Текст книги "Приглашение на порку"

Автор книги: Паул Путниньш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Паул Путниньш
Приглашение на порку

Драма в 6 сценах

С латышского перевел Дайнис Гринвалд

Действующие лица:

Маргарита Эзертева

Карл Эзертевс[1]1
  На латышском фамилия «Эзертевс» означает «отец озера» (прим. перев.)


[Закрыть] – её муж

их дети:

Эдуард —

Эрнест —

Лиина —

Эмма – жена Эрнеста

Бренцис – сосед Эзертевов

Гермина – родственница семьи Эзертевов

Хабихт – помещик, немецкий барон

Корм – управляющий поместьем

Таупер – лютеранский пастор

Сухоруков – подпоручик – командир подразделения драгунов

Рец – камердинер барона

Место – Латвия в составе Российской Империи

Время – ранняя весна 1906 года

Первая сцена

Кабинет барона Хабихта в родовом замке.

Субботний вечер.

Барон прохаживается по комнате, задумчиво останавливается у окна. Смеркается.

РЕЦ(тихо в просвете дверей). Ваше сиятельство, пастор Таупер!

ХАБИХТ. Хорошо, Рец, пускай войдет!

В дверях появляется Таупер.

РЕЦ. Войдите, господин пастор!

ТАУПЕР. Добрый вечер, господин барон! Кажется, я первый?

ХАБИХТ. Первый, да, первый, господин пастор. И не было бы ничего приятнее, если бы вы так бы и оставались моим последним и единственным гостем. (Смотрит в темнеющее окно.) Как спокойно, когда темнота… Не люблю зарева пожарищ! Ни замков наших, ни дворов крестьянских. Можете мне поверить, те, последние, меня совсем не радуют.

ТАУПЕР. Божья кара. От этого нам не спасти никого.

ХАБИХТ. Так, да так. Тем не менее… Есть и моя личная приязнь. И неприязнь. Садитесь, господин Таупер! Так вот – зачем я вас позвал. Как вам известно, благодаря усердию карательных экспедиций… Я бы сказал чрезмерному усердию… Иногда. Волна крестьянских бунтов по всей Балтии стихает.

ТАУПЕР(со скрытой иронией). Позвольте, зачем-таки чрезмерному усердию. Позволю все же заметить, меня несколько смущает ваш… «гуманизм» в данной ситуации. Бунтарский дух латышей не искоренен еще.

ХАБИХТ. С вашей последней мыслью соглашусь. Отчасти. Речь идет только о средствах нашей борьбы. О тактике! И тут я с вами никак не согласен. Некоторыми жестокостями, которые, к сожалению, позволяет карательная экспедиция, да и некоторые мои добрые соседи, бароны, мы зверя загоняем только глубже в нору, где тот теперь притаился. И долго будет прятаться, пока вновь покажет зубы.

ТАУПЕР. Об этом я и говорю! Надобно покончить со зверем – духом бунтарским – в самом корне! И навсегда! Не только покончить, прикончить!

ХАБИХТ(с иронией наблюдает за пастором). Если зверей всех с мясом и шубой прикончим, где же мы жир да меха в будущем возьмем? Зверя приручать надобно, чтоб домашним стал. Послушным! И вы еще многие годы в шубах ходить будете, господин пастор.

ТАУПЕР. Так, да так. Только хитрющий он, зверь этот! Да, домашним то он прикинется, да только глотку нам при случае перегрызет!

ХАБИХТ. Для начала и того достаточно, что лишь прикинется. Так инстинкт лесного зверя потихоньку и преобразуем и покорим оного окончательно. И зубы расти уже не будут… (С язвительной иронией.) А за глотку свою каждому самому заботится надобно. Ясли память меня не изменяет, ваш отец, который в поместье когда-то ухаживал за собаками, звался не Таупер а Тупенис (в переводе картошка) – латышский крестьянин Янис Тупенис. Латыш Тупенис, который с благословения Господа, да и с помощью барона, вышколил своего сына пастором.

ТАУПЕР. Да, ну… О своей безопасности вы позаботится сумели, в крестьянах волости да и слугах поместья создав образ «хорошего барина»…

ХАБИХТ. Лишь только образ, по-вашему? А если мне и по правде не по душе, противно даже нечеловеческое отношение к этому, в общем-то, безобидному крестьянскому люду? Эта нечеловечность, которую к моему прискорбию вижу в некоторых соседних поместьях. И не выгодно ли быть добрым – как вы выразились? Мой замок то не сожгли! И поживал я здесь без особой даже охраны. Пока сегодня прибыли драгуны. Не по моей просьбе, позволю себе заметить.

ТАУПЕР(язвительно). Два ваших сарая с зерном тем не менее красный петух прошлым летом склевал…

ХАБИХТ. Да…с. Да…с, дорогой! И кое-что еще нехорошее было. И не сплыло. Покамест. Поэтому я и пригласил вас нынче вечером на переговоры. И командир карательного отряда подпоручик Сухоруков мною приглашен. Тем не менее, если вы меня поняли хотя бы отчасти. Я хочу, чтобы вы внимательно вслушались в мой план наших дальнейших совместных действий и поддержали его… (Смотрит в окно.) Ей богу, ни одному крестьянину нашей волости не желаю я красного петуха. Ясли только не они сами…

В дверях появляется камердинер Рец.

РЕЦ. Подпоручик, господин Сухоруков!

ХАБИХТ. Попросите господина подпоручика войти, Рец!

Появляется подпоручик Сухоруков.

СУХОРУКОВ. Честь имею! Подпоручик Сухоруков!

ХАБИХТ. Рад принять вас в моем доме, господин Сухоруков! (Все приветствуют друг друга, барон знакомит поручика с Таупером.) Пастор нашего прихода, Таупер. (Подает только им обоим известный знак камердинеру.) Рец!

РЕЦ. Понял, ваше сиятельство. (Уходит.)

ХАБИХТ. Садитесь, господин подпоручик! Надеюсь, под моей крышей вы чувствуете себя как дома?

СУХОРУКОВ. Не понял.

ХАБИХТ. Переводите, господин пастор! (В спектакле все тексты Сухорукова говорятся на русском языке.) Об ваших лошадях и людях, я надеюсь, заботятся, как следует? Все нынешние передряги вас и ваших людей изрядно измотали, не так ли? У меня вы сможете сполна отдохнуть. Карательная экспедиция генерала Орлова свой долг выполнила уже в январе.

ТАУПЕР. Только одного казнили и пятерых увезли с собой.

СУХОРУКОВ. Маловато.

ТАУПЕР. Мало, мало, совсем мало.

ХАБИХТ. Так называемая «новая власть» нашей волости капитулировала в течение двух часов… Посланные ее высочеством лейб гвардейцы сразу смогли спешить дальше. В других местах Видземского края необходимость в помощи генерала Орлова была много большей, я так думаю.

СУХОРУКОВ(надменно). Да будет вам известно, что мы тоже являемся штрафным эскадроном генерала Орлова!

ТАУПЕР. Мы очень ждали вас, господин Сухоруков, очень…

ХАБИХТ … чтобы, не погорячившись, как тогда, но уже продуманно наказать тех крестьян, которые ошиблись. Повторяю – чтобы наказывать, а не губить.

СУХОРУКОВ. Если я правильно понял, вы, господин барон, вроде бы вступаете в роль защитника этих голодранцев…

ХАБИХТ. В какой-то мере – да!

СУХОРУКОВ. Интересно!

ТАУПЕР. Даже если мы простим… Господь Бог не простит их! Даже храм они посмели осквернить своими погаными, подстрекательскими речами!

ХАБИХТ. Вот-вот, за это их и следует наказать! И за мои сараи с зерном тоже, конечно, хотя и виновных за руку не поймали.

СУХОРУКОВ. Да помилуй Господи! Не поймали за руку! Да за каждый ваш сарай пять их хат! Так, и только так!

ТАУПЕР. Так и только так! Ваше сиятельство, господин барон. Бога ради, разрешите господину подпоручику действовать!

ХАБИХТ. Да успокойтесь, мои господа! Сараи я потерял уже. Хотите, чтобы потерял еще и доверие этих в целом то работящих людей? Что-то близоруко получится, мои господа!

СУХОРУКОВ. Так что же тогда?

ХАБИХТ. Сборищ бунтарских крестьян было немало у нас в прошлом году. Но ни одно из них я – барон Хабитх не запретил. Я даже переговоры с ними вел. Кое о чем даже договорились. Однако…с! Один случай я им простить не могу. Да и не хочу! Речь идет об уже упомянутом митинге в церкви прошлой весной. Рассказываете, Таупер!

ТАУПЕР. Ах, да! Это было во время Троицы. Служба уже подходила к концу, как вдруг появляется подстрекатель в маске, согнал меня с кафедры и приказал людям не расходится, а слушать его поганую хулу!

ХАБИХТ. И я тогда был в церкви! И я приказал людям разойтись! Один раз! Другой! Часть ушла. Но не все. Мне пришлось попросить управляющего Корма отметить имена тех, которые не подчинились моей воле. (Звонит. Появляется камердинер.) Рец, пригласите управляющего Корма! (Рец кланяется и выходит.) Список непослушных хранится у меня, но я даже не взглянул на него. И не буду этого делать. Личная месть не моя цель. Это было бы ниже моей чести. (Стук в дверь. Появляется Корм.)

КОРМ. Вы соизволили приказать мне явится, ваше сиятельство?

ХАБИХТ. Да…с, мой дорогой Корм. Список, о котором я сегодня уже однажды говорил, у вас?

КОРМ. Пожалуйста. Это длинный список. (Подает список.)

ХАБИХТ(список не берет). Пусть он останется у нас, дорогой Корм. Только не используете его… в корыстных целях. В моем распоряжении есть и второй список – так же точен и может быть еще точнее, вроде как копия. Так скажем. И в него я тоже не заглядывал. Все списки сравним через две недели… и один день.

СУХОРУКОВ. Господин барон все еще изволил изъясняться загадками…

ХАБИХТ. Сейчас всё и всех выведем на чистую воду, господин подпоручик. Господин Таупер, завтра, после богослужения, соизвольте объявить пастве, что в течение двух последующих воскресений после проповеди на площади перед Храмом всем будет дана возможность покаяться и выразить свое глубочайшее сожаление… Обратите внимание, что никто не принуждается, а каждый только приглашен!

СУХОРУКОВ. Не понял. Какую – такую слезную исповедь вы ждете от этих лицемерных подонков, когда в стране чуть ли не осадное положение!

ХАБИХТ. Эта будет приглашение на порку! Легкую, но публичную порку о коей они сами молитвенно поросят!

СУХОРУКОВ. Порка?…

ХАБИХТ. Порка, да…с. Не смотря на недавний запрет телесных наказаний, в это для нашей державы трудное время, оная практикуется опять – таки, понемногу. Легкая милая порка для всех, на той демократической основе, по коей люд латышский так соскучился. Приглашение на порку. Так…с!

СУХОРУКОВ(в глубоком замешательстве). Приглашение на…

ХАБИХТ. …на порку. Да, да – порку! Милую, беззлобную… Всех, кто окажет нам честь, почтим одинаково – тремя розгами, по пять ударов каждой.

СУХОРУКОВ(все еще в замешательстве). Трижды пять?

ХАБИХТ. Трижды пять. Без злобы. Замачивать розги не будем.

СУХОРУКОВ. И замачивать не будем!

ХАБИХТ. Да…с! Не замоченными. Удары легкие. Эти последние мелочи, господин пастор, можете и специально не объявлять пастве. Главное – именем барона попросите их прийти. Добровольно. Только про списки сказать не забудьте. Что оные имеются и что через две недели будут сравнены со списками тех, кто прошли порку. И ежели кто, имя которого в списке провинившихся наличествует, не посчитает своим долгом честно прийти попросить даренного мной публичного прощения, то уж… Через две недели, вечерком воскресным дом его да будет спален… Так же, как сараи мои в прошлом году…

СУХОРУКОВ(после долгой паузы). Надо сказать, дьявольски… Хотя… Строгости в избытке никогда не бывает.

ХАБИХТ. Строгости будет ровным счетом столько, сколько надобно. И еще, господин пастырь, дайте им знать, что пороть будут лишь один час…

СУХОРУКОВ. О-хо-хо! Пусть в очереди потомятся!

ХАБИХТ. Пусть потомятся!

СУХОРУКОВ. Да, потолкаются с опущенными штанами – кто первый!

ХАБИХТ. Да не опоздают!

СУХОРУКОВ. Ну, красотища! Надо сказать пляски нагаек, ломка косточек, да вешание нам уже нынче приелись. Сколько можно! Будя перемены в наших серых буднях! Дух переведем, шуточки погоняем – это, ей Богу, к стати.

ХАБИХТ. Однако…с, господа мои – шуток не будет.

ТАУПЕР. А… женщин? И их тоже?

ХАБИХТ. Всех взрослых. Включая женщин. Без исключений и слюнтяйства. Этот святой принцип соблюсти долг наш. За сим и я в списки не смотрю, чтоб не разжалобить себя зазря. (Пауза.) И если кто не согласен на то, что я предложил, дом сжечь – и без всякого снисхождения.

ТАУПЕР. Воистину по дьявольски…

ХАБИХТ. Все уразумел, Корм?

КОРМ. Все, ваше сиятельство!

ХАБИХТ. Можете идти!

КОРМ. С Богом, господа! (Уходит.)

ХАБИХТ(резко звонит). А драгуны ваши после тяжких и утомительных трудов в Эстляндии и Лифляндии пусть передохнут маленько. Трудится придется только по воскресным вечерам, да ежели Господь не выслушает наши молитвы… и в последнюю ночь тоже.

Входит камердинер с роскошным, перегруженным подносом с напитками.

СУХОРУКОВ(явно оживляется при виде напитков, тем не мене отзывается на последние слова Барона). Гуманно… Гуманно…

ХАБИХТ(поднимает стакан, то же делают и другие). Гуманно, – это означает со зверьём по человечески…

Вторая сцена

Общая комната семьи в доме Эзертевов. Воскресный вечер.

Маргарита Эзертева сидит, смотрит как бы в даль. К ней прильнула дочь, Лиина.

МАРГАРИТА(медленно, как бы себе, говорит стихотворные строки).

Говорят и мечтают люди много

О будущих лучших днях…

Пауза, следующие две строчки она проговаривает неслышно.

 
……………………………………….
……………………………………….
 

 
Мир становится старым и вновь возрождается
Лишь надежда людская не гаснет.
 
 
Надежда ворота нам в жизнь отворяет,
Лоб мальчика это она озаряет,
И юношу чары ее завлекают,
И душе старца она не дает угаснуть…
 

Долгая пауза. Следующие шесть строк она опять говорит неслышно.

 
……………………………………….
……………………………………….
……………………………………….
……………………………………….
……………………………………….
……………………………………….
 

 
И что в душе этой камнем драгоценным сверкает
Не отдаст никому сердце полно надежды.
 

Входит Карлис Эзертевс.

МАРГАРИТА. Заснули малыши?

КАРЛИС. Заснули.

МАРГАРИТА. Под мои сказки не засыпают. Даже Артур малый, уставший вконец, все еще мурлычет «Бабуль, а бабуль, теперь еще ту, про те три брата…» Да оба большие в такт ему: «Про умных два и дурачка одного…» Да «дурачок» малый, пока торг идет, уже в царство сна, да и ускакал… Да вот Янис с Рейнисом тоже умными братьями быть не хотят, да начинают шустро делить свободное место дурачка…

КАРЛИС. Задуматься твои сказки заставляют. Тогда уж не до сна, хоть тебе за плечами пять, четыре, а то и только два годика… МАРГАРИТА. А Эдуарда, того и вовсе к кроваткам малышей подпускать нельзя. С дядей из Тербаты пересуды на всю ночь гарантированны. (Неспокойно.) Малыши все про отца спрашивали. И что это Эрнест так долго домой не воротится… Эмма и вовсе не в своем лице пошла на скотный двор к вечерним работам.

КАРЛИС. Вчера драгуны в поместье прибыли. Эрнесту – то ничего не грозит, да за Эдуарда душа не спокойна. Вдруг эти царские псы про него что пронюхали…

МАРГАРИТА. Барон Хабихт тут им, как самим вздумается, разгуляться не даст,

КАРЛИС. Не верь, Маргарита им. Не верь им ни одному.

МАРГАРИТА. А если хочется? Хочется верить кому-то в этом мире столь жестоком… За что тогда цепляться иначе…

КАРЛИС. Так верь! Да только не им! Они уже свою звериную морду показали. (Лиина начинает потихоньку всхлипывать и прячет лицо у Маргариты. Та ее ласкает, успокаивает.)

Опираясь на самодельный костыль, входит Эдуард.

КАРЛИС(Эдуарду). Посмотрел сынок? Сможешь там пожить?

МАРГАРИТА. Холодно там!

КАРЛИС. Старые шубы постелем!

МАРГАРИТА. Темно там!

КАРЛИС. Малую керосинку возьмешь!

ЭДУАРД. Спасибо, отец там мне будет шикарней, чем в Вифлеемском корыте…

КАРЛИС. Да не хотел я уж нарочно с Вифлеемом тягаться, да коли так вышло…

МАРГАРИТА. Эдуард, сынок, теперь ты должен быть особо осторожен! Бог даст, за эти пару дней ни один чужой глаз тебя не видел…

КАРЛИС. За малышами надо присмотреть, чтоб не проболтались.

МАРГАРИТА. Если что, им сказано, что дядя Эдуард погостить из Тербатского университета приехал на пару дней. (Пристально смотрит на сына.) Эдуард, я очень верю, тогда на церковном митинге тебя никто не опознал… Если по голосу только…

КАРЛИС. Тогда уж давно бы нас допросили да дом перерыли!

МАРГАРИТА. Хотя… Однажды летом у волостной управы после митинга… барон Хабихт, в упор, глядя на меня, переспросил – как успехи моего студента…

КАРЛИС. Страх тогда заставлял его подозревать любого, как теперь нас страх велит подозревать его…

ЭДУАРД. Если бы не эта нога… Ни минуты я бы здесь не торчал. Мы еще сильны, хоть и загнаны в леса… Они все еще боятся нас!

МАРГАРИТА. Да и они сильны. И хитры… Должен ты, сынок, остаться тут у нас хоть пока подлечишь ногу. Теперь, когда весенняя слякоть да холода, другого выхода я не вижу. Ой, любо, что весь прошлый год тебя не было тебя в нашей стороне. Люди тоже думают, что ты все еще штудируешь. И хорошо, что ты всё под чужим именем творил и всё в чужой стороне… Это теперь может спасти – и тебя и нас…

ЭДУАРД. Да, мать. Только в университете меня почти год не было. Были дела поважнее…

МАРГАРИТА. Я всё же очень верю, что самоуправства барон Хабихт тут не допустит. Строг он да порядочен.

ЭДУАРД. Не будь наивна, мать! Все они одного поля ягоды!

КАРЛИС(тоже усмехается). Ты все еще во власти романтических воспоминаний юности… Молодой барончик Хабитх… и образованная барышня-крестьянка Маргарита, о господи! Что было! Немыслимо! МАРГАРИТА (задумчиво улыбается). Было, было, было… Да, почти немыслимо!

ЭДУАРД(иронично). Твоя корзинка барончику теперь всем нам может быть опасна…

МАРГАРИТА. Да нет! Я и тогда не смела посчитать это настоящим предложением… Да вообще… Обо всем о том, да только вы и знаете, мои самые, самые что ни есть близкие… Да и он, барон…

ЭДУАРД … если только не забыл давним давно. (Через минуту.) Ты не посмела посчитать это настоящим предложением… (Истошно.) Вот. Вот. Мать! Какой рабыней ты себя чувствовала перед ним! Ни гимназия твоя, ни краса твоя, ни манеры, ни чего не значили! Семь веков рабства сделали своё! Народишко крестьян, нелюдей, рабов! И вдруг! Как трудно так вдруг осознать себя, что за тобой сила, ум! Осознать себя полноценным человеком! И вновь все напрасно? Теперь лучших из нас они калечат, убивают, гонят гнить на каторгу… А остальные что? Опять добровольно под рабским ярмом? И те, утомленные большими мыслями, малые человечки в той комнате, сладенько спящие в своих теплых кроватках…

МАРГАРИТА. Пущай малые человечки учатся отличать добро от зла. Пока это главное и этого достаточно!

ЭДУАРД. Мы то научились рознить добро да зло. Настала пора действий! Чтобы покончить со злом!

МАРГАРИТА. Пора действий?… Ой, не рано ли было?…

ЭДУАРД. Нет, мать, нет! Настоящее время пришло! Хоть и теперь мы попрятались по лесам, минута эта не ушла. Пусть только мы вновь соберем силы! Пусть только не впустим в себя снова раба!

ЛИИНА(лихорадочно повторяет слова сказанные матерью в начале).

И что в душе этой камнем драгоценным сверкает,

Не отдаст никому сердце полно надежды…

Все замолчали, отец отвернулся, как бы вглядывается в даль.

ЭДУАРД(приближается к сестре, берет ее руку, с болью прижимает к себе.) Сестра… мы не сдадимся… Мы выдержим! (Услышав чужой звук за дверью, хромая быстро уходит. Мать успокаивающе гладит плечо дочери. Отец все еще молчит.)

С кнутом в руке входит Бренцис.

БРЕНЦИС. Тихо так у вас, думал, нет никого… Вечер добрый!

КАРЛИС. Добрый, добрый, сосед!

БРЕНЦИС. Ну, что делать – то будем? Аж, не слыхали еще новости? Аль Эрнест не приехал еще?

КАРЛИС. Не приехал.

БРЕНЦИС. Господи помилуй! Так вы аж ничяго да не знаете! Эрнест значь, при монополе засиделся! Кабак уж битком после сегодняшней проповеди! (С лукавой улыбкой.) Ничего не изменили выступления этой новой власти – бить бутылки с водкой да добро в канаву сливать… Как всё опять на полке, мужиков у стойки, иголке негде упасть…

КАРЛИС. Так что за новость! Что драгуны опять в поместье?

БРЕНЦИС. Драгуны тоже. Но они будут сидеть смирно, так как «наш барон Набихт… защиту людей нашей волости, перед грозной справедливой карательной экспедицией посланной ее Императорским Величеством Николаем вторым, взял на себя» – точь в точь – как преподобный Таупер с кафедры сказал. (С хитрецой.) Да… но на защиту от барона смогут надеяться только те, кто следующее или после следующее воскресение на церковной площади добровольно отведают легкую… порку… Именно так. Да, ну… Если только легкую… то ведь ничего страшного… не так ли?

КАРЛИС. Что? Ты слышала, Маргарита! Добрый наш барон! Значит, всех нас драть да добивать как скотину!

БРЕНЦИС. Зачем убивать! Да нет! Совсем легкая порка! Три прутья. Да то немоченые! Да только по пять ударов каждой! Да не сильно! Все это святой отец по несколько раз повторил! Да что страшного ежели только это! Мальчишками, когда были, покрепче доставалось! Разве людьми не стали? Да всем порка и не светит. Тем только, кто на прошлой Троице не послушались барона, кода тот велел расходится а остались да слушали подстрекателя – зосиалиста. Еву, мою сводную сестру тоже – придется уж вести воскресенье – к причастию и к розгам… Что совала нос, куда не следует! Что барона не слушалась! Да можно бы было слукавить – что не помню, – была там, не была… да только Таупер настрого предупредил – списки есть. Господам все известно! Ежели мягкой поркой отделаться не хотим, что барон дарит нам в своем великосердечии, как знак примирения, то защиту свою он снимает насовсем и за всё дальнейшее не вручается! (Акцентирует.) Драгунам дан приказ после сжечь дома непокорных! Боже упаси! Тогда лучше уж хоть две такие порки! Хоть при всем частном народе! Ну, с Богом! Так только, мимо ехал, остановился, узнать, известны ли новости соседям… (Замялся.) Так… из вашего дома был кто тогда в церкви? Не припомнишь ведь так всего… Так уж лучше лишнего на этот раз получить, чем не получить коли заслужил. Я бы и сам мог в это дело влипнуть! Так на ту Троицу как раз свинья подохла. Что же делать! Хоть кожа да мыло! Так и делал неугодное Богу дело, а Бог меня еще от порки спасает! А Лиза ведь без Бога никак не может, поехала, оставила меня с дохлятиной, и на тебе – розгочкой по попочке… Ну, с Богом!

Бренцис ушел. В комнате царит гнетущая тишина. Лиина все еще прильнула к матери. Отец смотрит в сторону. Из соседней комнаты выходит Эдуард.

ЭДУАРД. Ты только посмотри, какие благороднейшие планы родил наш «добрый господин»… «Защита людей своей волости»… Воистину человечно! Розгочкой по попочке пред всей волостью, на виду всех и богатых и бедных! Да по собственной горячей просьбе! Хороший господин! Хороший план. Каждый самовольно идет со спущенными штанами… чтобы добрый господин каждому свое всемилостиво отмерил. (Через минуту.) Боюсь только, воскресение господин наш один одинешенек будет сидеть пред церковью в ожидании своего униженного народа.

КАРЛИС. Так не говори, сынок, так не говори. От покорности так легко не избавится. Как позор она въелась она в кости латышского крестьянина!

МАРГАРИТА. Разве показная покорность это не хитрость задавленного крестьянина?

Входит Эрнест – он только что приехал.

ЭРНЕСТ. Добрый вечер. (Через минутку Эдуарду.) Ты, брат, тут так вольно гуляешь, как на балу. Так знай, что в поместье опять драгуны. Все наживем себе неприятности…

ЭДУАРД(с насмешкой) Барон же людей своих взял под свою защиту!

ЭРНЕСТ. Так знаете уже?

КАРЛИС. Бренцис заходил.

ЭРНЕСТ(через минутку). Уже тогда говорил я: добром всё это не кончится.

ЭДУАРД. Почему же? Помолимся, все хором, чтоб господин сжалился и так легенько прутиком по попоче…

ЭРНЕСТ(не сдержался). Замолчи – не то вышвырну за дверь как котенка…

КАРЛИС. Эрнест!

ЭРНЕСТ(Эдуарду). Ты только издеваешься. А кто нас в этот стыд и срам втолкнул? Вы – воздушных замков строители! Эта была ваша революция!

КАРЛИС. Наша революция, сын!

ЭРНЕСТ. Наша… Что же она нам дала? Обещала только. (Немного успокоился.) До конца надо было все продумать, перед тем как начать! Теперь захлебнулись горячими щами!

ЭДУАРД. Дала бы революция пользу – ты был бы самим первым в очереди!

ЭРНЕСТ. Я беру только то, что есть мое. А мое то, что вот этими руками наработано. Это ты отец можешь подтвердить – дом то все еще на твое имя записан.

КАРЛИС. Да будет, будет и на твое…

ЭРНЕСТ. Да не про то я, отец. Я работы не боюсь – не в своем ни в чужом доме. Работать, слава Богу, ты нас научил! Но жить тоже хочется! Жить! Без страха что ни за то ни про что тебе пулю в затылок могут пустить… иль на дыбы вздернуть… Жить! Вы понимаете! И сыновья мои малые жить хотят! И жена моя! Каждый живой жить хочет! (На Эдуарда.) Вы всю эту мерзость на волю выпустили! А сами в леса попрятались! А кто теперь страдает? Люд простой, кто нормальной жизни – жить да работать хочет!

ЭДУАРД(как бы спокойно). Рабская соглашательская душонка! Так тебе и надо, что революция разворотила твою спокойную жизнь. Надеялись вытрясти рабский дух, пробудить жажду свободы! Не тут то было! Времени не хватило, чтобы пробиться сквозь ваши закостенелые за века рабской жизни лбы! (Распрямился.) Да, мерзость! Мерзость, как ты выразился, выпущена! Чтобы все её видели, хорошенько осмотрели и никогда больше не забыли! И ты тоже, мой миролюбивый брат! (Маргарите.) Почему ты не говоришь ни слова, мать! Ты, кто учила нас всегда быть честными, гордыми, свободолюбивыми!

МАРГАРИТА(все крепче прижимая к себе Лиину). Я родила вас. И я хочу, чтобы вы были живы! Это главное! Не забудь это никогда, Эдуард! И лишь потом горды и свободны!

ЭРНЕСТ. Живы, живы!

ЭДУАРД. Живы, хоть и рабы? Ну, уж, извольте!

МАРГАРИТА. Раб может стать опять свободным, а мертвый живым никогда!

КАРЛИС. И все же – это стоит как день против ночи: гордо умереть или покорно жить… (Маргарите.) Я тебя, мать, гордую учил детям нашим… Сам тобою гордясь. Иной я тебя знать не могу, Такую я тебя ввел в этой дом, и такой ты однажды отойдешь от него…

МАРГАРИТА(прижимая к себе Лиину). Мало, Карлис, одной гордыни. Было время, когда хватало этого сполна. Но есть и времена когда одной гордости ой как мало…

ЭРНЕСТ(подходит к матери, тихо). Что делать то будем, мать?

ЭДУАРД. Что такое?

ЭРНЕСТ. Мать то единственная из нашего дома тогда осталась на том… трижды проклятом церковном митинге. Мы с Эммой поняли, что дело на этот раз серьезно. И ушли.

ЭДУАРД. Ты, мать! Так выходит, тебе…

ЭРНЕСТ. Да! Да! Так уж выходит, брат.

ЛИИНА(вздрагивает и в горячке смотрит в глаза матери). Нет! нет, мааа! Никто пусть не посмеет! Нет!

КАРЛИС(подчеркнуто тихо). Будь спокойна, дочь, Нашей матери ничего не грозит. Ей – нет! Пусть хоть тут… все пожгут… Или даже того хуже…