Текст книги "Этюд о Крысином Смехе"

Автор книги: Павел Давыдов

Соавторы: Александр Кирюнин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Глава 7

В дверях появился Холмс.

– Так вот это где… – тяжело дыша, сказал он. – А я искал вас этажом выше!

– И как вам понравилась крыша замка? – мрачно съязвил Квентин.

Некоторое время Холмс тупо молчал. Но не прошло и пяти минут, как он открыл рот и с истинно английским юмором произнес:

– А у вас вся спина белая! – И, сдерживая рвущийся наружу смех, добавил: – Не бойтесь! Через фрак не видно!

И он разразился демоническим хохотом. О чувстве юмора Холмса в Англии ходили легенды.

– А книгу‑то украли, – некстати ввернул доктор.

Холмс закончил смеяться так же внезапно, как и начал

– Как укра… – поперхнулся он. – Ах, да! Ну конечно. Я так и думал. Было бы очень удивительно, если бы она оказалась на месте!.. Вы искали в камине, в матрасе и под подушкой? Нет? Ну и не надо. Ее там наверняка нет.

– Но кто… Кто мог?.. Кто посмел?! – воскликнул Грегори с неподдельным негодованием.

Холмс просиял.

– Надеюсь, – многозначительно начал он, – ни у кого из присутствующих не вызовет сомнений утверждение, что лишь одно гнусное существо могло совершить это преступление. Обратите внимание: дверь будто снесена ураганом. Я знаю человека, который…

– Если вы намекаете на леди Гудгейт, – меланхолично заметил я, – то могу вас обрадовать – она ни на секунду не покидала зал.

– Вечно вы смотрите не туда, куда нужно, Ватсон! – взорвался Холмс. – Подумать только! Загубить такую версию! А сами‑то вы можете предложить что‑нибудь дельное?!

Я открыл было рот, но тут же пожалел об этом – Холмса понесло.

– Вместо того, чтобы собирать факты, – все больше распалялся он, – и помогать мне в розыске преступника, вы заводите знакомство со всякими подозрительными личностями!..

«Чья бы мычала,» – подумал я.

– Узнаю моего друга Ватсона! Целый час болтать с человеком и не догадаться, что он ненормальный! Не додуматься, что он просто псих, этот мистер Наполеон!.. Наполеон… – медленно повторил он… – Хм… – Холмс замолчал, видимо, что‑то припоминая. – Ну конечно! Наполеон! Александр Наполеонский! Великий полководец! Император!..

Холмс выкрикнул это так громко, что разбудил задремавшего было Квентина.

– Да, сэр? – сказал дворецкий.

– Да, сэр! – ответил великий сыщик. – Император!

– Император, а туда же, книжки переть, – сердито пробормотал Квентин, по‑видимому, не совсем еще проснувшись.

– Вот! – просиял Холмс. – Золотая голова! Квентин, переезжайте ко мне на Бейкер-стрит. Выгоним этого иди… этого Ватсона. Пусть идет людей лечит. Кстати, как вы относитесь к игре на скрипке и химическим экспериментам? Вот знаете ли вы, например, что получается при взаимодействии перманганата калия и перекиси водорода?..

– Привидение. Я думаю, это привидение, – неожиданно произнес Дэниел, уставясь в камин.

Это заявление прозвучало так нелепо и так некстати, что Холмс осекся.

– Что?.. – подозрительно спросил он.

– Я думаю, это привидение украло книгу, – сказал новый хозяин замка. – Наше, – он ударил себя кулаком в грудь, – фамильное привидение.

Возникла неловкая пауза.

– Видите ли, мистер Холмс, – извиняющим тоном проговорил Грегори. – В нашем роду из поколения в поколение передается легенда о призраке замка Блэквудов. Конечно, это всего лишь сказка, и ни один здравомыслящий человек не станет принимать ее всерьез…

– Да, призрак вполне мог стащить книгу, – замогильным голосом продолжал Дэниел. – Он такой. В тысяча триста пятнадцатом году от Рождества Христова он сожрал все окорока, заготовленные на зиму сэром Уильямом Блэквудом. А в одна тысяча шестисотом году, в том самом, когда в Лондоне открылся театр «Глобус», он украл из замка изготовленный по специальному заказу сэра Ричарда глобус – глобус Англии. Это была большая потеря для Соединенного Королевства, – Дэниел всхлипнул и дрожащей рукой утер слезу. – Насколько я знаю, с тех пор таких глобусов больше не выпускали.

– Но это, я бы сказал, довольно‑таки мирное привидение, – вскользь заметил доктор Мак‑Кензи.

– А я бы не сказал, – мрачно усмехнулся Грегори. – Предание гласит, что впервые призрак появился в одна тысяча двести восемьдесят четвертом году, в ночь после таинственной смерти Кристиана Блэквуда, алхимика и чернокнижника. Он был найден с разорванным горлом рядом с мышеловкой, самолично им изготовленной, дабы изловить гигантскую крысу-оборотня, обитающую, по преданиям, в мрачных подземельях нашего замка. Вот тогда-то и появился призрак. Слуги, напуганные его ужасными стонами, в страхе бежали из замка. Все же оставшиеся – погибли! И смерть их была ужасна…

Дэниел, напряженно внимавший рассказу брата, вздрогнул и покосился куда‑то в темноту, за спину Холмса. Грегори же, тем временем продолжал:

– Троих молодых людей, гостивших в то время в замке, нашли на чердаке повешенными. Супругу Кристиана извлекли из колодца. Лекарь чернокнижника был отравлен. А страшно раздувшееся и посиневшее тело его дяди было обнаружено в старой часовне…

Внезапно темное ночное небо за окном прорезала ослепительная молния. Дэниел, лицо которого и без того было бледным, как у мертвеца, побледнел еще сильнее и придвинулся ближе ко мне. Зловеще зарокотал гром. По чести говоря, мне тоже было как‑то не по себе от этих веселых рассказов.

– Все, кто имел несчастье видеть призрака, – голос Грегори дрогнул, – в один голос утверждали, что никогда еще не приходилось им видеть ничего более ужасного… И с тех пор всякий раз, когда в замке умирал очередной хозяин, призрак являлся снова, сея смерть и страдания… Правда, за истекшие шестьсот лет не более семи раз видели его люди. Куда чаще смерть настигала хозяев замка на поле брани. Но каждый раз, когда он все-таки появлялся, история повторялась. Всякий, оставшийся в замке на вторую ночь был обречен.

– Но, вы, как я вижу, не очень‑то боитесь посланцев потустороннего мира, – заметил я.

– Я знаю верное средство, – улыбнулся Грегори. – Выбейте крест на подошве ботинка. Говорят, это помогает. – Он обвел взглядом наши бледные лица. – К тому же, это всего лишь легенда, джентльмены. Просто легенда…

– Легенды не возникают ни с того ни с сего, – задумчиво проговорил доктор Мак‑Кензи.

– В любом случае, сейчас бояться нечего, – успокоил Грегори. – Если призрак и опасен, то до завтрашней ночи еще много времени.

На Блэквуда‑старшего последние слова не произвели ни малейшего впечатления. Он забился под кресло‑качалку, в котором Хьюго Блэквуд, по-видимому, провел свои последние дни, и сидел там, затравленно поглядывая то на меня, то на Холмса. Создалось неловкое молчание.

– Извините, джентльмены, но мне пора, – с грустью сказал Грегори. – Утром у меня деловая встреча в Сити.

– Да, – рассеяно кивнул доктор Мак‑Кензи, размышляя о чем-то своем. – Est modus in rebus. Всему есть предел. Пора и честь знать. – И он потянулся за шляпой.

Грегори вытащил брата из‑под кресла, нежно обнял его и, раскланявшись с нами, быстро вышел. За ним торопливо последовал доктор.

Дэниел моментально забрался обратно под кресло. Похоже, легенда произвела на него впечатление. К тому же, у него, похоже, были куда большие основания отнестись к ней серьезно.

– Пожалуй, нам тоже пора, – сказал Холмс, выбив трубку и сунув ее в карман. – Мне необходимо хорошенько подумать.

– Не оставляйте меня! – заорал вдруг Дэниел. Он пулей вылетел из‑под кресла и вцепился в ногу Холмса мертвой хваткой. – Будьте моими гостями хоть на одну ночь!

– Нет, нет! – с ужасом воскликнул я. – Дэниел, вы же слышали? Нам надо подумать! Хорошенько подумать!

И я стал пробираться к выходу. Тогда Дэниел внезапно отпустил Холмса и вцепился в меня:

– Нет, мой милый Ватсон, не уходите! Я не могу нарушить законы гостеприимства… К тому же, мне очень-очень страшно.

Преодолевая сопротивление Блэквуда, я постепенно выбрался в коридор. Тут мне стало ясно, что если я буду продвигаться к выходу такими темпами, то ночевать нам все равно придется в замке. И я сдался.

– Ладно. Я согласен, – обреченно сказал я. И тут в моем мозгу забрезжила последняя надежда. – Если, конечно, согласен мистер Холмс!

– А почему бы и нет? – невозмутимо спросил мой недогадливый друг. – Думать вполне можно и здесь.

– Было бы чем, – мрачно добавил некстати проснувшийся Квентин. – Да, сэр, – обратился он к хозяину. – А куда мы их денем?

– Да хоть сюда! – обрадовано воскликнул Дэниел, показывая на ближайшую дверь. – Тут у нас, кажется, довольно большой чулан.

– Ну, если приемную лорда можно назвать чуланом… – Квентин неодобрительно пожал плечами.

– О, видите, как вам повезло! – Дэниел просиял. – Целая приемная! Квентин, проводи их.

И тихонько добавил:

– Смотри, чтобы не сбежали.

Глава 8

Приемная, в которую проводил нас Квентин, была освещена тусклым светом двух грязно-желтых огарков, торчащих в старой, позеленевшей от времени люстре. Окон в приемной не было.

Вся обстановка этой унылой комнаты состояла из двух побитых молью диванов, низенького столика, одна из ножек которого была заботливо обвязана тряпочкой, и нескольких столь же шикарных стульев. Голые каменные стены были едва прикрыты: на одной из них висел вытертый гобелен, а на другой – совершенно почерневшая от времени картина, которая изображала, как с какой-то особой гордостью сообщил нам Квентин, венчание блаженного Августина. По виду Квентина можно было заключить, что блаженный Августин приводится ему дальним родственником. Однако, как это ни досадно, но даже при самом ближайшем рассмотрении мне не удалось разглядеть на полотне ни самого Августина, ни его невесты, ни свидетелей. Вероятно, венчание происходило ночью.

– Послушайте, Квентин… – начал я, надеясь уточнить подробности изображенной церемонии, и только тогда заметил, что дворецкий как всегда неслышно исчез, предоставив нас самим себе.

Слева от входа располагалась дверь в кабинет покойного Хьюго Блэквуда. Соседство с этой комнатой навевало на меня смутные опасения, но Холмс не обращал на нее никакого внимания.

– Ну что же, здесь вполне можно переночевать, – сказал он и с со всего размаху плюхнулся на диван. Раздался треск, обивка треснула, и Холмс, как по волшебству, исчез с моих глаз, провалившись куда-то внутрь.

– Однако… – послышался оттуда его голос. – Это не слишком-то располагает…

Диван приподнялся, и из-под него показался Холмс, весь в пыли, вате и пружинах. Сердито сопя, он стал отряхиваться. Затем произнес:

– Хм, Ватсон. Вы знаете, я не сторонних аскетизма, но, похоже, сегодня ночью нам придется потесниться. – И Холмс направился ко второму дивану.

Тот оказался точным подобием первого, с той, однако, разницей, что его ножки были надежно привинчены к полу. Холмсу пришлось изрядно попотеть, прежде чем он выворотил здоровенные болты – да еще с изрядным куском пола. «Работа старых мастеров,» – подумалось мне.

– Обидно, – сказал Холмс, приводя себя в порядок. – Но спать нам, по‑видимому, придется на полу.

Я бы не сказал, что очередная идея Холмса привела меня в восторг.

– Видите ли, как врач… – начал я.

Холмс задумчиво посмотрел на меня.

– Ну… Раз медицина против… – Он развел руками и решительно направился к одному из стульев.

Я тактично отвернулся.

– …Что они хотели этим сказать? – мрачно бормотал Холмс минутой позже, рассовывая обломки стульев по углам. – Сейчас я пойду к Блэквуду и потребую объяснений!

Мало что могло остановить моего друга, если он ставил перед собою ясную и определенную цель. В данном случае его остановила тяжелая дубовая дверь, ведущая в коридор. Она не открывалась, и мы догадались, что Квентин запер ее. Ради нашей собственной безопасности, разумеется.

– Я бы, конечно, мог высадить ее плечом, – небрежно кинул Холмс. – Но, боюсь, не выдержит стена. А она, как я вижу, несущая. Попытаемся выбраться через кабинет покойного. А заодно и осмотрим его без лишних свидетелей.

– А вдруг та стена тоже несущая? – с надеждой спросил я.

– Не думаю, – ответил Холмс. – Впрочем, сейчас увидим.

Он разбежался и что было сил ударился об дверь кабинета. Она устояла.

– Терпение, друг мой, терпение, – назидательно сказал Холмс и, разбежавшись еще раз, вложил в удар такую силу, что весь этаж содрогнулся, а с потолка сорвалась люстра и упала прямо на меня. Свечи погасли, и мы оказались в полной темноте.

– Ватсон, где вы? – донеслось до меня.

– Здесь! – слабо ответил я и, широко расставив руки, отправился на поиски Холмса. Мне удалось нащупать стену, и я медленно двинулся вдоль нее, пока не наткнулся на странную скобу. Ухватившись за нее, я с ужасом почувствовал, что она подалась. Раздался зловещий скрип…

Комната осветилась. В двух шагах от меня стоял бледный Холмс с зажженной спичкой в руке.

– Так у вас был ключ? – подозрительно спросил он.

Я обнаружил, что держусь за ручку полуоткрытой двери в кабинет покойного.

– А… Так она не заперта… – пробормотал Холмс. – И как это вы не догадались. – Он зажег поднятую с пола свечу. – Вперед, Ватсон! Я буду вам светить.

Сделать первый шаг в кабинет было страшно. По стенам плясали уродливые тени, в колеблющемся свете свечи вещи теряли привычные очертания и казались фантастическими существами. Даже ящики на полу и те казались живыми.

Последовавший за мной Холмс укрепил огарок на каминной доске и стал расхаживать взад‑вперед, о чем‑то усиленно размышляя.

– Кстати, Ватсон! – внезапно обратился он ко мне. – У вашей матери были дети? Хотя бы один?

Я оторопело воззрился на него.

– Впрочем, неважно. Это я так, к слову.

Холмс отвернулся, и тут его взгляд упал на скрытый от нас прежде креслом покойного маленький столик, уставленный несметным количеством бутылочек, баночек и прочих сосудов.

– Пузырьки! – восхищенно воскликнул Холмс. В его глазах появился лихорадочный блеск. – Пузырьки!..

Я похолодел.

– Ватсон, посмотрите сколько пузырьков!!!

Только тот, кто хорошо знал Холмса, мог меня понять. Написав с десяток монографий о пузырьках, их формах, размерах, вместимости, Холмс едва не довел меня до умопомешательства. Пузырьки, как и верлибры, стали его страстью, смыслом его жизни. И самое страшное было в том, что он их коллекционировал.

У Холмса, без сомнения, была самая ценная и самая богатая коллекция пузырьков в мире. Вся наша квартира на Бейкер‑стрит была завалена пузырьками. Наиболее редкие экземпляры Холмс постоянно таскал с собой в футляре из‑под скрипки, а по ночам прятал под подушку. Особенно он гордился уникальным экземпляром пузырька из-под самогона, присланным ему из России. Этот пузырек вмещал больше сорока галлонов, а иногда и меня: в те нередкие ночи, когда у нас ночевали всякие подозрительные личности из Ист‑Энда, мне приходилось в буквальном смысле лезть в бутылку. Человек восемь непрошеных гостей сразу занимали мою кровать, троих-четверых Холмс пускал к себе на диван, после чего все, кроме Холмса, засыпали мертвым сном. Сам же великий сыщик всю ночь бродил по квартире, пересчитывая пузырьки и проверяя засовы на шкафу с наиболее ценными экземплярами.

От этих грустных мыслей меня отвлекло бормотание Холмса, который, опустившись перед столиком на колени и полузакрыв глаза, рассказывал что‑то об истории этих трижды проклятых пузырьков и их роли в становлении и развитии Западной цивилизации.

Так прошло битых два часа. Холмс уже успел описать и классифицировать добрую дюжину пузырьков, и был полон энтузиазма поведать мне об оставшейся сотне:

– Ватсон, вы только посмотрите на этот бокал! Он создан в пятнадцатом веке венецианскими мастерами. Интересно, что специалисты до сих пор не пришли к окончательному выводу, относить венецианские бокалы к пузырькам или нет. Сам я раньше считал…

В комнате наступила тишина. Холмс с каким‑то новым интересом взглянул на бокал.

«Все, – подумал я. – Это конец. Теперь он начнет собирать бокалы, потом – фужеры, рюмки, стаканы, стопки…»

Между тем, Холмс продолжал вертеть бокал в руках. Он зачем-то понюхал его, затем, лизнув палец, провел им по его внутренней стороне. Вытащив из кармана щепотку серого порошка, он посыпал им палец, полил задымившуюся массу из маленького синего флакончика и стал с нетерпением ждать конца химической реакции.

Когда масса, наконец, перестала бурлить и пениться, Холмс надолго задумался и вдруг, повернув ко мне мгновенно ставшее серьезным лицо, глухо сказал:

– Это яд, Ватсон. Яд. Сэр Хьюго Блэквуд отравлен.

И, как бы в ответ на эти слова, из мрачных глубин замка донесся жуткий, нечеловеческий вой, переходящий то в леденящий душу хохот, то в тоскливые рыдания, многократным эхом разносящиеся по древним переходам и галереям.

Глава 9

– Что это? – воскликнул Холмс. – Что это?!

В первое мгновение я не мог выговорить ни слова – язык отказывался мне повиноваться.

Вой повторился. Он снова перешел в хохот, такой ужасный, что мне хотелось бросить все и бежать, бежать, бежать, сметая все на своем пути, не разбирая дороги и, по возможности, в разные стороны.

– Что это, Ватсон? – повторил Холмс. В его голосе слышалась дрожь.

– Послушайте, Холмс, – прошептал я, когда дар речи понемногу вернулся ко мне. – А может, это смеются ваши крысы? Вы же считаете, что они способны на это…

– Вы с ума сошли! – возмутился Холмс. – Всем известно, что крысы смеются совсем не так.

Мой друг набрал в легкие воздуха и издал несколько судорожных квакающих звуков, от которых остатки моих волос встали дыбом, а спину покрыл холодный пот.

– Вот, Ватсон, вы слышали? Это настоящий крысиный смех. – Холмс с гордостью посмотрел на меня и важно добавил: – Я называю его сокращенно – Ка-Эс. Так вот, там внизу – явно не Ка-Эс. Хотя он несколько и напоминает йоркширский Ка-Эс, который…

Новый страшный вопль из глубин замка совершенно выбил Холмса из колеи. Он метнулся под стол, где уже сидел я.

Утро мы встретили там же, под столом. Мы давно покаялись друг другу во всех наших грехах, по несколько раз вспомнили прожитую жизнь и с безразличием приговоренных к казни ждали своей неминуемой гибели.

Какова же была наша радость, когда с первыми солнечными лучами крики, вопли и стоны затихли, а в дверях показался наш родной, милый, старый Квентин.

– Как, и вы живы? – удивленно спросил он. – Остальные, впрочем, тоже. А я, признаться, так надеялся… Может быть, все дело в этой мерзкой погоде?

И подойдя к окну, дворецкий с недоумением уставился на чистый, без единого облачка небосклон. Помаячив еще с минуту около подоконника, Квентин тяжело вздохнул и повернулся к нам.

– Ну, – сказал он, – вылезайте. Поигрались и хватит. Нечего там отсиживаться.

Мы нехотя покинули наше укрытие.

– Как там внизу? – осторожно спросил Холмс.

– Паникуют… – равнодушно отозвался дворецкий.

– Скажите, Квентин, – дипломатично осведомился я. – А это не вы, случайно, выли сегодня ночью?

Старик с интересом посмотрел в мою сторону.

– А вы остряк, – похвалил он меня. – Комик. Вы не пробовали свои силы в клоунаде? Сэр…

– Нет, но…

– А жаль. У вас талант. На вашем месте я не стал бы зарывать его в землю. – И он удалился, не то одобрительно, не то осуждающе покачивая головой.

Наскоро размяв затекшие от долгого сидения ноги, мы с Холмсом решили спуститься вниз.

В холле стояла непривычная суматоха. Мы с удивлением обнаружили, что в замке, оказывается, довольно много слуг. Они сновали туда и сюда с мешками, сундуками, корзинами и узлами. Создавалось впечатление, что все они одновременно решили взять расчет.

Присмотревшись, мы заметили в толпе снующих слуг некий порядок. Центром его являлась многострадальная супруга Дэниела Блэквуда. На ней был светло‑зеленый костюм для верховой езды и длинный, свободно ниспадающий плащ. Волосы ее были убраны под широкополую шляпу.

Мы подошли ближе.

– Доброе утро, мистер Холмс. Доброе утро, доктор Ватсон… Джон – этот чемодан – на самый верх!.. Надеюсь, вы хорошо провели ночь?.. Элис, куда вы тащите ковер? Вы с ума сошли!

– Простите, – нерешительно начал Холмс. – Вы, кажется, собрались в кругосветное путешествие?

– Вы что, ничего не слышали этой ночью?! – с ужасом воскликнула леди Джейн.

– Нет, мы спали, – уверенно солгал Холмс, незаметно наступив мне на ногу. – Мы всегда крепко спим. Правда, Ватсон?

Я несколько раз сосредоточенно кивнул.

– Так значит, вы ничего не знаете?! Этой ночью опять появился призрак Блэквуд-холла! Мы ни на минуту не задержимся здесь. Знаете, что тут творилось в тысяча двести восемьдесят четвертом?! Да где же этот Дэниел? Фред! Фре‑е‑ед!!!

Из глубины коридора послышались тяжелые шаги, и вскоре оттуда появился здоровенный мужлан в потертых кожаных штанах и полосатой фуфайке. Железной хваткой он сжимал плечи сэра Блэквуда, не давая тому ни на дюйм отклониться от намеченного курса. На спине согнутого в три погибели Дэниела покоился уже хорошо знакомый нам медный резервуар, а из‑под мышки торчал змеевик.

– Послушайте, Холмс, а медные резервуары вы не относите к пузырькам? – съязвил я и тут же об этом пожалел. Лицо моего друга озарилось.

– Пузырьки! – благоговейно прошептал он и ринулся навстречу Дэниелу.

– Дорогой Дэниел, – страстно начал Холмс, – видите ли… – Он, было, замялся, но в конце концов страсть коллекционера одержала верх. – Видите ли, в кабинете вашего покойного отца я обнаружил коллекцию пузырьков. Я давно собираю пузырьки и поэтому осмелюсь попросить вас об одном одолжении. Не согласитесь ли вы уступить мне некоторые из них? В обмен я мог бы предложить вам несколько редких фиалов византийских мастеров…

– Ой, да забирайте их все! Какой там еще обмен! – прохрипел Дэниел, пытаясь поставить тяжелый резервуар на пол.

– Можно?! – Холмс затрепетал. – Прямо сейчас?! Вы не шутите?!

В этот момент на Дэниела налетел слуга с рыцарскими доспехами в руках. От неожиданности хозяин Блэквуд-холла покачнулся и, не в силах больше удерживать тяжелый груз, выпустил его из рук. Резервуар с грохотом упал на пол и, легко отшвырнув в сторону Холмса, покатился прямо на меня.

И это было последнее, что осталось в моей памяти.