Текст книги "Сувенир для бога"

Автор книги: Павел Парфин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Ну что ты, милый друг, Виорахом зовут дьявола – хозяина вон той лужи.

Амелиска с нарочитой небрежностью кивнула в сторону темнеющего на глазах моря.

– Лужи, – с трудом оторвав от него взгляд, повторил Дьяченко. – А как в самом деле зовется та мрачная пучина? Бр-р-р! От ее вида у меня по спине мурашки побежали!

Дьяченко как будто забыл о первом своем вопросе. А дочь предводителя отроков отвечать не спешила. Они вышли на пристань. Здесь кипела работа. Смысл ее был неясен Дьяченко. Сотни оленеголовых созданий, цепляясь рогами за низкое небо, в считанные минуты из высокого светлого свода превратившееся в плоское грязное зеркало, сновали на тесной пристани. Одни беспрерывно подносили, подвозили на простеньких повозках, в которые сами же впрягались, знакомые голубые короба. На пристани другие отроки выстраивали из тех коробов нескончаемые китайские стены. Работой руководил ментор Братислав. В его великолепных рогах била хвостом случайная рыба Удача. Отыскав взглядом в толпе отца, Амелиска переглянулась с ним, словно искала молчаливой поддержки. Потом повернула к Дьяченко прелестную головку.

– Юфилодор. Море, в котором прячут души воков и многих-многих иных человеческих племен, называется Юфилодор.

– Души воков?! Так вот оно что!

– Тебя это так взволновало? Но ты ведь не похож на вока.

– Да, но мне поручено... Моя кровь была пролита с единственной целью – спасти души предков воков, а также души их павших воинов.

Девушка, скорчив недовольную гримаску, покрутила головой. Затем, распахнув полу кафтана, показала рукоять меча или кинжала.

– Спасать души – священное предназначение отроков, – заметила она, пристально вглядываясь в какую-то точку в помрачневшем, как ее юное личико, небе. Словно встревоженный ее взглядом, с моря подул ветер, с каждой секундой становясь все крепче и холодней.

– Вот и подходит час нашего расставания, – Амелиска снова улыбалась, глаза ее искрились, как два изумруда. Сверкали вопреки приближавшейся непогоде, вопреки смуте, вдруг овладевшей Валькиной душой... Или то блестели слезы? Девушка взяла Дьяченко за руки и нежно пожала их. – Прощай, мой милый друг! Мой новый друг.

– Погоди, ведь ты не рассказала ни о себе, ни о своем народе! вновь взволнованно заговорил Дьяченко, сделав отчаянную попытку удержать девушку – пускай на краткий миг, пускай! – Расскажи, как вы спасаете наши души.

Амелиска, как обычно, не спешила с ответом. Устремила печальный взгляд в морскую даль, где небо налилось сумеречной, свинцовой тяжестью, а волны казались могучими каменными грядами, посланными сокрушить крошечный мирок отроков. Лишь соленые брызги, разлетающиеся по пристани, охлаждали воображение. Амелиска перевела взор на отца – тот молча поднял руку и тут же опустил.

– У нас есть еще немного времени. Я постараюсь успеть. Пойдем, я покажу тебе кое-что.

Девушка потянула Дьяченко к голубым коробам, подвела к одному из них близко-близко. Помня, что в нем находится студенистое и разлагающееся, Дьяченко брезгливо поморщился. Ни слова не говоря, Амелиска открыла крышку короба. Дьяченко вздрогнул от изумления. В коробе лежали алые, синие и ярко-зеленые продолговатые кристаллообразные стержни. Они были разной длины и диаметра. Временами они коротко вспыхивали необычным переливчатым огнем. А то вдруг по ним словно электрическая искра пробегала, оставляя за собой ломаный светящийся след. Как зачарованный, глядел Дьяченко. Рука его, подчиняясь внезапному порыву души, потянулась к чудо-кристаллам, замерла в нерешительности на полпути.

– Балдеж, – восторженно прошептал Дьяченко. – Потрогать можно?

– У нас мало времени, мой милый друг, – нежное личико Амелиски выражало необыкновенную решительность и собранность. – Извини, я буду говорить только по существу. То, что так поразило тебя, мы называем "эрро", а вы, люди, – дарами, которые приносите в жертву богам. К примеру, воки поклоняются Хорсу, аммиты – Дажьбогу, тамяне – Макоши. Люди жертвуют разным богам то, в чем нуждаются сами, прежде всего свою небогатую пищу: хлеб, сыр, вино, домашнюю птицу. Иногда им приходит в голову принести в жертву какую-нибудь безделицу, за которую они готовы всякого лишить жизни.

– Да-да, золото-бриллианты, – кивнул понимающе Дьяченко. – Или чужую кровь.

– Точно. Но при этом важно даже не то, чем они жертвуют, а что они говорят – какие произносят молитвы и заклинания. И тогда случается чудо, мой милый друг. Жертва – обычная тленка, барахло, фетиш или труп молодого язычника – соединяется вдруг с искренним, страстным словом, с пылкой молитвой. Соединяются в удивительный сплав! Вот он, перед тобой. Эрро!

– Но я же видел обезглавленных кур, грязные лепешки сыра...– не понял вначале Дьяченко. Но тут до него дошло. Он вспомнил слова Братислава, невесело усмехнувшись, покачал головой.

– Понимаю. Я видел то, к чему была подготовлена моя душа. Ну хорошо, эрро так эрро, один черт. Скажи мне, а на фига оно?

– Одним таким эрро можно согреть землю в течение человеческого часа.

– В течение часа? Да ну! Ха-ха-ха!

– Напрасно смеешься. На растопку печей Юфилодора Виорах тратит десятки тысяч эрро в день.

– Неужели? И что же Виорах палит в тех печах? Может, он выплавляет золото?

– Нет, он сжигает в печах души. Такие же непутевые и доверчивые, как твоя, милый друг.

Вмиг побелевший, как смерть, Дьяченко вытаращил на Амелиску ошалевший взгляд.

– Виорах сжигает... А что же вы?

– Мы пытаемся спасти, – горькая улыбка коснулась губ девушки. Такое наше предназначение. Мне неведомо, кому первому из отроков пришло в голову обменивать эрро на души людей, но другого способа мы не придумали. Раз в месяц Виорах присылает сюда своих слуг – хлопов. От их мерзкого вида воротит даже слепого, – Амелиска закрыла рукой глаза, помолчала, пытаясь справиться с волнением. Затем уже спокойно продолжала. – Сегодня как раз такой день. Хлопы появятся из Юфилодора, как обычно, на тране. Его трюмы будут забиты душами бедолаг.

– Почему бы вам не напасть на них и не разделаться одним махом? предложил вдруг Дьяченко. Глаза его загорелись незнакомым огнем, сердце тревожно забилось в предчувствии скорой опасности.

– С кем разделаться? С хлопами? – Амелиска отрицательно покрутила головой. – Отроки – перевозчики, а не воины. А хлопы – настоящие головорезы. Что и говорить – демоны.

– Демоны?! – ужаснулся Дьяченко, будто раньше не помышлял, о ком идет речь.

– Демоны с гадким обличьем крыс.

Они замолчали. В безотчетном порыве Амелиска прижалась головкой, увенчанной изящными рогами, к плечу человека. Неотрывно она смотрела на темно-лиловую воду, вспученную тысячью волн. Дьяченко попытался проследить за встревоженным взором девушки, но безуспешно. Всякий раз, когда он достигал взглядом ближайшей волны, в глазах его мутнело, он словно проваливался в кипящую воду, и в конце концов ему опять приходилось сосредотачивать внимание на взгляде девушки, с прежней одержимостью устремленном в ревущую пучину.

– Послушай, Амел, я бы очень хотел вам помочь.

– Амел? – девушка удивленно повела бровью – так ее не называл даже демон, тайком являвшийся во сне. Чтобы скрыть смущение, с нарочитой резкостью отрезала. – Исключено, Вал! Во-первых, ты всего лишь душа. Нашими стараниями ты обрел на короткое время плоть. Прости, Вал, но это так. Мы постарались сымитировать твое прекрасное тело. Ну и... Мой отец принял твердое решение вернуть тебя в мир живых.

– Теперь я скажу: исключено! Я должен племени воков...

– Ты ничего им не должен. Твой приход к ним случаен. Забудь о воках, Вал, – мы вернем тебя в твой мир!

Атаковавший с моря ветер поначалу стих, а теперь налетел с новой силой. С ужасным грохотом раскололось небо, выпустив наружу из образовавшейся трещины золотое жало. За первой молнией жахнула вторая, третья...

– Все! – пыталась перекричать шум ветра Амелиска.– Поспеши к отцу! Сейчас здесь появятся хлопы!

– Погоди! Хотя бы еще минуту! Я хочу подарить тебе свое эрро. Вот!

Дьяченко протянул девушке бронзового единорога. Амелиска быстро поднесла его к глазам:

– Что это?

– Сувенир для бога, новейший источник энергии!

– Чушь! От него нет никакого прока. Это просто кусок меди. Забери!

– Тогда есть еще один сувенир, последний!

– Милый друг, ты мешаешь мне – я уже должна быть в строю!

Но Дьяченко не слушал девушку. Стремительно наклонившись к ней, взял во вновь обретенные руки чудесную ее головку и поцеловал. Амелиска застыла. На кончиках ее ресниц трепетала соленая вечность, принесенная с моря. Совесть, украдкой улыбаясь, уступала место новому, еще незнакомому, чувству. Была ли совесть в родстве с ним? Спросите о чем-нибудь полегче! Пунцовые цветы расцвели на щеках Амелиски. Был ли это знак любви или цвет молодой, неутолимой жажды жизни?.. Амелиска сладко расплывалась, как Валькино отражение в ее влажных очах. Тем временем ветер крепчал – не для нее. Непогода – не для нее, ведь в душе ее – благодать, в широко открытых глазах зажглись две беспечных зеленых звезды, похолодевшие губы шепчут неумело, бессвязно, точно заново учатся говорить... Амелиска медленно приходила в себя.

*9*

Увы, не все есть любовь, не все есть рай, чем бредит молодая душа. Обняв Дьяченко, девушка еще искала лазейку из добровольного плена, еще удивлялась запаху счастья, вдруг обнаруженному за воротом его рубахи, – она еще искала себя в нем, когда... Когда метрах в двадцати от берега из черной кипящей пучины вынырнуло чудовище – с тупой рубленой мордой, по всему виду механическое, оттого не знающее ни жалости, ни меры.

– Тран! – загалдели кругом отроки.

– Тран! Всем занять свои места! – загремели голоса оленеголовых командиров, не оставив панике ни единого шанса овладеть кротким племенем.

"Тран!" – тут же подтянулась Амелиска – теперь ее душа пела походный марш.

Расстояние между судном хлопов и берегом стремительно сокращалось. Очертание трана становилось все четче, все угрожающей. Спереди необычный транспорт хлопов был похож на кита или допотопную подводную лодку, как сыпью, усыпанную красными заклепками. Задрав на мгновение морду, тран полез на пристань. Показались восемь громадных колес – сначала лопатя воду, затем круша хлипкие опоры и доски. Следом тяжелое низкое днище с ужасным грохотом утюжило остатки пристани.

Амелиска, подняв над головой короткий меч, вскоре примкнула к одному из отрядов отважных соплеменников. Девушка навсегда забыла о милом друге. А отроки, сплотив свои ряды, озабоченными, настороженными взглядами встречали посланников дьявола.

Дьяченко увидел, как Братислав, находившийся слева от пристани, позвал его жестом. Но вместо того чтобы последовать его зову, Валька устремился в самую гущу оленеподобных воинов. Он еще надеялся нагнать Амелиску.

Тем временем тран, провалив под собой громадный участок настила, наконец замер посреди пристани. Ужасное железное чудовище было вымазано в красно-бурый грунт, за ним волочились пучки рыжих и лиловых водорослей. Наверху с угрожающим скрежетом откинулись люки – их оглушительный лязг острой болью полоснул по Валькиному сердцу. Он вздрогнул: ему почудилось, что на тракторные колеса необычного подводного судна намотаны человеческие волосы и кишки. Бр-р! Зажмурившись, Дьяченко помотал головой, пытаясь поскорей отделаться от чудовищного наваждения. Бр-р! Открыв глаза, вздохнул облегченно: слава Богу, никакие то не внутренности и не волосы, а необыкновенной длины трава, которой сплошь был увешан тран.

Отроки разделились на три примерно равночисленных отряда. Первый неровным полукольцом обступил стального кита. Второй, построившись в каре, охранял короба с жертвоприношениями людей. Третий отряд затаился в бесхитростном и, по всей видимости, ненадежном оборонительном сооружении с низкими глиняными стенами и единственной башней, сложенной из морских камней. С всевозрастающим напряжением отроки ожидали хлопов. Наконец демоны появились.

Они выскакивали из распахнутых люков, точно ужаленные. Обличьем своим они напоминали громадных хищных крыс – по крайней мере крысиными были их головы, хвосты и задние лапы. Одеты звероподобные хлопы были в великолепные белые плащи, подбитые пурпурными лентами

Приземляясь на сильные лапы, демоны лихо стучали по пристани, словно палачи хлыстом, тяжелыми хвостами. Несколько отроков, взвыв, мигом отпрянули – бедолаги угодили случайно под слепую раздачу. Хлопы, видя, как корчатся от боли оленеголовые, прыснули со смеху, вереща противными писклявыми голосами. Ну вылитые крысы!

Тут же из рядов отроков выступило с полсотни хорошо вооруженных воинов, выставив перед собой лес копий и длинных и относительно широких, диаметром с руку, трубок. Дружиной оленеголовых бойцов командовал Братислав.

Хлопы, встретив первое сопротивление, недовольно загудели, ощетинились частоколом мечей и увесистых палиц. Они принялись задирать отроков, скаля зубы, выкрикивая непонятные резковатые фразы, продолжая стучать хвостами по мокрому настилу, осыпая противника тучей грязных брызг. Отроки не остались в долгу: отругивались по-своему, даже пару раз пальнули в воздух из диковинных мушкетов. Атмосфера накалилась до предела: казалось, еще миг – и начнется жестокая рубка.

Дьяченко остановился шагах в тридцати от пристани, не решаясь подойти ближе. Вот странное дело: по словам Амелиски, он был бесплотным созданием, душой, но... но умирать в очередной раз ой как не хотелось! Свежи еще были воспоминания о предыдущей смерти. И кто ему скажет, случись что с ним снова, куда теперь приведет его новая цепочка превращений? Вот уж поистине пути души неисповедимы.

Дьяченко старался не упускать из виду Братислава. Благо рост ментора делал его заметным издалека. Валька увидел, как голова предводителя отроков быстро заскользила над рогами его соплеменников, устремившись в сторону неприятельских рядов. Братислав крикнул что-то властным голосом, от толпы бранящихся хлопов отделился громила со свирепой наружностью, рыкнул в ответ. Голова у демона была громадной, больше смахивая на голову дикого кабана, чем на крысиную. Вожак хлопов оглянулся было на своих бойцов, будто искал у них поддержки... как вдруг сделал коварный выпад в сторону Братислава – с плеча рубанул мечом. Но ментор ловко парировал, и вот уже его копье замерло в опасной близости от горла свирепого хлопа.

Противостояние, казалось, стало еще невыносимей, перевалив за новую точку терпения. Казалось, еще один случайный или сознательный жест, выпад, окрик – и столбик взаимной ярости и гнева поднимется на новую отметку. Хотя куда уж выше?

Враждующие стороны застыли друг против друга, прислушиваясь, кого из них первыми позовет смерть. Очень тихо стало. Даже хвосты хлопов угомонились, скрючились мертвыми гадюками. Зато снова стали слышны свист ветра и хлесткие удары волн о берег. Тишина была похожа на созревший нарыв – вот только кто возьмет на себя смелость проколоть его?

Не отводя взгляда от соперника, Братислав резко опустил копье. Повернувшись спиной, шагнул к ближайшему голубому коробу. Громадный демон дернулся было за ним, но пронзительный крик остановил его – уж больно неожиданно он раздался. Кричала женщина. Бросившись наперерез вожаку крысоголовых, она кинулась ему под ноги, неловко упала, громила грубым рывком вскинул над головой хрупкое тело девушки. У Дьяченко, наблюдавшего эту невероятную картину, перехватило дыхание: в спасительнице Братислава он узнал Амелиску. Дочь спасла отца! Слишком поздно – только сейчас до Вальки дошло, как же дорога она стала ему...

Вразнобой загоготало хлопское воинство. Ахнув хором, отроки зароптали, зазвенели оружием, но так и не тронулись с места, видимо, ожидая немедленных указаний от своего предводителя. А тот, ничем не выдав своих настоящих чувств, повел себя так, будто ничего из ряда вон выходящего не произошло. Будто ропот его верных подданных и гнусный смех лютых врагов – всего лишь шум поднявшейся бури. Будто девушка, оказавшаяся заложницей у ненавистных пришельцев – не дочь его кровная. Зато дочь его истинная – неизбывное чувство долга, святая обязанность спасать души людей... Никому не ведомо было, что на самом деле испытал Братислав перед тем, как повелел передать хлопам жертвоприношения людей.

– Мы приготовили вам дары, посланники Виораха. Эти дары собраны неутомимыми смертными, верующими в богов своих и спасение душ. Мы готовы признать за вами право выбора, но в свою очередь требуем от вас выполнения обязательств, обещанных нам вашим повелителем. Эрро – достойная плата за человеческую душу. Погляди, Ксилл, какие здесь сокровища!

– Никогда ты так долго не говорил, ментор. Ты словно чего-то боишься, – насупившись, злобно заметил вожак крысоголовых. – Я вижу, тебе безразлична участь твоей дочери, – Ксилл обернулся – несчастная девушка переходила из лап в лапы, пока не оказалась прижатой к испачканному красной глиной колесу трана. При этом Амелиска вела себя, как настоящая дочь царя – ни стоном, ни шепотом, ни жестом не выдала страха, охватившего ее юную душу. А как она хотела позвать на помощь!..

– Нет, ты явно что-то скрываешь! Может, среди твоих рогатых слуг затесалась живая человеческая душонка, за которую ты не внес выкуп, а, ментор? Душонка с душком, – громила смачно рыкнул, довольный собственной шуткой, за его спиной услужливо задребезжали крысоголовые демоны. Зато у Вальки душа ушла в самые пятки: "Черт, он все знает!" Подозрение вожака хлопов застало его врасплох. Дьяченко тотчас пожалел, что не воспользовался возможностью вернуться в мир людей. Пожалел, но вдруг, к своему ужасу, не смог вспомнить тот обетованный мир, откуда пришел – как будто и не жил в нем никогда. Будто душа его шла дорогой, не имевшей начала. Неужели?.. Что-то смутное промелькнуло в его остывшей памяти, и в тот же миг рассыпалось-разлетелось, словно старая зола. Эх, а может, и в самом деле не жил никогда?..

Тем временем ментор отроков не на шутку разгневался:

– Да как ты смеешь сомневаться в моей честности, Ксилл?! Запомни: всякая душа в моем доме желанный гость! Какой бы при этом она ни была заблудшей овцой... В отличие от таких, как ты – дьявольское отродье!

– Ну-ну, поумерь свой пыл, Братислав! – зарычал здоровяк Ксилл. Давай, показывай свои петушиные дары. А я еще погляжу, отдавать ли за них грешные душонки... Да, и не забудь, рогатый ментор, что твоя дочь в моих руках! А тебе ли напоминать, как мои воины охочи до рогатеньких самочек. А-ха-ха-ха!

Братислав молча стерпел оскорбление. В первый момент показалось, что он глубоко подавлен злым намеком Ксилла. Братислав понурил голову, словно раздумывая, что бы ответить демону... Но вдруг, вскинув рога, яростно крутанул головой, спеша избавиться от уныния и слабости духа – его благородные оленьи рога с шумом врезались в густой от брызг воздух. Ш-ш-ш-шахх! Ментор вонзил взгляд в первого, кто попался ему на глаза. По роковой случайности или по велению его сердца весь гнев и ненависть Братислава обрушились на Дьяченко. Не отводя взгляда, тот принял удар. Вздохнул лишь: "Поделом мне. Такую девчонку подставил..."

По приказу Ксилла хлопы принялись осматривать коробы с жертвоприношениями. Слуги Виораха вели себя бесцеремонно. Хищно копошились, точно корабельные крысы, переругивались противными писклявыми голосами, совали грязно-серые усатые морды в то, что люди с любовью и верой собрали богам своим. Придирчиво перебирая прекрасные эрро, небрежно швыряя их под ноги, пиная, роняя в морскую бездну, хлопы непрерывно задирали кротких отроков – оскорбляли не до конца понятными Дьяченко выкриками, жестами, щелкали мечами по оленьим рогам. Слуги Виораха чувствовали себя хозяевами положения.

Глядя, как племя отроков стойко сносит унижения хлопских крыс так Дьяченко в душе прозвал омерзительных посланников дьявола, – он вдруг почувствовал приближение чего-то очень важного, неизбежного для терпеливых спасателей душ и для него самого. Это довольно странное, тревожное ощущение, пока еще не осознанное и неизъяснимое, нашептано было рассудку одним лишь внезапным предчувствием: "Вот явится скоро новая беда, и новый дар обретешь ты со страданием чудным". А потом пришло к Дьяченко совсем уж необъяснимое: "Все, что видел ты и ощущал до сих пор, подобно прелюдии, присказке, разговору вокруг да около. Но совсем скоро все станет на свои места, обретет долгожданную ясность и смысл, и события понесутся, не оставляя времени на раздумья".

Внимая с открытым ртом и испуганными глазами собственным ощущениям, Дьяченко пропустил момент, когда из люков в тране возникли новые невиданные создания, больше похожие на тени, чем на порождение живой природы. Жемчужно-серые, как пепел, они казались совершенно бесплотными. Они держались друг за дружку с какой-то отчаянной цепкостью. Двигались по пристани неровной дрожащей вереницей. Ветер нещадно трепал их, как веревку с бельем: тех, кто возглавлял и замыкал шествие, то и дело отрывал от земли, силясь унести с собой в штормящее море.

Волнуясь, отроки взялись пересчитывать пепельных, отводить их в сторону, в безопасное место – подальше от крысоголовых и их ужасного судна. Дьяченко оказался рядом. Ему удалось как следует разглядеть вновь прибывших. Поначалу Вальке показалось, что у пепельных незнакомцев нет лица – лишь серые овалы, гладкие и чистые, точно вечность расчистила их для нового живого письма... Затем, всмотревшись, Дьяченко обнаружил-таки едва уловимые очертания бровей, глаз, губ, едва намеченный рисунок носа. Не лики, а древние письмена или графические заклинания, истертые временем и забвением!.. Вид душ поразил Дьяченко, заставил глубоко переживать – он никак не хотел смириться, что и ему суждено воплотиться в пепел. Да он и был бы пеплом – душой-сырцом или душой-отголоском, кабы не воля Братислава и его славной Амелиски.

Большую часть душ отроки успели отвести под защиту глиняных стен и башенки, построенной из морского камня. Оттуда послышался странный звук, будто там, недоступные постороннему взгляду, запели деревья – зашелестели украдкой листвой.

Валька с тоской поглядывал на происходящее. Его уже откровенно достало бездействие, он не находил себе места, но ринуться в самую гущу крысолобых ублюдков... Нет, на это отважиться он не мог. По крайней мере сейчас. "Трусливая душонка, тьфу!" – ругал он себя, при этом понимая, что дело здесь не в трусости, а... в недоверии. Ему вдруг пришла сумасбродная мысль, что обе стороны вздумали разыграть перед ним некое театральное действо. Неясно только было, во что все это выльется – в драму или комедию.

Неожиданно до Дьяченко донеслись громкие голоса, затем крики и откровенная брань. Между отроками и хлопами начались какие-то разборки. Оленеголовые возмущенно жестикулировали, наставляли на противника рога, будто собираясь преподнести ему долгожданный урок. В ответ хлопские крысы грубо отпихивали отроков, оттесняли от коробов с жертвоприношениями. Наконец раздался звон мечей, тупые удары тяжелых предметов о щиты и латы, сопровождаемые угрозами и проклятиями. Ветер, не стихавший ни на минуту, донес обрывки фраз: "...Здесь не все!.. Где остальные?!" Дьяченко догадался: хлопы наверняка смухлевали, отроки недосчитались положенного числа душ, которых они рассчитывали получить в обмен на эрро, теперь требовали недостачи, а слуги Виораха, видимо, решили откровенно отшить оленеголовых.

Однако стычка так же быстро погасла, как и вспыхнула – Братислав приказал отрокам отступить. Те беспрекословно повиновались. Заслонив собой спасенные души, ощетинившись копьями, отроки напряженно ожидали новых выпадов со стороны хлопов. Но слуги Виораха, по всему явно довольные трофеями и тем, как они ловко провели незадачливых рогоносцев, не собирались больше меряться силами. По обыкновению угрожающе насупившись, выставив перед собой мечи, подгоняемые рублеными командами своего вожака, хлопы быстро пятились к трану. Вскоре они исчезли в его бесчисленных люках, унося с собой бесценные эрро, уводя в плен прекрасную дочь ментора отроков.

Братислав проводил Амелиску – до тех пор, пока она не скрылась в трюме ужасного судна, – долгим взглядом. Дьяченко перехватил его, но не прочел в глазах ментора ни боли, ни любви, ни стыда. "Ну что за народ! – Валька был вне себя. – Они готовы пожертвовать родным дитем ради безымянных душ, среди которых, уверен, хватает грешников, неудачников и просто тупиц. Эх, один я чего стою... А ведь действительно, мы ничем не лучше отроков, когда иногда жертвуем чужим и незнакомым людям самым дорогим, что у нас есть, – любовью и свободой".

Дьяченко слабо-слабо, будто стыдясь собственного поступка, махнул рукой, когда два мордастых хлопа опускали в люк Амелиску. Его Амелиску! На Валькином лице была написана полная безнадега – полный абзац! Дьяченко ненавидел себя за слабость и трусость, за то, что он мало чем отличался от бесплотных, пепельных душ. Да ничем, черт возьми!

*10*

Со стороны трана донесся низкий гул, корпус китообразного судна заметно задрожал, два-три сильных толчка сотрясли его, лязгнув, двинулись тяжелые, словно мельничьи жернова, колеса, с новой жадностью вгрызаясь в тело пристани. Рыкнув еще раз, тран попятился, покачивая корпусом, как обожравшийся зверь – и наконец грузно плюхнулся в море, разбив вдребезги с дюжину волн.

Дьяченко стало жутко тоскливо, будто он утратил сейчас кусочек души. Впрочем, так оно и было: вместе с нахлынувшей тоской он ощутил с болезненной ясностью, уже в который раз осознал, как сильно привязался к Амелиске. Огляделся, безотчетно пытаясь отыскать взглядом хоть кого-нибудь, кто бы мог развеять его тоску и укрепить дух. Но вместо этого увидел все ту же картину, которую ему пришлось наблюдать с первых минут пребывания в мире отроков. Голый песчаный берег, удивительно резко обрывающийся слева и справа, будто уходящий в небытие. Позади по-прежнему поднимался непроницаемый плотный туман или жертвенный дым, срок которого, казалось, давно уж истек. Вон сиротливая пристань, в центре разрушенная колесами трана. Опрокинутые короба опустошенные посланниками дьявола. Море и небо цвета сырого цемента. Две бездушные стихии вселяли одинаковый ужас, они силились слиться друг с другом, соединиться волнами-тучами, сродниться бушующей плотью. "О боже!" – Валька тоскливо вздохнул. Ни деревца, ни постройки, кроме потерявшей смысл пристани и убогой глиняной крепости. Только сейчас он обратил на это внимание: ведь по сути негде скрыться в такую погоду!

Еще минуту бесцельно потоптавшись на месте, он направился к Братиславу. Валька был уверен, что ментор, скорее всего, единственный, кто знал, чем закончится эта невероятно дикая история. Спустившись с пристани, тот отдавал какие-то указания, отроки заново пересчитывали души, разделяя их на небольшие, по 15-20 созданий, группы. Тесно прижавшись друг к дружке, души едва не слились в пепельно-серые кучи, очень похожие на кусты, укрытые вечерними сумерками. Души мерно покачивались из стороны в сторону, тихонько роптали. Их удивительный ропот, как уже успел заметить Дьяченко, напоминал шелест молодой листвы. Он пробивался даже сквозь невыносимый вой ветра. Послушав, как дружно шелестят души, Валька опять вздохнул: хоть бы какое деревце попалось в округе или ветхий домишко на худой конец!

– Ну и буря! Волны так и рвут пристань. Того и гляди сорвут со свай и унесут в море, – поделился он опасениями. – Неплохо бы укрыться где-нибудь. Есть тут что-нибудь поблизости?

– От бури спастись можно, от своего предназначения – нет, молвил в ответ Братислав. Он неотрывно вглядывался в клокочущее будто от злобы море. Дьяченко проследил за его озабоченным взором: ментор смотрел не на взбешенную воду, а на асфальтовое, спустившееся к самому морю небо. Море и небо, одинаково серые, одинаково враждебные человеку. Что из них было истиной, а что – отражением, суррогатом, фантомом? Иль все есть иллюзия, дьявольская забава, навязанная Валькиному рассудку... может, дьяволом и навязанная. "Нет, не верю, не может повсюду властвовать сатана!"

Чем дольше вглядывался Дьяченко в штормящую даль, не сулившую ему, казалось, ничего, кроме неминуемой гибели, тем сильней крепла в нем уверенность, что то и не небо вовсе, а его, Валькина, дорога. Поменявшаяся вдруг местами с небом дорога, по которой он уже столько прошел и по которой еще Бог знает сколько придется пройти. Асфальтовая дорога жизни – вверху, седое и одряхлевшее небо – внизу... А если небо спустилось, значит, поблизости Бог.

– Мы не сможем долго противостоять стихии, – продолжал настаивать Дьяченко, почувствовав в себе странное упорство и еще не осознанную до конца волю. – Гляньте: вашим людям нелегко. А как зябнут души, словно их бьет смертельный озноб! Без укрытия нам никак не обойтись!

– Совершенно напрасный страх, – Братислав скривил губы в ироничной усмешке, все так же пристально буравя асфальтовую даль. – Излишне бояться чужой судьбы и совсем уж глупо заботиться о тех, кто не назначен тебе ни Богом, ни дьяволом.

– Тогда какого черта вы позволили тем мерзким крысам увести вашу дочь?! – взорвался Дьяченко. Его начала раздражать спесивая мудрость оленеголового предводителя. – Если не вы, то кто же тогда смог бы защитить ваше чадо?!

Братислав мельком, уголком глаз смерил человека.

– Не суди о чужих дарах и потерях лишь по своим, человеческим, меркам. Свет не одна лишь жизнь, а ночь не только смерть. И для каждого из нас есть нечто в этой беспокойной вселенной, чья цена выше нашей собственной жизни, а бывает, и дороже жизни тех, кого мы любим больше себя.

Поучение ментора внезапно было прервано пронзительным криком. Кричал один из отроков. Он одновременно пытался привлечь внимание своего господина и показывал рукой на небо. Дьяченко глянул в том направлении и без труда обнаружил светлую точку – некое знамение, вдруг возникшее на его пути. Валька поклясться мог, что еще минуту назад там и в помине не было ничего похожего!

При виде загадочной точки Братислав с облегчением вздохнул. Затем зычным голосом отдал приказание: – Кировол, Махро, Амеррат, Пихо, готовьте души дионисов к посадке! Через минуту райбусы будут здесь!

– Души дионисов? – не сразу поняв, о ком идет речь, повторил Дьяченко и посмотрел вопросительно на Братислава. Однако тот явно не собирался ничего ему объяснять. "Ладно, посмотрим, как будут дальше развиваться события. Рано или поздно все станет ясно", – Валька решил не дергаться раньше времени и вновь уставился на светлую точку. Теперь это была уже не точка, а, скорее, белое яблоко. Да, необычный небесный объект быстро увеличивался в размерах, его очертания становились все четче, все фантастичней, поражая Валькино воображение. Вот неопознанный объект приобрел форму летающей тарелки. Дьяченко тут же захотелось крикнуть: "Быть такого не может!" – но он сдержался. Однако в самом деле: летающая тарелка над их головами – неужели такое возможно в мире, и без того совершенно непостижимом для нормального человеческого разума?