Текст книги "На 127-й странице"

Автор книги: Павел Крапчитов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Точно?

– Точно.

– Запомни, ты трижды подтвердил свое решение.

Я оставил Генриха в каюте, набираться сил перед овсянкой в обед, а сам отправился на палубу. Может быть, моя подопечная появилась?

Сцена 49

На палубе я попал в профессиональные «лапы» Дэниела Картера, менеджера Аллара Менье, циркового силача и борца, от которых мне не удалось избавиться. Впрочем, надо отдать должное Картеру, он сделал все, чтобы навязанное им общество было, если и не очень приятным, то весьма интересным. Дэниел Картер ничего не расспрашивал, ничего не просил, а сам выдавал один блок информации за другим, волна за волной. От него я узнал, что едут они в Японию не просто так, а выполняют государственное поручение. САСШ в свое время вскрыли Японию, тогда еще сохраняющую режим изоляции, как нож консервную банку. 

– Представьте себе, – говорил Картер. – Эскадра адмирала Перри на нескольких паровых броненосцах входит в порт Йокогама, а японцы пытаются им помешать. Для этого они насылают на броненосцы массу своих суденышек, на которых в качестве десанта притаились вооруженные мечами самураи. И что делает адмирал Перри?

– Не знаю. Дает залп из орудий? – рискнул предположить я.

– Нет, не угадали, – с довольным видом возразил Картер. – Перри приказал поставить по пятерке матросов с брандспойтами с каждого борта и включить насосы.

– Вот была потеха! – хлопнул он себя по бокам. – Со всех сторон на наши корабли лезут узкоглазые, а наши матросы смывают их мощными струями за борт. Так продолжалось не менее часа, пока японцы не поняли, что в этой бескровной битве они теряют свое лицо, и над ними будет потешаться весь цивилизованный мир. Они прекратили атаки и согласились сесть за стол переговоров. За дело взялись наши дипломаты, для которых так хорошо подготовил почву адмирал Перри. Наши дипломаты тоже не промах. Раз! И Япония открыла страну для наших товаров. Ну, а дальше наши промышленники не упустили свое.

– Таким образом, – резюмировал Картер. – Мы победили япошек и на военном поприще, и на дипломатическом, и на торговом. Но наше правительство решило на этом не останавливаться. Решено было показать преимущество американского образа жизни во всех его проявлениях.

– Думаете, что тут делают наши святоши? – продолжил он. – Большая часть их поездки, если не вся, финансируется государством.

– А наш Аллар должен победить япошек в их обожаемой борьбе сумо, – подытожил менеджер циркового борца – И ведь победит!

– Я не был бы так уверен, – проявил я скептицизм.

– Я понимаю вас, мистер Деклер, – с улыбкой согласился Картер. – В вас говорит обида, что Америка, а не Британия захватила рынок Японии.

– Совсем нет, – возразил я. – Представьте, что вы садитесь за карточный столик играть в игру, правил которой вы не знаете, а против вас будут только опытные игроки. Много ли у вас будет шансов на выигрыш?

– Думаете, они будут подыгрывать своим?

– Нет, просто тот арсенал приемов, которые знает ваш подопечный, может оказаться не востребованным, а те приемы, которые знает противник, вам не известны.

– К тому же у вас не будет под рукой насосов и воды, чтобы смывать соперника в океан, – позволил я себе пошутить.

– А вам доводилось видеть поединки сумо?

– Да, – не стал отрицать я, но и не стал уточнять, что видел их только по Ютьюбу.

– Подождите одну минутку, – сказал Картер, убежал и вернулся с Алларом.

– Мистер Деклер, – Дэниел Картер приложил руки к груди. – Прошу вас, пожалуйста, расскажите, что вы знаете про борьбу сумо.

– Мистер Деклер, самолично видел, как борются эти япошки, – пояснил он, обратившись к Аллару.

Мне было не жалко, и я рассказал. Про очень упитанных борцов сумо, про то, что их упитанность обманчива, про их способность очень мощно стартовать, про площадку, на которой они борются, про удары ладонями, про невозможность проведения удушающих приемов, про то, что наиболее красивым считается столкнуть или бросить соперника, а вот просто уклониться красивым не считается. Хотя я знал не так много, но после моего рассказа Аллар Менье и его менеджер выглядели озадаченными.

Воспользовавшись их замешательством, я ускользнул от этой парочки и отправился по палубе, вокруг трубы на променад.

Сцена 50

Сделав круг по прогулочной палубе и не найдя Терезы Одли, я собирался было вернуться в каюту, но вновь был пойман. На этот раз меня удерживал Рональд Скотт, пастор пресвитерианской церкви, с которым я познакомился на первом ужине в капитанском салоне. Прием, которым он удерживал меня, был очень эффективным и назывался «взять за пуговицу пиджака». Он выполнил этот прием безукоризненно и тактично, что не позволяло мне ответить на него грубостью. Лицо Рональда Скотта было настолько простодушно и безмятежно, что заподозрить его в чем-то нехорошем было просто невозможно. Но это была лишь маска. Его выдавали пальцы, которые стальной хваткой держали меня на месте и не давали уйти.

Пока я размышлял о возможных путях избавления от пастора, Рональд Скотт обрабатывал мои уши. Однако, та словесная религиозная пропаганда, которая должна была на меня повлиять, с тихим шорохом осыпалась на палубу к нашим ногам.

«Из него бы вышел хороший торговец,» – подумал я. – «Настойчивый. Убежденный. Опытный.»

После того, как я об этом подумал, я понял, что это именно тот человек, который мне нужен.

Рональд Скотт, как и другие служители пресвитерианской церкви, не носил каких-то специальных одеяний. Сейчас на нем был хороший, строгий, темный костюм: пиджак, жилетка, брюки. А на пиджаке были пуговицы. Чем я и воспользовался. Я взялся за одну их них и посмотрел в глаза мистеру Скотту.

Рональд Скотт не ожидал от меня таких действий и на мгновения замолчал. Этой паузой, в его бесконечном словесном потоке, мне удалось воспользоваться.

– Мистер Скотт, есть новый, верный способ повысить авторитет вашей церкви в целом и ваш в частности, – сказал я.

Его ответ был ожидаем.

– Авторитет нашей церкви и без того очень высокий. Мое и моих соратников нахождение здесь является тому подтверждением, – гордо ответил он.

– Ладно, – не стал спорить я. – Обращусь тогда к буддистам. Думаю, что они не откажутся.

На корабле располагалось более 400 китайцев. Неужели среди них невозможно будет найти хотя бы одного буддиста.

Наверное, мысли у Рональда Скотта были примерно такие же. 

– Но это же как-то неправильно, – стал возражать пастор. Он не понимал, что я задумал, но не хотел отдавать даже гипотетическое преимущество своим конкурентам на религиозном фронте.

– Мы с вами из одного цивилизованного мира. Зачем вам так поступать?

– Не «зачем», а «почему», – поправил его я.

– Почему? – спросил он.

– Потому что мне нужны деньги, – я не стал скрывать от него свою главную цель.

– Деньги? – удивился пастор. Видимо он был настроен на борьбу идеологий, а на деле столкнулся с банальным стяжательством.

– Да, мистер Скотт, деньги. Причем очень небольшие, 25 долларов.

– Но и не такие маленькие, – возразил пастор. – Что вы можете предложить взамен?

– Предлагаю сначала освободить наши пуговицы, а то со стороны мы, наверное, смотримся странно. Подумают, что мы последователи церкви «Двух пуговиц».

– А что, есть такая церковь? – не понял юмора пастор.

– Наверное, есть. И поскольку наши пуговицы уже свободны, слушайте мое предложение.

Мы отошли с ним к фальшборту, и я рассказал свою задумку.

– У капитана Хемпсона украли часы, – начал объяснять я. – Вы обращаетесь с молитвой к небесам, а потом находите вора.

Да, я решил с помощью пастора найти часы капитана Хемпсона. Почему найти? Да потому что тот рыжий матрос наверняка их уже перепрятал. И даже если его прижать к стенке и заявить, что это он взял часы, то он просто посмеется над таким обвинением. «Я не я, и хата не моя». Надо было воздействовать на его психику. Вывести его из равновесия. Это можно было сделать с помощью мистики. На борту корабля были сразу две возможности задействовать мистику. Пилигримы-пресвитерианцы и китайцы, среди которых наверняка были убежденные буддисты. Буддисты подошли бы для моих целей даже получше, но судьба столкнула меня с пастором. Если все сложится, как я задумал, авторитет пресвитерианцев вырастет, а я заработаю немного денег.

– Если мы договоримся, то сегодня, за ужином в капитанском салоне, вы объявите, что начнете поиски часов и что будете использовать для этого свои молитвы, – продолжил я объяснять свою задумку. – Ваши подчиненные должны будут в последующие несколько дней, как минимум, два раза в день молиться за успешные поиски.

– Петь псалмы, – поправил меня пастор.

– Пусть будут псалмы, – согласился я. – Чем больше шуму, тем лучше.

Пастор на меня нехорошо покосился, но ничего не сказал.

– Я буду следить за вором…

– Так вы знаете, кто вор? – возмутился пастор.

– А что это меняет? – ответил я.

– Как что? Это какое-то мошенничество получается!

– Совсем нет, – не согласился я. – Обвини сейчас похитителя в краже, он просто не сознается. Нам же надо, чтобы вор занервничал, раскаялся, а потом принес часы вам, ну, или капитану. Вы таким образом, запишите на свой счет одного раскаявшегося грешника.

– М-да, странные у вас представления о деятельности священников, – проговорил пастор. – И как же это произойдет?

– Как я уже говорил, я, а вернее мой агент, будет следить за вором и когда мы увидим, что он занервничал, то начнем заключительный акт.

– Допрос?

– Нет, вы попросите капитана построить нескольких матросов, среди которых будет вор, а потом прочтете их мысли и выявите того, кто взял часы.

– Хм, не переоцениваете ли вы мои способности, мистер Деклер? – засомневался пастор.

– Вам надо будет только быть солидным и внушительным, – успокоил я его. – Вора я вам покажу. Кроме, того вы с моей помощью используете один способ, благодаря которому мысли вора будут видны всем.

– Что за способ?

– Простой и действенный, – не стал я раскрывать сразу все свои «карты». – Если вы согласны, то с вас аванс 15 долларов, оставшиеся 10 долларов – по окончанию представления.

– Как-то вы не похожи на настоящего лорда, – задумчиво проговорил пастор.

– А вы все меньше и меньше похожи на делового человека, – не остался в долгу я.

Пастор молча достал из внутреннего кармана пиджака бумажник, открыл его и вручил мне две банкноты: 10 и 5 долларов. Я также молча спрятал их в карман брюк.

Мы еще немного пробежались по тем действиям, которые нам надо предпринять в ближайшие дни и разошлись. Я был вполне доволен собой. Был ли доволен Рональд Скотт, я не знаю. «Не надо было хватать меня за пуговицу пиджака».

Сцена 51

На следующий день, после завтрака я и, почти выздоровевший Генрих, отправились на нижнюю палубу, так я стал называть прогулочную палубу для пассажиров из третьего класса, воплощать задуманное мной. Генрих, узнав, что учить шить его будет пожилая китаянка, сделал большие глаза, но промолчал.

Разговор с китаянкой, которая сшила мне костюм, я начал с того, что попросил сшить для Генриха такую же одежду. Для этого мне пришлось показать на Генриха, потом на свои куртку и штаны, и так несколько раз. После такого объяснения китаянка, очевидно наконец поняв, что от нее хотят, заулыбалась и закивала головой. 

– Три доллара, – улыбаясь, объявила она мне цену. – Три доллара.

Я согласно кивнул головой, но дальнейшие мои объяснения в форме пантомимы не привели ни к какому результату. Более того, мне показалась, что китаянка вообще запуталась и если остановить наше общение на этом месте, то результат был бы непредсказуемым. А мне надо было получить от нее два костюма для Генриха в китайском стиле. Причем второй должен был сшить Генрих сам, под руководством китаянки.

Не знаю, чем закончился бы наш разговор, если бы я не увидел матроса-китайца, который помогал мне в общении прошлый раз. Я призывно замахал ему руками и для пущего результата добавил словами:

– Нужна помощь! Я заплачу!

Матрос-китаец сразу понял, что мне нужно. Причем, он совсем не удивился, когда узнал, что я хочу отдать Генриха в ученики.

– Хорошо, хорошо, – проговорил он и стал быстро что-то говорить портнихе.

Та слушала, кивала головой, потом посмотрела на меня, на Генриха и … рассмеялась.

– Мальчик, работа, хорошо, – она чуть приподнялась с палубы, схватила Генриха за рукав и стала тащить к себе.

– Садись рядом с ней, – помог нам разобраться с ее действиями матрос-китаец.

– 10 долларов, – продолжила китаянка.

– 3 доллара и 10 долларов, – уточнил я.

– Нет, нет. 10 долларов, – замотала головой портниха.

– Два костюма, – я показал два пальца. – 10 долларов, но один костюм мальчик должен сшить сам. Хорошо?

Матрос-китаец честно заработал пол доллара. Он стоял рядом со мной и переводил мои слова. В конце концов, я решил, что стороны поняли друг друга и оставил Генриха заниматься шитьем до обеда.

Все-таки деньги хорошие слуги. Сейчас я стоял на верхней палубе и наблюдал, как внизу среди китайцев сидит Генрих и что-то там шьет. Что ему поручила китаянка, я не знаю. Время от времени, он морщится, то ли от того, что колется иголкой, то ли еще по какой-то причине. Таким образом, Генрих при деле, а я на какое-то время получил свободу действий. И все это благодаря деньгам. Никчемные зеленые бумажки, которые, казалось бы, даже на хлеб не намажешь, но которые заставляют вращаться мир.

Но не только деньги движут миром. Еще есть жажда славы и признания. Эта мысль пришла мне в голову, когда я увидел, как на нижней палубе кучкой стали собираться пресвитерианцы-пилигримы, которые ехали третьим классом. Вчера вечером пастор за ужином в капитанском салоне объявил, что найдет, украденные у капитана Хемпсона, часы, чем вызвал определенный фурор. На все вопросы «Как вы это сделаете?», он отвечал, он и его единомышленники несколько дней будут молиться.

– И что будет тогда, когда вы закончите молиться? – спросила миссис Донахью.

– Все просто, – отвечал пастор. – Вор раскается в содеянном и вернет часы.

Это было сказано с таким простодушным выражением лица и звучало так наивно, что даже военные не засмеялись.

– А если все же не раскается? – продолжала допытываться миссис Донахью.

– Не знаю, – также простодушно ответил пастор и посмотрел на меня. – Что-то должно произойти и это укажет мне того, кто украл часы.

«Он что, сомневается?» – подумал я.

Надо было его поддержать. Я достал из кармана десятку, которую днем вручил мне сам пастор.

– Ставлю 10 долларов на то, что нашему пастору удастся найти часы, – сказал я, помахав в воздухе банкнотой.

– О! Становится интересно! – оживился промышленник Джейсон Томпсон. – Извините, уважаемый пастор, но только для обострения борьбы ставлю 10 долларов против вас. Кстати, а кто будет держать весь банк?

– Предлагаю обратиться с просьбой к нашему уважаемому капитану, – предложил я.

– Я не против, – пожал плечами капитан.

И Тереза Одли, и миссис Донахью поставили по доллару на успех новоявленного сыщика.

– Да, ни за что! – как-то не очень связано заявил майор и поставил 5 долларов против пастора.

Первый лейтенант немного поколебался, но тоже последовал примеру своего начальника.

Честное слово, я не планировал этого тотализатора. Но все, что не делается, то – к лучшему. Если информация о его существовании выйдет за пределы капитанского салона, то это будет нам с пастором на руку. Чем больше людей будет говорить о мистических поисках часов, предпринимаемых пастором, тем сильнее это будет влиять на вора. Не железные же у него нервы, чтобы игнорировать эту шумиху вокруг. Глядишь дрогнет и наделает ошибок.

И вот сейчас я наблюдал первый акт представления. Пресвитерианцы, наконец, собрались на палубе и затянули какое-то нудное песнопение. То ли пели они не на английском языке, то ли ветер доносил мне только обрывки фраз, но я не понял ничего. Но картинка мне понравилась. Надутые ветром паруса. Скрип мачт. Шум волн, бьющихся в борт корабля. Еле слышимый бубнеж китайцев на своей палубе. Отрывистые команды боцмана. И над всем этим нудная мелодия кучки верующих, рваными кусками разносимая ветром в пространстве.

Сцена 52

Оторвавшись от созерцания поющих псалмы пилигримов, я оглядел прогулочную палубу, на которой стоял, и увидел миссис Донахью. У нее было прежнее развлечение. Перед ней стоял этюдник, а миссис Донахью рисовала что-то воздушное, небесного цвета. Рядом с ней стоял какой-то малолетний карапуз и клянчил.

– Мисс, нарисуйте солдатика. Ну, пожалуйста, нарисуйте солдатика.

Миссис Донахью в растерянности смотрела по сторонам, надеясь увидеть родителей этого попрошайки, но увидела только меня.

– Мисс, ну, что вам стоит? Нарисуйте солдатика. Ну, пожалуйста, – продолжал канючить мальчишка.

Миссис Донахью была в растерянности. Прогнать мальчишку ей, наверное, не позволяло воспитание, а нарисовать солдатика она, скорее всего, не могла.

Я подошел к участникам «конфликта».

– Какого солдатика ты хочешь? – спросил я малолетнего вымогателя.

– С большим ружьем, – не раздумывая, ответил мальчишка.

– Вы позволите, – спросил я у миссис Донахью, показывая на бумагу.

– Пожалуйста.

Я взял лист бумаги с этюдника и отрезал от него две длинные широкие полосы. Наложил их друг на друга и примерно посередине, карандашом, который нашелся на этюднике, несколькими точками наметил квадрат, где будет рисунок. Давил на точки сильно, чтобы они отпечатались и на втором листе. Потом на верхнем листе нарисовал солдата с ружьем. Кепи, форма, как у первого лейтенанта из капитанского салона, ружье со здоровенным штыком, высокие сапоги. Эх, мне бы фломастеры, чтобы добавить цвета. Но мальчишке видимо и без цвета было хорошо. Он смотрел на мое творчество раскрыв рот. То ли еще будет! На моем верхнем рисунке солдат только готовился к атаке, а вот на нижней полосе я изобразил этого же солдата, но уже колющего штыком какого-то врага. Затем я взял одну из кисточек миссис Донахью и намотал на нее верхнюю полосу. Посмотрел на миссис Донахью, на мальчишку и стал быстро двигать кисточкой.

– Ах, – это ахнула миссис Донахью.

– Здорово! – закричал мальчишка.

При движении кисточкой верхняя накрученная полоса бумаги разворачивалась и был виден только верхний рисунок, где солдат держит ружье вертикально. Движение кисточкой. Верхняя полоса сворачивается и виден второй, нижний рисунок, где солдат уже идет в атаку. При быстрых движениях кисточкой, верхняя полоса разворачивалась и сворачивалась, а солдат оживал.

Я дал мальчишке в руки кисточку. Он пару раз подвигал солдатиком, визгнул и чуть было не убежал с рисунком и кисточкой миссис Донахью.

– Нет, дружок, – успел я его поймать. – Рисунок тебе, а у мамы попросишь карандаш.

Для таких непосед главное задать вектор движения. Неизвестно, даст ему мама карандаш или нет, но карапуз убежал, а мы избавились от его общества.

– Хороший фокус, – кто-то сказал из-за спины.

Я обернулся. Это был Джеймс Томпсон, с которым я, как и миссис Донахью, ужинали в капитанском салоне.

– Добрый день, миссис Донахью, – поздоровался он. – Вы, как всегда, превосходно выглядите!

– Спасибо.

– Где вы научились этому фокусу, мистер Деклер? – он обратился ко мне.

– В журнале «Мурзилка», – не стал скрывать я. 

Был такой журнал. А в нем была специальная страничка. Можно было разрисовать человечка, который там был изображен, разрезать страницу по пунктирной линии, взять карандаш и наслаждаться двух кадровым мультфильмом. Только не в этом мире. И не в этой жизни.

– Не слышал, – удивился названию Томпсон. – Английский журнал?

– Нет, русский.

– А, – изобразил понимание Томпсон. – Все время забываю, что вы путешественник.

И он отправился дальше по палубе.

Для Томпсона моего объяснения хватило, а вот миссис Донахью посмотрела на меня очень внимательно и с каким-то новым интересом. Словно заметила на мне какую-то потаенную петельку, за которую меня можно взять и повесить на гвоздик.

– Я тоже хочу, – это меня дергала за рукав маленькая девочка, рядом с которой стояла девочка постарше.

– Мистер, извините нас, но не могли бы вы сделать такой же фокус для моей младшей сестры.

Я посмотрел на миссис Донахью. Та лишь пожала плечами.

– Кажется, что пора отсюда бежать, – сказал я, быстро выполняя просьбу девочек.

Две полосы. Два человечка, изображающие жениха и невесту с букетом. Вот они стоят неподвижно, а потом… раз и они подпрыгивают. Это они от счастья так делают.

Счастливый визг девчонок был, как выстрел стартового пистолета для меня.

– Бежим? – я посмотрел в глаза миссис Донахью.

– Бежим, – улыбаясь согласилась художница. 

Мне было приятно видеть, что она довольно таким развитием событий.

Миссис Донахью с моей помощью быстро собрала этюдник, который я подхватил в руки. Снова лестница вниз к каютам. Снова гулко бьется мое сердце. Снова я беру немного дрожащую руку миссис Донахью. Это – какое-то дежавю.

– Только на этот раз ко мне, – едва слышно выдохнула она.

Сцена 53

Этюдник улетел в сторону. Захлопнулась дверь. Я обнял молодую женщину, имя которой я не знал. Ее тело слегка вздрагивало в моих руках. Страсть и желание, которые еще только что переполняли меня, вдруг поменяли тональность. Мне захотелось, чтобы этот миг продолжался бесконечно, и больше мне ничего не надо было. Предвкушение всегда сильнее самой трапезы, так как у него нет границ для воображения.

В моей голове хаотично метались мысли, но тело действовало. Я слегка наклонился и поцеловал художницу. Ее руки обвили мою шею, а сама она прижалась ко мне. Наш поцелуй продолжался долго.

– Я почти задохнулась, – сказала миссис Донахью, когда наконец я смог оторваться от нее.

Я нащупал под ее подбородком бант, развязал его и снял, мешавшую мне при поцелуе, шляпку.

– Боюсь, это все, что я могу помочь тебе снять, – прошептал я.

Она засмеялась, взяла мою руку и положила себе на грудь.

– Чувствуешь пуговицы?

– Да.

– Расстегивай их.

– Теперь развяжи пояс. Узел сзади.

Так она направляла меня, пока ее платье не рухнуло на пол.

– Помоги мне снять туфли.

Я опустился на одно колено. Попутно, на мгновение, прижался к ее мягкому животу. Какое-то время возился с застежками. Потом туфли улетели в сторону.

– Теперь ты.

Она забралась на кровать и смотрела горящими глазами, как я, путаясь с пуговицами и штанинами, раздевался. Когда я лег рядом с ней, она обняла меня за шею одной рукой и прошептала:

– Только не торопись. Пожалуйста.

На какое-то время я отключился от реальности. Я не знал, не понимал, кто я. Только что, это был я, человек из двадцать первого века, но мгновенье спустя на его месте оказывался Деклер, а потом снова я. И у меня, и у Деклера были свои эмоции и темперамент, которые менялись одновременно со сменой каждого «Я». И каждый раз это «Я» выстраивало свой мир, со своими морями, океанами, пустынями и городами. Но затем приходило новое «Я», и его новые эмоции сметали старый мир и начинали строить свой. А потом все повторялось заново. Из этой цепочки перерождений меня вырвал стон художницы.

– М-м-м.

Мы из всех сил прижались друг к другу и замерли. 

Сколько мы так пролежали, я не знаю. Потом я услышал шум волн за бортом и чьи-то шаги в коридоре.

– Почему ты молчишь? – прошептала миссис Донахью.

Мы лежали лицом к лицу, а мои пальцы скользили по ее спине. Трогательная шейка, гладкая кожа, изящная талия, переходящая в бедра.

– Что ты там исследуешь?

– Чудесную русалку, которую шторм выбросил на берег.

– И…

– Надо вернуть ее обратно в океан, но…

– Но...

– Но не хочется расставаться.

– Не расставайся.

Она сама потянулась ко мне. Ее губы были мягкими и желанными. Моя рука скользнула вниз ее живота.

В этот раз все было спокойнее. Я никуда не исчезал и каждой клеточкой своего тела чувствовал, как откликается на мои действия тело художницы. Это был уже не шторм. Два случайно сблизившихся человека нежно любили друг друга. Мне хотелось бы запомнить и сохранить это ощущение.

– Мне тоже, – прошептала художница и крепко прижалась ко мне.

Видимо, какие-то свои мысли я, сам того не осознавая, говорил вслух.

– Я не знаю, как тебя зовут, – сказал я.

– Пусть будет Элизабет. А тебя?

– Пусть будет Энтони, – назвал я имя Деклера.

Интересно, чье имя назвала мне она?

Сцена 54

Уже два дня как Тереза чувствовала себя лучше. И хотя голова еще немного кружилась, и совсем не было аппетита, вчера она все же пошла на ужин в капитанский салон. Просто уже не было сил сидеть в каюте, ставшей неожиданно тесной. 

На ужине она ела совсем немного, больше слушала. Сидевший рядом промышленник Джеймс Томпсон пытался заинтересовать ее разговором про свои торговые дела на Востоке. Казалась бы, интересная тема. Но что бы не начинал рассказывать Томпсон, он почти сразу переходил на подсчет прибылей и убытков. Терезе предлагалось восхититься, что за одну какую-то сделку этот промышленник получил прибыль сразу 1000 долларов. Умом Тереза понимала, что эта цифра очень большая, что она никогда не держала в руках такой суммы и, наверное, никогда не будет держать. Возможно, именно поэтому эта 1000 долларов никак ее не впечатляли. Процентов по отцовскому вкладу в банке и жалованья от редакции ей с лихвой хватало на все ее нужды. Она просто не представляла, зачем ей могла бы понадобиться эта 1000 долларов. Не будет же она, вместо одного завтрака, съедать сразу три или четыре, а вместо одного платья носить сразу несколько. 

Но приходилось вежливо кивать, чем она сильно расстраивала лейтенанта, сидевшего напротив. Участвовать в разговоре лейтенант не мог. Через стол особо не поболтаешь. Внимание сразу двух мужчин было Терезе приятно. Не все же этой, распущенной миссис Донахью, блистать! Почему она назвала миссис Донахью распущенной, Тереза не знала. Это словечко было из арсенала ее мамы, которое та использовала, когда хотела сказать что-то плохое о какой-нибудь персоне женского пола.

Но мысли неожиданно для Терезы снова вернулись к цифре 1000 долларов. Она подцепила вилкой кусочек ветчины и отправила его в рот. 1000 долларов, 1000 долларов… А если миллион долларов? Как можно потратить миллион долларов? Если бы мне предложили потратить один миллион долларов? Какие мои действия? А ведь, пожалуй, из этого может получиться неплохой рассказ. Человеку предлагают потратить один миллион долларов, а в рассказе описываются его действия.

– Вы меня совсем не слушаете, мисс Одли, – с притворной обидой в голосе сказал Томпсон, но отвечать ему не пришлось.

Пастор слегка постучал вилкой по стоящему перед ним бокалу с вином и, когда все обратили на него внимание, то заявил, что найдет пропавшие часы капитана Хемпсона. Удивлены были все. Сам капитан был удивлен тем, что пастор знает о пропаже, а также решением пастора найти их. Остальные присутствующие вообще впервые услышали, что у капитана что-то пропало. А само решение пастора найти пропажу было из ряда вон выходящим. Пастору посыпались вопросы. Как? Каким образом?

Единственным человеком за столом, которого эти новости оставили безучастным, был мистер Деклер. За ужином он ел, наверное, даже поменьше самой Терезы. И все больше поглядывал в сторону миссис Донахью, которая полностью игнорировала его взгляды. Заявление пастора Деклера нисколько не удивило, а потом он проявил свойственную англичанам любовь к всевозможным пари. Деклер достал десятидолларовую банкноту и словно мальчишка-газетчик стал ею размахивать, чем оттянул всеобщее внимание на себя. Выяснилось, что он решил заключить пари, а вернее поставить эти 10 долларов на то, что пастору удастся найти часы капитана. Предложение Деклера заинтересовало присутствующих не меньше, чем планы пастора. Даже Тереза не удержалась и поставила 1 доллар на успех пастора. Ставить пришлось свои деньги, так как вряд ли главный бухгалтер «Метрополитена», мистер Гительсон согласился бы с такими расходами. В результате этого Тереза неожиданно обнаружила себя на стороне Деклера и миссис Донахью, которые тоже верили в успех пастора. На другой стороне оказались и военные, и, влюбленный в финансы, Томпсон.

После ужина она немного постояла на палубе в обществе лейтенанта, а потом, сославшись на остатки морской болезни, ушла в свою каюту. Пока она была на палубе, а стоявший рядом с ней лейтенант что-то рассказывал из армейской жизни, мимо них несколько раз проходил мистер Деклер. Он, очевидно, хотел переговорить с ней о своем письме. Но Тереза его демонстративно не замечала. Не надо было так часто смотреть на эту распущенную миссис Донахью.

Сцена 55

На следующий день, вечером Тереза стояла перед зеркалом и собиралась нанести еще один удар по миссис Донахью. Удар назывался новое красивое платье. Таких платьев в багаже Терезы было два. Всего два. Ее детский опыт путешествия в фургоне из охваченного огнем гражданской войны Юга на запад, в Калифорнию, говорил, что такие платья не годятся для путешествия. Они маркие, их сложно стирать, сложно гладить. Поэтому, собираясь в путешествие, Тереза из одежды взяла пару немарких жакетов на разную погоду, несколько юбок темного цвета и десяток блузок. Она справедливо решила, что жакеты и юбки будут более удобны в путешествии, а большое количество блузок позволит их часто менять. Да и стирать блузки будет значительно легче, чем целое платье. Но, взглянув на только что принесенные от портного платья, она переменила свое решение. Неужели после стольких примерок и ожидания, она могла бы их бросить пылиться в пустом доме! Пришлось взять чемодан побольше и аккуратно уложить платья в поездку.