Текст книги "Рассыпуха"
Автор книги: Павел Андреев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)
Сидящий напротив меня человек без ног продолжает говорить. Я его внимательно слушаю, заедая услышанное салатом из свеклы с орехами. Людям вовсе не свойственно говорить одинаково. В том, как мыслит и говорит Самелин, и заключается его сущность. Язык Самелина – это и есть сам Самелин. Описывая свои истории про то, как он взорвался, про Бубу и его историю с Болтом, Самелин создает волну новых переживаний. Смысл его историй передается мне словами, которые соответствуют моему жизненному опыту, и потому, в данный момент, просто всплывают в моей памяти. Они открывают доступ к прошлому и способствуют новому осмыслению пережитого. Момент, в который я перестаю осознавать рассказанное им, ускользает от моего сознания, и я понимаю, что уже никогда во всех деталях услышанное мной не повторится в будущем. Я дожидаюсь конца его истории про Улькуса, достаю новую бутылку водки и сдвигаю стаканы в центр расстеленной на полу газеты.
– Очень жуткая и противная история, но до боли оптимистичная. У Улькуса было то, чего сегодня нет у многих – вера в то, что они делают. – Наливая водку в пластиковый стакан, я кажусь себе практически трезвым. – Богатство и нищета дети одной мамы – веры. За нее – за маму веру!
Я опрокидываю в желудок очередную порцию. Движение водки по организму почти не чувствуется, но добавляется такой нужный сейчас пофигизм. Самелин грузит меня своими историями про Болта, про Душу, про Пулю, про соседского «фирменного» кота и невозвратный долг. От передозировки информации и алкоголя мозг отключается и включается только на следующее утро.
Маленькая однокомнатная квартира на пятом этаже. Шестнадцать квадратных метров, крохотная кухня, совмещенный санузел и маленький застекленный балкончик. В правом углу единственной комнаты на собственной коробке стоит четырнадцатидюймовая видеодвойка Samsung. Напротив, у противоположной стены, «убитое» трюмо. Такие же три стула и две панцирные кровати с полированными спинками. У кроватей, стоящих вдоль стен буквой «Г», на полу лежит ковер с остатками вчерашнего «банкета». На нерасстеленной кровати, укрывшись курткой, свесившись головой вниз, лежу я. Передо мной стоят чьи-то ноги в ботинках. Поднимаю недоуменно глаза – это протезы Самелина. Сам он уже журчит водой в ванной. Жизнь до отказа набивает меня обыденностью вещей. Невозможно верить в незнакомое и непривычное, когда перед глазами всегда есть привычное и знакомое.
Уже утро, а вчерашние слова все еще живут в моей голове. Истории Самелина показались бы совершенно бестолковыми, окажись они на листе бумаги, но рассказанные им лично, они развернули мою душу от центра к ее окраинам. Оказалось, в центре у меня – злоба на тех, кого вижу каждый день, на периферии – доброта и жалость к тем, кого совсем не знаю – Самелину, Бубе, Пуле и Кропалю. Возлюби ближнего своего – заповедь хитрая. Кто хочет, – понимает под ближним любого другого; кто не хочет так понимать, – подразумевает ближнего по духу. Не хочешь любить ближнего, возлюби дальнего. Пожалел вчера уродов, которых не знаю, и не выстрелил вслед уезжающей от меня машине. Ниточка моих искушений, привязанная к курку пистолета, натягивается.
Стоп, пистолет! Я нервно взвешиваю в руках куртку и вскакиваю от отсутствия привычной тяжести. Растерянно похлопав по карманам, озираюсь вокруг. CZ спокойно лежит у меня за спиной, в лунке панцирной сетки кровати, продавленной моей задницей. Что ж, пистолет тем и хорош, что с ним невольно чувствуешь себя как-то увереннее и спокойнее, но главный недостаток – притупляется чувство бдительности! Забываешь даже о том, что у тебя есть пистолет, и что носишь его при себе совершенно незаконно.
Нахлынувшие переживания мешают воспринимать реальность. «Рассыпуха» и угон машины по смыслу довольно далеки друг от друга, хотя сейчас возможно, что одно означает другое – ресурс, непригодный к повторному использованию. Так иногда кажется, что яркая реклама означает высокое качество рекламируемого продукта, а заявление о сдаче найденного оружия с подписью, но без даты – честные намерения предъявителя. Патроны в пистолете мне уже не кажутся упущенной вчера удачей.
Когда не можешь ничего сделать, стараешься чем-нибудь воспользоваться. Поэтому таскаешь с собой по жизни кучу ненужных вещей. То, чем не можешь воспользоваться, тебе уже не принадлежит. Тогда зачем подбирать то, от чего позже придется избавляться? Так незаметно собственную жизнь и превращаешь в рюкзак для рассыпухи. Если верить Самелину, то РД с рассыпухой – это кладбище неиспользованной уверенности. Россыпь разрозненных ожиданий наполняет жизнь обязательствами и правами, которыми мы так и не смогли воспользоваться. Так лыжи, велосипед, удочки, рюкзак с палаткой, спальником и туристическими ботинками навечно прописываются в гараже или на балконе; гидрокостюм с аквалангом, винтовка и охотничий нож, любимый автомобиль и яхта – так и остаются там, где мы их первый раз увидели на витрине.
Нагружая на себя такой «боекомплект», мы истощаем себя ожиданием исполнения собственных желаний. Не реализуя их, мы сами часто провоцируем противостояние, ресурсом для которого служит наш неиспользованный потенциал. Накапливая в жизни то, что, могло нам пригодиться, но не пригодилось, мы невольно создаем собственный мир упущенных возможностей, который, в свою очередь, начинает провоцировать скрытые перемены в нашей реальной жизни. Отказываясь строить мир собственных решений, мы остаемся жить в мире, где решения за нас принимают уже другие. Не съеденные нами когда-то яблоки растут за чужим забором, их едят другие, которые не прочь занять наше место – так наша собственная рассыпуха оборачивается против нас. Госпиталя, забитые не успевающими стареть ветеранами, сберкассы с очередями пенсионеров – разве это не переполненные «рассыпухой» ящики в оружейной комнате главнокомандующего?
Сегодня патроны в обойме уже не кажутся мне рассыпухой – они отражают степень моей готовности принять решение. Чем отличаются патроны россыпью от патронов в обойме – самореализацией! Самореализация – это свойство правильно принятого решения. Именно неспособность принимать решения превращает наши потенциальные возможности в рассыпуху – ресурс, не пригодный для повторного использования.
Бессмысленно говорить о том, что нужно, до тех пор, пока не знаешь, кто это будет делать. В ситуации, для которой пистолет только единственно возможное решение, надо попытаться сначала найти другие варианты выхода. Если их нет, то действует правило «расчета на худшее»: если сомневаешься, то принимай отрицательное решение. Принятие такого решения в условиях риска – процесс психологический, и основополагающие принципы действия определяются простыми правилами.
Максимум выигрыша – это ясность цели. Оптимальная вероятность результата – это точность прицеливания. Оптимальная устойчивость результата – это правильно выбранная позиция. Оптимальное соотношение величин выигрыша и риска – это реально оцененный предел максимально возможных потерь.
Кто принимает такие решения, тот и управляет патронами в моем пистолете. Но не следует делать того, что навязывает тебе противник. В этом весь здравый смысл моих будущих поступков – в пяти патронах из шестнадцати, что оставил мне Паша. Угнанная вчера машина это не потерянный кошелек – это же «stop-loss»! И расыпуха это тот же «stop-loss» – предел максимальных потерь. Логично, что его превышение внимательный Буба считал сигналом о нарушении равновесия.
Разбуженная печальными воспоминаниями память воссоздает нечто такое, что однажды уже наполняло мою жизнь в качестве живого опыта. На когда-то уже пройденном пути, подобно дорожным указателям, в памяти всплывают слова – «клад», «кладовка», «кладбище», «stop-loss».
Поиск общих корней этих слов и связанных с ними переживаний превращает услышанные вчера истории в последовательные воспоминания. В точности совмещаясь с сеткой породивших их событий, они создают большое бесшовное двухмерное пространство – проекцию переживаний, промелькнувших в моей жизни, подобно двадцать пятому кадру.
Клад
ШУРУП.
Патрон 7,62 х 25 мм ТТ: вес пули – 6.175 грамма, тип пули – FMJ (Full Metal Jacket), цельнометаллическая, бронебойный сердечник из закаленной инструментальной стали. Дульная скорость – 430 метров в секунду, дульная энергия – 510 Дж. Предназначен для бронированных целей с III– IV степенью защиты – бронежилеты не представляют для него никакого препятствия.
Осень1992 года.
Торговля оружием – дело интимное. Люди, чей бизнес – нелегальная торговля оружием, довольно осторожны, и клиентам «с улицы» ствол не продадут. Выручил Тубус – хитрый, вкрадчивый, себе на уме, бывший поисковик из военно-патриотического клуба, ставший затем профессиональным кладоискателем.
Тубус начинал учителем физкультуры в средней школе. Первый его поисковый опыт – поездка еще студентом в археологическую экспедицию на скифские курганы. Южане жили чище, веселее, играли с детьми, в их домах висели красивые иконы, по улицам ходили красивые женщины. Палатки, солнце, яблоки, местный самогон, агрессивно настроенные местные парни и сексуально расторможенные хуторянки – все это рождало ощущения чужой отстоявшейся жизни, которую он с интересом наблюдал со стороны. Все это беспечное созерцание реальности умерло в один миг.
Курган, на котором они работали, во время войны был оборудован под огневую точку. Окоп, в котором лежали останки засыпанного землей лейтенанта, Тубус нашел лично. Пулеметную точку – звено в цепи наспех организованной линии обороны – сначала бомбили, а потом просто расстреляли из самолета. Тубуса поразила откопанная им рука погибшего лейтенанта – обе лучевые кости оторванной снарядом авиационной пушки руки были перебиты, плечевая кость густо посечена мелкими металлическими осколками, черными точками въевшимися в нее. Тубуса поразила смерть этого, израненного осколками, потерявшего руку, брошенного всеми и заваленного землей в собственном окопе офицера. Подробности чужой смерти, неожиданно открывшиеся Тубусу в то лето, навсегда перевернули все его сознание. Словно в батискафе, он опустился в беспросветный мрак забвения и оцепенел при виде обратной стороны социальной гармонии. Тубус превратился в этического провокатора, выработавшего иммунитет к злу, кочуя по развалинам и заброшенным местам былой боевой славы. Добро в жизни Тубуса стало составной частью зла. Нельзя рассматривать ад без фильтра – душа может ослепнуть.
– Зачем тебе пистолет? – спрашивает меня Тубус.
– Для самообороны.
– Ты что, в себе не уверен?
– В себе-то я уверен, я в тебе не уверен, – отвечаю я хитрому как муха Тубусу.
ТТ довоенного производства с крупным рифлением на кожухе и пластмассовыми щечками лежит передо мной на столе. Взвесив в руке пистолет, я осматриваю его, стараясь обнаружить на наружных частях следы явных повреждений, ржавчину, выеденные коррозией раковины, трещины, забоины. Пистолет со следами плохого обращения мне не нужен.
Вынимаю магазин, он снаряжен восемью патронами. Выщелкиваю один. Трехсантиметровый солдатик в полной боеготовности – готов метнуть пулю в цель быстрее звука! Столько мощи в десяти граммах этого малыша! Оттягиваю затвор в крайнее заднее положение и закрепляю его затворной задержкой. Повернув пистолет казенной частью к свету, смотрю в канал ствола с дульной стороны. Ищу затемнения на зеркальной внутренней поверхности – первичные признаки поражения металла. Плохо видно. Я хочу, чтобы моя уверенность в исправности подержанного пистолета основывалась не на слепой вере обещаниям Тубуса, а на тщательной проверке надежности его механизмов. Осмотрев пистолет, я начинаю его разбирать.
Концом крышки магазина сдвигаю пружину назад и удерживаю затвор. Надавив на освобожденный конец стержня, извлекаю ее. Поддерживая возвратную пружину, снимаю с рамки затвор со стволом.
– Обычно у них быстро слабеет пружина. У этой тридцать два витка, – Тубус ревниво наблюдает за моими действиями.
– Почти столько, сколько я прожил. Свой экзамен войной она, наверное, сдала? – я поворачиваю затвор возвратной пружиной вверх, нажимаю на головку направляющего стержня, вывожу его из затвора и снимаю вместе с наконечником.
– Ресурс пружины, ствола и других деталей – шесть тысяч выстрелов. Это по два магазина в день, в течение всего года. Будь спокоен, твоя тысяча выстрелов тебе достанется, – Тубус, бережно повертев в руках, возвращает пружину на стол.
Отделяю направляющую втулку затвора, поворачиваю ее относительно затвора на сто восемьдесят градусов. Расцепляю ствол с затвором и вынимаю его за дульную часть. Еще раз проверяю канал ствола на свет в поисках раковин, сколов и царапин. Больше всего боюсь увидеть вздутия – темные кольца на стенках канала. Вроде все нормально – удивительно для оружия такого возраста. Удерживая рамку за рукоятку, извлекаю колодку ударно-спускового механизма. Закончив неполную разборку, сравниваю номера на рамке и затворе.
– Где ты его взял? – спрашиваю я, восхищаясь почти идеальным состоянием пистолета.
– Нашел клад в деревне под Воронежем, – Тубус поднимает с пола упавший со стола патрон и вставляет его в магазин.
Тубус давно планировал эту поездку. В Воронеж они с товарищем приехали в субботу ночью, с твёрдым намерением посетить с металлоискателем места боевой славы и, если повезет, – древние городища. Целью поездки был курган в районе деревни Новосолдатка. С автобуса сошли за километр до села и двинули дальше. Через час скитаний между полями они пришли к заброшенной деревне, что примостилась на краю огромного оврага, в нескольких километрах от Новосолдатки.
Серые осенние поля. Тонкая сетка голых стволов на краю оврага – скинувший листву орешник. Разбитая дождями и тракторами дорога. Деревушка, оживающая только летом. Вдалеке на пригорке – руины церкви. Плотная стена почерневших от ночных заморозков стеблей подсолнечника на неубранном колхозном поле – последний рубеж проигранной битвы за урожай. Обычный среднерусский пейзаж.
В мире нет, наверное, другой такой страны, на огромном пространстве которой происходило бы столько войн, вражеских нашествий и смут. И каждая возникавшая в России очередная «перестройка» немедленно вызывала в людях желание как-нибудь подальше и понадежнее спрятать то, что могло пропасть, быть отнято или сожжено. Уйти – некуда, с собой унести – нельзя. Значит, надо спрятать, а потом, Бог даст, вернуться и откопать. Эффективное во все времена средство. Но Бог был милостив далеко не всегда – по грехам нашим. И чаще всего ценности оставались там, где их положил хозяин. В русской земле всегда есть что искать. И они, двое кладоискателей, стоящие на обочине дороги, вооруженные лопатой, кайлом и металлоискателем, знали это совершенно определенно, и с пустыми руками с этого поля уходить не собирались. Небольшой холмик двадцать на сорок метров, усеянный окопами и воронками, срезанный сбоку бульдозером при расчистке заброшенной полевой дороги, был первым объектом их исследования.
Облегчённо вздохнув, они приступили к поиску. Металлоискатель пищал безостановочно. Уже через пятнадцать минут почти полностью перекопали почти весь холм. Идея найти там серебряный крестик или на худой конец царскую монетку казалась им уже кощунственной. Боги, испытывая их, посылали несметное количество гильз, кусков алюминиевой проволоки и фольги от сигаретных пачек. Вовремя поняв намёк, они разобрали прибор и с достоинством удалились вдоль пашни к окраине деревни.
Там они и нашли клад – давным-давно зарытый, поднятый на поверхность плугом. Со временем лемеха растащили монеты по всему полю. Найти такой клад можно было только с помощью металлоискателя. Увидеть маленькие, облепленные грязью металлические кружочки, было просто невозможно, но прибор находил их безошибочно. Они быстро обнаружили два места, где серебро лежало довольно кучно. Через некоторое время процесс поиска и вынимания их из земли стал довольно привычным, а когда число монет перевалило за сотню, стал вырисовываться некий контур клада. Все найденные монеты были одних лет выпуска – 1921—1927 годов. Было и несколько царских полтинников. В одном месте пришлось выкопать яму с метр глубиной – металлоискатель звенел там снова и снова. На глубине обнаружилась большая металлическая коробка, завернутая в остатки плотной дерюги. На дне коробки, плотно запаянной воском, лежал тяжелый сверток из мешковины, пропитанный машинным маслом. В свертке оказался хорошо сохранившийся пистолет ТТ довоенного года выпуска с полным магазином патронов. Там же, в коробке, под свертком находилась кожаная сумочка, внутри которой было потускневшее от времени зеркальце в аккуратной металлической оправе и бритвенные принадлежности: металлический стаканчик, опасная бритва в футляре с надписью ADOLF KNAPPSTEIN, SOLINGER STAHL. Там же находился и помазок с деревянной ручкой. Ни документов, ни других предметов, указывающих на хозяина клада, в коробке не было. Найденную коробку со всем ее содержимым Тубус вовремя успел спрятать в свой рюкзак. Заинтригованные столь необычным шевелением на поле, к ним стали подтягиваться местные аборигены. Жалкая кучка замученных, одичавших, но еще здоровых людей, с лицами спившихся пророков.
Монеты, выставленные на всеобщее обозрение, вызвали живое обсуждение. В итоге истина выяснилась быстро. Небольшой холмик на окраине деревни, усеянный окопами и воронками, срезанный сбоку бульдозером – это все, что осталось от усадьбы деда Степана. Его хорошо помнили старухи. Человеком Степан был нелюдимым, слыл местным богатеем, хотя, скорее всего, был просто прижимист. К советской власти он относился однозначно – оба его сына погибли в гражданской войне, воюя на стороне белых. В 1930 году старик умер. Его дом и большой яблоневый сад забрали в коллективное пользование, и вскоре они пришли в полное запустение. После войны дом растащили на стройматериалы, сад зачах, а затем его вовсе вырубили, место распахали. Пашня, на которой они сейчас рыскали с металлоискателем, когда-то была садом деда Степана.
Мужики дивились на находки, старухи охали, вспоминая, что во время последней войны в брошенной избе деда Степана был временный госпиталь легендарной Чапаевской дивизии, которая в ходе наступления наших войск на Воронеж с боями прошла по этим местам. Бойцы, не дождавшись эвакуации раненых, оставили их выздоравливать под присмотром местных жителей. Многие из раненых умерли, и были похоронены в заброшенном саду деда Степана. После войны их останки торжественно перезахоронили в братской могиле, ставшей местным мемориалом.
Собрав основную часть клада, друзья просто побрели с металлоискателем по полю. Тут их ждали очередные находки – обломок нательного креста, упряжные пряжки и кольца, несколько свинцовых артиллерийских картечин, немецкие винтовочные гильзы и тому подобный хлам веков, представляющий большой интерес только для коллекционеров. Пистолет был самой ценной находкой Тубуса в этой экспедиции.
Слушая Тубуса, я пытался представить себе, кто мог закопать оружие и свои личные вещи на бывшем поле боя – заброшенном огороде деда Степана? Кто в покаянии предал земле свои грехи и грехи предков, чтобы жатва смерти прекратилась, чтобы последствия грехов остановились, чтобы дети и внуки были благословенны? От какого искушения спасался человек, закапывая в заброшенном саду добротную немецкую бритву и машинку, безотказно исполняющую смертоносные желания хозяина?
Я чувствовал себя Алладином, владельцем волшебной лампы, освободившим джина, из вечного заключения. ТТ прописался в моей жизни мгновенно – инсталлировался, как plug&play драйвер в операционную систему.Этот черный пистолет не исполнял мои желания – он их создавал!
Кладовка
Патрон 7,62 х 25 мм ТТ. ШУРУП.
Сентябрь 1999 года.
Тем, кто не стоял на страже каждого сантиметра и не испытывал неудобств от излишества вещей, понять то, что я увидел, достаточно сложно. Уставшему от узеньких коридоров и вечных перегородок хозяину квартиры хотелось простора и свободы. Минимум распашных дверей, все элементы мебели выдвигаются. При этом движение по горизонтали обуславливается строгой геометрией линий и графичностью по-спартански голых стен.
Несмотря на ограниченную площадь в квартире была достигнута необходимая изолированность помещений. Пустые чистые комнаты смотрели черными дырами незанавешенных окон на типичную улицу плотной городской застройки. Чистое, прозрачное стекло не занавешенных окон, делало опустевшую квартиру не консервативной крепостью хозяина, а микрокосмосом его внутреннего мира – пространственным и свободным, не боящимся чуждых вторжений. Сдержанность, лаконичность пустых комнат были полны внутренней энергии. Поддавшись общему настроению пустой квартиры, меня самого с головой накрыло искушение обойтись минимумом мебели и выбросить максимум ненужных вещей.
Зеркало во весь рост на пустой стене прихожей было осознанной необходимостью. Оно значительно «увеличивало» пустую прихожую и добавляло света. Грязные лужи и следы жестких подошв уличной обуви предъявляли свои требования к покрытию пола в прихожей. Таким издевательствам не подвергается пол ни одного другого помещения в квартире. Хозяин схитрил, подбирая ламинат, точно имитирующий рисунок паркета, постеленного в других комнатах. Сейчас это только подчеркивало общий стиль опустевшей квартиры. Отсутствие следов мебели на полу и обоях создавало иллюзию первозданности этой пустоты.
Единственной мебелью был диван с модным торшером в гостиной. Пронзительная чистота линий и ясность пространства, уравновешенный, гармоничный интерьер из двух предметов – альтернатива безумному темпу современной жизни, когда так естественно возникает желание расширить границы собственного мира. Задача дивана была понятна – обеспечить удобное спальное место, причем не только случайному гостю на одну ночь, но и хозяину дома. Поэтому, после несложной манипуляции с диваном, гостиная легко превращалась в спальню. Присутствие модного торшера, в тон дивану укрытому цветастым пледом, видимо было последствием сложного «мебельного конфликта» в прошлом интерьере комнаты. Сейчас этот «компромиссный» вариант смотрелся даже выигрышно.
Все просто, четко, и в то же время – ясно выражало требование хозяина к жизни в настоящий момент – мобильность и способность трансформироваться. Избавляясь от лишних вещей, освобождая себе жизненное пространство, он одновременно раскрепощал свой внутренний мир. Строя семейный дворец, он, в итоге, построил вокзал для двоих, в просторном и светлом зале ожидания которого сейчас одиноко стоял диван с модным торшером.
– Не страшно было все продавать и начинать опять с начала? Что-нибудь ценное себе оставил? – Мы сидим с Сергеем на его пустой кухне и пьем водку.
– Все ценное лежит в голове. – Он поправляет рукой волосы, прикрывающие то, что осталось от его левого уха.
– Я сегодня был на Шиловском кладбище – посещал могилу друга. Вспомнил о тебе. Нашел твой адрес и вот я здесь. Знаешь, что я узнал на Шиловском кладбище – кладовка, это место, где раньше стояла снесенная церковь!
– Я не верю в Бога. У меня своя кладовка. – Он встает и приносит старый рюкзак десантника, с дембельским альбомом внутри.
– Где ты прячешь такую реликвию в этой пустыне?
– У дивана есть ящик для белья – там и держу.
Изготовленный из авизента, с крышкой и тремя клапанами: двумя боковыми и одним передним, РД имеет форму школьного ранца. Внутри расстегнутых боковых карманов видны карманы поменьше. Вшитая с внутренней стороны в переднюю стенку проволочная рама сломана в нескольких местах и с трудом держит форму. Пластины, с этой же целью вшитые в крышку РД, только усугубляют эффект помятого чемодана. В нижних углах задней стенки ранца и на его дне видны залатанные дыры. Там, где с внешней стороны нашиты угловые тесьмы с изогнутыми пряжками и карабинами для пристегивания ранца к плечевым ремням, заплатки порвались. Их разорванные края украсились густой короткой бахромой. Плечевые ремни, изготовленные из хлопчатобумажной тесьмы, имеют два ватника. Предназначенные для предохранения плеч от натирания, они сами стерты до дыр. На правом плечевом ремне виден разрыв, скрепленный скобами из двух колец от ракетниц.
– У меня было две возможности умереть – обе я упустил. Чего мне еще бояться в этой жизни? – Сергей открывает дембельский альбом и протягивает мне пожелтевший от времени листок, исписанный неразборчивым докторским почерком.
– Что это?
– Мой последний приговор: меня сожгли в БТРе – гранатомет, прямое попадание. Читай.
«…Раненый поступил с осколочным проникающим ранением черепа. Тяжелые повреждения конечностей и головы сочетались с повреждениями головного мозга. Была острая опасность инфекционных осложнений, которые удалось локализовать в пределах дна раны, образованного поврежденной костью – что говорит о рикошетирующем характере ранения. В момент поступления раненого в ране находились костные, металлические осколки, волосы.
Начальный период растянулся до пяти суток – раненый был ошибочно помещен в морг, и лишь спустя несколько часов после эвакуации был доставлен в реанимационное отделение со значительными изменениями в мозговой ране, которые непосредственно были связаны с некрозами, кровоизлиянием, нарушением ликворообращения и отеком. У раненого отмечается утрата сознания, рвота, нарушения дыхания и сердечной деятельности. Морфологически выявлена зона реактивного отека…»
Я прерываю чтение и возвращая эту реликвию Сергею. Мне искренне жаль его – человека, дважды лишенного возможности умереть.
– Жалеешь меня? Ты думаешь, я тогда в Дамаске тебе помог из сострадания? – Он в упор смотрит на меня. – Мое сострадание вовсе не является недостатком. Если не ценить людей, не терзаться их бедствиями, то можно легко ошибиться в самооценке, в контексте собственной жизни. Чтобы иметь право распоряжаться чужими ресурсами – осознанно, намеренно, порой даже жестоко – необходимо понимать, что меньшие затраты обходятся дороже. Если вдруг начинают мучить мысли о потерях, которые вынуждены нести из-за моих поступков люди, я заставляю себя не останавливаться на полпути – иначе начатое дело растягивается во времени, и цена потерь возрастет. Сострадание – это мера характера. Когда все сказано и сделано, непростительно искать оправдание для потерь, которых можно было избежать. Если ожидаемые потери не оправдывают предполагаемые результаты – не стоит в этом участвовать. Это не значит, что можно жить без потерь – придерживаясь этого правила, обрекаешь себя на бездействие. Поверь, это очень отрезвляющий опыт.
Его история про то, как его раненного поместили в морг, как он долгое время находился в коме, как воскрес, как лечился в госпитале, конечно поражает. Его рассказ о переживаниях и ощущениях поневоле относится к тому, что уже было. Вспоминая, он понимает, что тогда не мог ничем повлиять на ход событий, швырнувших его по ту сторону жизни.
– Мне за примером ходить далеко не надо. Вспоминаю, как началась моя новая жизнь в реанимации Кабульского госпиталя или как «башню снесло» у соседа по палате в Подольском госпитале от стакана водки, и все – каждый день солнце восходит только для меня, каждый день радует своей первозданностью. – Нервная судорога пробегает по телу Сергея. – Я никогда не был трусом. И если я принимаю решения, я начинаю действовать! Прекращаю тратить время на то, что для меня не важно, и начинаю делать то, что нужно.
Его сгорбленная, худая спина отражается в черном окне пустой кухни. Нелепо торчащие острые лопатки делают отражение похожим на кусок развороченной взрывом брони. Я невольно закрываю лицо руками и, терпеливо слушая, жду, чем закончится его история. Я запоминаю его прошлое, чтобы понять свое настоящее.
ЧИРИК.
Патрон 7,62 х 54R с бронебойно-зажигательной пулей БС-40 – пуля с цилиндрической задней частью массой 12,1 грамм имеет сердечник из карбида вольфрама. Пуля и верхняя часть гильзы окрашена в красный цвет, черная полоса на шейке гильзы, головная часть оболочки окрашена в черный цвет.
Афганистан. 1985 год.
Я долго искал более-менее удачное сравнение для того, чтобы выразить через знакомые мне образы то, что видел и пережил. Все увиденное мной напоминает круговорот воды в природе – ее переход из газового состояния в жидкое, из жидкого в кристаллическое и наоборот.
В совершенно однородной среде округов и армий образуется пространственно-временная структура воинских частей – бригады, полки, дивизии. По такому принципу возникают правильные узоры на крыльях бабочек или регулярные полосы на тигриной шкуре. Если брать схему взаимодействия подразделений, то пятьдесят шестая бригада – это классический «кристалл», у которого все связи между элементами сохраняются постоянными. Но стоит только оперативной обстановке вокруг «кристалла» нагреться, как «кристалл» начинает «таить» и превращаться в «жидкость», у которой все связи между элементами рвутся, и следы прошлых воздействий не сохраняются. «Кристалл» бригады вклинивается в зеленку, при его передвижении по пересеченной местности возникает «трение», и «температура» оперативной обстановки повышается. «Молекулы» мобильных групп образуют «капли» – самостоятельные части кристалла, сохраняющие при этом, практически, все его свойства. Эти «капли» тактического десанта «капают с кристалла», взаимодействуя, они образуют тонкую пленку «жидкости», обладающую собственной силой «натяжения». Духи, пытаясь сохранить свою потенциальную энергию, тоже «тают» и «растекаются». «Капли» их мобильных групп потом опять собираются в «лужу» и «кристаллизуются» в безопасном месте. В точках контакта двух этих «жидкостей» с разными физическими свойствами протекает «реакция» – вооруженное столкновение, бой. Какая из «жидкостей» при этом «испарится», а какая «кристаллизуется», зависит от характеристик их реакции друг на друга.
Если в состоянии «жидкой пленки» подразделение теряет все связи между элементами «кристаллической решетки» и следы прошлых взаимодействий не сохраняются, то подразделение, «нагретое до газообразного состояния», полностью теряет способность приспосабливаться к изменчивым условиям оперативной обстановки и просто «испаряется» под огнем противника. «Кристалл» – это открытая, но консервативная система, имеющая связи с прошлым, настоящим и будущим своим состоянием. «Жидкость» – характеризуется потерей связей с прошлым своим состоянием, и жестким связями в настоящем. «Газообразное состояние» – отсутствие всех связей, не только с прошлым и настоящим, но и с будущим. Люди, прошедшие плавку войной, редко сохраняют полный цикл фаз этого круговорота. Потеряв «кристаллическую» форму, они, чаще всего, пребывают в переходном состоянии – между «жидкой» и «газообразной» фазами. Те, кто закалился в боях до «кристаллического» состояния, приобретают алмазную твердость духа и стеклянную хрупкость здоровья. Жить – значит приспосабливаться. Война – самая жестокая форма обострения свойств приспосабливаемости.
