Текст книги "Пять президентов. Научно-фантастический роман"

Автор книги: Павел Багряк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 27 страниц)

Глава 19
Месть профессора Миллера

С того момента, как у парадного подъезда плавно затормозила первая машина с опущенными занавесками, и до того, как бесшумно скользнула последняя, десятая, прошло не более минуты. Говорят, точность – вежливость королей. Особенно когда их подгоняет страх…

Воннел приехал на усадьбу еще раньше. Он знал о разворачивающихся в стране событиях куда больше, чем знали о них Миллер и Гард, видевшие лишь краешек происходящего. Из немногочисленных донесений агентов явствовало, что затаенное недовольство теперь прорвалось наружу и что многочисленные митинги и демонстрации смогут оказаться прелюдией к чему-нибудь гораздо более серьезному. Пока волнения были неорганизованными, люди еще не думали о целенаправленных действиях, просто ими владели растерянность и гнев. Но Воннел отлично был осведомлен о способности людских масс к самоорганизации, особенно когда есть люди, мечтающие о перемене социального порядка. А что таких людей много и что они вооружены опытом, Воннел нисколько не сомневался.

Но как ни странно, на первый взгляд больше всего министра волновало сейчас не это. Он покрывался холодным потом лишь при одной мысли о том, что именно ему предстоит сообщить Совету обо всех событиях, он знал, что первые лавины гнева выльются на его голову, как это бывало еще в незапамятные времена с гонцами, приносившими правителям горькие вести.

Дорон прибыл самым последним. Он подкатил на белом лимузине, сидя рядом с шофером. За его спиной теснились люди Воннела. И хотя они проворно выскочили из машины, чтобы любезно отворить Дорону переднюю дверцу, он не обольстился этой предупредительностью: конвоир тоже кажется вежливым, когда первым пропускает в камеру заключенного. Однако Дорону хватило выдержки сделать вид, что ни под каким домашним арестом он не находится и по-прежнему самостоятелен. Легким кивком он поблагодарил стоящего к нему ближе агента и с невозмутимым выражением медленно, почти торжественно стал подниматься по ступенькам. Чуть сзади неотступно шествовали два дюжих молодца, но Дорон шел так, будто его сопровождал почетный эскорт.

Несмотря на двусмысленность своего положения, генерал был единственным из собравшихся в Круглом зале, кому удалось сохранить бодрый вид. Он справедливо рассудил, что поскольку в данный момент все зависит не от него и не от членов Совета, а от Миллера, Гарда, сыщиков Воннела и Господа Бога, то лучшее, что он может сделать, – это использовать вынужденное домашнее заключение для того, чтобы отдохнуть и хорошо выспаться. Дорон всегда был рационалистом, умеющим даже из неприятностей черпать хоть какую-нибудь пользу.

Короли выглядели далеко не такими свежими. Видимо, необычайная угроза, нависшая над ними, оказалась сильнее новейших успокоительных средств. Заметив это, Дорон еще более приободрился: он чувствовал, что при нынешней неопределенности лучшие шансы выиграть у того, кто обладает более крепкими нервами. «А что, если мне действовать так, будто Миллер уже в моих руках?» – подумал он, усаживаясь в кресло.

Тем временем Воннел приступил к докладу. Торжественно-многозначительным тоном, вовсе не соответствующим характеру достигнутых результатов, он сообщил присутствующим о принятых чрезвычайных мерах по обнаружению профессора Миллера.

– Увы, Миллер еще не найден, – сказал Воннел, – но зато, – его голос в этот момент взвился до победной интонации, – удалось наткнуться на Таратуру, телохранителя и секретаря профессора, когда Таратура проникал в особняк генерала Дорона.

Затем последовала заранее отрепетированная пауза, в течение которой члены Совета должны были, по мысли Воннела, насладиться сообщением и проникнуться к Воннелу некоторой признательностью, очень необходимой ему в дальнейшем.

– Назад Таратура не вышел, – продолжал Воннел, – по всей видимости, он и сейчас скрывается в особняке, но приняты меры, которые не допустят его дальнейшего исчезновения. Уж будьте на этот счет спокойны.

Воннел, а вслед за ним и все члены Совета недвусмысленно посмотрели в сторону Дорона. Дорон даже не опустил глаз, он продолжал сидеть каменным изваянием, словно не о нем шел разговор.

– Что касается профессора Миллера, – закончил министр, – не исключено, что и он скрывается у генерала, и я прошу членов Совета санкционировать обыск особняка!

Воннел вновь смерил Дорона уничтожающим взором. «Благодарю за ценную услугу, – подумал про себя Дорон, не дрогнув ни единым мускулом. – Редкий болван!»

Министр глубоко вздохнул: пора было переходить ко второй части доклада. Члены Совета терпеливо ждали. Дорон отлично представлял себе, какая буря происходит сейчас в их головах, решающих вопрос о проведении обыска у почти равного им хозяина страны.

О прочих событиях Воннел сказал вроде бы между прочим, скороговоркой и таким тоном, каким обычно сообщают пустяки. Но тон не помог. По выражению лиц членов Совета, мгновенно изменившихся, Дорон понял, что вопрос о нем уходит на второй план, так как возникает опасность более серьезная.

– Вам следовало начать доклад с сообщения о событиях в стране! – грозно произнес король Стали, как только Воннел умолк.

– Вы чрезвычайно легкомысленны, министр! – добавила Нефть.

– Хоть какие-то меры вы принимаете?! – рявкнул кто-то еще.

– Я полагаю, господа… – начал было Воннел, но его перебили.

– Полагаю, нужно немедленно дать стране электричество! – решительно сказал король Стали. – Связь парализована, а это обстоятельство мешает нам вести борьбу против волнений. Кроме того, в дальнейшем ограничении я вообще не вижу смысла, если Миллер, как явствует из доклада министра, уже взят на прицел. Разумеется, если этому сообщению можно верить!

Воннел сжался в комочек и затаил дыхание.

Предложение не голосовалось. Как всегда, оно отражало общее мнение, и, как обычно, исполнять его нужно было немедленно. Воннел вышел, через секунду вернулся, а еще через какое-то короткое время заработали установки кондиционирования воздуха, которые, вероятно, в спешке не были выключены в ту ночь, когда вырубалось электричество. Воздух сразу посвежел, но общая атмосфера от этого не стала лучше.

Арчибальд Крафт, взяв слово, выразил надежду, что полиция и служба безопасности уже приведены в готовность. Кроме того, сказал Крафт, на всякий случай нужно дать соответствующее указание военному министру, чтобы и войска были готовы «сдержать лишнюю энергию неустойчивой части населения».

Приказ военному министру можно было отдавать прямо из Круглого зала, воспользовавшись ожившим телефоном. Воннел включил динамик, и потому, его разговор с военным министром транслировался с помощью усилителей для всех. Команда была дана, и члены Совета отчасти успокоились, так как привыкли считать, что нажатие одной кнопки, один телефонный разговор или даже само принятие решения уже снимает проблему: нет в стране ни паники, ни волнений, ни опасности забастовки – ничего нет! Тишина в стране! Покой и благодать! Приказ отдан…

Затем члены Совета сменили позы, скинув с себя, как слишком узкие пиджаки, напряжение, но почувствовали при этом, что легкость не пришла, так как сорочки тоже не были просторными, а воротнички сдавливали шеи. Оставалась «проблема Дорона», она вновь вышла на первый план, и все посмотрели, как по команде, на генерала.

«Пора! – в ту же секунду подумал Дорон. – Ни в коем случае нельзя отдавать инициативу в чужие руки!» Приняв такое решение, он, однако, еще несколько мгновений молчал. Медленно повернув голову в сторону Воннела, он даже слегка приоткрыл рот, но комок вдруг закупорил ему глотку. У Дорона теперь был только один настоящий враг на всем белом свете, но самый сильный и могущественный: он сам. И в борьбе со своей собственной нерешительностью и страхом он не мог рассчитывать ни на деньги, которые у него были, ни на верных людей, наемных убийц, шантаж и угрозы. Один на один. Дорон против Дорона. Ум против глупости. Страх против смелости. Уверенность против нерешительности…

Сознание генерала на какое-то мгновение помутилось. Он вдруг почувствовал, будто проваливается в бездну, как это бывает в кошмарном сне. Но тут раздались слова, произнесенные чьим-то размеренным и спокойным голосом:

– Господин министр, пригласите сюда президентов.

Дорон обвел присутствующих мутным взором. На лицах королей было откровенное недоумение, но взгляды их казались прикованными к Дорону. «Это я сказал?!» – с ужасом и одновременно с чувством облегчения подумал Дорон.

Воннел был растерян, но короли уже надели на себя каменные маски.

– Я должен повторять, господин министр? – четко произнес Дорон.

Воннел осторожно выскользнул за дверь. Несколько минут в зале стояла тишина, нарушаемая лишь шипением кондиционных установок. Дорон позволил себе встать с кресла и медленно пройтись вдоль стола и обратно. При этом он заложил руки за спину, и каждый из королей получил возможность заметить его высоко поднятую голову. Наконец дверь открылась. Появился Воннел во главе невиданной процессии. Вошли пять президентов, пять совершенно одинаковых людей, имеющих каждый свое собственное выражение на лице. Членам Совета могло показаться, что это ожили фотографии какого-то великого актера, изображающего на страницах иллюстрированного журнала свои мимические способности.

Процессию торжественно замыкал Джекобс. Он был, как всегда, философически настроен, а потому выглядел не то сонным, не то мудрым.

Дорон тоже разглядывал лица президентов, чуть сощурив глаза. Потом неожиданно перевел взгляд на их одежду и еле сдержал улыбку. За истекшие сутки почтенные главы государства, предоставленные, вероятно, самим себе, успели внести некоторые изменения в свои туалеты, соответствующие их вкусам и наклонностям. От этого зрелище сделалось еще более нелепым и невероятным.

Впереди шагал президент в узеньких, не по возрасту, джинсах и в легкомысленной спортивной курточке, на рукаве которой красовалось изображений ядовито-желтого продолговатого мяча. Следом шея президент, одетый в безукоризненную темно-синюю пару, ослепительно белую сорочку с туго накрахмаленным воротничком и в галстуке бабочкой. Третий был одет во фланелевую рубаху без галстука и в простой твидовый пиджак; столь демократичный вид делал его похожим скорее на коммивояжера средней руки, нежели на президента могущественнейшего государства. Четвертый, взгляд которого был устремлен куда-то вверх, словно он молился, был облачен в строгую черную одежду, которая определенно гармонировала с изящными четками слоновой кости, нервно перебираемыми сухими пальцами. Наконец, последний, пятый президент, опустив голову, семенил позади всех; у него была нетвердая походка, плохо отглаженный костюм и явно несвежая рубашка с помятым воротничком говорили о том, что он был самым неухоженным, – либо о нем в суматохе забыли, либо он сам пожелал оказаться забытым.

Все пять президентов чинно уселись во главе стола, а чуть позади них примостился Джекобс. Весь его вид не выражал никакого желания выполнять приказы своих хозяев, а говорил скорее о любопытстве старого слуги. Во всяком случае, на лице Джекобса была написана вся бесконечность вселенной.

Какое-то время никто не сделал ни одного движения, не произнес ни единого слова. Все ждали, что скажет Дорон, понимая, что скажет он что-то чрезвычайно важное.

Генерал встал. По привычке он на мгновение вытянулся, как на параде, но только на мгновение, чтобы затем принять вольную позу. Присутствующие оценили это обстоятельство как желание Дорона подчеркнуть, что отныне он не намерен вытягиваться в присутствии президентов и даже королей. На самом деле Дорон вновь потерял связь между реальным своим положением и тем, которое хотел занять. Он понимал, что неожиданно получил власть над всеми этими людьми, с которыми не мог поставить себя рядом даже в тайных мечтах. Играть с ними было опасно. Равносильно тому, чтобы забавляться атомной бомбой на складе водородных. Генерал не строил иллюзий. Он отлично понимал, что его миллионы – ничто в сравнении с их миллиардами. И если ему даже посчастливится продлить свою власть над ними, то это все равно будет власть для них… Но, Боже, много раз организуя смену правительств и перевороты в зависимых странах, Дорон, как ни странно, практически не знал. Как это делается в натуре, с помощью каких слов и каких конкретных действий. Впрочем, подобное неведение скорее диктовалось не тем, что генерал не умел осуществлять перевороты, а тем, что он не был уверен в необходимости этого шага именно сейчас, в данный момент. Достаточно ли у него для этого оснований? Не слишком ли рискованно он действует? Может, лучше поискать какие-то более мягкие пути? А вдруг сейчас откроется дверь, войдут агенты Воннела и положат прямо на пол перед круглым столом связанного по рукам и ногам профессора Миллера? Что будет тогда? Акция Дорона немедленно превратится в мыльный пузырь, и спасения уже никакого не будет…

– Господа! – сказал Дорон, понимая, что молчать уже невозможно, но еще не зная, что будет говорить дальше. – Нам пора, господа, учитывая происходящие в стране события – наличие пятерых президентов, неизвестность местоположения Миллера и общую критичность ситуации, – принять соответствующие меры для того, чтобы, по крайней мере, стабилизировать власть и…

И вдруг раздался телефонный звонок. Как в хорошо отработанном сценарии. Прямо тут, в Круглом зале, звенел телефонный звонок, что произошло впервые после той злополучной ночи при свечах, и почему-то все решили – все, кроме Дорона, – что звонок имеет прямое отношение к его речи. Между тем сам генерал мог воспользоваться телефонным звонком как передышкой для осмысления последующих своих слов – и никак иначе.

Дорон умолк. Джекобс, в обязанности которого всегда входило поднимать первым телефонные трубки, поднял ее и на этот раз. Полагая, что Дорон знает сценарий лучше остальных и, несмотря на это, не возражает против вмешательства Джекобса, никто из присутствующих тоже не посмел возразить, в том числе и Воннел. Все еще включенные усилители донесли до присутствующих во много крат увеличенный голос Джекобса:

– Секретарь господина… – Джекобс запнулся, но, видимо, решив, что уже не выдает никаких государственных тайн, тут же поправился: – Секретарь господ президентов слушает!

– Срочно министра внутренних дел господина Воннела! – донесся чей-то взволнованный голос.

Дорон похолодел. «Вот оно, – подумал он. – Они нашли Миллера! Что делать? Что делать?» Впору было бросаться вперед, хватать трубку и хоть на несколько минут, хоть на секунды оттянуть обнародование страшной вести.

Но Воннел уже держал трубку в руках:

– Я слушаю!

– Господин министр, докладывает агент семьсот сорок восьмой. У меня срочное секретное сообщение…

– Говорите! – приказал министр.

– Есть сообщение, что погиб Таратура…

– Где?

– Район Строута. Двор меблированных комнат…

Вдруг раздался сигнал отбоя – по всей вероятности, агент звонил из автомата и ему помешали вести дальнейший разговор. Несколько раз произнесенное Воннелом «алло!» было бессмысленным. Бросив трубку на рычаг, он почему-то сокрушенно произнес, ни к кому не обращаясь:

– Ускользнул!

– А Миллер? – воскликнул кто-то из членов Совета.

– Я не понял, господа, – произнес Воннел, – он сказал «труп» или «трупы»?

Все переглянулись и промолчали, но было заметно, что ангел надежды пролетел по залу, потому что лица членов Совета оживились.

– Трупы! – сказал вдруг Джекобс, научившийся в последнее время отдавать предпочтение множественному числу перед единственным.

На Дорона уже никто не обращал внимания. Генерал сел в кресло, закрыл глаза и представил себе собственное будущее настолько отчетливо, что, будь при нем какой-нибудь яд, он принял бы его непременно.

– Господа, – сказал президент, одетый в помятую рубашку, – нам хотелось бы определенности, и, очевидно, назрел вопрос…

И вновь раздался телефонный звонок. На этот раз Воннел опередил Джекобса и схватил трубку.

– Сейчас будет определенность! – быстро оказал Арчибальд Крафт.

Дорон продолжал сидеть с закрытыми глазами.

– Воннел слушает! – сказал министр.

– Отлично! – произнес чей-то голос. – Если вы тот Воннел, который является министром внутренних дел, немедленно передайте трубку генералу Дорону!

– Кто говорит? – спросил министр.

– Профессор Миллер!

У Воннела отвалилась челюсть. Члены Совета, как по команде, встали со своих мест. Дорон, двигаясь почему-то боком, приблизился к телефонному столику. Нервы его были на пределе. С трудом сохраняя контроль за своими движениями, он сомнамбулическим жестом взял трубку.

– Да, – сказал он тихо. – Я слушаю.

– Господин генерал, – сказал Миллер, – рад сообщить вам, что матрицы членов Совета приготовлены. Жду ваших дальнейших указаний!

– Что? – сказал Дорон.

– Я говорю, – повторил Миллер, – что вы можете объявить членам Совета о том, что я жду ваших указаний по поводу их дублирования.

– Так, – сказал Дорон, пытаясь сориентироваться в этой невероятно изменившейся обстановке. – Вы… там же? – Глупее вопроса он задать не мог.

Миллер откровенно расхохотался в трубку:

– Почти, генерал.

На присутствующих этот смех произвел гнетущее впечатление. «Ну конечно, – решил каждый, – они в сговоре! Это ясно как Божий день…»

Дорон тем временем уже взял себя в руки. «Вероятно, Гард сделал свое дело. Или Миллер открылся сам? В конце концов, сейчас важно то, что он предлагает мне сотрудничество, да еще в момент как нельзя более подходящий…»

Крафт, опустив низко голову, кусал кончик платка, торчащего из нагрудного кармана. «Вот когда начал действовать их сценарий! – подумал он. – Не в тот раз, когда был непредвиденный звонок, а именно сейчас! Дорон опасен, как черти в аду!»

– Ну, генерал? – спросил Миллер.

В голосе Дорона появились властные нотки: он уже почувствовал способность на равных участвовать в игре.

– Профессор, – сказал Дорон, – если в течение часа от меня не поступит никаких указаний, приступайте к дублированию!

– Хорошо, генерал. И вот еще что. Полиция и армейские части пытаются разогнать митинги протеста. Это обостряет обстановку в стране и ведет к напрасным жертвам. Отдайте распоряжение о соблюдении властями конституции. Иначе я приступлю к дублированию немедленно. Вы поняли?

– Разумеется, – сказал Дорон и повесил трубку. Затем, сделав паузу, он обвел присутствующих торжествующим взглядом. – Воннел, будьте любезны выполнить распоряжение Миллера. Он прав. Незачем накалять обстановку, мы все решим полюбовно. Садитесь, господа!

Все сели. Воннел опрометью бросился выполнять приказ. Дорон же так и остался стоять у телефонного столика. Свободное пространство, которое теперь пролегало между ним и членами Совета, как бы подчеркивало существо создавшегося положения. По лицу генерала пробежала еле заметная улыбка. Он вновь принял вольную позу, медленно полез в карман, медленно вытащил портсигар, неторопливо щелкнул зажигалкой и с откровенным наслаждением пустил облако сизого дыма.

– Я заметил, господа, – произнес Дорон, – что вы приехали сюда в черных машинах. Мне очень жаль, что вы избрали для своих автомобилей столь опасную окраску… Моя машина выкрашена в светлый цвет. И это не случайно, господа. Остерегайтесь черных автомобилей! Статистика показывает, что из каждых ста катастроф девяносто четыре происходят именно с черными машинами… Но это, господа, между прочим.

Он явно издевался над членами Совета.

Ну а что делать дальше?

– Мне кажется, господа, – произнес Дорон, – ситуация вполне созрела для выводов. Кто первый?

Первым был Крафт.

– Генерал совершенно прав, – сказал он. – Наш либерализм и игра в демократию привели к распылению власти. Им необходимо противопоставить единую и твердую силу, и кандидатура генерала Дорона мне кажется подходящей.

Члены Совета промолчали. «Так вот как это происходит! – подумал вошедший на цыпочках Воннел. – Звонит какой-то профессор, провозглашает диктатором генерала, и прежнее правление летит вверх тормашками! Ни выстрелов, ни крови, никакой резни… Да, перевороты в банановых республиках осуществляются куда эффектней!» Воннел отлично помнил один такой переворот, к которому и сам приложил руку, когда три человека в масках явились среди бела дня на заседание Совета министров, у всех на глазах спокойно застрелили премьера и двух его заместителей и тут же заняли вакантные должности. В первые минуты, управляя страной, они даже забыли снять маски…

– Ну что ж, господа, – сказал Дорон. – Если возражений нет, я думаю, нам прежде всего следует поблагодарить наших президентов за их труды. Господин министр, проводите их, пожалуйста!

Воннел вытянулся перед Дороном:

– Куда, господин… генерал?

– Что – куда?

– Проводить.

– Куда хотите. Воннел, вы отвечаете за каждого головой, пока сами занимаете пост министра. Господа, приступим к первоочередным делам…

– Но их не пять!.. – воскликнул вдруг Воннел. – Их только четверо, господа!

Дорон резко повернул голову. Крайнее кресло, в котором только что сидел президент, перебиравший четки, было пусто. Впрочем, не совсем. На столе лежали четки, а в кресле – жалкий комочек одежды, в которую только что был облачен президент. Никто не заметил, когда он успел раздеться и куда вышел, и в зале началась паника.

И тут пропал второй президент! И вновь никто не заметил, как это случилось! Дорон почувствовал, как на его голове поднимаются волосы. Бред какой-то, типичное наваждение! Президента в спортивной курточке не было, но сама курточка лежала в кресле. И в этот момент Дорон, как и все присутствующие, увидел совершенно фантастическую картину: растворился третий президент! Он никуда не ушел, не бежал, не взвился под потолок и не провалился под пол. Он сделался прозрачным настолько, что сквозь него стала отчетливо видна спинка кресла, потом пропали его очертания, и наконец он беззвучно рассеялся, как эфирное облако, оставив в кресле бесформенную горку одежды.

Столь же тихо и деловито прекратил свое существование четвертый президент. Все ошеломленно смотрели на пятого, не в силах вымолвить ни единого слова. Лишь Джекобс философски заметил:

– Бог дал – Бог взял…

Пятый президент, одетый в несвежую рубашку, судорожно вцепился в ручки кресла, словно надеялся с их помощью удержаться в этом обманчивом мире.

Воннел за всю свою долгую жизнь еще никогда не видел, чтобы кто-нибудь так буквально и так крепко держался за президентское кресло.

Внезапно тишину нарушил Джекобс.

– Кен, – сказал он президенту, – мы с вами опять одни?

По членам Совета словно прошел удар током.

– Генерал, – прохрипел Крафт, – объясните!

Дорон судорожно глотнул воздух.

Спасительно – о, как спасительно! – сзади проскрипела дверь. Оттуда высунулась рука и сделала Воннелу энергичный знак.

Как зачарованные, члены Совета уставились взглядами на эту кощунственную руку.

Воннел метнулся к двери.

Президент, ни на что не обращая внимания, лихорадочно ощупывал себя. Со стороны могло показаться, что президента одолели блохи.

– Господа, – лицо Воннела дергалось, когда он обернулся, – некоторым образом… осмелюсь сообщить… сообщить…

– Ну?! – теряя самообладание, завопил Крафт, и члены Совета вскочили, тоже готовые завопить, заорать, закричать.

– К усадьбе движется колонна машин с демонстрантами! – выпалил Воннел. – Они близко!

– Кто допустил?! – Крафт сгреб министра за отвороты пиджака. – Войска! Почему не стреляют?..

– Это Дорон! – пискнул министр. – Он отдал приказ соблюдать конституцию!

– Господи, упокой его душу! – вздохнул Джекобс.