Текст книги "Вскрытие показало..."

Автор книги: Патрисия Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Я ничего такого не предъявляла, – сказала я безразлично. – Просто констатировала факт.

В дверь тихонько постучали – это рыжая секретарша принесла кофе. В кабинете мгновенно повисла тишина. Однако секретаршу это не смутило – она не спешила уходить, с достойным лучшего применения рвением проверяя, каждому ли достались чашка, ложка, сахар. А Билла Больца она прямо-таки опутала липкой, как паутина, заботой. Больц, возможно, был не лучшим из прокуроров штата, но, без сомнения, самым красивым. Он принадлежал к тому редкому типу блондинов, к которым время относится более чем лояльно – ни волосы у них не выпадают, ни пивной живот не образуется. Только тоненькие "гусиные лапки" в уголках глаз говорили о том, что Биллу почти сорок.

Когда секретарша наконец удалилась, Больц произнес, ни к кому конкретно не обращаясь:

– Нам известно, что у полицейских периодически возникают проблемы с утечкой информации. Мы с Нормом говорили с одним высшим чином. Никто понятия не имеет, откуда просачиваются сведения.

Я подавила желание высказаться. А чего, интересно, они ожидали? Что какой-нибудь высший чин крутит роман с Эбби Тернбулл? Что какой-нибудь коп с виноватым видом скажет: "Извините, ребята, это я раскололся"?

Эмберги хлопнул по столу стопкой листов.

– Пока что, доктор Скарпетта, в статьях обнаружились ссылки на некий "медицинский источник". Этот самый источник цитировали семнадцать раз с момента первого убийства, что наводит меня на определенные мысли. Подтверждает мои подозрения и характер подробностей, приведенных в прессе, а именно: поврежденные проводом сосуды, свидетельства сексуального насилия, способ, которым убийца забирается в дом, информация о том, где именно были найдены тела, а также тот факт, что в данный момент идет работа по идентификации ДНК. Согласитесь, все эти подробности легко соотносятся с упомянутым "медицинским источником". – Эмберги посмотрел на меня долгим взглядом. – И, насколько я понимаю, вся эта информация соответствует действительности?

– Не совсем. В газетах были некоторые неточности.

– Например?

Ох и не хотелось мне вдаваться в подробности! Вообще не хотелось обсуждать эту тему с Эмберги. Но он имел полное право спрашивать. Я должна была обо всем докладывать спецуполномоченному, потому что над ним стояло высшее начальство – и тоже требовало отчета.

– Например, после первого убийства в новостях сообщалось, что Бренду Степп задушили поясом коричневого цвета. А на самом деле это были колготки.

Эмберги законспектировал мои слова.

– Еще что?

– В случае с Сесиль Тайлер писали, что ее лицо, а также постельное белье было в крови. Это, мягко говоря, преувеличение. На теле не обнаружено столь серьезных повреждений. Да, у Сесиль шла кровь из носа и рта, однако это результат удушения, не более.

– А упоминали ли вы об этом в предварительных отчетах? – поинтересовался Эмберги, закончив писать.

Вот оно. Наконец-то понятно, что у него на уме. Впрочем, мне понадобилось лишь несколько секунд, чтобы успокоиться. Эмберги имел в виду предварительный отчет о ходе расследования. Эксперт просто описывает то, что видит на месте преступления и узнает от полиции. Данные в таком отчете не всегда точны, потому что он пишется в не самых подходящих для сосредоточения условиях и до вскрытия.

К тому же пишут отчет не судмедэксперты, а обычные практикующие врачи, добровольцы, за пятьдесят долларов, положенных за каждый выезд на место аварии, самоубийства или убийства, способные сорваться с места среди ночи или испортить семье выходные. В первую очередь они должны определить, требуется ли вскрытие, все подробно описать и сделать побольше фотографий. Даже если один из врачей-волонтеров, находящихся у меня в подчинении, и спутал спросонья колготки с поясом, никакого криминала в этом не было – мои врачи никогда не давали интервью.

Но Эмберги уперся рогом:

– И все же я хочу знать, были ли упомянуты в предварительных отчетах коричневый пояс и окровавленные простыни.

– Нет, по крайней мере не так, как об этом писали журналисты.

– Знаем мы, как пишут журналисты – делают из мухи слона, – встрял Таннер.

– Послушайте, – начала я, по очереди оглядев всех троих, – если вы намекаете на то, что информация просочилась в прессу через моих врачей-добровольцев, то вы глубоко заблуждаетесь. Я прекрасно знаю обоих врачей, которые писали отчеты о первых двух убийствах. Я с этими людьми уже несколько лет работаю. Они ни разу не прокололись. Отчеты по третьему и четвертому убийствам я составляла сама. Журналисты получают сведения не из моего офиса. На месте преступления толклось достаточно народу – проболтаться мог кто угодно. Хотя бы ребята из бригады "скорой помощи".

Эмберги заерзал в кресле – заскрипела кожа.

– Я это проверил. Всего было задействовано три бригады. Ни в одном из четырех случаев ни один санитар не появлялся непосредственно на месте преступления.

Я спокойно заметила:

– Как правило, неизвестные источники при ближайшем рассмотрении оказываются сложной комбинацией источников известных. Ваш "медицинский источник" может быть этаким дайджестом: что-то сказал санитар, что-то – полицейский, остальное журналист подслушал или подсмотрел, пока вертелся около дома жертвы.

– Все это вполне возможно, – кивнул Эмберги. – Думаю, никто из нас не считает, что информация в прессу просачивается из главного офиса судмедэкспертизы – по крайней мере, что она просачивается умышленно...

И тут я взорвалась.

– Умышленно? Вы что, намекаете, что мы умышленно информируем журналистов? – Я уже приготовилась привести убийственные аргументы в свою защиту, однако слова внезапно застряли у меня в горле.

По шее вверх поползла горячая волна. Я все поняла. Моя база данных. Неужели Эмберги намекает на вторжение в мою базу данных? Откуда же он узнал?

Эмберги продолжал как ни в чем не бывало:

– Люди любят поговорить, и наши сотрудники не исключение. Вечером поделился с женой, назавтра рассказал приятелю – и все без задней мысли. Теперь поди найди крайнего. Как говорится, слухами земля полнится. Оглянуться не успеешь – а журналюгам уже известно все и даже больше. Мы должны выяснить, чьих это рук дело – камня на камне не оставить, но выяснить. Надеюсь, вы понимаете, что утечка кое-каких сведений – уже произошедшая утечка – может существенно усложнить расследование?

Таннер был лаконичен:

– Мэр очень недоволен. Мало того что Ричмонд лидирует по количеству убийств на душу населения, так еще и пресса расстаралась. Более неподходящий момент для таких статей и представить трудно. У нас тут отелей понастроили для конференций, а после сообщений про маньяка кто к нам приедет? Кому охота жизнью рисковать?

– Никому, – холодно отвечала я. – Только вряд ли кто-нибудь одобрит такую позицию городских властей. Вряд ли кому-нибудь будет приятно узнать, что мэр только и думает, как бы не сократились доходы от туризма.

– Кей, – Больц попытался меня урезонить, – никто ничего такого не имел в виду.

– Ни в коей мере, – поспешно встрял Эмберги. – Но мы все должны учитывать. А ситуация чревата. Одна ошибка с нашей стороны – и нам всем несдобровать.

– Несдобровать? Почему? – спросила я осторожно и по привычке посмотрела на Больца.

Больц напрягся – видно было, что он нечто знает. Наконец он неохотно произнес:

– Из-за последнего убийства мы все словно на пороховой бочке. В деле Лори Петерсен есть некие обстоятельства, о которых пока не говорят. Слава Богу, журналисты еще не пронюхали. Правда, это только дело времени. Кто-нибудь да разузнает, и если мы первые не решим проблему – без шума и пыли, – то слетит немало голов.

Эстафету перехватил Таннер – его длинное, точно фонарь, лицо было мрачно, как этот же фонарь после акта вандализма.

– Здесь пахнет крупной судебной тяжбой. – Таннер посмотрел на Эмберги и, прочитав во взгляде последнего одобрение, продолжал: – Видите ли, произошла роковая ошибка. Оказывается, Лори Петерсен звонила в полицию из дома в ночь с пятницы на субботу. Мы узнали об этом от одного из дежуривших тогда диспетчеров. Без одиннадцати минут час оператор службы 911 зафиксировал звонок. На экране компьютера появился адрес дома Петерсенов, но связь тут же прервалась.

Ко мне наклонился Больц.

– Если помнишь, телефон стоял на прикроватной тумбочке, а шнур был сорван со стены. Наша версия: доктор Петерсен проснулась, когда убийца проник в дом. Она дотянулась до телефона, однако единственное, что успела, – набрать 911. Ее адрес появился на экране, но и только. Подобные звонки положено переадресовывать полиции. В девяти случаях из десяти это детишки забавляются, однако полиция обязана проверять все звонки. Вдруг у человека сердечный приступ или припадок? Вдруг на него напали? Поэтому оператор должен присваивать таким звонкам первую степень важности и переадресовать их дежурному патрулю, чтобы тот как минимум приехал по указанному адресу и проверил, все ли в порядке. А ничего подобного оператор не сделал. Он присвоил звонку Лори Петерсен четвертую степень важности. Сейчас этот оператор отстранен от работы.

Вмешался Таннер:

– В ту ночь в городе было неспокойно. Телефон разрывался. А чем больше звонков, тем легче ошибиться при их распределении. Вот оператор и присвоил звонку Лори Петерсен четвертую степень важности. Будь звонков поменьше, он и классифицировал бы их иначе. Беда в том, что после того, как звонку присвоен номер, исправить ничего уже нельзя. Диспетчер рассматривает звонки в порядке убывания степени важности. Он ведь не знает, что стоит за каждым звонком, и не узнает, пока до звонка не дойдет очередь. А с какой радости диспетчер станет заниматься звонком четвертой степени важности, прежде чем разберется со звонками первой, второй и третьей степеней?

– Оператор, конечно, виноват, – мягко произнес Эмберги, – но ведь все мы люди...

Я едва дышала.

Больц так же монотонно подытожил:

– Полиция подъехала к дому Петерсенов только через сорок пять минут после звонка Лори. Патрульный полицейский утверждает, что включил прожектор и осветил дом с фасада. Света в окнах не было, все выглядело, по его словам, спокойно. Тут ему позвонили и сказали, что в разгаре драка и дело может кончиться плохо. Он поспешил по вызову. Вскоре после этого приехал мистер Петерсен и обнаружил тело своей жены.

Мужчины еще что-то говорили, что-то пытались объяснять. Вспомнили случай с Говардом Бичем – тогда из-за халатности полицейских в Бруклине зарезали несколько человек.

– Суды округа Колумбия и Нью-Йорка постановили, что правительство не несет ответственности за то, что не защитило граждан от преступника.

– Нам без разницы, что полиция делает и чего не делает.

– Абсолютно. Если на нас подадут в суд, мы выиграем процесс, но все равно проиграем из-за шумихи – а от нее никуда не деться.

Я не слышала ни слова. Воображение, подстегнутое рассказом о прерванном звонке в Службу спасения, рисовало в моем мозгу кошмарные картины убийства Лори Петерсен.

Я знала, что произошло.

Лори Петерсен после дежурства валилась с ног, да и муж сказал ей, что задержится. Она решила лечь и поспать хотя бы до его приезда – я тоже так делала, поджидая Тони, возвращавшегося из библиотеки юридической литературы в Джорджтауне. Я тогда еще жила при больнице. Лори проснулась, потому что почувствовала: в доме кто-то есть. Может, она услышала шаги, приближающиеся к спальне. Она позвала мужа по имени.

Ответа не последовало.

В кромешной тьме несколько мгновений, что прошли в ожидании ответа, наверное, показались Лори вечностью. Она поняла, что по коридору идет далеко не Мэтт.

В ужасе она зажгла лампу, чтобы позвонить в полицию.

Но едва Лори набрала 911, как убийца оказался в спальне. Он сорвал со стены телефонный провод прежде, чем Лори успела сказать хоть слово.

Возможно, он выхватил из ее рук телефонную трубку. Возможно, накричал на Лори или она стала умолять о пощаде. Все пошло не так, как планировал убийца.

Он озверел. Возможно, ударил Лори. Не исключено, что именно этим ударом он переломал ей ребра. Пока Лори корчилась от боли, преступник осматривал комнату, дико вращая глазами. Именно осматривал – ведь Лори включила лампу. Тогда-то убийца и заметил на столе охотничий нож.

А ведь до убийства могло и не дойти! Можно было спасти Лори Петерсен!

Если бы только звонку присвоили первую степень важности, если бы его сразу же переадресовали патрулю, полиция оказалась бы у дома Петерсенов в считанные минуты. Офицер увидел бы свет в окне спальни – как бы преступник отрезал шнуры от ламп и телефона и связывал свою жертву в полной темноте? Полицейский вышел бы из машины и услышал шум. А если бы и не услышал, его прожектор выхватил бы из мрака открытое окно, разрезанную москитную сетку, скамейку. Преступник следовал своему ритуалу, этот ритуал требовал времени. У полиции был шанс предотвратить убийство!

У меня пересохло во рту, и я была вынуждена отхлебнуть кофе. Лишь промочив горло, я смогла спросить:

– Сколько человек об этом знают?

– Кей, об этом пока никто не заговаривал, – ответил Больц. – Даже сержант Марино не в курсе – по крайней мере мы так думаем. В ту ночь было не его дежурство. Мы позвонили ему домой уже после того, как человек в форме прибыл на место преступления. Сами мы узнали обо всем из министерства. Полицейские, которым известно, что произошло на самом деле, ни с кем не станут обсуждать такие темы.

Я понимала, что это означает. Тому, кто распустит язык, грозит понижение до регулировщика или прозябание за столом регистратора.

– Мы все это для того вам рассказываем, – Эмберги тщательно подбирал слова, – чтобы вы понимали смысл действий, которые мы вынуждены будем предпринять.

Я напряглась. Эмберги подходил к самому главному.

– Вчера вечером я говорил с доктором Спиро Фортосисом, судебным психиатром. Доктор Фортосис был настолько любезен, что поделился с нами своими догадками. Я также обсуждал эти убийства с ФБР. И вот вам мнение людей, которые собаку съели на выявлении такого типа преступников: пресса и репортажи в новостях усугубляют проблему. Нашего маньяка все это вдохновляет на новые "подвиги". Он чувствует себя суперменом, когда читает в газетах о себе любимом. У него начинается головокружение от успехов.

– Не в нашей власти ограничить прессу в правах, – резко напомнила я. – Как прикажете контролировать журналистов?

– А вот как, – произнес Эмберги, глядя в окно. – Они не смогут написать ничего существенного, если мы им не расскажем ничего существенного. К сожалению, мы уже сообщили репортерам слишком много. – Спецуполномоченный выдержал паузу. – По крайней мере один из нас.

Я, конечно, не знала точно, на кого намекает Эмберги, но все указатели на выбранном им направлении целили в меня.

Эмберги продолжал:

– Сенсационная информация, просочившаяся в прессу – мы ее уже обсуждали, – стараниями журналистов превратилась в настоящие ужастики. Кошмарные подробности стали заголовками в полстраницы. Доктор Фортосис – а он эксперт – считает, что именно шумиха повинна в том, что преступник совершил четвертое убийство почти сразу после третьего. Маньяка подстегивает осознание того факта, что он теперь знаменитость. В нем снова просыпаются темные желания, и ему приходится искать новую жертву побыстрее. Как вы знаете, между убийствами Сесиль Тайлер и Лори Петерсен прошла всего неделя...

– А вы обсуждали это с Бентоном Уэсли? – перебила я.

– Нет, но я говорил с Саслингом, коллегой Уэсли из отдела бихевиоризма в Квонтико. Саслинг – известный специалист в этой области, он на тему бихевиоризма кучу статей написал.

Слава Богу. Если бы Уэсли три часа назад сидел у меня в конференц-зале и ни словом не обмолвился о том, что мне сейчас рассказали, я бы просто этого не пережила. Наверняка он разозлился не меньше моего. Спецуполномоченный тоже приложил руку к расследованию. Он вздумал обойти Уэсли, Марино, да и меня в придачу, и сам вести это дело.

Эмберги продолжал:

– Ошибка оператора Службы спасения из-за утечек информации может стать достоянием общественности. Не исключено, что в городе начнется паника. А это значит, доктор Скарпетта, что мы должны принять самые серьезные меры. Отныне право давать интервью будут иметь только Норм и Билл. Из вашего же офиса без моей санкции не должно просочиться ни единого слова. Я понятно излагаю?

Из моего офиса никогда прежде не просачивалась информация, и Эмберги об этом прекрасно знал. У нас не было ни малейшего желания "светиться". Я сама, когда мне случалось давать интервью, взвешивала каждое слово.

Вот интересно, что подумают журналисты – да и вообще все, – когда придут ко мне узнать о результатах вскрытия, а я им скажу: "Извините, теперь такую информацию дает господин спецуполномоченный"? Система судебной экспертизы существует в штате Виргиния сорок два года, но распоряжение Эмберги не имело прецедентов. Сначала спецуполномоченный затыкает мне рот, а там и от должности освободит на основании того, что мне нельзя доверять.

Я обвела мужчин взглядом. И Таннер, и Больц, и Эмберги избегали смотреть мне в глаза. Больц, плотно сжав челюсти, изучал свою чашку. Мог бы хоть ободряюще улыбнуться.

Эмберги снова взялся за свои бумажки.

– Особенно следует опасаться – и это ни для кого не новость – Эбби Тернбулл. Она получает награды не за скромность. – Следующая реплика относилась ко мне: – Вы знакомы?

– Эбби редко удается прорвать оборону, которую держит моя секретарша.

– Понятно. – Эмберги перевернул страницу.

– Тернбулл очень опасна, – встрял Таннер. – "Таймс" относится к одной из крупнейших в стране медиасетей. У них полно агентов.

– Совершенно ясно, что все зло от мисс Тернбулл. Остальные журналисты просто передирают ее статьи – так новости появляются во всех газетах и газетенках, какие только есть в Ричмонде, – с расстановкой произнес Больц. – Нам нужно выяснить, где эта зараза добывает сведения. – Больц повернулся ко мне: – Принимать во внимание следует все каналы. Скажи, Кей, у кого еще есть доступ к твоим документам?

– Я отсылаю копии в центральное управление и в полицию, – сказала я спокойно. И Больц, и Таннер имели отношение к центральному управлению и работали в полиции.

– А родственники жертв не могли проболтаться?

– Пока что я не получала запросов о результатах вскрытия ни от одной из семей убитых женщин, а если бы и получила, то направила бы их к вам.

– А страховые компании имеют право знать подробности?

– Да, они могут сделать запрос. Но после второго убийства я запретила своим служащим отсылать отчеты куда бы то ни было, кроме вашего офиса и полиции. Отчеты пока предварительные. Я изо всех сил тяну время, чтобы отчеты подольше никто не видел.

– Мы всех перечислили? – произнес Таннер. – Да, а как же отдел статистики? Они ведь, помнится, хранили данные об убийствах в своем головном компьютере. Вы отсылали им предварительные отчеты и отчеты о вскрытиях, разве нет?

Я настолько опешила, что не сразу нашлась что ответить. Таннер неплохо подготовился к нашей встрече. С чего это он так интересуется моими делами?

– Как только наш офис компьютеризировали, мы перестали отсылать в департамент статистики отчеты, написанные на бумаге, – объяснила я. – Конечно, отдел статистики в конце концов получает от нас данные. Когда они начинают работать над годовым отчетом...

Таннер перебил меня. Его предположение имело эффект приставленного к виску ствола.

– В таком случае остается ваш компьютер. – Таннер принялся размешивать остывший кофе. – Полагаю, у вашей базы данных достаточно степеней защиты.

– Я хотел задать этот вопрос, – пробормотал Эмберги.

Повисло напряженное молчание.

Лучше бы Маргарет не говорила мне о вторжении в базу данных.

Я пыталась придумать подходящий ответ, и вдруг меня охватил ужас. А что, если преступник был бы уже пойман, что, если бы талантливый хирург Лори Петерсен осталась жива, если бы не произошло утечки информации? Что, если неопознанный "медицинский источник" – вовсе не человек, а мой офисный компьютер?

Мне ничего не оставалось делать, кроме как признать:

– Несмотря на все меры предосторожности, случилось так, что некто проник в нашу базу данных. Сегодня мы обнаружили, что была совершена попытка получить информацию по делу Лори Петерсен. Попытка не увенчалась успехом, так как я еще не внесла эти данные в компьютер.

Давно я не чувствовала себя так скверно.

Несколько минут все молчали.

Я закурила. Эмберги глянул на мою сигарету с негодованием и произнес:

– А данные по первым трем убийствам были в компьютере?

– Да.

– Вы уверены, что тот, кто влез в базу данных, не ваш сотрудник или не представитель одного из районов?

– Уверена.

Снова повисло молчание. И снова нарушил его Эмберги.

– Кто бы ни был этот человек, возможно ли, что прежде ему удавалось добыть сведения?

– Я не могу поручиться, что это была его первая попытка проникнуть в базу данных. Обычно Маргарет оставляет компьютер в режиме ожидания, чтобы мы с ней могли связаться с офисом из дома. Ума не приложим, откуда этому типу стал известен пароль.

– Как вы узнали, что в базу данных было совершено вторжение? – Таннер был в замешательстве. – Вы ведь выяснили это сегодня? Похоже, если бы попытки вторжения происходили прежде, вы бы сразу их обнаружили.

– Мой системный администратор поняла, что кто-то пытался влезть в базу данных, потому что этот кто-то по небрежности не удалил команды – они были на экране. Иначе нам никогда бы не узнать о вторжении.

Глаза Эмберги сверкнули, он побагровел. Он вертел в руках нож для вскрытия почты, с рукояткой, инкрустированной эмалью, и водил большим пальцем по тупому лезвию. Это продолжалось целую вечность. Наконец спецуполномоченный вынес приговор:

– Полагаю, нам не мешает взглянуть на ваши компьютеры и попытаться узнать, какие именно данные искал этот тип. Возможно, они ничего общего не имеют с газетными статьями. Уверен, так оно и есть. Доктор Скарпетта, я также хочу еще раз ознакомиться с отчетами обо всех четырех убийствах. Мне постоянно задают множество вопросов. Я хочу знать все подробности.

Что я могла поделать? Оставалось сидеть и покорно слушать. Эмберги меня третировал. Он решил отдать меня вместе со всеми исследованиями, что проводятся в моем офисе – между прочим, сугубо частными, – на съедение бюрократической машине. Одна мысль о том, как он станет читать отчеты и рассматривать фотографии четырех замученных женщин, приводила меня в бешенство.

– Вы можете ознакомиться с делами жертв в моем офисе, который, как вам известно, находится через дорогу. Отчеты не подлежат ксерокопированию. Их нельзя выносить из моего офиса. Разумеется, исключительно из соображений безопасности, – холодно добавила я.

– Займемся этим прямо сейчас. – Эмберги посмотрел на Таннера и Больца. – Билл, Норм, вы идете?

Все трое поднялись. На выходе Эмберги сказал секретарше, что сегодня уже не появится. Секретарша проводила Больца томным взглядом.