Текст книги "Ефимка-партизан"

Автор книги: Павел Голубев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

VI

– Ну, вот, теперь ты настоящий партизан! – и бородатый похлопал Ефимку по плечу.

Ефимка не знал, что это: плохо или хорошо, но по голосу бородатого он решил, что лестно, и ему стало веселее.

С поляны солдаты все ускакали в лес, остались только двое вчерашних молодых солдат и бородатый.

Ефимке дали куртку и солдатский картуз.

– А вот тебе и оружие, и будешь ты Аника-воин, славный партизан. Врага рази без пощады, за товарища – умри. Вот наша клятва! – и бородатый передал Ефимке заряженный револьвер и запасные патроны.

Ефимка подпоясался кожаным поясом, заткнул револьвер за пояс, надел лихо шапку набекрень и погрозил кулаком:

– Теперь Дубков не уйдет!

– Ого! Да ты храбрость начинаешь проявлять, напрасно я тебя с теми ребятами не отправил.

– А куда они поехали, Дубкова ловить?

– Его, дьявола... только живым его трудно поймать, не таковский он.

– А ты видел его, дядя? – спросил Ефимка.

– Как же, вот как тебя.

– И не поймал его? – поразился Ефимка.

– Нельзя было, в гостях мы встретились...

– Н-ну? Где же это было! – удивился солдат, которого бородатый звал Зозулей.

– Да в Осиновке, на прошлой неделе...

– Расскажи, пожалуйста, ты нам про это не рассказывал, – попросил Зозуля.

– Ну, заехал я к Вандеихе, думаю: передохну и конь подкормится... захожу, а там гости: начальник милиции, два казака, офицер какой-то, да еще человека три солдат... Ну, от компании и я не прочь... Выпивали, как полагается, закусывали... Все говорили про Дубкова, что поймали, расстреляли... Офицерик божился, что он его ловил, и сам ему руки назад скручивал, и что Дубков плакал, в ногах валялся, просил отпустить... одним словом, размазня, а не главарь шайки. Один гость встал из-за стола, поблагодарил хозяйку, за ручку со всеми простился, подошел к офицерику-то последнему, погрозил ему пальцем и тихонько говорит:

– Благодари хозяйку, что я здесь услыхал твою брехню, а то посмотрел бы я, кто из нас размазня.

Потом обернулся ко всем и сказал:

– До свидания, граждане. Не верьте этому брехуну. У Дубкова не шайка, а отряд, и не разбойничает он, а борется с кулаками и мироедами... Сам же он жив и здоров и вам того желает!

Поклонился и скрылся за дверь.

Мы все опешили, глаза вытаращили: ведь это сам Дубков! Выбежали на улицу, а его след простыл.

Ефимка слушал с затаенным дыханием.

– А страшный он? – спросил Ефимка.

– Нет, простой, веселый, с бородкой... Ну, погоди, может сам увидишь, сцапаем мы его, голубчика... не долго ему гулять! – весело сказал бородатый, и солдаты рассмеялись.

Рассказ бородатого захватил Ефимку. Он забыл и дом, и Нюрку, и захотелось пробраться к Дубкову и вместе с ним совершать набеги.

Вспомнились ему сказки дачника Володи про морских разбойников, про отважных атаманов. Значит, не врут в книжках, бывают же вот такие смелые, настоящие люди.

В лесу раздался пронзительный свист.

– Пора, – сказал бородатый. – Зозуля и Бараш, вперед, Ефим со мной.

Солдаты двинулись вперед. Ефим с бородатым сзади.

Послышались два свистка.

Выстрелы стали чаще, пули жужжали, как пчелы.

– Ну, дела наши плохи... обходят, черти, знать, много их нагнали. За мной! – крикнул бородатый и поскакал в другую сторону от свиста.

Все ехали за ним, едва успевали.

Выехали к маленькой деревушке. У крайней хаты человек десяток мужиков, видимо, знакомых солдатам.

– Мир честной компании! – поздоровался бородатый, слезая с коня.

– Здор о во, – ответили мужики.

– Что нового слышно? – спросил бородатый.

– Нового-то много, брат... видишь, скольких хат нет, – указали мужики на середину деревни, где торчали обгорелые столбы и печные трубы.

– Что, пожар был? – поразились солдаты, – когда?

– На прошлой неделе сожгли проклятые разбойники... хорошо, что старики-то во-время уехали, а то что бы с ними сделали?!

– Чьи хаты-то? – спросил бородатый.

– Две Костюхиных, да Михаила Бубнова. Костюхины-то ребята перебежали к вам, ну, и старики за ними подались...

– А Михайла за что? – интересовался бородатый.

– По доносу аксеновского мельника... зря пострадал мужик!

– Ну, не отчаивайтесь, – сказал бородатый – скоро конец будет поджигателям... Вы знаете, нет ни одной подтаежной деревни, чтобы из них не было у нас добровольцев.

– Знаем, – отвечали мужики, – через нас каждый день перебегают солдаты.

– Дяденька, я зайду в хату напиться? – спросил Ефимка у бородатого.

– Зайди, зайди...

Ефимка забежал в избу.

– Тебе чего, паренек? – встретила его старуха.

– Нет ли водицы напиться? – спросил Ефим.

– А вот квас в ковшике, пей на здоровье. Хорошо в жар-то.

Ефим с жадностью выпил полковша.

– И у вас значит банды были? – спросил Ефим, указывая на обгорелые хаты. – Ишь ведь, какой пожарище устроили!

– А кабы не были, милый, и дело бы другое было... Само бы не загорелось.

– И Дубков был у вас?

– Дубков-то был, дай бог ему здоровья, – перекрестилась старуха, – старика моего от петли спас... Захватили душегубы... так, ни за што... Ну, да спасибо, Дубков то был неподалече, выручил... Ах, что было-то у нас, паренек... Как бы не Дубков – всю бы деревню спалили, окаянные...

– Ну, что, напился парень-то? – прервал словоохотливую старуху мужичий голос под окном, – ждут!

– Сейчас! – спохватился Ефимка, – спасибо, бабка! – поблагодарил он старуху и побежал на улицу, а в голове, как живой, Дубков, бесстрашный, отбивающий от разбойников бабкиного старика и спасающий деревню от поджигателей.

– Ну, забирайся, Ефим, – и бородатый подал ему руку и посадил на лошадь.

Послышались в лесу близкие выстрелы...

– Ну, прощайте, надо спешить, – сказал бородатый.

– Счастливый путь, – ответили мужики, – Костюхиных увидите, пусть не тужат: выстроить хаты подсобим!

Ехали долго лесом, без всякой дороги. Порой приходилось слезать с коней и пролезать сквозь чащу. Выстрелы слышались реже.

Выехали к болоту – выстрелов не слышно.

– Правильно едем, – сказал бородатый, и поехали шагом в объезд болота.

Выехали к какой-то заимке. У изгороди стояло до десятка оседланных лошадей.

– Чья бы это заимка? – как бы сам про себя сказал бородатый. – Лошади какие-то...

– А я сбегаю... узнаю, – вызвался Ефимка и, быстро сняв куртку с поясом, да кстати и сапоги, чтобы легче бежать, помчался к заимке.

Забежал во двор, где под навесом стояло еще несколько оседланных лошадей. Из растворенной настежь двери слышался громкий разговор, смех. Ефимка к двери – солдаты, есть и офицеры, все пьют чай, закусывают.

«Еще подмога, – подумал Ефимка, – вот хорошо».

Ему как-то сделалось веселее, но Дубкова стало жалко, если поймают. Сказать бы ему, чтобы убегал, но где найти?.. Опять и бородатого жалко... А, может, эти не Дубкова ловят? Спросить бы, может быть, куда они едут?..

– Ты что, мальчик, заглядываешь, заходи, – раздался приятный голос из избы. Ефим зашел.

– Ты здешний? Где твой отец?

– В Петуховой, – ответил Ефимка.

– А мать?

– Тоже в Петуховой.

– Когда они уехали? И почему?

– Они там и жили завсегда...

– Как это так? Ты, брат, не завирайся! Дубков заезжал к вам третьего дня?

– Не знаю...

– А ты видел Дубкова? – продолжал допрос тот же нарядный солдат.

– Нет, не видел.

– А брат где твой?

– Санька? Дома с тятей.

– Да ты дурака-то не строй! – начал сердиться солдат, – к Дубкову ушел, а не с тятей...

– А сестра где?

– Нюрка! Домой побежала. Неужто заблудилась?! – вырвалось у Ефимки, и сердце заныло.

– Как заблудилась? Куда она побежала? – все закусывающие внимательно следили за допросом Ефимки.

– Да всыпать ему хорошенько, небойсь, все скажет, – раздался из другой комнаты злой голос.

– Не лезь, когда не спрашивают, – осадил его первый.

– Как тебя звать-то? – уж более мягко спросил первый Ефимку.

– Ефимкой, – робко ответил Ефим и подумал: «Уж не банда ли, больно злющие; опять на Дубкова напирают, ничего не понимаю».

– Вот что, Ефимка, – мягко продолжал первый, – мы тебе ничего не сделаем, скажи по правде: часто к вам Дубков заезжал? Говори, не бойся!

– Он к нам никогда не заезжал.

– И отец твой к нему не ездил?

– Нет.

– Да говорю – всыпать, – настаивал тот же злой голос.

– Ну, а лошади где?

– Одна у дяди Степана Кондакова, а другая – дома.

– Ну, парень, что-то врешь. Придется видно тебе березовой каши попробовать.

– Да про что же я и говорю... сразу язык развяжет... Вот я сейчас покажу ему, где раки зимуют!

Ефимка весь задрожал, боялся пошевельнуться, а в голове стояло:

«Вот, видно, банды-то какие!»

Из другой комнаты вышел солдат, от него несло вином.

– Снимай штаны, стрекулист!

Ефимка заревел. А солдат схватил его подмышку, вытащил на двор, выдернул из метлы толстый прут да и начал стегать.

– А, а? вот тебе – не знаю, вот тебе – не ведаю. Казанская сирота! Маленький, а туда же дурачком прикидывается.

Больше Ефим ничего не слыхал, так как похожая на ожоги боль в спине и задней части лишила его сознания. Помнит, что сначала он только кричал «благим матом» на весь двор, а потом очнулся от страшного крика, драки, стрельбы, и какой-то голос, страшно знакомый Ефимке, кричал;

– Идолы поганые... вам ребятишек избивать... трусы подлые...

И слышал Ефимка, как сыпались удары, как лязгало железо, кто-то кричал... стонал. Чувствовал, что тут что-то страшное творится, но подняться не мог от боли.

Открыл глаза и увидел перед собой бородатого, всклокоченного, потного.

– Держись за шею, Ефимка, крепче!

Ефимка схватился за шею, бородатый мигом вскочил на лошадь и поскакал, отстреливаясь направо и налево.

Ефимка закрыл глаза, чтобы не видеть, что делается. – Чувствовал, мчатся, что есть силы.

Ехали долго. Приехали на заимку. Бородатый слез с лошади, внес Ефимку в избу.

– Тетка Марья, полечи-ка парнишку, насилу отстоял, чуть до смерти не задрали. Ироды! – сказал бородатый хозяйке, а сам вышел привязать лошадь.

– Кто это тебя, родимый? – ласково сказала тетка Марья.

Ефимка заплакал:

– Банды...

– У, проклятущие... – возмутилась тетка Марья. – Ну, я скоро вылечу...

Взяла в шкафике баночку с какой-то мазью, намазала тряпку и приложила к больному месту.

– Лежи вот так, на брюхе... а я самовар поставлю... покормить надо Мироныча-то.

После пережитых ужасов Ефимке так было приятно лежать на мягкой постели, что он скоро заснул.

VII

Через два дня Ефимка мог уже ходить и боли почти не чувствовал. Мироныча, как назвала хозяйка бородатого, он так и не видал. Тетка Марья на его вопрос – где солдат, что его привез сюда, ответила, что скоро приедет.

Действительно, в субботу вечером человек пять верховых въехали во двор.

– Тетка Марья, баню истопила? – послышался знакомый Ефимке голос.

Он выбежал во двор – солдаты незнакомые, что за чудо? Голос бородатого, а его нет.

– А, Аника-воин! Как здоров? Тетка Марья лучше всяких докторов вылечит. Не узнаешь без бороды-то?

Только сейчас Ефимка рассмотрел и узнал Мироныча.

– А я тебя и не узнал, а где те твои товарищи? – спросил Ефимка.

– Там, брат, остались. Хорошие ребята, – и Мироныч больше ничего не сказал.

Вымылись в бане, сели пить чай и ужинать.

– Ну, Ефим, молод ты еще быть партизаном, подрасти еще... Завтра мы тебя проводим домой...

– А мне так хотелось Дубкова повидать!

– Дубкова? Может быть, дор о гой и встретим, почем знать.

Ночью Ефимку подняли сонного, уложили на телегу и двинулись в путь.

Ефимка проснулся, когда остановились у петуховской паскотины открывать ворота.

– Никак наш кедровник? – радостно сказал Ефимка.

– Ваш, ваш! – сказал незнакомый мужик, правивший лошадью.

– А где же солдаты? – спросил Ефимка.

– Вон поджидают нас у лесной дороги.

– Ну, теперь добежишь домой, а мне скорей надо до дому добираться, слезай!

Ефимка слез и остановился.

Мироныч нагнулся с коня.

– Ну, Ефимка, прощай. Очень хочется тебе увидать Дубкова? Ну, смотри, вот он, – Мироныч ткнул себя в грудь и ласково посмотрел в глаза Ефимке.

– Не верь, что я разбойник... Я – партизан... Боремся мы с теми, помнишь, там на заимке, где я тебя выручил... А по тайге прячемся, пока нас мало... Зря мы никого не грабим, а только, когда нам приходится туго – берем у богачей... Ну, нам пора, прощай. Не поминай Дубкова лихом... А эти гостинцы передай Нюрке, – и Мироныч подал пяток кренделей, тронул коня и скрылся вместе с товарищами в густом кедровнике.

1923 год.