355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Патрик О'Брайан » Гавань измены (ЛП) » Текст книги (страница 8)
Гавань измены (ЛП)
  • Текст добавлен: 21 апреля 2017, 02:00

Текст книги "Гавань измены (ЛП)"


Автор книги: Патрик О'Брайан



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

– Сэр, возможно, вы говорили несерьёзно, когда предложили мне сопровождать вас, но если ваше предложение в силе, осмелюсь сказать, что с удовольствием приму его. У меня есть месяц отпуска, и капитан Беннет был так добр и заверил меня, что не испытает никаких неудобств, если я продлю отпуск еще на один-два месяца или даже больше.

Джек знал, что Беннет взял на борт священника только под давлением бывшего главнокомандующего. Не то чтобы Беннет имел антиклерикальные настроения, но он очень любил женское общество, и поскольку его корабль нередко получал особые задания, капитан часто предавался подобным развлечениям. Тем не менее, его уважение к духовному сану было таково, что он не мог одновременно взять в плавание и священника, и молодую девушку, а подобного рода воздержание его крайне огорчало.

– Конечно, я должен оплатить своё содержание, и, возможно, смог бы помочь доктору Мэтьюрину, у него сейчас нет ассистента, ведь я разбираюсь в анатомии.

– С превеликим удовольствием, – сказал Джек. – Но должен предупредить, что мы не станем прохлаждаться в Тине. Нам нужно пересечь пустыню, кишащую змеями разной степени злобности, как выразился доктор...

– Я просто процитировал Голдсмита, – сонно ответил Стивен: переживания прошедшего дня и почти бессонная ночь теперь дали о себе знать, и он пробормотал: – Sopor, coma, lethargy, carus [17]17
  Sopor, coma, lethargy, carus – все это синонимы летаргии.


[Закрыть]
.

– ...аж до самого Красного моря, где нам предстоит важная миссия. Нас, конечно, ждет множество лишений, жара и неудобства. А, кроме того, это будет очень опасно.

Сказав это, он увидел, как лицо Мартина засияло от радости, несмотря на все его очевидные усилия сохранить суровый и серьёзный вид.

– Более того, – продолжил Джек, – должен предупредить вас, что служба не предназначена для тех, кто надеется пособирать жуков и пополнить гербарий на каком-нибудь далёком коралловом побережье. Так же как и для тех, кто становится раздражительным и капризным, когда дело доходит до исполнения долга.

– И для тех, кто что-то невнятно бормочет и упрямится, – добавил он громче, – но заметив, что Стивен не реагирует, закончил: – И, наконец, я хочу добавить, что буду рад путешествовать в вашей компании. Так же как и ваши товарищи по «Вустеру», я уверен. Разумеется, мы не забыли, как вы хорошо потрудились во время подготовки к оратории – возможно, как-нибудь вечерком мы сможем спеть пару композиций – на борту присутствует несколько ваших бывших учеников.

Мистер Мартин заверил, что змеи, тяжелый труд, жара, лишения и опасности – это малая цена за шанс увидеть настоящий коралловый риф, даже если у них не будет возможности задержаться там подольше. И что он непременно будет безропотно исполнять свой долг. И испытает огромное удовольствие от компании своих старых товарищей.

– Сейчас я обдумал происходящее, – сказал Джек, – и вспомнил, что только сегодня утром сожалел об отсутствии священника на корабле. Мои люди становятся ужасно распущенными, и я вдруг осознал, что… – он хотел сказать «что хорошая проповедь, прочитанная с жаром, сможет устрашить их и призвать к хорошему поведению», но передумал, так как не считал себя вправе диктовать священнику условия, поэтому продолжил иначе, – ...что было бы отлично, если бы вы привнесли в нашу жизнь немного порядка, и сказали бы парням несколько подходящих слов против порока и распущенности. Что там ещё, Киллик?

– Мистер Моуэт спрашивает, можно ли вас побеспокоить, сэр, – сообщил Киллик. И поскольку он любил первый приносить все интересные новости, добавил: – Не знает, где разместить иностранного джентльмена.

– Попроси его войти и принеси ещё один стул и стакан.

Иностранный джентльмен оказался переводчиком, и Моуэт, присев и выпив стакан портвейна, спросил, повесить ли его гамак перед мачтой или на корме? И где он будет столоваться?

– Я не имею понятия, где кормить переводчика, – сказал Джек. – Но главнокомандующий говорил о нём как о человеке исключительного ума, и его особенно рекомендовал секретарь Рэй, поэтому я думаю, что его следует кормить в кают-компании. Я видел, как он поднимался на борт, и несмотря на разговоры о его учености, выглядел он крайне жизнерадостно. Не думаю, что он доставит вам какие-либо неудобства, и в любом случае надеюсь, очень надеюсь на то, что плавание продлится не больше недели. Так оно и будет, если этот благодатный ветер – ветер Нельсона – будет сопутствовать нам и дальше. Бог мой, я вспомнил, как мы преследовали французский флот в девяносто восьмом году и как долетели от Мессинского залива до Александрии за семь дней...

Эти долгие, суматошные летние дни чётко отпечатались в его памяти. Пятнадцать военных кораблей мчатся в восточном направлении по лазурному морю, подгоняемые попутным ветром. Лисели с обеих бортов, бом-брамсели и трюмсели, контр-адмирал Нельсон от рассвета до заката расхаживает по палубе «Вэнгарда». Ярость ночного сражения, когда темноту постоянно разрывают орудийные залпы, невероятно мощный взрыв, с которым «Л'Ориан» взлетел на воздух посреди сражения, а потом на несколько минут наступила полная тишина и темнота.

И Джек описал поиск французов и перемещения флота от Александрии до Сицилии и от Сиракуз обратно к Александрии.

– ...Там-то мы их наконец и нашли – они встали на якорь в заливе Абукир...

И тут «Дромадер» прилично швырнуло на волне, от чего крепко заснувший Стивен свалился со стула. Для человека с подобным весом Джек прыгнул весьма ловко, но не настолько, чтобы успеть спасти Стивена: доктор ударился лбом о край стола и получил рваную рану с ладонь длинной – достойную имитацию нельсоновской раны на Ниле и почти столь же кровавую.

– Да хватит уже суетиться и кричать, – гневно прорычал доктор, – можно подумать вы никогда не видали крови, полная чушь для шайки наёмных убийц. А ты, тупица, каплун, тяжеловоз, растяпа, – выпалил он Киллику, – держи же таз ровнее. Мистер Моуэт, в левом верхнем ящичке моей аптечки вы найдёте несколько изогнутых игл, в которые уже продет кетгут [18]18
  Кетгут – нить из кишок мелкого рогатого скота, употребляется для наложения внутренних швов при операциях.


[Закрыть]
. Будьте любезны, принесите их, да захватите пузырёк с кровоостанавливающим, он на центральной полке, и пригоршню корпии. Шейный платок сгодится за бандаж, его и так придётся стирать.

– Не лучше ли тебе прилечь? – обеспокоился Джек. – Всё же потерял столько крови.

– Вздор. Говорю тебе, это просто царапина. Рассёк кожу, вот и всё. Что ж, мистер Мартин, буду вам признателен, если вы поможете с кровоостанавливающим и наложите дюжину аккуратных швов, пока я буду стягивать края раны.

– Не представляю, как вы можете этим заниматься, – отведя взгляд в сторону, сказал Джек.

Игла размеренно пронзала плоть.

– Привык набивать птичьи чучела, – сосредоточенно трудясь, ответил Мартин. – А чтобы их зашить... зачастую приходится иметь дело с гораздо более нежной кожей... Разве что не беря в расчёт старых лебедей-самцов... Ну вот! Могу похвастаться, вышел вполне ровный шов.

– Капеллан говорит, что вы в полном порядке, сэр, – весьма любезным тоном проорал Киллик прямо Стивену в ухо.

– Весьма вам благодарен, сэр, – поблагодарил доктор Мартина. – Пожалуй, мне пора. Уже совсем поздно. Джентльмены, к вашим услугам. Мистер Моуэт, прошу, оставьте мою руку в покое. Я не пьян и не настолько стар.

Ночь снова выдалась беспокойной, поскольку перед рассветом незнакомый и взволнованный голос в нескольких дюймах от иллюминатора воскликнул: «Ты что, не знаешь, как вязать рогатый узел, недоумок? Где этот чёртов узел?» с такой мощью, что Мэтьюрин окончательно проснулся. Лоб всё еще болел, хотя и не так сильно, и доктор лежал, покачиваясь в такт движениям корабля, и наблюдал за растущей полосой света на горизонте. Мэтьюрин размышлял об изменах, обманутых мужьях и сплетнях, которые так любит обсуждать общество. Когда он был на Мальте, в одном из немногих полученных писем – в последние пару месяцев Средиземноморский флот был в делах почтовых крайне неудачлив – пришло сообщение о том, что он теперь рогоносец, будто жена изменила ему с каким-то типом из шведского посольства. Он не поверил.

В этом же мешке с почтой оказалось и торопливо написанное, всё в кляксах, письмо от Дианы, полное самых тёплых и нежных слов. Хоть он и не предполагал, что моральные устои помешают ей сделать то, что она задумала, Стивен знал, что она достаточно благовоспитанна и из этических соображений не станет писать подобное письмо пока наставляет мужу рога: он был уверен, что жена не станет позорить его без веской на то причины.

Но, с другой стороны, она жила насыщенной светской жизнью, имела богатых и влиятельных друзей и с тех пор ни разу не давала обществу повода для осуждения, и Стивен не сомневался, что она беззащитна перед злобными сплетнями завистников.

Её кузина Софи, жена Джека Обри, – человек совсем другого склада. Притворной стыдливостью она не кичилась и на общественное мнение обращала внимание не больше Дианы, но только настоящий безумец стал бы в письме называть Джека рогоносцем, хотя если бы она руководствовалась принципом взаимности, то рогами с головы капитана можно было бы украсить приличного размера зал.

Доктор обдумывал всё это: стоит ли искать причину в половом влечении, которому так смутно, но непреклонно подвержен каждый? Он размышлял о половом влечении утонченных женщин, как о чём-то таком, что противостоит естественным природным потребностям. И всё ещё был погружён в эти мысли, когда дверь каюты распахнулась, и Джек заглянул внутрь.

– Господи Боже и дева Мария! – воскликнул Стивен. – Я только тебя вспоминал. Что это за рогатый узел, о котором так вопят твои матросы?

– Что ж, если тебе захочется закрепить трос на рее, нужно скрестить два его конца, одним обвить другой и смастерить петлю, вот и получишь рогатый узел. Лучше скажи, как самочувствие?

– Замечательно, благодарю.

– Не желаешь ли глоток слабого чая и яйцо всмятку?

– Нет, спасибо, – отрезал Стивен. – Мне, пожалуйста, как истинному христианину, крепкого кофе и пару копчёных селёдок.

Джек на мгновенье замер.

– Погоди, до меня только дошло, – сурово воскликнул он, – на кой чёрт тебе понадобился этот рогатый узел и почему это ты обо мне при этом вспомнил?

– Просто кто-то выкрикнул за окном, мне стало интересно, вот я и спросил тебя, как настоящего морского специалиста. Ни в коем случае я не желаю тебе становиться новым Отелло, как только ты мог так подумать, стыдись! Да если только любой мужчина сделает Софи неприличное предложение, она его не сразу и поймёт, а как поймёт – тут же уложит из твоей охотничьей двустволки.

– Мне льстит, что ты назвал меня морским экспертом, – сказал Джек, улыбнувшись при мысли о том, как Софи начинает понимать намерения гипотетического развратника, и её вежливое внимание превращается в холодную ярость. – Но ты также можешь назвать меня морским дипломатом, если желаешь. Нынешней ночью у меня состоялся, как я считаю, весьма удовлетворительный разговор со шкипером «Дромадера».

Понимаешь, это чрезвычайно деликатное дело – указывать человеку, как ему управлять своим судном и предлагать какие-либо усовершенствования, к тому же мистер Аллен не находится у меня в подчинении. Кроме того, капитаны торговых судов зачастую испытывают неприязнь к флотским за то, что мы принудительно вербуем их людей, а некоторые офицеры ведут себя слишком высокомерно.

Обидь я его, он из одного упрямства мог бы убавить паруса и оставить только нижние. Но, видишь ли в чём дело, он сам спустился в каюту, чтобы узнать, что там у нас случилось, сразу после твоего ухода – ему наплели, что ты в пьяном безумии напал на нас и мы почти до смерти тебя избили – и остался выпить бокальчик вина, пока я заканчивал рассказывать Моуэту и священнику, как эскадра перед самым сражением на Ниле под всеми парусами, будто за ней черти гонятся, шла точно этим же самым курсом.

– Вроде припоминаю, что ты упоминал Нил, – вставил Стивен.

– Ну конечно, – любезно поддакнул Джек. – Что ж, он оказался отличным парнем, как только понял, что мы не намерены сажать его на короткий поводок или наводить свои порядки на его судне. Когда Моуэт со священником ушли, я так ему и выложил начистоту. Выпалил без всяких хитростей и прикрас. Я вовсе не стал критиковать его манеру управления «Дромадером» – ему как никому другому норов судна знаком лучше, как и его возможности, – но был рад предложить пару десятков матросов в помощь. И если с более сильной командой он посчитает нужным поставить больше парусов, то в том случае, если какие-то из них сорвёт ветром, я буду просто счастлив тотчас же компенсировать ущерб владельцам судна. Он сказал, что большего не смел и просить – заметил моё беспокойство, но из опасений, что в ответ услышит «а не повернуть ли вам через фордевинд», вовсе не стал подходить. Хотя должен признаться, что слишком уж многого от старой лодчонки ожидать не стоит, будь даже судно набито матросами почище лестницы Иакова или Вавилонской башни. Да и днище изрядно обросло, каждая мачта, да что там – каждая рея обмотаны канатом или укреплены деревянными накладками, а весь такелаж сплеснен уже не по одному разу. Хотя обводы корпуса просто лебединые – самые очаровательные из всех, что я видел – и с соответствующей командой, да в крутой бакштаг можно развить вполне приличную скорость. Так что, в конце концов, мы пожали друг другу руки, а стоит тебе подняться на палубу – ты увидишь, что положение дел существенно изменилось.

На взгляд моряка положение дел и правду разительно переменилось: «Дромадер» расправил лисели, поставил лисель-спирты и поднял рейковые топсели, Стивена же скорее удивила вереница тянущихся по палубе алых пятен.

На «Дромадере» ещё не соорудили навесы, и заливающий палубу яркий солнечный свет придавал красным пятнам особую насыщенность, они прямо-таки бросались в глаза. Стивен осмотрелся, осторожно поправил ночной колпак, чтобы тот не слишком сдавливал шов и, наконец, сообразил, что происходит.

«Сюрпризовцы» обложились грудой вещей и оружия. По команде «вещи к осмотру» каждый матрос сложил личное имущество в кучку перед собой, надо сказать, весьма скудную кучку, впрочем, сверху почти каждой лежала пара безукоризненно выстиранных, выглаженных и аккуратно сложенных белоснежных парусиновых брюк, нежно-голубая куртка с бронзовыми пуговицами и украшенный вышивкой жилет, как правило, ярко-красный, ведь совсем недавно фрегат вставал на якорь у острова Святой Мавры, славящегося сукном такого цвета.

Практически каждый находящийся на палубе глуповатый хитрец аккуратно разложил эти элементы одежды, по большей части парадной, в попытке прикрыть недостаток повседневных вещей, попытке совершенно жалкой даже для глаза салаги, не говоря уж о пост-капитане, который большую часть жизни провёл в море.

Джек сердито поковырялся в кучке жалкого тряпья, спрятанного под парадной одеждой, и продиктовал командиру подразделения перечень требуемой одежды. Дела обстояли хуже, чем Джек ожидал: оружие находилось в отличном состоянии, ибо в надежде смирить его гнев, матросы надраили мушкеты, штыки, подсумки, пистолеты и тесаки до состояния прямо-таки воинского великолепия, но одежда пребывала в удручающем состоянии.

– Ну же, Плейс, – обратился он к пожилому баковому, – несомненно, у тебя должны где-то быть запасные рубашки? У тебя же имелась парочка, расшитых от горла до пупа, когда мы в последний раз проверяли рундуки. Что с ними случилось?

Плейс повесил седую голову и сказал, что не может точно объяснить, он был уверен... возможно, виноваты крысы, предложил он, впрочем, без особой убежденности.

– Две рубашки и две парусиновые куртки для Плейса, а также чулки и кальсоны, – указал Джек Роуэну, делавшему записи, и они прошли к следующей заблудшей душе, которая в пьяном угаре умудрилась оставить себе только один башмак из всего того, что должно было наличествовать. – Мистер Кэлэми, – обратился капитан Обри к молодому джентльмену, закрепленному за этим подразделением, – скажите, что включается в перечень вещей добропорядочного моряка в высоких широтах? Я имею в виду трезвого, ответственного матроса корабля королевского флота, а не шатающегося по ночам и отливающего на каждом углу забулдыгу с приватира, что пьет без меры.

– Две синих куртки, бушлат, две пары синих штанов, две пары обуви, шесть рубах, четыре пары чулок, две шерстяных фуфайки, две шляпы, два черных шейных платка, шарф, несколько пар фланелевых... – Кэлэми покраснел и тихо произнес: —...кальсон, две безрукавки, а также один матрас, одна подушка, два одеяла, два гамака, сэр, если вам угодно.

– А в теплых широтах?

– Четыре парусиновых рубахи, сэр, четыре пары парусиновых штанов, соломенная шляпа и плащ из парусины номер один на случай шторма.

– И любой, у кого обнаружится нехватка всего этого по причине его собственной глупости и небрежности или мерзкого разврата, заслуживает оказаться в списке провинившихся, быть брошенным на решетку и отхватить дюжину плетей за каждую отсутствующую вещь, не так ли?

– Да, сэр, именно так.

– Этот человек из вашего подразделения, из шлюпки под вашим командованием. Тем не менее, зная все это, вы видели, как он довел себя до такого состояния, что остался в одном ботинке. Где ваше чувство ответственности за подчиненного, мистер Кэлэми? Вы позорите флот. Выдача вам грога будет приостановлена до дальнейшего уведомления. Очень плохо.

Хотя Джек и знавал бедность, бедность флотскую, в этот раз дела обстояли хуже, чем он ожидал. Обеспечение матросов, находящихся на грани крайней нищеты, они с мистером Адамсом взяли на себя, и всё утро казначейский стюард выдавал обмундирование, а уже после полудня те из «сюрпризовцев», что не были заняты на вахте «Дромадера», группками расположились на палубе и принялись распарывать тряпьё, поставленное службой снабжения адмиралтейского совета, тщательно переделывая, перекраивая и вновь его сшивая, дабы избежать резкого замечания вроде «выглядишь как пугало в казначейской рубахе».

Джек, обсуждавший с мистером Алленом верхний такелаж и различные способы увеличения скорости судна, когда ветер будет тащить его вперед, а не вдавливать в волну, взглянул на палубу, которая напоминала портняжную мастерскую: всюду разбросаны обрывки ткани и мотки ниток, между ними – напряжённые фигуры сидящих по-турецки моряков, склонившихся над своей работой, правые руки вздымаются, и ритмично посверкивают иглы.

Обри смотрел вниз со сдержанным удовлетворением, ибо не только матросы отходили от кутежей, но и ветер дул точно в корму, что лучше всего подходило для «Дромадера», как и для любого другого корабля с прямым парусным вооружением. Форштевень отбрасывал неплохой бурун, лаг показывал ход в пять узлов и четыре сажени – достаточно, чтобы при устойчивом ветре совершить переход за неделю.

Ветер дул в том же направлении и на следующий день, и утром второго дня. Большая часть «сюрпризовцев» всё так же возилась с иголкой и ниткой. Их рабочая одежда теперь была в порядке, и они приступили к более тонкой работе: стало известно, что в воскресенье оснастят церковь – мистер Мартин уже тренировал парочку-другую лучших голосов в распевании «Старого сотого» [19]19
  Сотый псалом, Псалтирь. Псалом Давида «Милость и суд воспою Тебе, Господи...»


[Закрыть]
в пустом носовом трюме, и палуба вибрировала подобно корпусу огромного инструмента – предполагалось, что «дромадеровцы» на службу тоже приоденутся.

Команда «Сюрприза» не желала, чтобы ее перещеголяла кучка каких-то недомерков с «купца», и поскольку, с одной стороны, парадная форма для схода на берег явно будет показной и неуместной на церковной службе, а на тонкую работу времени уже не оставалось, они вшивали ленты всюду, куда только возможно.

Тем не менее, кто-то нашел время, чтобы отполировать докторский подводный колокол, и теперь толстые пластины свинца, покрывающие его нижнюю кромку, сияли настолько ярко, насколько позволили песок и кирпичная пыль, а бронзовая окантовка верхнего иллюминатора в яркости могла посоперничать с солнцем.

И все это они проделали, чтобы выразить свою симпатию Стивену, который бродил по кораблю в окровавленном ночном колпаке – жалкое зрелище, а поскольку все матросы были совершенно убеждены в том, что доктор получил свою рану, будучи мертвецки пьяным, то испытывали к нему доброту даже большую, чем обычно.

Но сегодня ночной колпак уже отсутствовал: доктору Мэтьюрину все уши прожужжали, что, поскольку капитан и офицеры «Сюрприза» пригласили шкипера и первого помощника с «Дромадера» на ужин, то следует надеть парик, хотя его можно и сдвинуть на затылок после того, как уберут со стола, а может, и снять вообще, если в конце трапезы выпадет возможность погорланить песни, но в начале обеда парик столь же необходим, как и панталоны.

Поэтому, напялив парик, Стивен прошел в свой временный лазарет, обследовал и подтвердил два новых случая сифилиса, отругал матросов за то, что, те как обычно, обратились к нему слишком поздно, – потеряют зубы, носы и даже жизни, если не станут следовать его указаниям до буквы – мозги они все равно уже точно потеряли – приостановил выдачу им грога, назначил низкокалорийную диету номер два, дал микстуру для повышенного слюноотделения и сообщил, что стоимость лечения вычтут из их жалования.

Затем осмотрел «дромадеровца», обезумевшего от зубной боли, решил, что зуб нужно рвать, и послал за барабанщиком и двумя приятелями бедолаги, чтобы те держали ему голову.

– Только у нас нет барабанщика, сэр, – сообщил юнга, – всех «лобстеров» оставили на Мальте.

– Ясно, – сказал Стивен, – но барабан мне нужен. – У Стивена было мало практики в удалении зубов, и он желал, чтобы пациента оглушили, удивили и одурманили грохотом в ушах. – На этом судне, что, нет барабана на случай тумана?

– Нет, сэр, – ответили дромадеровцы, – мы дуем в рог и стреляем из мушкета.

– Понятно, – ответил Стивен, – это тоже вполне может подойти. Пусть так и будет. Передайте мои приветствия вахтенному офицеру и спросите, могу ли я воспользоваться рогом и мушкетом. Хотя нет. Постойте. На камбузе есть котлы и сковородки, в которые можно погреметь.

В результате какие-то указания прекрасно поняли, какие-то остались невыполненными, и когда зуб наконец выдрали – по кускам, кровавое вышло дельце – вою раковин и пальбе из двух мушкетов аккомпанировал металлический грохот пары медных кастрюль.

– Прошу прощения за опоздание, – извинился Стивен, проскальзывая на свое место. Джек, офицеры «Сюрприза» и их гости уже сидели за столом. – Задержался в лазарете.

– Судя по звукам, у вас там шло целое сражение, – предположил Джек.

– Нет. Всего лишь зуб, но доставивший немало хлопот: уверен, что я с меньшими усилиями помог появиться на свет парочке младенцев.

Замечание относилось к числу не самых неудачных, и Стивен никогда бы не сделал его, если бы не торопился: обычно он прекрасно помнил странную деликатность моряков в вопросах гинекологического характера. Теперь же он умолк, и, наевшись супа, дабы утолить первый, самый острый приступ голода, оглядел присутствующих.

Джек сидел во главе стола, по правую руку от него – капитан «Дромадера», по левую – его первый помощник, мистер Смит. Дальше, около мистера Аллена, расположился Моуэт, напротив него – Роуэн. По соседству с Моуэтом был Стивен, лицом к Мартину. Справа от Стивена восседал мистер Гилл, штурман «Сюрприза», а напротив него – переводчик Хайрабедян. Пара помощников штурмана, Хани и Мэйтлэнд, располагались по обе стороны от мистера Адамса, который, будучи заместителем председателя собрания, занял место напротив Джека.

В присутствии своего капитана эти два молодых человека являли собой мертвый груз на ранней и еще трезвой стадии обеда, а меланхоличный Гилл промолчит весь обед, ни сказав вообще ни слова.

Мартин и Хайрабедян, не обремененные тяжестью флотских условностей, уже вовсю болтали в середине стола, но во главе стола Джеку как обычно пришлось бы клещами вытягивать слова из собеседников, пока атмосфера за обедом не потеплеет, если бы не тот факт, что как раз перед его приходом оба его лейтенанта едва не подрались из-за значения слова «дромадер».

Оба – хорошие моряки и приятные сотоварищи, но одержимы страстью к стихосложению. Моуэт – приверженец героического стиля, Роуэн же предпочитал пиндарическую [20]20
  Пиндарический стиль – высокий, высокопарный, лирический стиль. Пиндар из Фив (ок. 518 – ок. 438 гг. до н. э.)– греческий лирический поэт.


[Закрыть]
свободу, и каждый думал, что второй не только ошибается, но и вообще лишен понимания грамматики, смысла, знаний и поэтического вдохновения.

В две склянки полуденной вахты это соперничество переросло в спор по поводу названия корабля: определить победителя оказалось непросто, поскольку слово «дромадер», по-видимому, ни с чем не рифмовалось, и оба ещё оставались настолько возбуждены, что, не обращая внимание на неторопливо разделывавшегося с бараньей котлетой капитана Обри, Роуэн громко спросил через весь стол:

– Доктор, как натурфилософ вы, безусловно, подтвердите, что дромадер – это волосатое и медлительное животное с двумя горбами.

– Чушь, – заявил Моуэт, – доктор прекрасно знает, что у дромадера один горб, и он бегает быстро. Зачем иначе называть его «корабль пустыни»?

Стивен метнул быстрый взгляд на Мартина, чье лицо оставалось абсолютно непроницаемым, и ответил:

– Я не стал бы в этом клясться, но, полагаю, что слово используется довольно свободно, в зависимости от вкуса и фантазии говорящего, так же как моряки говорят «шлюп» про корабль с одной или двумя мачтами. Или даже тремя. И вы должны учитывать, что, поскольку есть быстрые шлюпы и медленные, так и дромадеры могут быть шустрыми или неторопливыми, но все же я склонен считать, если отталкиваться от примера прекрасного корабля капитана Аллена, что идеальный дромадер – это существо, которое движется быстро и плавно, независимо от количества горбов.

– Некоторые говорят «дромедар», – заметил казначей, и тут Джек оборвал эту тему, заметив, что, возможно, она неприятна гостям.

– Сэр, благодарю вас, что любезно уделили время зубу бедняги Полвила, но скажите, зачем вам для этого потребовался барабан? – через какое-то время спросил Стивена мистер Аллен.

– Ах, это, – отозвался Стивен, улыбнувшись, – это старый шарлатанский, но имеющий смысл, прием. Помощник цирюльника, Джек-Здоровяк или Эндрю-Весельчак, бьет на ярмарке в барабан не только чтобы заглушить крики страдальцев, которые могли бы отвратить других клиентов, но и на время ошеломить пациента, что даст ловкачу время для работы. Это все знахарство, но действительно работает. Я часто замечал, что когда во время сражения вниз несут раненых, те часто даже не знают о своих ранах. На самом деле, я отрезал покалеченные конечности, не услышав в ответ ни стона, и прозондировал немало ужасающих ран, а при этом пациент разговаривал со мной нормальным голосом. Я отношу это на счет грохота битвы, крайнего возбуждения и повышенной активности.

– Уверен, вы попали в самое яблочко, доктор, – воскликнул мистер Аллен. – Только в прошлом году у нас случилась стычка с капером на входе в канал – люггер из Сен-Мало шел по ветру, делая три мили против наших двух, потом угостил нас парочкой бортовых залпов и в дыму взял на абордаж. Короче говоря, мы убедили их вернуться на своё корыто. Это оказался «Виктор» из Сен-Мало – столь быстрый, какие обычно и бывают из тех краев, и они отвалили. Но вот что я хочу сказать. Когда все закончилось, и я сидел за чашкой чая с присутствующим здесь мистером Смитом, – Аллен кивнул в сторону помощника, который торжественно кивнул в ответ, как будто находясь под присягой, – то почувствовал нечто странное в плече и, сняв сюртук, обнаружил дырку в нем и дырку во мне – пуля прошла почти навылет. Я тогда ощутил удар, уверяю вас, но подумал, что всего лишь стукнуло падающим блоком, и не обратил на это никакого внимания.

– Точно, – вскричали остальные, то же самое случалось и с ними или их друзьями, а после паузы, в которой капитан Обри рассказал о пуле, попавшей ему в бок, когда он был помощником штурмана, и не замеченной, поскольку почти одновременно Джек получил еще и удар пикой. Так пуля и скиталась по его организму до тех пор, пока он не стал коммандером и доктор не извлек её аж где-то на уровне плеча, последовало еще несколько анекдотов, придав обеду приятную компанейскую, даже несколько оглушительно-удалую атмосферу.

С этого момента разговоры и смех не стихали, и Стивен, которому в последнее время с трудом давалась роль любезного собеседника, погрузился в своё более привычное молчание, размышляя о миссис Филдинг до тех пор, пока не убрали скатерть. Затем, когда гости лакомились инжиром и зеленым миндалем, он заметил, как Роуэн наклонился вперед и обратился через весь стол к переводчику:

– Я слышал, вы говорили, что встречали лорда Байрона?

Да, подтвердил Хайрабедян, ему дважды выпала честь отобедать в его компании в Константинополе вместе с парочкой армянских торговцев, а однажды он подал полотенце, когда его милость, дрожа и слегка посинев, вышел из вод Геллеспонта.

Стивен с любопытством взглянул на маленькое, круглое и веселое лицо, пытаясь понять, правду ли говорит Хайрабедян: многие, очень многие, кого он встретил в Валлетте, вроде как знавали Байрона, женщины отвергали его ухаживания, а мужчины сбивали с него спесь.

Хайрабедян, вероятно, говорит правду, как решил Стивен. Он не так много с ним общался, но переводчик явно производил впечатление умного человека: рассказал Мартину немало интересного о монофизитских армянских и коптских церквях, выказал неплохое знание различий между омиусианами и омоусианинами [21]21
  Омиусиане, подобосущники (от др.-греч. ὁμοιούσιος = ὅμοιος «подобный» + οὐσία «сущность») – одно из направлений христианских богословов, сложившихся в ходе арианского спора IV века.
  Омоусиане – те, кто держался за термин «единосущный».


[Закрыть]
и заслужил хорошее мнение о себе кают-компании, и не болтливостью – хотя его английский был почти идеальным – а, скорее, весело блестящими глазами, заразительным смехом, привычкой внимательно слушать и восхищаться Королевским военно-морским флотом.

На этом самом месте Моэута отозвали, во многом против его воли, и пока Роуэн, Мартин и даже казначей с помощниками шкипера забрасывали вопросами Хайрабедяна, мистер Аллен наклонился к Стивену и спросил:

– А что это за Байрон, о котором они толкуют?

– Поэт, сэр, – отозвался Стивен. – Один из тех, что слагает отменные нескладные стишки, иногда выдавая настоящие поэтические перлы. Но не могу сказать, сияла ли бы его настоящая поэзия столь ярко, не будь она создана на контрасте с прочим посредственным творчеством, я не так уж много его читал.

– Люблю добротные стихи, – заявил Аллен.

Джек кашлянул, и беседа стихла. Он наполнил стакан из недавно принесенного графина и провозгласил:

– Мистер Вайс, за короля.

– Джентльмены, – поддержал его Аллен, – за короля.

После выпили за «Дромадер» и за «Сюрприз», за жен и возлюбленных.

– Если вы любите поэзию, сэр, – обратился Джек к Аллену, – то попали куда надо. Оба моих лейтенанта – отличные поэты. Роуэн, продекламируйте капитану отрывок про сражение сэра Майкла Сеймура, первую часть. Начните с середины, чтобы не затягивать.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю