Текст книги "Сумасшедший репортер"

Автор книги: Павел Парфин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

3

Женька как угорелый несся к Харьковской. Уже перебегая улицу на красный свет, он совершенно ни к месту вспомнил, что забыл выяснить, отчего при его появлении неожиданно смолкла цыганская песня, знакомая и далекая, как воспоминания о кино детства. «Надо будет спросить у голубоглазого деда, где он прячет радиоприемник».

Пересекши по диагонали дворами и закоулками жилой район, находящийся сразу за Харьковской, через пять минут быстрого бега запыхавшийся Безсонов стоял у высоких ворот новой автостоянки. Быстро поднялся по железной лестнице, круто ведущей в будку охраны. Перед тем как войти, жадно оглядел сверху стоянку. Без труда отыскал Генкин трейлер – его «мерседес» сразу бросался в глаза среди массы автомашин разных марок и назначения, стоявших в ряд в правильном порядке на заснеженном огороженном пустыре.

Безсонов вбежал в будку. Молодые люди (он – в военном бушлате с камуфляжной окраской, она – в дорогой и совершенно дикой кофейно-сиреневой дубленке) азартно резались в карты.

– Сутки – пятнарик, – не поднимая головы, буркнул охранник.

– Какой пятнарик? Я на «ментовке» привалил! – глупо пошутил Безсонов. Но охранник и девушка, одновременно перестав выяснять отношения с помощью карт, тут же уставились на Женьку.

– Шутка. А вот теперь совершенно серьезно: мне срочно нужен хозяин вон того «мерса»! – Женька махнул рукой в сторону окна, выходящего на стоянку. – Куда он подался?

Молодые люди переглянулись.

– Что за мужик?.. Которого на сахаре кинули? – спросила девица.

– Он и вам все разболтал?!

– А то как же! Мы у него в доверии. Мы у всех водил в доверии! Охрана как никак, – охранник гордо походил шестеркой «пики», потом глянул исподлобья на Безсонова. – Мужик, а это случаем не ты ему елок подсунул?

– Точно. Но не все. Еще несколько кубов надо доложить.

Молодые люди рассмеялись.

– Тогда тебе на Ахтырскую надо гнать, в раймилицию. Он туда минут пятнадцать назад почесал, – сообщил паренек. – Только если будешь и дальше с нами прикалываться, менты все его елки «посадят»! – и охранник опять громко загоготал.

Перебегая наискосок Ахтырскую, Безсонов, возбужденный, уже в который раз проигрывал в воображении замысленную им акцию и, оттого тихонько посмеиваясь, вдруг встретился глазами с молоденькой мамашей в белой кроличьей шубке. Женщине, с почти отрешенным видом катившей впереди себя коляску с плюшевым верхом, по-видимому, мгновенно передалось возбужденное Женькино состояние – ожидание надвигающихся необыкновенных событий и еле сдерживаемая веселость. Мамаша улыбнулась чему-то очень приятному в своей душе, черты лица ее стали мягче и красивей, она потупила глаза, но, перевезя коляску через дорогу, не выдержала-таки и оглянулась, ища взглядом беспокойного прохожего. Безсонов входил в двери раймилиции.

У стены, напротив окошка дежурного, стояла простая лавка, на которой могли бы уместиться пять-шесть мужских задов или четыре бабских. Сейчас на лавке сидел, понурив голову, один-одинешенек мужичок в синем комбинезоне с белой «мерседесовской» звездой на груди. Женька молча сел рядом с ним. За Безсоновым подозрительно наблюдала пара милицейских глаз, глубоко посаженных в зарешеченную «дежурку».

– Ген, я уж и не надеялся успеть! – Женька не скрывал радости в своем голосе. – Есть новость для тебя!

– Да ну?! – сразу же воспрянул Генка. – Неужто сахар мой нашелся?!

– Послушай, пойдем на улицу, покурим, и я тебе все расскажу.

Они вышли на Ахтырскую, закурили. Спичка, как крошечный красный флажок, описала короткую дугу и упала в белый, не тронутый людьми и машинами снег.

– Гена, не нашел я твой сахар. Но и здесь, – Женька кивнул на двери раймилиции, – его никто не будет искать. Ты же нездешний, несумской. Ну какому менту ты нужен, да еще под самое Рождество?!

– Што ж мне делать? Все забыть? Четыреста мешков сахара!.. Тогда пойдем возьмем водки и поедем к сестре!

– Нет, Гена, у меня вариант получше и, главное, веселей!

– Ну?

– Мы поедем сейчас раздавать твои елки!

– Да ты што, спятил?! Кому они нужны после Нового года?! Разве что психам! Да и им елки не нужны – откуда у психов елочные игрушки?

– Гена, я тебе заплачу. Сто гривен хватит?

– Ну разве что на водку с закусоном…

Спустя четверть часа в ворота завода, обозначенного на куске желтого ватмана как ВАТ «Метал-Крафт», шумно въехала «фура» с эмблемой известного западногерманского концерна. Охранник, с нелепым видом устремившийся было в погоню за трейлером, неожиданно получил в подарок молоденькую елочку из рук крепкого водителя в синем комбинезоне. Когда Генка, подведя охранника к распахнутым дверям трейлера, показал, что скрывается в продолговатом нутре фургона, охранник аж взвизгнул и по-бабьи всплеснул руками, потому что тем охранником оказалась баба Сидоровна, только что принявшая пост.

Безсонов вбежал в коридор одноэтажного здания и, распахивая все подряд незапертые двери, едва сдерживая озорной смех, созывал всех на заводской двор: «Там огромную машину елок привезли! Пойдите гляньте!» Некоторые работники бумаги и карандаша, услышав новость, смотрели на настенные календари или карманные календарики, многозначительно переглядывались между собой, кивали вслед побежавшему дальше Безсонову и крутили пальцем у виска. Но большинство инженеров и технологов с готовностью отодвигали набрыдшие чертежи, спецификации и технологические карты и, вспомнив молодость (когда не раз приходилось бегать, чтобы не прозевать очередь за каким-нибудь дефицитом), потешно топоча слабыми ногами пенсионеров, неслись во двор. А там человек в красивом импортном комбинезоне с трехконечной звездой выдавал с важным видом елку или сосну и даже требовал расписаться в «Журнале регистрации».

Женька быстро обошел все отделы. Напоследок заглянул в тупичок. За столом никого не было, да и сам стол был совершенно пуст за исключением откуда-то взявшегося трехпрограммного приемника, питающегося от радиосети. Приемник молчал.

Инженеры и технологи не спешили возвращаться на рабочие места. Опершись или обняв зеленые деревца, они оживленно обсуждали неожиданную сегодняшнюю раздачу. Перед ними радостно крутился с диктофоном Безсонов.

– Раньше директору надо было! – говорил высокий худой старик в очках с толстыми линзами. – Куда я теперь с ней? Меня ж засмеют в транспорте! Скажут: «Смотрите, старый совсем сказывся – неделю назад Новый год был, а он только сейчас елку тащит!»

– Плевать мне, что это быдло скажет! – горячилась полная женщина с некогда красивым лицом. – Сегодня Рождество Христово, и мои внуки будут в восторге, когда увидят такую красивую елочку!.. Меня другое смущает, – и дама перешла на заговорщицкий шепот. – Что если наш директор пустил на эти елки всю задолженность по зарплате? Мы опять на три месяца без денег останемся!

– Нет, всю задолженность не мог! – не согласился высокий старик в очках. – Давайте посчитаем: себестоимость одной елки не больше трех гривен, а всего елок в таком трейлере…

– Постойте! А откуда у Андрея Васильевича вообще могли взяться деньги?! Ведь наш завод полгода как банкрот! – вмешался в разговор вертлявый лысенький мужичок, нервно сжимавший в руках спортивную шапочку.

– Илья Степанович, вы, как всегда, будто с луны свалились! – молодецки упершись руками в бока, занесла над лысым свою большую грудь дамочка. – Пока вы болели черт знает чем, Андрей Васильевич получил международный кредит!

– Да-а, теперь наш завод ожидают большие перемены! – мечтательно произнес высокий старик.

– Как же, как же! Если директор ваши «перемены» не пропьет! – насмешливо заметил незаметно как подошедший мужчина – словесный портрет подобных типов затрудняются дать даже их жены. – Еоворят, директор заперся в своем кабинете и пьет беспробудно вот уже пятый день!

– Откуда вы знаете?

– У нас в отделе давно об этом знают!..

Тем временем повалил народ и из цеха. Работяги выходили, щурились от яркого света, прикрывая лица масляными ладонями. Они недоверчиво щупали елки, курили, смачно сплевывая на затоптанный снег.

Женька подошел к одному из рабочих, на вид которому не дал бы больше восемнадцати – наверное, самому молодому из здешних работяг.

– Вы елку берете?

– На фига она мне? – юноша насмешливо покосился на микрофон, встроенный в диктофоне. – Это же дрова! Поправка не в ялынке, а в самогоне! Мы с Ромкой банку самогона взяли под Новый год и поехали к Анжелке на Черепина. К Анжелке Светка пришла. Они такую хавку приготовили из цыбули и крабовых палочек! Поправка! Нам банки самогона не хватило! Пили, ели и танцевали! Правда, потом Светке хреново стало, она облевала мне брюки. Мы Светку спать положили и дальше пить стали. Так на фига мне ялынка? Мы и сегодня пить будем!

– Но разве это не поправочно, – Женька старался говорить с молодым рабочим на его языке, – что через неделю после Нового года какие-то чудаки привезли на завод крутую фуру елок? И люди ломятся за шаровыми елками, – Женька кивнул в сторону толпы, вырывавшей из рук Генки елки, – хотя, по сути, им елки даром не нужны!

– Ну да, поправка! – рассмеялся парень. – Только лучше бы вы фуру самогона привезли! – упрямо продолжал он настаивать на своем.

За удивительной раздачей елок из окна внимательно наблюдал здоровяк Тарас. Наконец он потянулся к телефону.

– Батько, цэ Тарас. Отут цэй дурэнь, котрый до дырэктора рвався, цылу купу ялынок прывиз… Хай мэни грэць, якщо я брэшу! Дурэнь та водий туды-сюды ялынки роздають, а люды набиглы зи всього завода, як тарганы!.. В яку цину ялынки? Зараз пиду дизнаюся. А вы ялынку нэ бажайиты?.. Скильки?.. Добрэ, батько!..

Безсонов обошел человек пятнадцать заводчан, беря у них блиц-интервью. Он видел и слышал, как оживились люди при появлении машины с елками, как горячо обсуждали возможные причины и нежелательные последствия этого необычного события. Большинству из заводчан дела не было до поздних елок, зато у людей появилась пища для разговоров и догадок, люди словно очнулись от сна и всем скопом окунулись пускай в абсурдную, но реальность.

Тут Безсонов заметил здоровенного хлопца в замасленной робе, чьи штанины очень смахивали на шаровары. Хлопец внедрился в толпу, с шутками-прибаутками обступившую зад трейлера, и, усиленно работая локтями, стал пропихиваться к открытым дверцам. В них то и дело появлялся Генка с очередной елкой и совал ее в чьи-нибудь протянутые руки. Увидев хлопца, Женька довольно хмыкнул и поспешил в одноэтажное здание.

4

Дверь в приемную была открыта. Женька быстро вошел и сразу же направился к директорской двери, но та оказалась запертой. Из-за нее по-прежнему доносился чей-то детский голосок, который то заразительно смеялся, то что-то старательно декламировал. Женька пару минут постоял, прислушиваясь к тому, что щебечет ребенок, потом решительно постучал. Неожиданно за дверью отозвались:

– Чего тебе, Тарас?

– Андрей Васильевич, это не Тарас! Меня зовут Евгений Безсонов. Я репортер из газеты «Перекресток рекламы». Хотел взять у вас интервью на тему будущего вашего завода. Но вас, к сожалению, закрыли.

– Никто меня не закрывал! – резко произнес голос за дверью, и в ту же секунду в допотопной замочной скважине раздался звук поворачиваемого ключа, и дверь, коротко скрипнув, отворилась. На пороге стоял высокий худощавый мужчина с блестящими (Безсонову показалось, слезящимися) глазами и впалыми щеками, заметно покрывшимися красными пятнами. На вид директору было лет сорок пять. Он немного сутулился, а пепел сигареты стряхивал прямо себе под ноги. Директор был явно подшофе.

– Заходи. Шампанское будешь?

Женька шагнул в кабинет, директор, слегка отстранив плечом гостя, быстро замкнул дверной замок.

– Присаживайся.

Безсонов с интересом огляделся. В такой обстановке ему еще ни разу не приходилось бывать. После той рухляди, которую он увидел в заводских отделах и бюро, мебель директора показалось Безсонову роскошью. Она была большой, массивной и в то же время выглядела очень современной и уютной. Шпон какого-то теплого дерева покрывал ее.

Но вскоре любопытный взгляд Безсонова соскочил с забавных мелочей, которыми был заставлен директорский стол, и уперся в огромный экран, по всей видимости, совсем новенького «Филипса»-«двойки». Симпатичный мальчишка лет пяти корчил рожицы с экрана телевизора и, неугомонный, скакал, роняя все на своем пути, по дивану и креслам в какой-то жилой комнате, с каждой секундой делая ее все более нежилой.

– Щас выпьем шампанского, и я познакомлю тебя с этим замечательным парнем. Да садись, не стой!

Безсонов уселся на кожаный диван, с готовностью принявший его в свое мягкое тело, и невольно проследил за действиями директора. Андрей Васильевич прошел в угол кабинета, противоположный тому, где стоял громадный «Филипс», и нагнулся над каким-то ящиком. Когда он снял с него продолговатую плоскую крышку, в сердце у Женьки кольнуло – то была крышка маленького, видимо, детского гроба. Женька все так же машинально перевел взгляд с крышки на экран телевизора – там по-прежнему шалил пятилетний мальчишка.

Директор вынул из гроба бутылку шампанского, опустил на место крышку и, сильно пошатнувшись, вернулся к столу. Встретив ошалевший взгляд Безсонова, Андрей Васильевич нахмурился и минуты две молчал, открывая шампанское. Когда золотая струя наполнила бокалы и выпустила над ними два белоснежных ноздреватых зонтика, директор, глядя Женьке в глаза, сказал:

– Моя фамилия Шубин. Мне сорок четыре. Год и три месяца тому назад собрание акционеров (этих ограниченных, завистливых людей, за годы независимости заметно разучившихся работать) выбрало меня директором и одновременно председателем правления. На то время завод представлял собой ужасное зрелище: грязь, бардак, выпуск никому не нужной продукции, объемы которой с каждым днем падали, поскольку не на что было закупать сырье и комплектующие…

– А кем вы работали до принятия руководства этим предприятием? – Безсонов как ни в чем не бывало достал и включил диктофон.

– Выключи. То, что я сейчас тебе расскажу, требует дополнительных доказательств. Без них мой рассказ можно трактовать как нездоровый вымысел… – Шубин, несмотря на то что был нетрезв, говорил четко и внятно, правильно формулируя свою речь. – Да. Ты спрашиваешь, кем я работал? У меня была небольшая фирма, я арендовал участок в здешнем цеху, изготавливал довольно-таки нужные, пользовавшиеся спросом автозапчасти. Дела моей фирмы медленно шли в гору, и тут мне предложили возглавить завод. Фирму я передал компаньону, а сам взялся наводить порядок… Налей себе шампанского, а я воздержусь. Я пью уже второй день… Да, на чем я остановился? Я провел ревизию всего и всех, уволил массу лишнего народа (правда, еще столько же надо разогнать), провел несколько субботников, избавившись от хлама и мусора, наконец продал все устаревшее оборудование. Но главное, конечно, не это. Вместе с компаньоном – грамотным экономистом, управляющим моей прежней фирмой, мы составили инвестиционный бизнес-план, предусматривающий реконструкцию и модернизацию старого производства, с тем чтобы перепрофилировать его на выпуск запчастей для трансмиссий грузовых автомобилей, автобусов и тракторов. Инвестиционный план предусматривал вложения свыше двух миллионов долларов, но мы сумели так разбить его на этапы, что финансирование первого этапа составило всего 300 тысяч долларов, а это уже позволяло по завершению первых работ по реконструкции приступить к производственной деятельности. Может, именно это обстоятельство помогло выиграть инвестиционный конкурс.

Полгода тому назад я случайно вышел по Интернету на итальянский сайт, содержавший информацию об инвестиционном конкурсе, ежегодно проводимом в Риме. Я списался по электронной почте с организаторами, отослал предварительные документы, в сентябре съездил на неделю в Рим, брал с собой Сережу… Видишь, как он резвится у Колизея?

Кадры на экране сменились: домашняя съемка закончилась, началось, как понял Безсонов, итальянское неореалистическое кино – Рим, много неизвестного Безсонову Рима и смеющийся, вечно дурачащийся, счастливый ребенок.

– Я извиняюсь, что так долго и нудно рассказываю тебе мою историю. Но иначе мне трудно объяснить существование этого детского гроба… В Риме мы прекрасно провели время! Синьор Мадзони – президент инвестиционной комиссии – очень тепло отнесся к моему сыну. В общем-то, все воспоминания о той римской поездке вертятся в основном вокруг моря, чудесного тихого пляжа, по которому неторопливо вышагивают шестидесятитрехлетний синьор Мадзони и мой пятилетний Сережа и ведут какие-то сокровенные беседы, к которым не допускали даже меня…

Перед самым нашим отъездом синьор Мадзони признался мне, что двадцать пять лет тому назад мафия выкрала у него сына. Адриано тогда было примерно столько же, сколько сейчас Сереже. Мадзони заплатил большой выкуп и ранним августовским утром мчался за город, где гангстеры должны были вернуть ему сына. Но не нашел Адриано ни живым, ни мертвым… Полиция впоследствии предположила, что в тот день неожиданно вмешалась конкурирующая мафиозная группировка и перехватила маленького Адриано Мадзони, а затем продала в рабство в одну из арабских стран. Однако что было на самом деле, одному Богу известно… Да, стала понятной любовь синьора Мадзони к Сереже. Старый итальянец предложил мне оставить у него на год Сережу – Мадзони обещал дать ему блестящее начальное образование!.. В тот момент я, конечно, отказался: я не мыслю свою жизнь без сына!

Не буду отрицать, что теплые отношения, сложившиеся между председателем комиссии и мной, положительно сказались на результатах отбора перспективных инвестиционных планов. Короче говоря, сначала в ноябре я получил по электронной почте письмо от синьора Мадзони, поздравившего меня с победой моего проекта, а вскоре, уже во второй половине декабря, на валютный счет в одном из киевских банков поступил первый транш… Что, шампанское кончилось? Пойди возьми в гробу. Не робей – ты же репортер! А ваш брат, как известно, сущий циник!

Подождав, пока Безсонов вернется с новой бутылкой шампанского и усядется на свое место на диване, Шубин продолжил:

– Потом все закрутилось со скоростью голливудского боевика. Уже на следующий после поступления кредитных денег день ко мне явились два странных человека. Их вид не вызывал никакой симпатии, более того, физиономии у них были явно бандитскими. Один из них, видимо, какой-нибудь их авторитет, был весьма пожилого возраста, можно сказать, старик. Вел себя вежливо, но в этой вежливости читалось столько угрозы и презрения!.. Второй – почти мальчишка, развязный и несдержанный. Они представились членами некоего Ордена лесных братьев-древлян. С нарочитой мягкостью старик предложил внести посильный вклад в развитие их Ордена, пекущегося о судьбе детей-сирот, нищих на церковных папертях и, главное, как выразился старик, меньших наших братьев – лесных зверей и птиц. Понятно, что я им отказал.

Перед Новым годом они еще раз напомнили о себе, а позавчера, приехав с завода домой, я не увидел Сережи. (Мы живем вдвоем, жены у меня нет.) В квартире был идеальный порядок, а на столе на кухне я нашел записку. В ней было написано что-то вроде этого: «Твой сын в надежных руках. Если хочешь получить его живым и невредимым, свяжись по телефону…» Дальше следовал номер телефона и предупреждение хранить тайну за зубами. В конце концов, попытавшись в течение новогодних праздников выяснить, где прячут Сережу, я узнал лишь одно: что хотели от меня похитители моего сына. Их условия были просты и разумны, если можно так говорить о требованиях аферистов.

Шубин наклонился над столом и коснулся мудреной конструкции из позолоченных шаров и стержней. Конструкция тут же послушно закачалась маятником, заходила ходуном. Солнце, не целясь, попадало в беспокойные шары, а те, словно спеша избавиться от назойливого света, отбрасывали на стену ошалевшие солнечные зайчики. Зайчики скакали по стене кабинета – вверх-вниз, вверх-вниз, и Безсонову стало казаться, что солнце чертит на стене невидимую кардиограмму. Женька почувствовал, как колотится сердце.

– От меня требовалось заключить левый контракт с фирмой «Акалайт» на поставку моему заводу токарных и фрезерных станков. Попросту говоря, они хотели, чтобы я в двухдневный срок перевел большую часть денег со счета завода на счет их подставной фирмы…

Знаешь, если бы не рассказ синьора Мадзони, я бы, наверное, так и поступил: взял бы и перевел им деньги.

Шубин поднес ко рту Женькин бокал и выпил остатки шампанского. Ставя бокал на стол, он покосился в сторону телевизора – экран его давно светился мертвым, неземным голубым светом.

– Но у меня закралось сомнение: а не повторится со мной и Сережей та старая итальянская история?.. Я не испугался, нет! Напротив, я разозлился! И решил создать видимость, что налево-направо сорю кредитными деньгами. Да, не скрою, это была плохая идея, я до сих пор не знаю, жив ли Сережа, но ничего другого я не придумал. У меня было немного собственных сбережений, и я начал тратить их безрассудно и совершенно не скрываясь ни от чьих любопытных взглядов. Вот купил этот бестолковый «Филипс», пять ящиков шампанского, мелкую дорогую канцелярию…

В директорской двери вдруг послышался звук поворачиваемого ключа, дверь резко распахнулась, видимо, от удара ногой, и в кабинет вошли трое. Впереди – пожилой мужчина в высокой норковой шапке, напоминающей папаху. Старик глянул на Безсонова пронзительными черными глазами. Скрытый в них темный огонь никак не вязался с весьма преклонным возрастом – казалось, огонь был привнесен в старика насильным искусственным путем.

За пожилым шумно шагал громадный Тарас, из-за его спины выглядывал длинноволосый молодой человек.

– О, батько, я ж тоби казав, шо цэй дурэнь у дырэктора! – увидев Безсонова, сразу же оживился Тарас (в первую минуту взгляд хлопца показался Женьке жутко затравленным).

Внезапно «батько», повернувшись к Тарасу, резко ударил его кулаком в лицо. От неожиданности хлопец отпрянул назад, по-видимому отдавив ногу юнцу, потому что тот по-девичьи взвизгнул: «Ну ты, козел!» Тарас защищаться не стал, лишь спросил виновато:

– За шо, батько?!

– А ты не понял, за что?.. Чтобы в другой раз ворон не считал, а охранял как следует!.. Что мне теперь с этим репортером делать, скажи мне на милость?

– Батько, так я ж нэ гав лычив, а вам ялынку шукав! – упрямо оправдывался Тарас. – Бачитэ, яка ж она гарна, справжня красуня! – и Тарас с детской улыбкой на хмуром лице достал откуда-то из-за спины маленькую елочку.

Тем временем, не обращая никакого внимания на бандитов, Шубин продолжил рассказ:

– …Бандиты не заставили себя долго ждать и уже на следующий день явились в этом же составе, – Андрей Васильевич кивнул в сторону оторопевших на мгновение от директорской дерзости «лесных братьев-древлян». – Они настолько обнаглели, что привезли маленький гроб. Самый старый и злой из них, буравя меня своими черными глазками, стал угрожать, что если я не одумаюсь и не перестану транжирить западный кредит (это ж надо, какую заботу проявил!), то мой сын скоро переселится из его уютного домика, спрятанного глубоко в лесу, в этот тесный гроб.

Какая низость!

– Так вы до сих пор не одумались, Шубин? – старик, избавившись от секундного замешательства, снял папаху и, блестя совершенно лысым черепом (отчего темный огонь его черных глаз стал еще более яростным), уверенно расшагивал по директорскому кабинету, по-хозяйски заглядывая во все его углы. Старик подошел к письменному столу, вылил остатки шампанского в бокал, из которого десять минут назад пил Шубин, и, сделав пару глотков, поморщился.

Поморщился и директор.

– Молчите, Шубин? А ваш сын страдает. Не в физическом смысле. Пока. Но такое время может настать. Даю вам последнюю попытку, Шубин. Радик, – старик обернулся, – принеси сюда дипломат!

Патлатый юнец внес дипломат и, вынув из него несколько листов бумаги, протянул старику.

– Мне они зачем? Отдай этому упрямцу, пусть подпишет!

Шубин даже не взглянул на бланки контрактов, встал из-за стола, подошел к окну и уставился неподвижным взглядом в какую-то безымянную точку в унылом заводском дворе, будто именно в ней, а не в его кабинете и затерянной в лесу хижине, решалась судьба его маленького сына и его собственная судьба.

– Гордый, значит… – старик ухмыльнулся. Глядя почему-то на Тараса, заорал. – Ты просто кичишься своей любовью к сыну! Ты его вовсе не любишь!.. Нет, мы сейчас проверим, как ты его любишь! Тарас, тащи директора в машину, – старик на секунду остановил взгляд на Безсонове, – и этого придурка тоже. Ты будешь писать самый правдивый в своей жизни репортаж! И последний…

Старик уже шагнул было к выходу из кабинета, как вдруг кто-то хлопнул дверью в приемную и пред очами столь разношерстной компании предстал Генка. Его довольное, раскрасневшееся от мороза лицо сияло.

– Я тебя ищу по всему заводу, а ты, значит, вот где! – Генка помахал Безсонову рукой, потом, глянув на старика, переведя с него взгляд на Радика и обратно, тут же насупился. – Какие люди здесь! Вот уж не ждал, что встречу вас на этом убитом заводике!

Старик, не обращая внимания на Генку, хотел пройти мимо, но водитель «мерседеса» преградил ему дорогу.

– Сволочь, гони мой сахар! Ты что это из меня решил посмешище сделать?! Я полтора часа твои левые елки раскидывал! И это в благодарность за то, что я отбуксировал твою развалину!

Старик неожиданно ударил коленкой Генку в пах, тот от боли согнулся, а старик, повернувшись к Тарасу, приказал: – Дальше сам разберись!

Тарас подошел к Генке, приподнял за подбородок его голову и со всей силы ударил в лицо. Генка отлетел к столу, перекувыркнулся через него и упал.

Безсонов с боку налетел на Тараса и влепил ему прямо в ухо. Второй Женькин удар хлопец не пропустил – поймав на лету левой рукой руку Безсонова, он врезал Женьке чуть ниже левого глаза. Безсонов покачнулся, но устоял.

Наблюдая за дракой, потешался патлатый Радик.

– А вы что же не принимаете участие, пан директор? – противно хихикнул Радик. – Или ваши руки умеют лишь баксы считать?

Шубин, не дрогнув ни одним мускулом своего заметно побледневшего лица, влепил звонкую оплеуху юнцу. Тарас полез было с кулаками на директора, но старик остановил хлопца:

– Потом. Вытащи из-под стола того придурка, приведи его в чувство – ему фуру вести. Когда будем на месте, я решу, что с ними делать.

Уже на самом выходе из административного здания Тарас неожиданно схватил за грудки директора.

– Ты что, Тарас? Оставь его, придурок! – рыкнул на обозлившегося хлопца старик. Папаха, вновь посаженная на его лысый череп, блестела воинственным огнем.

– Цэй розумник вырешив, шо вен тута лохи! – хлопец скрипя зубами отпустил ворот шубинской рубашки. – Вин не взяв домовыну, залышив йийи у сэбэ в кабинэти. Батько, вин гадаить, шо мы цэ нэ помитым!..

– Кончай базарить! – оборвал Тараса «батько». – Вернись за гробом! Одна нога здесь – другая там!

– Только смотри шампанское не расколоти! – крикнул вдогонку хлопцу Радик. Он сел в новенький бутылочного цвета «опель», стоявший посреди двора, открыл дверь старику, потом два раза включал зажигание, лишь с третьей попытки завелся и теперь сидел, ожидая, когда разогреется двигатель и вернется хлопец с гробом.

– Бракованный какой-то у тебя «опель»! – заметил с напускной презрительностью Генка. Он стоял, облокотившись о капот иномарки, и, скрывая волнение, курил. – Вроде новая тачка, а заводится как десятилетний металлолом.

– Сам ты бракованный! – огрызнулся Радик. – Вот приедем на место, я посмотрю, как ты будешь заводиться, когда тебе Тарас станет яйца откручивать!

– Цыц! – прикрикнул на них «батько». – Вон и Тарас идет. Тарас, поставь гроб в фуру и езжай с водителем «мерса». А чтобы он не ершился, на! – с этими словами «батько» полез за пазуху и, вынув черно-серый «ПМ», протянул его хлопцу. При виде пистолета Женька почувствовал, как в животе неприятно екнуло. – Не спускай с водилы глаз! А ты, – старик глянул на Безсонова, – полезай на заднее сиденье к директору и мотай на ус все, что бросится в глаза… Усы, правда, я потом тебе обкорнаю. Вместе с баш… – старик оборвал себя на полуслове, лицо его расплылось в зловещей улыбке.

Сидя на заднем сиденье «опеля», Женька осмотрелся. Большинство заводчан разошлось, а те, кто остался, с липким любопытством наблюдали за людьми, садившимися в крутые иномарки. «Елок и зрелищ – все, что им надо», – подумал Безсонов. И вдруг увидел в руках одного из зевак горящую елку – то горело странное спичечное создание, догадался Женька.

Радик включил автоматическую коробку передач, «опель» мягко тронулся с места и выскочил за ворота. За ним неотступно следовал трейлер. Вскоре машины скрылись с глаз не разошедшихся до сих пор пенсионеров и совсем молодых лоботрясов.

«Вот бы гаишник какой тормознул нас, придрался к чему-нибудь!» – пожелал про себя Безсонов, одновременно посмеявшись в душе над своим малодушием. Глянул на Шубина – тот, казалось, как ни в чем не бывало смотрел на дорогу, узкой подневольной полоской бегущую среди одиноких зимних просторов.

К сожалению, или, может, наоборот, к фатальному счастью пассажиров авто, двое гаишников, попавшихся на пути маленькой кавалькады, даже не попытались зацепить ее своими хищными взглядами. «Жизнь, видать, решила не вмешиваться в наше приключение», – с легкой горечью подумал Безсонов. Еще два часа тому назад Женьке казалось, что жизнь и все окружающее бесконечно скучны и пусты, диссонируют с его наполненной рождением сына жизнью. Безсонову захотелось инсценировать событие, которое было бы подстать его душевному настроению и мироощущениям. Но когда Женька это сделал, он вдруг осознал, что таким образом невольно (точнее, наоборот – благодаря своему вмешательству) покатил запретное колесо. И судьба не простила ему этого. «A-а, такты вздумал стать моим соавтором?! – так, наверное, подумала злодейка. – Ну так знай: не быть тебе чистым режиссером-постановщиком! И ты сыграешь роль в своем действе! А я уж побеспокоюсь, чтобы тебе не было скучно. Ну что, занавес? Спектакль начинается!..»

– Что, не по себе? – угадав душевное состояние Безсонова, тихо произнес Шубин. – Мы сейчас мчимся в автомобиле, а мне отчего-то вспомнился римский вокзал. В Украину я возвращался на поезде, – Шубин ободряюще улыбнулся Безсонову, потом вдруг, все так же тихо, заговорил о чем-то, видимо, для него очень важном, во что Женька не сразу и «въехал». – О том, что жизнь набирает ход, в то время когда вы, стоя на перроне, как вам кажется, только-только поджидаете ее прибытия, можно судить по тому типу, которого вы, к своему удивлению, неожиданно оставили далеко позади себя. Еще минуту назад он стоял, изображая кипучую жизнь, и вдруг его повело в сторону, он все быстрее и быстрее стал удаляться от вас, и только тогда, когда он превратился в точку на горизонте, вы вдруг понимаете, что на самом деле на перроне был этот тип, а не вы… А вы в пути!