Текст книги "Германская военная разведка. Шпионаж, диверсии, контрразведка. 1935-1944"

Автор книги: Пауль Леверкюн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Фактически информацию, собранную абвером, оценивали штабы трех видов вооруженных сил. Это означало, что, пока штаб абвера был, как и должно быть, при OKW, он обслуживал напрямую ОКН, OKL и ОКМ. Генеральный штаб сухопутных войск, таким образом, получает информацию, которая не оценивается, не просеивается, как это было бы на более высоком уровне. Такую информацию передадут, все еще в необработанном виде, в один из его двух разведывательных отделов: «Иностранные армии Запада» или «Иностранные армии Востока». Таким отделом руководил какой-нибудь штабной офицер, возможно, с блестящими данными, но в середине войны это вполне мог быть некий молодой полковник около тридцати пяти лет, до этого служивший начальником штаба армейского корпуса, чьи знания военной разведки хоть и подходили для операций на линии фронта, были нулевыми в несколько эзотерических, то есть понятных лишь посвященным, вопросах деятельности абвера.

И на деле это была самая неудовлетворительная система. Вот тут и скрывается объяснение неспособности правильно оценить донесения о десантах союзников в Северной Африке и о планах союзников в Нормандии. К тому же такие инциденты не были редкостью. Ведь если взглянуть на тот хаос, который существовал в организации вооруженных сил на самом высоком уровне, то можно бесконечно говорить о преданности и эффективности работы офицеров как абвера, так и Генерального штаба и о том, что германская разведка функционировала так, как могла.

Что касается дальнейшей путаницы, вызванной ревностью Риббентропа с его личной разведывательной службой и Гиммлера с его службой безопасности, я говорил о них выше и у меня будет возможность высказаться об этом далее.

Глава 4
Польша, Дания, Норвегия

Следует помнить, что в веймарский период абвер был очень маленькой организацией, разделенной на два подотдела: «Запад» и «Восток». В связи с очень ограниченными возможностями и имеющимся финансированием у него не было иного выбора, кроме как сосредоточиться на вопросах самой срочной и прямой важности. Нечего было и надеяться на накопление массы информации о странах, удаленных от Германии, либо о создании сети агентов на случай очень далеких потенциальных нужд. Поэтому эти два подотдела уделяли свое внимание непосредственным соседям Германии и наиболее вероятным противникам в случае любой будущей войны.

Фокусной точкой основной деятельности подотдела «Восток» в течение двадцатых и тридцатых годов была Польша, в которой абвер взял на себя двойную задачу предотвращения деятельности польской разведывательной службы и получения информации о вновь сформированной и быстро увеличивающейся польской армии. В то время на территории Советской России систематическая разведка еще не была организована; здесь германская деятельность ограничивалась в большинстве случаев использованием шансов, которые появлялись случайно. До начала тридцатых годов действительно появлялись случайные возможности засылать отдельных шпионов и доверенных агентов в Россию, но пересечь польскую границу всегда было много легче.

Было заявлено, что польская армия должна быть доведена до шестидесяти дивизий, и германская разведка делала все возможное, чтобы оставаться в курсе того, как идет выполнение этой обширной программы. Задача была разделена на две части. Первая часть состояла из организации так называемой покрывающей сети – паутины конфиденциальных агентов, распространенной по стране, чтобы отслеживать каждый важный пункт, включавший в себя не только центры прямого военного значения, но также и такие технически жизненно важные установки, как железные дороги и т. д. Эти агенты оставались «замороженными», имея задание посылать сообщения лишь в случае, если происходит что-то, имеющее военное или военно-политическое значение, и тогда они должны автоматически приступать к работе, не дожидаясь каких-либо конкретных указаний от своих вышестоящих руководителей. Большинство из этих конфиденциальных агентов работали на добровольных началах. Многие периоды напряженности и кризиса на востоке Германии в 1921—1930 годах давали этой машине полную возможность запускаться самой, и результаты, которые при этом получались, были очень хорошими.

Вторая часть задачи состояла в сборе информации о польской армии и ее организации. В некоторой степени это достигалось путем такой кропотливой и тщательной работы, как дотошный анализ польской ежедневной печати и других общедоступных изданий; доклады о социальных событиях, сообщения о происшествиях, колонки рождений и смертей, сообщения о новых строительных работах и прочие объявления давали многочисленные свидетельства как обычной диспозиции, так и любых конкретных передвижений войск. Однако через какое-то время стало ясно, что польская пресса и особенно основные газеты хорошо контролируются с военной точки зрения, и постепенно объем информации, доступной из таких источников, стал неуклонно сокращаться.

Кроме того, надо было создать прямые источники разведданных, а потому требовалось отыскать польских офицеров и государственных чиновников, связанных с национальной безопасностью и готовых передавать информацию. Только по этим каналам было возможно получать подробности о таких важных военных документах, как планы мобилизации, характеристики оружия и вооружений, военные оперативные планы и т. д. Таких агентов следовало искать главным образом среди лиц, которым срочно нужны деньги, но, безусловно, здесь есть и обратная сторона монеты: эти лица обычно легко тратят деньги, когда они им достаются, и такие неожиданно щедрые расходы обычно привлекают нежелательное внимание – достаточно общая история для всех стран в течение многих веков. Последующие военные суды по обвинению в шпионаже привели к более тщательному подбору польских офицеров и усилению обычных мер безопасности, которыми до этого времени как-то пренебрегали. Самые секретные документы, например, раньше хранили в обычных металлических шкафах для документов, которые было легко вскрыть, и только потом были постепенно введены стальные сейфы и стальные шкафы.

Определенно интересно отметить, что, кроме офицеров, военнослужащих сержантского состава и государственных служащих, работавших за деньги, довольно большое число руководящих и важных чиновников, которые явно не испытывали нужды в деньгах, добровольно предлагали свои услуги; и весь опыт со времени зарождения германской разведслужбы в 1866 году учит, что самыми ценными и эффективными агентами являются как раз те, кто делает это добровольно.

Хороший пример в этом плане дает дело Толодзецкого. Самое важное из всех польских разведывательных бюро находилось в Бромберге под началом капитана (позднее майора) Зычона, одного из самых способных и изобретательных офицеров в польской секретной службе, который отвечал за одиннадцать вспомогательных пунктов польской разведки. В Данциге находился Генеральный комиссариат Польской республики, и для поляков, конечно, было нетрудно создать разведотдел в структуре этого органа; этот отдел также подчинялся Зычону, который часто наезжал в Данциг. Бывая там, он выработал привычку звонить по телефону своим германским соперникам и дружески болтать с ними самым любезным образом, хотя иногда – в зависимости от степени алкогольного опьянения – он мог напрямую материть их самым грубым образом.

Вдруг в 1930 году польский офицер по фамилии Толодзецкий добровольно вступил в контакт с одним из разведывательных отделений подотдела «Восток». Он работал под началом Зычона в бромбергском бюро и заявил, что расскажет все, что знает об этой организации. Германское отделение немедленно пришло к выводу, что все это – игра, и отказалось иметь дело с этим человеком. Однако немного погодя Толодзецкого арестовали поляки и сразу же повесили, и только после его смерти выяснилось, что материалы, которые он предлагал, было не только абсолютно настоящими, но и имели исключительную важность.

Значительный интерес представляет и история человека, которому германская разведывательная служба обязана за самое лучшее донесение о польской подготовке к наступлению. Он был мастером в области вербовки в разведку и, имея весьма исключительную способность в обращении с людьми, сумел воспользоваться услугами немалого количества старших офицеров, занимавших важные командные посты. Он также был добровольцем и также поначалу был отвергнут немцами. В отличие от Толодзецкого, однако, он сумел утаить в секрете свою попытку связи с немцами от поляков и продолжал делать это после того, как его приняли. Когда обескураженные немцы поняли, какой ценности материал он им предлагал, они сделали все возможное, чтобы восстановить с ним связь, но прошло два с половиной года, пока они смогли организовать новую встречу. В это время он, однако, оказался под подозрением в сотрудничестве с немцами, и те очень хотели, чтобы он остался в Германии, где был бы в безопасности. Но он остался глух ко всем их заверениям; движимый силой своей привязанности к женщине, которую любил, он вернулся в Польшу, где его вскоре арестовали.

Когда началась Польская кампания, его вместе с сотнями других узников перегнали пешком на восток. Как только он с товарищами услышал о присутствии германских передовых танковых частей вблизи Брест-Литовска, они вырвались и убежали. Агент установил контакт с передовыми немецкими войсками, и ему удалось поговорить с их командиром, который поверил его рассказу и отправил его через день-два на соответствующую немецкую разведывательную базу. Потом немцы использовали его для ведения разведки против Советской России, и здесь он оказал огромные услуги. Когда началась война с Советским Союзом, его откомандировали во фронтовую разведку, в которой он был неоценим как инструктор для агентов. Однако в конечном итоге один из его собственных агентов устроил на него засаду и застрелил его.

В такой разведывательной деятельности очень важно уметь пользоваться работой, проделанной германскими пограничными полицейскими силами, которые, однако, подчинялись не армии, а министерству внутренних дел Пруссии. Поначалу сотрудничество обещало развитие в нужном направлении, но затем произошел инцидент, который положил внезапный конец всему дальнейшему сотрудничеству. Польская разведывательная служба очень хотела завладеть германским противогазом самого последнего образца, однако вместо того, чтобы делать это через свой отдел II, который был подходящим для этого учреждением, было приказано получить его так называемой пограничной охране. Один из поляков обратился к некоему немецкому сержанту, который выслушал то, что ему было сказано, а потом доложил об этом своим начальникам; далее в соответствии с приказом он написал этому поляку письмо, которому поляк так искренне поверил, что после нескольких новых встреч согласился переправиться через Вислу со своим коллегой и встретиться с сержантом в небольшой избушке, которая использовалась для паспортного контроля. В момент передачи противогаза выскочили спрятавшиеся немцы, завязалась перестрелка, в ней один из польских комиссаров получил смертельное ранение, от которого впоследствии умер. Второй комиссар был приговорен к пятнадцати годам тюремного заключения, но потом был обменян. Этот инцидент, весьма заметно фигурировавший на страницах иностранной печати, так потряс невозмутимость министерства внутренних дел, что всякое сотрудничество было прекращено на длительное время.

А тем временем сама польская разведывательная служба в Германии вовсе не бездействовала. Многие эксперты утверждают, что поляки в сфере разведывательной службы являются самыми одаренными людьми в мире, и то, чего достигла польская разведслужба, стало ясно для немцев, когда была взята Варшава и большая часть архивов польской разведки попала в руки немцев. Польский отдел II размещался на площади Пилсудского, но, когда эти помещения были захвачены 1 октября 1939 года, там на месте не было ни одной папки. В здании имелось более ста запертых сейфов, которые были постепенно вскрыты экспертами и которые все оказались практически пустыми. В целом улов был плохим; хотя в подотделе, который занимался Германией, была обнаружена масса весьма интересных материалов и среди всего прочего – очень полный и подробный печатный справочник по германскому вермахту, в некоторых случаях с указанием имени немецкого источника, поставившего эту информацию. Кроме того, было несколько великолепных военных карт, адресные книги и телефонные справочники, опубликованные германской почтовой службой, и самые объемистые картотеки, касающиеся Советской России и эмигрантов по всему миру. Но не было даже признаков сведений о каких-то германских агентах, работающих на поляков.

Однако немного погодя один германский офицер, прогуливаясь однажды мимо одного из старых фортов – форта Легионов, реликта эпохи царизма, ныне лишенного какого-либо значения как военное сооружение, – заметил распахнутую дверь и вошел. Он очутился в комнате, похожей на помещение для хранения ценностей в банке, заполненной шкафами для документов и огромным количеством громоздких свертков. После рассмотрения было выявлено, что они содержат не только полные папки докладов от польских военных атташе в Токио, Риме и Париже, но также и массу обличительного и сильно компрометирующего материала из Бромберга и других бюро разведки, которые привели к целой серии трибуналов.

Потом также было дело мадемуазель Шебиньской. Эта дама жила в Данциге, и ей удалось завязать дружбу с одним господином из германского абвера, из которого ей удавалось в ходе обычного общения вытягивать разрозненные крупицы информации о его официальной деятельности. Немцы нередко были удивлены тем, как своевременные польские контрмеры срывали работу над планами, и они заподозрили предательство; и только после обнаружения этой массы досье было установлено, что мадемуазель Шебиньска после того, как подверглась давлению со стороны майора Зычона, была завербована им и длительное время работала на поляков.

Мощный луч света был также пролит этой находкой на дело, которое вполне может считаться апогеем борьбы между германской и польской разведывательными службами, – дело Сосновского, которое имело место в 1935 году, первом году пребывания в должности нового шефа абвера адмирала Канариса. Сосновский, приятной наружности человек, элегантной внешности, изысканный и обходительный в манерах, впервые появился в Берлине в 1927 году, где устроил себе дом в самом расточительном стиле и выдавал себя за представителя лиги по борьбе с большевизмом. Очень быстро он добился доступа в берлинское общество, по-королевски развлекаясь и тратя, по его собственному признанию, более миллиона марок в год – сумму, превышающую общие годовые расходы службы абвера в то время. Он завязал связь с некоей разведенной фрау фон Фалькенхайн, которая со стороны этой дамы, без сомнения, переросла в глубокую и искреннюю любовь. Написанное ею незадолго до своей смерти письмо стало заключительным подтверждением того влияния, которое он на нее оказывал. Для Сосновского, однако, она была лишь инструментом для помощи в его шпионской деятельности. Пользуясь ее содействием, он сдружился с двумя женщинами, работавшими в германском министерстве обороны. Они стали частыми посетительницами его дома и, поддавшись чарам его личности, позволили уговорить себя давать ему копии важных документов, относящихся к планам военных действий Германии против Польши.

Помимо любовных связей, которые были полезны ему в его качестве офицера разведки, у него возникла привязанность к Леа Ньяко, танцовщице балета в германском Опера-Хаус; и в ее лице встретил достойного соперника. В момент слабости он намекнул ей о своей истинной деятельности; через посредство одного высокопоставленного друга Леа Ньяко передала эту информацию в абвер, и затем началась борьба между секретными службами. Постепенно, кусочек за кусочком, стала обретать форму вся мозаика, пока наконец не пришло время для действий. Абвер нанес удар, и Сосновский был арестован – на одной из своих вечеринок.

Дело против всех обвиняемых было заслушано в Народном суде. В трудной ситуации, в которой он оказался, Сосновский проявил себя самым искусным в своей защите и самым толковым из обвиняемых вместе с ним лиц. Но фрау фон Фалькенхайн и одна из женщин из министерства обороны были приговорены к смертной казни, другая женщина осуждена на пятнадцать лет тюремного заключения, а Сосновский получил пожизненный срок заключения. Из него он, однако, отсидел совсем немного. Польское правительство вступило в переговоры, в результате которых он был обменян на четырех германских агентов – одним из них была женщина, – которые были арестованы в Польше.

По возвращении Сосновского в Польшу польский Генеральный штаб получил германский план вторжения, который был умело сфабрикован абвером и играл ему на руку. Поляки поверили, что эта фальшивка – настоящий план, а тот план, что был доставлен им Сосновским – который на деле был настоящим, – подделка, изготовленная с его помощью и соучастием. В результате несчастный Сосновский был приговорен поляками к двенадцати годам тюрьмы, а Германия вышла из этого дела невредимой.

После вторжения в Польшу в 1939 году адмирал Канарис организовал поиски Сосновского. После длительных и тщательных расследований было обнаружено, что, когда ворота польских тюрем были распахнуты, заключенных, осужденных за предательство, расстреляли. После войны ходили слухи, что Сосновский, несмотря ни на что, спасся и вернулся к своей прежней деятельности.

Срыв польских попыток проникнуть в немецкие воинские части был источником постоянной заботы и волнений. Недостаток персонала в отделениях абвера препятствовал проведению интенсивного или просто адекватного инструктажа в войсках – как среди офицеров, так и среди солдат – касательно позиции, которую следует принять в отношении вражеских попыток шпионажа. Однако можно к этому добавить, что, за исключением одного случая серьезного нарушения долга, ничего предосудительного не случилось. Как правило, германский солдат, к которому обращались с предложением сотрудничать с какой-нибудь восточной разведслужбой, неизменно докладывал об этом своему вышестоящему офицеру.

Одно исключение имело место в случае с неким высокоодаренным сержантом, который добровольно вступил в польскую секретную службу. Будучи на грани разоблачения, он сумел сбежать в Польшу, где ему удалось вступить в контакт с четырьмя радистами одной части в Восточной Пруссии, и там его деятельность причинила много проблем. Через два года он был уволен поляками как не представляющий для них ценности и эмигрировал в Америку. Двенадцать лет спустя он вернулся в Германию, где его опознал полицейский офицер, был арестован и приговорен к пятнадцати годам тюрьмы. Он умер в тюрьме от туберкулеза.

В течение всего этого периода служба разведки страдала от отсутствия финансирования. До 1933 года дозволенные ежегодные расходы находились на отметке примерно в миллион марок, иными словами, около 5 тысяч фунтов стерлингов в месяц – совсем недостаточно для содержания центрального аппарата и его семи вспомогательных учреждений. Поэтому здесь царило правило: качество превыше количества; в абвере работало немного людей, но они обладали высокими качествами. Тем не менее руководство старалось не переплачивать даже этим «хорошим людям», ибо любой агент, который начинает вызывать подозрения из-за расточительных затрат, очень быстро нейтрализуется. Несмотря на это, именно по данной причине были потеряны два хороших агента. Оба они были людьми на сравнительно невысоких должностях, однако из-за небрежности хранения поляками своих досье они имели доступ к документам, относящимся к морским базам Хела и Окстофт. Деньги, которые они зарабатывали, быстро переводились в шнапс, и тут пришел их конец. За три года службы одному из них было выплачено не менее 160 тысяч злотых, для него самого и его информаторов, и каждый злотый из этой суммы себя окупил.

Когда началась Польская кампания, картина польской армии и план польской мобилизации были полными, и подотделу абвера «Восток» уже было нечего делать. Благодаря быстроте германского наступления «паутина», заранее организованная, не была приведена в действие и ни одна из радиостанций, установленных в самой Польше, не была в состоянии внести что-то важное в дальнейшее информирование вторгающихся армий. Задача абвера была выполнена полностью.

* * *

Период кризиса, который непосредственно предшествовал началу войны, был использован для обеспечения баз в районе Скандинавии, с которых можно было бы осуществлять наблюдение за передвижением кораблей в Северном море, насколько это возможно. В главный западных портах, Бергене, Ставангере, Кристиансанде, Осло, Гетеборге и Скагене, были размещены опытные наблюдатели, которые ежедневно поддерживали связь со своим командным пунктом в Германии, и эта система была в течение зимы 1939/40 года расширена до такой степени, которая обеспечивала почти полный охват всех перемещений судов. Жизненно важную ценность для германского Верховного командования представляли доклады о составе и датах следования конвоев, направляющихся в Британию. Эти сообщения постепенно стали настолько точными и передавались настолько быстро, что командир 10-й авиационной эскадры в Гамбурге был в состоянии, при благоприятной погоде, предпринимать свои атаки с исключительной точностью и с большим успехом. В результате этих сообщений в течение зимы было потоплено более 150 тысяч тонн.

Время следования этих конвоев обычно назначалось лишь за несколько часов до их отбытия, и точные сообщения о времени прохождения могли посылаться германскими агентами только в течение ночи перед часом следования. В то время количество субмарин дальнего радиуса действия было слишком мало, чтобы позволить необходимый непрерывный контроль нужных портов, и действие других частей флота было ограничено временем и расстоянием. Поэтому задача атаки конвоев была возложена исключительно на авиацию.

Еще в ноябре 1939 года адмирал Редер предложил Гитлеру организовать экспедицию против Норвегии; однако для этого ничего не было сделано с точки зрения секретной службы и не было заказано никакой предварительной разведки. Неожиданно во второй половине января 1940 года отделение абвера «Гамбург» получило сообщение, что с сектора Мец на французском фронте были сняты альпийские стрелки для переброски в Британию и последующих боевых действий в Северной Европе. Важность этого сообщения подчеркивалась тем фактом, что оно поступило от агента проверенной надежности; и, несмотря на закрытие франко-германской границы и отсутствие у агента какой-либо формы радиосвязи, оно дошло до Гамбурга за четыре дня с момента отправки – доказательство эффективности линий связи, которые были заранее подготовлены перед войной.

Ответственный офицер разведки базы «Гамбург» составил следующий отчет:

«В конце февраля 1940 года мне неожиданно приказали прибыть в Берлин, где я должен был явиться в коммандо zbV 31 – недавно созданную организацию, о которой я никогда не слышал; ее управление находилось на верхнем этаже здания, занимаемого Верховным командованием вооруженных сил, на углу Тирпицуфер и Бендлерштрасе и было объектом особых и очень строгих мер безопасности.

Ответственный офицер Генерального штаба сообщил мне, что я должен в течение четырех недель прислать детальный разведывательный отчет по Дании. Я заметил, что до настоящего времени никакой военной разведки по Дании никогда не проводилось. Под особой клятвой о сохранении тайны мне сообщили о планах действий Верховного командования, кульминация которых должна прийтись на апрель при занятии Дании и Норвегии. Хотя я не мог подтвердить этого, у меня сложилось впечатление, что наш рапорт о переброске альпийских стрелков в Британию имел какую-то связь с этими действиями.

Я вернулся в Гамбург и приступил к подготовке выполнения порученной мне задачи. Прежде всего, надо было добыть точную боевую диспозицию датской армии. Чтобы выполнить задание за такой короткий период, мне пришлось активизировать нескольких бездействующих агентов связи в Дании. Эти агенты первоначально предназначались для действий в качестве звеньев на нейтральной датской территории в наших линиях связи с другими нейтральными и потенциально враждебными странами в начале войны и при закрытии границ. Далее я послал агентов в различные районы с приказом выявлять и регистрировать в соответствии с боевым порядком и родом войск, к которому они относятся, части датской армии, размещенные в указанных агентам районах. Дальнейший важный пункт, который было необходимо выяснить: заминировали ли датские вооруженные силы основные въездные дороги на границе или приняли какие-то другие особые меры безопасности против возможного вторжения. До самого момента вторжения датская служба разведки оставалась в полном неведении в отношении этой разведывательной деятельности, и все мои агенты благополучно возвратились в Германию.

В конечном итоге после четырех недель беспрерывной работы ночью и днем я смог отправить в Верховное командование полную картину расположения датских сухопутных войск.

Для того чтобы результаты этой разведки были полностью доступны для войск, принимающих участие в предприятии 9 апреля 1940 года, и чтобы передовые части колонн вторжения обладали точной информацией о дислокации датских войск, я решил, без какого-либо специального приказа из Берлина, отдать офицеров разведки датской секции отделения абвера «Гамбург» в распоряжение вступающих колонн. Ответственный офицер подотдела разведки сухопутных сил был придан I.C. А/О (офицеру абвера из разведотдела штаба) отряда специального назначения, а также офицер с группой спецназа был придан каждой из двух колонн вторжения – той, что на западе должна была войти в Данию через Тондерн, и той, что на востоке входила через Фленсбург. Это был первый случай, когда подобная услуга оказывалась службой разведки боевым частям. Формирование, что произошло чуть позже, групп специального назначения фронтовой разведки во всех армейских группах – лучшее доказательство важности оказанной услуги.

В то время как разведка Дании была доверена разведывательным отделениям, расположенным на территории Германии, как это описано выше, разведку Норвегии пришлось в большей части поручить КО (военным организациям) в этой стране. Однако считалось желательным организовать и другие возможные источники информации в дополнение к действиям военных организаций, и в этом отношении услуги германского торгового флота имели огромную ценность. Так как мне уже была известна дата «дня X» (дата вторжения), моей первой заботой было выяснить, прибытие каких торговых судов ожидается в портах Южной Норвегии – фокусных точках вторжения – в течение второй недели апреля, и договориться с ними о сборе и последующей передаче докладов. Поскольку следовало предполагать, что в случае войны обычные радиоустановки на германских кораблях в норвежских гаванях будут немедленно опечатаны портовыми властями и поставлены под наблюдение, было необходимо обеспечить эти корабли специальными секретными передатчиками, и для этой цели я решил использовать передатчик AFU – аппарат, который выдается агентам и монтируется внутри маленького чемоданчика, причем его можно использовать независимо от корабельной установки.

По очень счастливому стечению обстоятельств пароход «Видар» находился в гавани Осло в день вторжения. Когда первые эскадрильи люфтваффе приземлились рано утром в аэропорту Осло Хорнебю, на борту «Видара» внезапно появился человек и представился сотрудником абвера из Берлина. Его первым вопросом было: «У вас есть на борту установка AFU?» Когда радист, которого разведотделение «Гамбург» одолжило кораблю, заявил, что есть, этот человек немедленно взял контроль на себя и через несколько минут был установлен контакт с радиостанцией «Гамбурга». В последующие часы человек из абвера отправлял радиограмму за радиограммой с интервалами в несколько минут, вначале шифром, а потом открытым текстом, давая чуть ли не текущий комментарий приземлению германских самолетов и контрмерам, принимаемым со стороны норвежцев. Между приземлением первых самолетов и концом светового дня в Гамбурге было получено около 250 сообщений, и они были сразу же переправлены в штаб абвера, а оттуда прямо в Верховный штаб.

Примерно через час после получения первого сообщения раздался прямой телефонный звонок через Гамбург из Верховного штаба с вопросом, откуда поступают эти сообщения. Я очень скоро выяснил, что это были самые первые доклады, полученные в штабе о ситуации в Норвегии, и что в течение всего этого важного дня наши сообщения были значительно более точными, чем любые, которые были присланы военным штабом, командовавшим боевыми действиями; и в самом деле, в течение утра время, которое требовалось на то, чтобы сообщение с судна «Видар» дошло до Верховного штаба, было сокращено всего лишь до семи минут!»

Оккупация Копенгагена была осуществлена германскими войсками, высадившимися на рассвете с германского торгового судна, стоявшего на якоре в гавани. Их первым действием стал захват единственных двух подходов к крепости за городом, в которой была сосредоточена вся система связи датских вооруженных сил. Это было быстро выполнено, а форт полностью отрезан, отчего канал для передачи приказов по датской армии был сразу же парализован; нельзя было разослать сообщение о германском вторжении и отдать какие-либо приказы об организации сопротивления. В результате оккупация Дании была проведена без кровопролития.

Офицер, отвечавший за предварительную разведку Копенгагена и предложивший этот план операций, сделал упор на тщательной разведке данного центра связи. На эти действия его побудила книга о методах переворотов итальянского писателя Малапарте. Эта книга в Германии была запрещена, но офицер сумел сохранить ее копию. В одной главе описывался захват Санкт-Петербурга большевиками под руководством Ленина и Троцкого. Ленин настаивал на том, что массы должны выйти на демонстрацию и захватить в городе важнейшие пункты. Для Троцкого это не имело большого значения; тем не менее он согласился, но только после того, как получил гарантию, что сможет заранее обеспечить своевременный захват всех коммуникаций между самим городом и казармами в его окрестностях.

В целом мне представляется, что деятельность абвера в подготовке датской и норвежской операций была одной из самых успешных, которые когда-либо проводились. Времени было мало, ситуация была сложной, а в случае с Норвегией расстояния были значительными, и все это прошло без заминок. Таким образом, весной 1940 года абвер отличился в двух кампаниях совершенно разного характера. Он работал слаженно и был готов к своей пока самой большой задаче – кампании на Западе.