Текст книги "Проект - В(c) (Деформация Вельзевула(c)) (фрагмент)"

Автор книги: Павел Гросс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Гросс Павел
Проект – В(c) (Деформация Вельзевула(c)) (фрагмент)

Павел Гросс

Проект – В(c)

(Деформация Вельзевула(c))

Часть – 1

1972 год. Дальний Восток, бухта Сахалин, бухта Тихая...

Багровый шторм

Шторм бушевал, словно разгневанный, голодный хищник. Волны, вытягиваясь в гигантские, неприступные стены, замирали на мгновение и... с ревом обрушивались на маленькую рыболовецкую шхуну "Восторг"... – Ну же, ну, – кричал промокший донельзя капитан, – подтяните скорее сети, олухи царя небесного! Еще немного и нас затянет на дно... Кораблик на секунду замер, а потом резко рванулся к суровым, непроглядным небесам. Матросы, а их было трое, проскользили по поверхности палубы и все разом вцепились в спущенную в мутную, бурлящую воду, сеть... Ветер продолжал неистовать. Он ревел и крутил, поднимая над поверхностью бухты водопады соленой воды. Подхватив их, он проворачивал их в воздухе и кидал снова в морскую пучину. Матросы тянули снасти и кричали, изредка выплевывая вместе с отвратными каплями морской воды страшные ругательства. – Мать твою, – заорал, безумно выпятив глаза, матрос со шрамом на щеке, эти уроды – метеорологи... А капитан – сука! Идти в море, видя, что надвигается ураган... Если останусь живым, задушу его или, привязав к мачте, буде бить багром по почкам до тех пор, пока он не сдохнет. С-у-к-а! В следующее мгновение все моряки обернулись на странный треск, слышимый у них за спинами... Ужасно блеснула молния, проскрипев по темному небу отвратными когтями смерти. Прямо над головой послышались ужасные раскаты грома... еще мгновение и... – А-а-а, – кричал кто-то, глядя на горящую по середине мачту, – в сторону... все в сторону! Матросы отскочили к противоположному борту, как раз в тот момент, когда объятая языками пламени мачта согнулась пополам и... рухнула прямо на капитанскую рубку. Послышался грохот. Сверкнувшая через секунду молния осветила раздавленную в лепешку корабельную надстройку. Из-под двери торчал обрубок капитанской руки, под которой виднелась багровая лужица крови. Бородач – матрос взметнул к небу обе руки и, рухнув на колени на палубу, прокричал, прилагая последние усилия, стараясь перекричать адский шторм: – Боже! Если ты есть... сохрани наши души! Сохрани... Корабль вздрогнул, застыл на месте, а потом... разломился, словно щепка на две половины. Вода, кругом была багровая от крови вода и ничего больше...

Бабушка Борислава присела на краешек кровати, застеленной скудным, протертым до дыр одеялом. Она ласково улыбнулись маленькой девочке, с роскошными локонами золотых волос, и прошептала ей на ухо: – Не бойся, моя дорогая, моя милая Алисочка. Они – взрослые, очень часто совершают такие вещи, о которых тебе лучше не знать... Старушка снова улыбнулась и провела морщинистой рукой девочке по голове. Алиса как-то особенно тяжело вздохнула и, повернувшись на бок, тихо, едва шевеля губами, произнесла: – Д-а-а... А-а-х-х, а ты, бабуль, случайно не знаешь, любят они меня или нет? Ты ведь у меня такая умная... Бори слава Нагаевна закатила глаза, и, не глядя на внучку, ответила ей: – Знаешь, не могу тебе точно ответить на твой вопрос. Не знаю! Но, скажу одно, я твоих родителей сли-и-и-шком давно знаю и скажу точно, что они не всегда были такими. Мама училась в институте в Москве, а отец – собирался стать военным, но судьба... судьба жестока ко всем. Она никому, запомни, никому не улыбается. Напротив, подкидывает каждому человеку испытания, которые он – человек, либо проходит и становится счастливыми, либо ломается и... Она замолчала, прислушиваясь к заглушенным голосам, доносящимся со стороны пристройки маяка, где находилась кухня. – Мать твою, – кричал отец – Дмитрий Николаевич, своей супруге – матери Алисы – Виктории Васильевне, – ду-у-у-ра! Ты все пытаешься оплакивать своего хахаля... Этого идиота -бородача Кривина Вовку? – Да-а-х-х... – плакала мать. – Дура, подай-ка лучше мне вон ту бутылку. Будешь пить со мной? Бабушка наклонилась к внучке и, прикрыв ее посильнее одеялом, по подбородок, прошептала: – Давай-ка я лучше тебе расскажу старинную японскую сказку про плотника и демона. А, как ты смотришь на это?!.. На лицо девчушки выплыло подобие легкой улыбки, она кивнула головой, и приготовилась слушать. Бори слава Нагаевна потушила свет, и комната тут же погрузилась в магическую полутьму. И только пушистый, лунный свет, слегка освещая край запыленного окна, отражался в глазах ангела – Алисы. – Тогда слушай... В давние – предавние времена стояла на берегу большой реки одна деревушка. Весело и богато жили там люди. Только вот была у них одна беда: построят через реку мост – прочный, красивый, – а как дождь пойдет или ветер задует, разлетится мост на мелкие щепки и вниз по течению уплывет. Сколько ни строили люди мосты, а такого, чтоб дождь или бурю выдержать мог, никак построить не могли. Собрались они однажды, совет держать стали: как такой мост построить, чтоб вечно стоял? Думали, думали и решили в соседнюю деревню сходить – плотника позвать. Был тот плотник мастером хоть куда, со всей округи к нему люди шли помощи просить. Пришли крестьяне к плотнику, в поклоне низком склонились и говорят: – Просим тебя, почтенный мастер, построить в нашей деревне мост. – Хорошо, – согласился плотник. – Будет вам новый мост! – Ну и славно! – обрадовались крестьяне. Вернулись они домой и ждать стали, когда же плотник новый мост выстроит. А у плотника на душе неспокойно. "Взялся я за дело сгоряча, – думает. – Неспроста в той деревне мосты на щепки разлетаются". Да и жена ворчать стала: – Зря ты за это дело взялся. А вдруг и твой мост под дождем не устоит? Вот стыд-то будет! Ну, делать нечего – раз обещание дано, выполнять его надо. Собрался плотник и на берег реки отправился – осмотреть то место, где мост строить будет. Пришел он на берег, видит – разлилась река от дождей, бурлит-клокочет. – Да, непростое это дело – через бурную реку мост построить, – пробормотал плотник. – Надо бы его вот так строить, а может... и вот эдак ... Долго он на берегу стоял, все никак решить не мог: как же этот мост строить. Вдруг ни с того, ни с сего поднялись в реке высокие волны, закрутился водоворот и появился из воды огромный демон. – Ха-ха-ха! А вот и я! – загрохотал он. – Ну что, плотник, придумал, как через нашу реку мост строить будешь... – Да вот, думаю... – отвечает демону плотник. – Очень мне хочется людям помочь и мост хороший построить. – Ничего у тебя не выйдет, и не старайся, – засмеялся демон. – Силенок не хватит. Никто из людей этот мост построить не сможет. Не по человеческим силам эта работа. Правда, знаю я, как тебе помочь... – Знаешь? – обрадовался плотник. – Тогда дай мне совет, ничего для тебя не пожалею. Наклонился демон к плотнику поближе и говорит: – Ничего не пожалеешь, значит? Да ты не бойся, я дорого не возьму. Давай так сделаем: я мост построю, а ты мне свой глаз отдашь. Идет?!.. Обомлел плотник: – Мой глаз? Зачем он тебе? – спрашивает. – Ну вот, ты и испугался! – покачал головой демон. – Это же не больно! Зато мост через реку века стоять будет! А люди решат, что это ты его построил. – Не знаю, что тебе и ответить... – растерялся плотник. – А ты подумай, – сказал демон, – до завтра подумай. И в пучину погрузился... Стоит плотник на берегу, рукой двинуть от страха не может. "Может, приснилось мне все это? – думает. – Дождусь утра, а там посмотрим, что будет". На следующее утро, еще затемно, отправился плотник на берег реки. Только к воде подошел, да как вкопанный и остановился: высится над рекой половина моста, да как ладно срубленная! – Эй, плотник, – услышал он, – нравится тебе мой мост? Я же говорил, что хороший мост будет! Поднял плотник голову, видит – сидит на краю моста демон, улыбается. – Неужто ты один за ночь полмоста построить успел? – удивился плотник. – Конечно, один! – с гордостью ответил демон. – Это вам, людям, подмога нужна, а мне – ни к чему. Потер демон руки от удовольствия, что похвалили его, и спрашивает: – Отдашь свой глаз за мой мост? – Не решил еще, – ответил плотник. – Вот достроишь, тогда и говорить будем. – Хорошо, – согласился демон. – Завтра утром, значит, и поговорим. Совсем опечалился плотник, что делать, не знает: И мост хорош, и отдавать жалко. Проснулся он наутро, слышит: грохочет в небе гром, и дождь льет как из ведра. Обрадовался плотник: "Ну, теперь разлетится демонов мост на щепки, и не надо мне будет ему свой глаз отдавать!" Собрался он и на берег побежал. Видит – достроил демон за ночь мост, да такой красивый! И вот чудо: дождь хлещет, волны вздымаются, а мост стоит себе, как стоял, не шелохнется даже! Испугался плотник не на шутку: "Погибель моя пришла, – думает, – не отвертеться мне теперь, придется глаз демону отдавать". А тут как раз и демон из воды выглянул. – Видишь, какой славный мост я построил! – хвалится. – За такую красоту и глаза не жалко! Давай сюда глаз! – Подожди еще немного, – взмолился плотник. – Надо, чтоб все по чести было. Вижу я, что не сломили твой мост дождь и ветер, а вот выдержит ли он бурю? – Конечно, выдержит! – засмеялся демон. – Да ты, я вижу, время тянешь, должок отдавать не хочешь. Нехорошо это! – Послушай, – сказал плотник. – Ну, что ты к моему глазу прицепился? Может, я как-нибудь по-другому с тобой рассчитаюсь? – По-другому? – удивился демон. – А что с тебя еще-то взять можно? Думал он, думал, наконец, и говорит: – Ладно, загадаю я тебе загадку. Отгадаешь – мост тебе подарю, не отгадаешь – глаз отдашь. – Загадывай свою загадку, – согласился плотник. – Ишь ты, как осмелел! – захихикал демон. – Думаешь, я тебе легкую загадаю? А ну-ка, узнай к утру, как меня зовут! – Как тебя зовут?!.. – оторопел плотник. – Кто же мне это скажет, кто знает? – Не узнаешь – глаз отдашь! – крикнул на прощанье демон и в воду ушел. Побрел плотник домой печальный-препечальный. Лег спать, да не идет к нему сон. "Как демона звать могут?" – думает. Слышит плотник – заплакал в соседней комнате ребенок, подошла к нему жена, успокоила, да песенку напевать стала: – Спи, малыш мой, засыпай! Демону имени не называй! А не то Онироку придет, и глазок твой возьмет! – Что за странная песня! – удивился плотник. – Онироку какой-то придет... "Глазок твой возьмет..." Ой, да это про моего демона песня! – осенило его. Вскочил плотник и давай по комнате бегать и кричать: – Онироку! Онироку! Онироку!.. Вернулись к плотнику спокойствие и радость. Посмотрел он в окно: а там луна яркая светит, улыбается. На следующее утро чуть свет побежал плотник к реке. А демон уже на мосту сидит – его поджидает. – Ну что, плотник, узнал мое имя? – спрашивает. А плотника прямо так и распирает имя демоново сказать. Но решил он сначала демона подурачить. Медлит с ответом. – Вижу я, не знаешь, ты моего имени, – сказал демон. – Отдавай глаз! – Нет, нет, подожди! – закричал плотник. – Тебя зовут... Онитаро! – Ха-ха-ха! – засмеялся демон и даже подпрыгнул от радости. – Не отгадал, не отгадал! Давай сюда глаз! – Сейчас, сейчас скажу, – снова сделал вид, что задумался, плотник. Теперь не ошибусь. Тебя зовут... Онихати! – Неверно, неверно! – завизжал от восторга демон. – Не знаешь, все равно не знаешь! Отдай глаз! Выскочил он из воды, подбежал к плотнику, вот-вот глаз вырвет. – Вспомнил! Вспомнил! – заорал, что было мочи плотник. – Тебя зовут... Онироку! Тебя зовут Онироку! Наш мост построил Онироку! Вытаращил демон глаза. Постоял так с минуту, а потом как в воду бросится и исчез... – Подожди, Онироку, не уходи! – закричал плотник. – Я хочу, чтобы все знали, что это ты мост через реку построил! Звал плотник демона, звал, да все без толку. Не появился больше Онироку. Никто его с той поры так и не видел. А мост, демоном построенный, много-много лет людей радовал, и никакие бури и дожди ему не страшны были. Бори слава Нагаевна замолчала и опустила взгляд на кровать. Внучка, сложив руки лодочкой под голову – спала. Ее глаза, похожие на большие крылья печального махаона, были закрыты, словно лепестки чайной розы, почувствовавшей всем своим естеством наступление ночи... Бабушка улыбнулась, поправила одеяло и встала. Она осторожно, не оборачиваясь, подошла к окну и посмотрела через затуманенное стекло на улицу. Моросил слабый дождь, где-то за углом хлюпали неуютно капли дождя, падающие с ржавого водостока в прохудившийся медный таз. Сверкнула молния, осветив на мгновение двор маяка, его покосившиеся от времени постройки: сарай, построенные мужем Бориславы, когда он был еще жив – здоров, баньку в которой последние пару лет нельзя было париться – того и гляди... угоришь и конуру хворой, состарившейся донельзя лайки... Старушка покачала головой и, вытащив из кармана халата небольшую безделицу, вырезанную из дерева, внимательно посмотрела на нее. Голова домового, сделанная из куска яблони, походила больше на маленький бильярдный шар, нежели чем на старинный, проверенный временем оберег. Два раскосых глаза под широкими дугами бровей, щеки, выпирающие, словно бока беременных кошек и ехидный оскал... Во всем этом не то, что теплилось, что-то мистическое, оберег просто излучал внутреннюю, неведомую человеческому сознанию силу. Бабушка Бори слава поцеловала старинную безделицу и убрала ее обратно в карман, прикрыв его слегка рукой. – Да-а-а... – еле слышно протянула он и направилась спать.

Алиса проснулась от слабого, отдаленного крика петуха. Уже светило солнце, и настенные часы тонно отмеряя свой безудержный ход, показывали без четверти двенадцать. Девочка привстала на локтях и тут же посмотрела на стол. Под белым, вафельным полотенцем стоял в паровой бане завтрак. Она опустила голые ноги на холодный пол и тут же приподняла их обратно на кровать. – У-ф-ф... – фыркнула она, морщась, – ну и холодина же тут... Она обвела взглядом комнату. Та же, собственно обстановка, плюс утреннее парево и... человек, лежащий в совершенно неудобной позе прямо под дверью. Человек? А-а-а, это же ее отец – Дмитрий Николаевич Кукушкин – смотритель маяка. Он лежал с обнаженным торсом на полу, заложив обе руки за спину и задрав, до хруста шейных позвонков, голову. Отец неумолимо храпел и изредка посапывал, когда старался в пьяно-сонном угаре вздыхать. – Папочка... – прошептала дочь, вставая с постели. Она прошмыгнула к отцу и потрогала его за голову. – Папочка... – повторила она. Отец тут же заворочался и, разодрав один глаз, тут же захрипел: – А-а-а, – он приподнялся на локтях, занеся над бедным созданием руку, это ты собачье отродье?!.. А ну... пшла вон, в конуру к Жучке! Отец шлепнул Алису по раскрасневшейся щеке рукой и, развернувшись на другой бок, снова заснул. Отскочив к противоположной стене, Алиса закрылась обеими руками. Как же больно... больно... больно... Только боль сейчас исходила откуда-то изнутри, из самого, разваливающегося пополам сердца. Девочка выпрямилась во весь рост и, подойдя к столу, приподняла полотенце. Крынка парного коровьего молока и кривой ломоть ржаного хлеба. И больше ничего... Она взяла хлеб и, прижав его к груди, отошла к противоположному краю стола, на котором лежал сложенный вчетверо, тетрадный листок. Алиса откусила хлеб, положила его обратно на стол и, забрав бумагу, развернула ее. В ровных полях, с вертикальными красными линиями по краям было написано бабушкиным, каллиграфическим почерком:

"Не в силах больше терпеть, Алиса! Еду в райцентр... лишать твоих родителей прав... будь хорошей девочкой, никуда от маяка далеко не уходи! И возьми в моей шкатулке волосатика – домовенка. Помнишь? Я тебе говорила, что он поможет тебе в самую трудную минуту. Меня не будет два дня: сегодня и завтра... Потом я тебя заберу и отвезу к себе домой, в Южно-Сахалинск. Дождись меня, моя девочка! Твоя любящая бабуля..."

Алиса сложила бумагу в два раза и спрятала ее в карман спортивной курточки, в которой она практически всегда ложилась спать. Вернее... она ее никогда не снимала. Подойдя к шкафу, девчушка открыла дверь, и достала изнутри маленькую, резную шкатулку с вырезанным посередине, на крышке солнцем с множеством разветвленных лучей. А вот и бабушкин фамильный оберег, такой теплый и веселый, навевающий внутреннее чувство радости...

Она вышла из домика и направилась к берегу, где гурьбились и дико кричали, стараясь разделить добычу, чайки. В глазах Алисы все еще стояли слезы от обиды... "Не может быть, чтобы мама и папа, они ведь не могут меня не любить, думала она, пробираясь по шаткому подвесному мостику, перекинутому через небольшую расщелину, – ...разве ты, Господи, можешь позволять им поступать так со мной?!.. Разве я этого заслужила?!.." Она шла, едва переставляя ноги. Доски настила мостика предательски поскрипывали при каждом движении. Внизу, в нескольких метрах от подвесного моста раскинулись уродливо обтесанные постоянными приливами и отливами, большие, средние и маленькие камни – голыши, среди которых можно было рассмотреть какой-то наносной морем мусор. Девочка, держалась рукой за почерневшую от времени веревку – поручень и... В какую-то секунду что-то под ее весом скрипнуло. Раздался странный треск и... ее потянуло вместе с настилом в начале немного в сторону, потом вниз и, наконец... Мостик неожиданно прогнулся и часть его настила, с шумом обрушилась вниз, прямо на смертельный ковер из камней. Алисины ноги сами собой соскользнули, рука по инерции вцепилась в веревку. Но тело, оно продолжало тянуть в низ. Глаза сами собой закрылись, и бедное дитя неминуемо полетела на камни. Над головой кричала чайка. Видимо она пыталась на своем птичьем языке разбудить потерявшую сознание Алису. Подействовало. Девочка осторожно открыла глаза и первое, что она увидела – это голубое, странно-спокойное небо. Надрывно болело правое колено, а сердце подсказывало: "Не бойся, просто ничего не бойся... Боль сейчас проедет! Ты жива!" Ребенок приподнялся на локтях и постарался осмотреться по сторонам. Она лежала на тех самых камнях, на которые, при падении можно было бы легко разбиться на смерть. Но Алиса почему-то была жива и здорова. Она подняла голову и посмотрела наверх. Прямо над ней, тяжелыми плетьми болталось то, что всего несколько минут назад было переправой-мостом через небольшую пропасть. Видимо произошло непоправимое. Мост рухнул, как раз в тот момент, когда девочка находилась примерно на его середине. Иначе как объяснить то, что она сейчас лежала на камнях, на дне каменного мешка провала? Точно, мост рухнул, утаскивая за собой все-то, что можно было утащить, в том числе и ее – живого, полного жизни человека. Она посмотрела направо, а потом налево... Вокруг валялись осколки досок настила моста. Но как? "Ничего удивительного, – подумала Алиса, потирая ушибленное колено, – всю ночь бушевал ураган... В это время года они чередой прокатываются через бухту, снося все, и вся на своем пути. Словно подметают все старое и более непригодное к жизни... Вот и мост! Когда его в последний раз ремонтировали? Разве что при царе горохе?!.." Алиса встала и... приподнимаясь, вдруг почувствовала, что с ее груди падает что-то маленькое и теплое. Она посмотрела себе под ноги. О-о-о, это был старинный бабушкин оберег, который принадлежал домовому этого дома-маяка. Она присела на корточки и приподняла безделицу. – Неужели это ты? – прошептала она, переводя дыхание. – Неужели ты спас меня? Алиса прижала к груди, зажатый в маленьком кулачке деревянный оберег. – Неужели ты спас меня от смерти? Она раскрыла ладонь и впилась глазами в бабушкин подарок. В нем сейчас было что-то странное. То, что ранее она не замечала. Но что? Она осторожно покрутила его и... На одной из граней оберега виднелись капельки нечеловеческой крови. Но это была ее, Алисина, кровь. Она при падении рассекла колено и, видимо испачкала безделицу. Но не это больше всего привлекло ее внимание. Талисман немного потемнел и теперь он стал еще более горячим, чем прежде, до того, как случился обвал подвесного моста. Дитя убрала оберег в кармашек и хромая направилась в сторону скал. Над водой шныряли все те же, безумные чайки. Теперь они отчеканивали странную, скорую птичью речь. Они взмывали высоко в воздух, замирали там, а потом камнями падали к воде. Оказавшись у ее покачивающейся поверхности, они снова замирали, делали совершенно необъяснимый пируэт над водой, а потом вновь и вновь взмывали в воздух. Алиса прошла несколько метров, пока не увидела одну из птиц, лежащую и трепещущую крыльями у кромки воды. Она, сообразив, что с птицей случилось что-то неладное, быстро пошла в ее сторону. Чайка лежала на боку, вся перемазанная, то ли в крови, то ли в какой-то багровой, липкой жидкости. Ее крыло оказалось действительно перебитым в районе сустава. Девочка, аккуратно приблизившись к ней, присела на колени, превозмогая собственную боль и протянула вперед дрожащие руки. – Милая моя, – прошептала она, глотая редкие слезы, – как же это с тобой приключилось? Бедная, несчастная чайка. Давай-ка я отнесу тебя в дом... Ребенок на секунду задумался, осекся и проговорил: – ...вернее, нет! В дом я тебя не смогу отнести – лучше в сарай. А то, ненароком, отец тебя добьет до конца. Он не злой – виной всему эта ужасная водка...

Так в заботах и хлопотах прошел практически весь день. Только к вечеру воздушный странник немного успокоился, перестал гортанно кричать. Алиса, распрощавшись с чайкой, пошла в дом. Уже было пора ложиться спать. На кухне сидели мать с отцом и еще пара незнакомых бородачей, которые постоянно курили трубки и изредка выкрикивали какие-то совершенно ужасные морские ругательства. – А-а-а, – прошипел отец, скривив рот в пьяной улыбке, – а это, ребята, наша дочурка – Алиска! Лис, Алис, иди-ка сюда! Отец поманил дочь указательным пальцем к себе. Девочка только исподлобья посмотрела на него, затем на мать и гостей, ничего не сказав ответ. – А ну, иди сюда! – повторил отец, меняя подобие улыбки на маску гнева. Живо! Алиса попятилась к стене, пряча за спиной в руках бабушкин оберег. Видя собственную родительскую несостоятельность, Дмитрий Николаевич приподнялся с грубого стула, и пошатнулся в сторону дочери. Он протянул к ней свои промасленные пальцы, но... тут же был остановлен одним из бородачей: – Димы-ы-ы-ч-ч-ч, ну на фига козе баян? Не понимаю-ю-у-у... Оставь ты ее сейчас в покое. Давай-ка, лучше жахнем еще по стопарику, потом, курякнем и... снова за горькую... Бородач осекся, сплюнул себе под ноги, перекрестился и поправился: – Тьфу ты, прости Господи! Не го-о-о-рькую, а сладкую! Отец отвернулся от Алисы и махнул ей, подсказывая тем самым, чтобы она убиралась к себе в комнату и ложилась спать. Девочка, не раздумывая, шагнула в сторону своей спальни. Здесь, как всегда стояла тишина, утонувшая в полутьме. На стене тикали часы с кукушкой и... нигде не было ее любимой бабушки Бориславы Нагаевны... – Бабуля, милая, – буркнула плача Алиса, – приезжай скорее и забирай меня отсюда. Милая, поскорее... Девчушка не могла знать, что сегодня тело ее бабушки – лучшей в мире сказительницы японских мифов, легенд и сказок поместили в... Южно-Сахалинский морг. Врачи констатировали острую сердечную недостаточность. Но этого Алиса не могла знать. Именно по незнанию она продолжала звать к себе самого милого на земле человека. Немного успокоившись, девчушка легла на кровать, и повернулась на правый бок. Она прижала бабулин подарок к щеке и вспомнила еще одну сказку... В давние, давние времена стоял в одной деревне старый храм. И все было бы ничего, если бы не поселился в том храме оборотень. Стали люди бояться к храму подходить: то покажется им, что ступени скрипят, а то вроде и смеется кто-то. Жуть, да и только... Вот как-то раз собрались жители деревни в доме у старейшины, думать стали, как оборотня усмирить. И так прикидывали, и эдак, а ничего решить не могли. Кто же по собственной воле ночью в храм пойдет? А в это самое время пришел в деревню торговец снадобьями. Звали его Тасукэ, был он молод, а потому ничего не боялся. – Да неужели никто с оборотнем справиться не может? – пожал плечами Тасукэ. – Ладно, помогу вам – сам в храм пойду. Дождался он ночи и в храм отправился. А осенью ночи тихие: ни звука кругом. Сидел Тасукэ в храме, сидел, скучно ему стало, он и зевнул. Да так громко! Запело эхо на всю округу, все вторит, вторит, остановиться не может. Наконец, стихло все. Видит Тасукэ – стоит перед ним оборотень, улыбается. – Ты кто такой? – спрашивает. – Смельчак, что ли? Один ко мне пришел? – Конечно, один. А то с кем же? – не понял Тасукэ и снова зевнул. Оторопел оборотень: – Так ты что же, меня не боишься? – Что значит бояться? – не понял Тасукэ. – Чудак ты, да и только! – захихикал оборотень. – Все люди на свете чего-нибудь боятся. Вот ты чего боишься? – Отстань от меня, – рассердился Тасукэ. – Не возьму в толк, о чем ты речь ведешь. Примостился оборотень рядом с Тасукэ, и объяснять принялся: – Понимаешь, – говорит, – ты обязательно чего-нибудь бояться должен. Вот я, к примеру, оборотень. Меня все боятся, потому в храм не ходят. – Кто ты? Оборотень? – переспросил Тасукэ. – Никогда бы не поверил! – Да, я – оборотень, – гордо ответил тот. – Ты тоже меня должен бояться! – Ну вот еще! – ответил Тасукэ. – Дурак я, что ли тебя бояться. Уж если я чего и боюсь, то это золотых монет. Как увижу – мурашки по коже. – Ну, я же говорил, говорил! – обрадовался оборотень. – Все на свете чего-нибудь боятся. – Все? – не поверил Тасукэ. – И ты тоже? – Я? – задумался оборотень. – По правде говоря, боюсь я вареных баклажанов. Запах у них противный, с ума меня сводит. Посмотрел оборотень в окошко, заторопился. – Светает уже, пора мне уходить, – говорит. – Приходи завтра – я тебя пугать буду! На следующую ночь Тасукэ снова отправился в храм. Захватил он с собой большой чан с крышкой и много-много баклажанов принес. Сварил их, крышкой закрыл и ждать стал, когда оборотень пожалует. В полночь явился оборотень. Идет, потом обливается. Присмотрелся Тасукэ получше, видит – несет оборотень большой мешок. Отдышался и говорит: – Ну, готовься, сейчас я тебя пугать буду! Вынул он из мешка горсть золотых монет и в Тасукэ швырнул. – Ну что, страшно тебе? – спрашивает. – Сейчас еще страшнее будет! Бросился Тасукэ от оборотня, бегает по храму и кричит: – Ой, боюсь! Ах, боюсь! Обрадовался оборотень. – Все чего-нибудь боятся! – кричит. Бегал Тасукэ по храму до тех пор, пока оборотень весь пол золотом не услышал. А потом подбежал к чану, да крышку-то и открыл. Вырвался оттуда пар, и наполнился храм запахом вареных баклажанов. Поморщился оборотень, задергался весь, а потом опрометью из храма бросился. Выбежал в сад, да за дерево схватился, глядь – и в гриб превратился, большой-пребольшой. Обрадовались жители деревни, что от оборотня избавились. Накупили у Тасукэ в благодарность много-много трав и снадобий. А потом пошли в храм золотые монеты собирать. Смотрят – а это и не монеты вовсе, а грибочки. Так ни с чем они и ушли. А Тасукэ дальше отправился, и везде об оборотне из старого храма рассказывал. А что же стало с большим грибом? Он, говорят, до сих пор у храма стоит. Сначала его съесть хотели, да раздумали: может, он ядовитый, раз оборотнем раньше был?!..

Алиса неожиданно всхлипнула и, покосившись в сторону луча света, пробивающегося с кухни, прошептала, держа перед собой на ладошке оберег: – Ты волшебный, я знаю, – перебирали ее слова губы, – Бабуля... Она вытерла противоположной стороной запястья руки выступившую в уголке глаза слезу. – ...она говорила, что можешь помочь мне. Помоги, молю тебя об одном помоги, избавь меня от этих ужасных мук. Останови моих родителей! Я больше так не могу... В следующее мгновение девочка почувствовала легкое покалывание ладони. Странный звук, изданный... оберегом, заставил тут же бросить его на пол. Она вжалась в стену, прикрывшись одеялом, и стала смотреть, что будет дальше. Но ничего не происходило и девчушка, немного осмелев, откинула одеяло в сторону и слегка подала тело вперед. И вдруг... Спальня озарилась ярким, почти, что призрачным светом. Он исходил откуда-то снизу. Алиса вытянула шею и... ее взгляд тут же упал на светящийся оберег. Из его центра исходило то самое странное свечение, которое несколько мгновений назад заставило ее сердце биться учащеннее. Девочка приподнялась на руках и опустила ноги на пол. Но тут... Резкая вспышка, как в фотоателье отбросила ее на кровать. Что-то зажужжало и заискрилось. Казалось, комната наполнилась бьющим прохладой в нос, озоном. Закружилась голова, а по полу поползло легкое, туманное облако. Девочка нащупала лежащий на стуле молоток и, сжав его в руке, опустила ноги на пол. Она подошла к светящемуся оберегу и вдруг почувствовала легкое прикосновение к своему плечу. Кто-то сзади еле слышно прокашлялся. Обезумевшая Алиса прошептала, как ее учила бабушка: – К худу или к добру?!.. Тишина. Бедная девчушка теперь слышала, как бьется ее сердце. – К худу или к добру?!.. За спиной снова послышался кашель, а потом приглушенный голос произнес еле слышно: – Ты звала меня, мое милое создание? – А-а-а... – говорила, заикаясь, Алиса, – кто вы?!.. – Я? Послышалось хихиканье, переходящее на писк. – Я хранитель твоего оберега. Я... домовой. Так ты звала меня или нет? Девочка опустила дрожащие руки и повернулась. Перед ней стояло на полусогнутых кривых ножках существо, полностью опорошенное густой, колючей шерстью. Глаза незнакомца излучали холодное сияние, как далекие звезды. На полулысой голове торчал хохолком растрепанный клок волос. Домовой улыбнулся, растянув тонкие, как скрипичная струна губы и протянул: – Ну так как относительно твоей просьбы? "Бабушка была права, – мелькнуло у Алисы в голове, – стало быть существо, стоящее сейчас передо мной... не опасно..." Сердце продолжало учащенно биться и девочка, превозмогая оторопь, прошептала: – Да, я звала тебя, чтобы ты... помог мне!

Дмитрий Кукушкин протянул одному из своих гостей очередной граненый стакан с водкой. – Ну, пей же! – кинул он, глядя на бородача. Гость вынул трубку изо рта и потянулся за спиртным. Он немного подался вперед и не заметил того, как... совершенно случайно перевернул трубку так, что из нее, на лежащий, на полу хлам, выпало несколько светящихся странным блеском искр.

Домовой отошел в сторону окна и заглянул в него, оперевшись обеими руками в подоконник. – Алиса, кажется, так тебя зовут? – Да-а-а... – безучастно ответила девчушка. – Я помогу тебе, а пока... Существо повернуло голову в сторону кровати, на которой сидела Алиса. Девочка на мгновение вздрогнула, увидев, как горят красным светом зрачки незнакомца. – А пока... – продолжило существо, – пока просто ложись спать. Ты запомнишь это день на всю свою жизнь! Девочка тут же почувствовала, как по ее телу пробежала волна усталости. Она, казалось, поражала каждую клеточку ее организма, заставляя дитя склониться к подушке. Через несколько секунд Алиса, сложив руки лодочкой под головой, спала... И только пламя, разгорающееся на кухне, возле ног спящих людей становилось все больше и больше. С каждой минутой, каждой секундой продвигаясь к тому моменту, когда оно могло бы полностью поглотить все это сонное царство. Домовой подошел к кровати, согнулся и, приподняв голову к потолку, зашипело, словно дикая пантера, готовящаяся к стремительному прыжку. Существо, взмахнуло руками, погрузилось в дымку и, перевоплотившись в легкий, едва заметный туман, вошло в полураскрытый во сне рот Алисы. Через пол часа маяк охватило жуткое огненное небытие, и вскоре все было кончено... и только багровый прилив, которого никто никогда не видел в этих местах, продолжал спокойно лизать береговую линию бухты Тихая...