ты, сказка, наша незаметно в зал, где краше
всех Алёнушка была…
…к ней Снегурка и пошла…
…Меж гостей к столу идёт,
Ваню за собой ведёт,
кубки в сторону отводит,
да гостей к стенам разводит.
Пир застыл, умолк, притих…
– Эка, врюхался жених.
– Тут невеста, там жена…
– Наигрались в «дурака».
«Так ведь я…, – бормочет Ваня,
кудри в пальцах теребя, -
Разум, братцы, помутился,
как от дыма кочерга.
Я ж, того, чтоб в государстве
жизнь, того, сего, была…
Глянь, Снегурочка, то «Лада»
птицей мчит сквозь облака…
А доходы у народа?
Не по дням, а по часам
вверх растут, скажите-ж, люди,
счёту нету теремам…»
Но Снегурочка украдкой,
отмахнув с ланит слезу,
улыбнулась вдруг Алёнке:
«Как же так?.. Я не пойму? -
а потом к Ивану тихо,
ручейки с ресниц пустив, -
Как же так, мой верный лебедь,
ты с другой и всё же жив?»
«Я… – Иван, в словах копаясь,
оглянулся на людей, -
я же ждал, но ты ж сказала…
ну, судьба из кренделей…
Ты ж сама тогда сказала,
что вернёшься вновь ко мне,
как Алёнушка… весною…
как придёт пора листве…»
– Ваня, Ваня, в том ли дело,
что сказала я тогда.
Я никак не ожидала
встретить свадьба у тебя.
Как же так, мой сокол верный?
Я пришла, а ты с другой
снова свадьбу здесь играешь.
Ты сошёл с ума, родной?
Как же быть? Ответьте, люди.
Коромысло два ведра.
Вот же сказка накрутила
кренделей нам в три ряда.
За окном снежок порхает
меж злачёных куполов,
а в Кремле Рубин бледнеет,
между свадебных столов.
За окном снежок фатою
кружит кольцами Покров,
а в Кремле Сапфир с Алмазом
взглядом жгут друг другу кровь.
…Ох, и вредный же народ эти девки, когда в брод речку надо перейти,
Хоть в ней нету глубины – по колено воробью, всё равно идут ко дну.
Всё равно, дай повизжать,
сарафан позадирать.
Выше туч да облаков, потому что без портков,
Потому что – на, смотри, как мы снизу хороши!
Как мы ла́дны, да жарки́…
«Как в корзинках пирожки!»
Любят стервы подразнить – молоде́цку кровь взвинтить,
Яд тревожный в сердце влить, красной радости лишить.
Да-а, в них сила велика́, коль в пропорциях видна…
…Тут вдруг стража распахнула
двери в залу широко
и тревожно прокричала:
«Поздравление пришло
к жениху – царю, к… невестам.
От Обмана к нам посол,
так сказать, с подарком к свадьбе
с поздравлением пришёл».
Ожил стол, зашевелился,
к «молодым» оборотился,
в сотни глаз ловя их знак –
Разбегаться или как?
Тут Снегурка улыбнулась
сквозь слезинок бирюзу:
«Не печалиться, уж точно,
а не то, пойдём ко дну.
Выручайте, гости, нас –
сей момент от чуждых глаз
скрыть должны мы –
вот причина не бросать нас этот раз…»
К ней Алёнка обернулась,
промокнув фатой слезу:
«Это Август всё напутал.
Он послал на нас грозу, -
и, подняв курганный кубок,
ближе к Ване подошла, -
Вот, послу подам бокал я
изумрудного вина…
Дело наше молодое –
разберёмся как-нибудь.
Ну, а вы, ча́стные гости,
уж подпойте что-нибудь…»
Двери в за́лу распахнулись
и, заморский мир неся,
на паркет с берёз карельских
встала в туфельке нога.
Зал застыл… Волну пуская,
свадьбу формами пугая
и открыв обзор к бедру,
гостья двинулась к столу.
К жениху и двум невестам,
взгляд народа тормозя,
плавясь вся от сладострастья,
гостья серною пошла.
Тут оркестр, как грянет в трубы,
а бокалы в перезвон,
так, что с Ваниной макушки
аж корона прыгнет вон.
Та корона, что на шапке
с алым бархатов вверху,
вдруг, как знамя проигравших
в ноги кинулось к послу.
Вот же срам какой случился
пред державой с далека́,
но Снегурочка с Алёнкой
оказались тут не зря.
Но Снегурочка с Алёнкой,
как два трепетных крыла,
«Мономашку» подхватили,
не порадовав посла,
и, держа Ивана крепко
с двух сторон за царский стан,
символ власти все державной
водрузили: «Вот – Иван».
– Guten Morgen, царь Иван,
Я, Верноо́, из дальних стран,
я привёз сюрприз-подарок,
что послал к тебе Обман.
Вижу, к свадьбе угадала?!
О, две невесты… Very good!
«Раша», как всегда, в отрыве.
Значит спутники не врут.
Как у вас там говорится?
Перед тем, как всем напиться,
надо «Горького» позвать,
чтоб невест расцеловать.
Зал задумался на миг…
Глаз Ивана дёрнул тик…
Два крыла смутились дружно…
а Верноо́ шепнула: «Schick!»
«Горько… – буркнул кто-то в зале, -
Заграница, видишь, ждёт…»
– «Горько» значит?
– …Значит – «Горько».
– Ну, Иван, целуй, вперёд.
«Что?!.. Сбежать с передовой,
не вступая даже в бой?..
Отступать?.. Поди-ка, поздно…
Помирать так, как герой».
Вот так свадьба – Very good…
Две невесты… Что за жуть…
Взгляд Ивана покосился,
сердце стукнулось об грудь…
Гости рявкнули «Ура!»
дружным хором, жениха
подгоняя к поцелуям,
«Горько» счёт свой начала:
«Раз, два, три…», -
как очумела, -
«… пять, шесть, семь…», -
аж в раж вошла,
поцелуй за поцелуем,
всё считает без конца.
Вот уж – девять…
Вот уж – десять…
вспухли губы молодца
и невесты, само знамо,
не болванки чугуна.
… а посол, как дирижёр,
подхватив сей дикий ор,
свёртком, что внесла с собою,
машет Ваньке: «Матадор!»
… ну Иван, понятно дело,
не бревно для колуна –
в губки алые целуй-ка
двух красавиц без конца –
голова вдруг побежала
каруселью и жених
от любви переизбытка
рухнул на пол и затих…
Вот момент удачи хрупкой –
Шок, разбей судьбу скорлупкой.
Ленты прочь с подарка, вскрыть
козырей шпионских прыть.
Что там в свёртке у Верноо́?
Дудка что ли?.. Для чего?..
Дудку в рот Калии́н взяла
и на свадьбу навела.
Навела и задудела
разудалый рок-н-рол,
свадьба дёрнулась от кубков,
без желанья бросить стол,
но у дудки злая сила,
тянет силой от стола –
каблуки уж сами бьются,
ручки крутит в кренделя.
И невесты, гляньте, люди,
им бы Сокола спасать,
а они, схватив друг друга,
в пляс пустились… танцевать.
А за ними и вся свадьба,
будто как сошла с ума,
вокруг дудки закружилась…
вокруг дудки и посла.
А Иван? Иван без силы,
в свод рисованный глядит,
распластался, дышит криво –
как на казнь к кресту прибит.
Пляшет свадьба и невесты.
Пляшут стервы… Не греши,
глянь обоим девам в очи –
там испуг и крик души.
Вот так дудка – злая сила,
закружила, задурила
свадьбу в дурью карусель…
Да-а, Калии́н – тебе не Лель…
Да и Ванька не Мизгирь,
хоть и жертва женских гирь,
стыд его похуже гложет
не Мизги́рев, но похожий –
тот к Снегурочке ушёл,
а Иван чего нашёл?
Плюс к Снегурочке своей?..
Динамит – корчёвщик пней.
Ишь, фитиль то, как шипит,
сыплет искрами, чадит –
стыд терзает душу в теле.
Эй, Душа, ну в самом деле,
тело грешное покинь,
воспари и с тем – аминь…
Хоть и Ванька не Мизгирь,
но от этих женских гирь,
как из мрачного подвала,
от позорного провала,
убежал бы он в леса,
да хоть, на место Мизгиря,
к той Снегурочке, к другой,
что ледышкой ледяной,
и застылою тоской
по лесам тогда бродила,
без любви, как смерть ходила,
красотою бередила
берендеев и тогда,
льдинкой хладной им дана
в наказание была.
Да-а… Островский Николай
знал – и там у них не рай…
Накуражившись над свадьбой,
дудку кинув в декольте,
Калии́н Ваньку подхватила,
да и шмыг сквозь лаз в стекле.
Сквозь ажурный свод ворот
прыг на площадь, да и в брод,
не смотря не ледоход
и студёность зыбких вод,
пронеслась по льду она,
каблуками лёд дробя –
Знать, ни тянут к дну реки
резидентские грехи.
Как экспресс-локомотив,
иней стылый с веток сбив,
устремилась на поля,
там, где снег уже с утра,
по сугробам прыг да скок,
от кордонов шмыг в лесок –
бурелом для этих ног,
лишь подмога от дорог.
Эх, резва́ Калии́н Верноо́ –
Хоть в туфлях, а далеко…
Без гудков и рельс – тайгой,
прёт с добычей по прямой,
тащит Ваньку вниз башкой
будто куль с ржаной мукой.
Ну, а что же наш герой?
Он без чувств и лишь собой
позволяет ветки гнуть,
облегчая задом путь…
Мчится Ка́лиин, спит Иван.
Мир – иллюзия, капкан.
Где же правда? Здесь? Во сне?
В трезвом утре иль в вине?
Всё мираж и всё обман,
всё девичий зыбкий стан…
Ка́лиин Ваньку донесла
сквозь урочища, леса́
аж до самой до границы
и в овраге залегла:
«Хоть туман тут, а граница…
тихо надо…затаиться…
как стемнеет проползти
к тем столбам, что впереди…
Царь то русский, ишь, как спит,
грелкой жаркою пыхтит,
не поднял бы он заставы
храпом этаким, облавы
те с медведями начнут…
Чем бы рот его заткнуть?..»
СТРАННЫЙ СОН ИВАНА
Молодцу́ же снился сон…
Он, как мы, был удивлён
необычностью сюжет –
будто он, Иван… комета
и по космосу летит,
синем пламене шипит.
На причудилось ему –
будто он, сквозь хлад и тьму,
пролетая сонм планет,
вдруг услышал там ответ,
тот, что год уже искал,
хоть того не понимал –
«По какой такой причине
так не любит Запад Русь».
… и взяла Ивана грусть,
от того, что вдруг ему
стало ясно, что к чему.
Он вдруг понял всё и сразу,
разобрав одну лишь фразу –
«От того, что прыщик Запад
враг ей вечный, а не друг,
от того и замкнут круг».
«Ах, то страх всему причиной», -
пронеслось у дурачины
в голове и он в лицо
принял мысленно тепло:
«Хочет вечно обладать
Запад Русью, не унять
пламени его расчёта,
так как ясно без подсчёта,
чем невеста хороша –
в ней богатствам нету дна…»
«В ней богатству нету дна», -
донеслось из далека
и Иван в далёких звёздах
разглядел рот карася…
Рот подплыл, и парень понял
по колючим плавникам,
что пред ним совсем не рыба,
перед ним был Запад сам.
Запад Ваньке поклонился
и признался, что влюбился
он в таинственную Русь,
потому и в сердце грусть.
«Русь, как радуга-дуга, -
начал Запад с далека, -
И добра, и величава,
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
