Текст книги "Он и две его жены"

Автор книги: Патрик Квентин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Глава 9

Я вошел следом за ней в унылую комнату. На комоде стоял радиоприемник, но это был автомат, в который нужно было бросить монету, чтобы он заработал. Потертый чемодан Анжелики стоял на складном стульчике. Все это казалось принадлежащим другому миру, даже сама Анжелика с тяжелыми прядями густых черных волос, с ее красотой, так часто заставлявшей меня предавать самого себя, красотой, которая теперь действовала на меня угнетающе, как, впрочем, и сам факт ее существования.

Анжелика казалась очень утомленной, как если бы в течение всей ночи не сомкнула глаз. Прежде всего она, разумеется, закурила сигарету. Звук трущейся о коробку спичечной головки еще более усилил овладевшее мной раздражение. Она стояла, безучастно глядя на меня, и ждала, чтобы я заговорил первым. Я вдруг подумал о том, что не далее как вчера сходил по ней с ума и, как последний идиот, воображал, что только она может дать мне истинное счастье, а моя предыдущая жизнь с Бетси и Рики – это сплошное лицемерие. Я чувствовал, как от этих воспоминаний меня охватил гнев. К черту! Ведь это она где-то откопала Джейми. Так почему же она не удержала его возле себя? Почему одного сказанного им слова оказалось достаточно, чтобы она послушно собрала свои тряпки и свалилась на шею именно мне?

– Ну, – сказал я со злостью, – мне кажется, что ты достаточно намутила воды.

Я чувствовал, что обвиняю ее незаслуженно, что она имеет право бросить точно такой же упрек мне. Однако Анжелика этого не сделала. Она стояла у окна с падающими на плечи блестящими волосами, спокойная и печальная.

– Расскажи мне о Джейми, – попросила она.

– Что я могу тебе сказать? Его кто-то застрелил. В ту ночь, в квартире, которую он снимал.

– Но кто?

– Откуда я могу это знать? – И что я вообще знаю об этом твоем Ламбе? Ты должна разбираться в этом лучше меня.

– Ты думаешь, что это... я? – спросила она чуть слышно.

Меня так и подмывало бросить ей в лицо: а почему бы и нет? Ведь ты с ума сходила по нему, а он обращался с тобой как с собакой; не прошло и суток, как он вышвырнул тебя из дома и из своей жизни. Однако, мне еще хватило рассудка на то, чтобы понять, что сейчас не время для упреков. Анжелика не была преступницей – она была только помехой на пути. Нужно было только обезвредить ее – для блага Бетси, для блага Дафны и Си Джей, а прежде всего для моего собственного блага.

– Я знаю, что ты его не убивала, – сказал я наконец. – Полиция установила, что Джейми был застрелен между половиной второго и двумя часами. Значит, до момента убийства ты минимум час провела в моем доме.

– Значит, ты уже разговаривал с полицией?

– Разумеется.

– А эта... эта женщина? Эта бонна?

– Она тоже.

– Тогда ты должен был рассказать им обо мне. Газеты начнут трубить об этом, и Бетси все узнает. Да, натворила я дел. О, Билл!..

На ее лице отражалась исключительно забота обо мне. "Бог мой! – подумал я. – Неужели она начнет теперь разыгрывать кающуюся грешницу?" И вдруг план, который, когда я излагал его Полу, казался мне столь надежным и практичным, утратил в моих глазах свои положительные качества.

– По правде говоря, – сказал я, – я ни слова не сказал о тебе. Элен тоже.

Затем я рассказал ей обо всем, что сделал до настоящей минуты. И по мере того, как я говорил, я все меньше выглядел в собственных глазах ловким политиком и триумфально коронованным вице-председателем. Я видел себя как кого-то другого; жалкого, покорного работника управленческого аппарата, непостоянного, как флюгер. Может быть, мне было бы легче, если бы Анжелика не смотрела на меня так внимательно. Но эти огромные серые глаза были неотрывно прикованы к моему лицу, и, хотя в них не было ни тени упрека, мне все равно казалось, что в них я читаю свой приговор, что я без труда угадываю ее мысли: "А ведь это человек, которого я когда-то любила!" Хотя я и знал, что сам навязываю ей эту роль, я невольно считал ее в эту минуту моральным арбитром и из-за этого чувствовал к ней ненависть. Кто она сама, чтобы иметь право судить меня?

Наконец я закончил. Анжелика, закурив очередную сигарету, сказала почти деловым тоном:

– Значит, дело это теперь выглядит так?

– Да, все обстоит так, как я тебе сказал.

– Итак, я поставлена в зависимость от Дафны. Если полиция начнет меня допрашивать и у меня не будет никакого алиби, я буду вынуждена сказать правду, а это будет гибельно для тебя и для Коллингхемов. Но... если я не скажу правду, они придут к заключению, что это я совершила убийство. Тогда они арестуют меня, ведь так?

Эта простая констатация факта прозвучала в моих ушах как обвинение. Но голос Анжелики совсем не изменился... и она продолжала смотреть на меня с той же приводящей меня в бешенство кротостью, как будто она просила простить ее за что-то. А когда я промолчал, она спросила:

– Как ты хочешь, чтобы я поступила?

"Лучше всего умри! – подумал я. – Исчезни... пропади!" Передо мной стояла Анжелика, мое проклятие. Женщина, всегда преследовавшая одну и ту же цель: уничтожить, погубить меня!

Она отвернулась к окну и взглянула на раскинувшуюся перед ней панораму крыш и каминных труб. Потом снова взглянула на меня и сказала:

– Ты знаешь, что я никогда не была в квартире Джейми. Он не хотел, чтобы я к нему приходила. В Нью-Йорке мы провели всего несколько недель, у нас здесь нет общих знакомых или друзей. Может быть, полиция не выйдет на мой след.

– К сожалению, уже вышла... Джейми был убит из твоего пистолета.

– Из моего пистолета?

– Из того, который лежал у тебя под подушкой. Трэнт нашел его возле трупа и показал мне. Я сразу узнал его. Ты знала, что он у Джейми?

– О, да, – она подтверждающе кивнула головой. – Он забрал его у меня три дня назад.

– Зачем?

– Это было в тот день, когда он пришел ко мне и сказал, что женится на Дафне. Он ожидал, что я устрою ему сцену, а когда увидел, что я не собираюсь этого делать, впал в страшную ярость и... Но мы были тогда в спальне, и мне удалось вытащить пистолет из-под подушки. Это привело его в чувство. Позже, когда Джейми уже уходил, он спросил, не могу ли я дать его ему. У него не было ни гроша, и он хотел заложить пистолет. Так он и забрал его.

Анжелика говорила об этом совершенно естественно, как если бы речь шла о нормальных отношениях между нормальными людьми. Полный хаос и бессмысленность жизни Анжелики были очевидны. Мысль, что я в какой-то мере виновен перед ней, совершенно меня покинула. Желание причинить ей боль снова вернулось ко мне вместе с презрением, столь выгодным мне в эту минуту.

– Полагаю, мое кольцо ты тоже отдала Джейми, чтобы он заложил его? Полиция нашла это кольцо в его квартире.

Румянец сперва окрасил ее щеки, а потом разлился по всему лицу.

– Да, я дала ему твое кольцо.

– Чтобы он его заложил?

– А почему бы и нет? – Ее лицо, залитое румянцем, стало совсем молодым и особенно красивым, но глаза метали молнии. – Надеюсь, ты не предполагал, что я храню его как драгоценную память о прошлом?

– Оно было у тебя на пальце в тот первый вечер.

– Ну и что с того?

– Ах ты... – Я вовремя остановился. Было бы безумием сейчас отпускать вожжи. Я только спросил на всякий случай: – Где ты купила этот пистолет?

– В какой-то лавчонке на Третьей авеню.

– И зарегистрировала его на свою фамилию?

– Конечно.

– Как Анжелика Хардинг?

– Нет. Как Анжелика Робертс.

Я мог бы этого ожидать. Уже тогда, когда Пол звонил по телефону в отель, возникло недоразумение с фамилиями. Однако я всегда думал о ней как о женщине, носящей мою фамилию. И тут мой мозг начал лихорадочно работать.

– Какой адрес ты указала?

– Западную Десятую улицу. Ведь я там жила.

И снова меня пронзило ощущение, что лейтенант Трэнт находится в этой комнате, оставаясь невидимым для нас. Однако на этот раз он не представлял для меня угрозы. Ни он, ни Анжелика. Они оба перестали иметь для меня какое-либо значение, так как я увидел, что смогу манипулировать ими как пешками. Трэнт найдет эту лавку на Третьей авеню, с этим он наверняка справится. Там он установит фамилию покупателя пистолета. Но что дальше? Он ничего не узнает об Анжелике Хардинг, связь которой со мной подсказывает элементарная логика; ему расскажут только о некой Анжелике Робертс, проживающей на Западной Десятой улице. Он пойдет туда и установит, что ни с кем близко не знакомая женщина с этой фамилией прожила несколько недель в квартире другого квартиросъемщика, откуда недавно выехала. Возможно, он заподозрит ее... он даже наверняка ее заподозрит хотя бы потому, что она купила пистолет и исчезла именно в день убийства. Но при всем при том он будет не в состоянии ее отыскать, если не застанет ее на Западной Десятой по имеющемуся у него адресу.

А там он не застанет ее наверняка. И в Нью-Йорке ее не будет тоже. Пусть прочесывает Соединенные Штаты в поисках женщины со столь распространенной в нашей стране фамилией. Даже Трэнт с его пугающей проницательностью не сможет найти ее в маленьком Клакстоне в штате Айова.

Чувство облегчения и разрядки настроило меня даже слишком оптимистично. Новый план казался мне теперь ясным и логичным. А для его осуществления требовалось всего лишь, чтобы Анжелика сделала именно то, что она намеревалась сделать. И даже эта минимальная опасность не будет угрожать ей сколько-нибудь долго, потому что Трэнт, несомненно, найдет другое объяснение убийству – виновным окажется какой-нибудь бродяга или незадачливый собутыльник надравшегося Джейми, – и имя Анжелики навсегда погрузится в забвение.

Я почувствовал себя так бодро, как если бы я был самим Си Джей. Анжелика тем временем села на кровать. Румянец исчез с ее лица, а вместе с ним и следы гнева. Вернулось прежнее выражение покорности судьбе, как если бы она хотела сказать или спросить: "Зачем я вообще родилась?"

– На Западной Десятой никто тебя не знает? – спросил я.

– Только одна женщина из квартиры напротив.

– А она знает, что ты из Клакстона?

– Конечно же, нет!

– Тогда слушай...

Охваченный энтузиазмом, я не сомневался, что Анжелика согласится с моим планом. И действительно, так оно и случилось. Когда я объяснял ей все это, она слушала в полном молчании, и только когда я закончил, сказала тихим, напряженным голосом:

– Сегодняшний поезд отправляется в пять тридцать пять. Я звонила в справочное бюро Пэнн-Стейшн[7]7
  Железнодорожный вокзал в Нью-Йорке.


[Закрыть].

Я взглянул на часы и убедился, что сейчас только пять минут пятого.

– Ты что-нибудь оставила на той квартире?

– Да. Большую часть моих вещей.

– Там есть чемоданы?

– Да.

– Тогда дай мне ключ. Я поеду за вещами... Нет, это слишком рискованно. Нельзя недооценивать Трэнта. Лучше пошлю туда Пола. А ты начинай упаковывать вещи здесь. Мы без спешки успеем на поезд.

Не задав ни одного вопроса, Анжелика подошла к комоду, взяла сумочку и вынула из нее ключи. И тогда я подумал о деньгах; вчера я отдал ей все, что имел при себе, а идти за деньгами в банк было слишком поздно.

– Тебе хватит денег, чтобы оплатить гостиничный счет? – спросил я.

– Я еще не истратила ничего из тех денег, что ты мне дал. А оплатить я должна только номер и бутерброд, который съела на завтрак.

– Тогда денег хватит. Все в порядке. А деньги на билет я одолжу у Пола.

Я позвонил Полу, чтобы убедиться, что он уже возвратился после ленча. Он был на месте. Когда, поговорив с ним, я положил трубку, Анжелика послушно укладывала в чемодан какие-то платья.

– Как только будешь готова, бери такси и поезжай на Пэнн-Стейшн. Жди меня и Пола у окна для справок.

Она не ответила, продолжая укладывать чемодан. Выйдя из отеля, я поспешил в контору Фонда. Времени мне хватило лишь на то, чтобы в самых общих чертах рассказать обо всем Полу; узнать подробности разговора Сандры с Трэнтом я не успел. Пол одолжил мне из кассы Фонда двести долларов, а сам поспешил с полученным от меня ключом на Западную Десятую улицу.

Такси доставило меня на Пэнн-Стейшн ровно в пять. Анжелика в старом черном плаще и шарфике, завязанном под подбородком, ждала меня около справочного окна. Я пошел в кассу, купил билет до Клакстона, а потом несколько иллюстрированных журналов. Вернувшись к Анжелике, я отдал ей билет и остаток денег. Все это она без слов положила в свою сумочку. Мы стояли и ждали Пола.

Он появился в пять пятнадцать, неся два чемодана. Улыбнувшись чуть сконфуженно Анжелике, он сказал.

– Привет, Анжелика!

– Привет, Пол!

Он поставил чемоданы на пол и сказал:

– Я побросал сюда все, что, на мой взгляд, могло бы принадлежать женщине. В том числе трубку из морской пенки. Никогда не знаешь... – Он улыбнулся нам. – Ну, дети мои, желаю вам счастья, успеха, удачи эсетера[8]8
  И так далее (франц.).


[Закрыть]. Увы, я должен немедленно вернуться в контору, где мне предстоит незамедлительно ощипать одну милую, богатую даму. Позвони мне, Билл, как только сможешь, и я расскажу тебе все о Сандре.

Пол помахал нам рукой и ушел, прежде чем я успел его поблагодарить. Поезд уже был подан, и люди устремились на перрон. Мы пошли за ними. Я нашел место для Анжелики, положил ее чемоданы на полку, журналы – на сидение. До отправления поезда оставалось десять минут. Выйдя из вагона, мы стояли рядом на перроне. Еще десять минут!

Я сам не знаю, почему Анжелика вышла вслед за мной, как не знаю, почему я не ушел сразу. Какая-то часть моего существа желала как можно скорее освободиться от нее, тогда как другая часть не позволяла с ней расстаться до последней минуты. Теперь, когда проблема была решена, когда Анжелика не могла причинить мне никакого вреда, меня вдруг охватило теплое чувство жалости.

– Хочешь ли ты еще что-нибудь сказать мне? – спросила она.

– Пожалуй, нет. Я напишу тебе, какой оборот примет дело.

– А я верну тебе деньги.

– О, об этом можешь не задумываться!

– Нет! – упрямо заявила она. – Это мой долг!

Мне вспомнилось, с какой алчностью сглотнула взятку Элен и как охотно я сам принял вице-председательство. Сравнение было не слишком лестным для меня. Но я просто перестал об этом думать. Толпа на перроне начала редеть; мимо нас прошел человек с тележкой, нагруженной газетами и иллюстрированными журналами.

– Передай мой привет отцу, – сказал я.

– Передам.

Она была такая красивая и такая потерянная! Я задумался было над тем, о чем можно думать в такую минуту, но постарался побыстрее прогнать эту мысль.

– Я надеюсь, что ты будешь там счастлива.

– Счастлива? – Ее огромные серые глаза остановились на моем лице. – Ты полагаешь, что я могу быть счастлива?

– Может быть, ты пока еще не можешь это осознать, но, наверное, тебе будет лучше в жизни без Джейми.

– Ты так думаешь?

Ее безнадежность приводила меня в отчаяние. Поэтому я сказал довольно жестко:

– Бога ради, ведь мир на этом не кончается.

– Для тебя, возможно, нет. – Ее глаза смотрели на меня теперь твердо и пренебрежительно, почти с ненавистью. – Для тебя ничего нигде не кончается, потому что ты умеешь все как-нибудь уладить... Кто-то был убит. Нужно как-то это уладить. Кто-то слишком много знает. Уладь это как-нибудь, Билл! Кто-то препятствует нашим планам. Посади его в поезд, уладь и это дело! Ты многому научился в жизни, Билл, – сказала она. – О-о... очень многому. Ты и Коллингхем – это удивительно удачный марьяж! Трудно даже представить лучший!

Она резко отвернулась от меня и пошла к своему вагону. Я последовал за ней.

– Анжелика!

Она не обернулась. Взбежала по ступенькам и исчезла в вагоне.

Я возвращался медленно, один, по пустому теперь перрону. Мое сердце билось учащенно от обиды и злости. "Да ну ее к дьяволу!" – думал я. Но гнев мой вскоре угас. Я смешался с толпой, покидающей вокзал, думая о том, что домой я попаду уже после шести. Может, Бетси уже будет дома? Мысль о Бетси принесла мне чувство облегчения.

Анжелика принадлежала прошлому. Я в последний раз видел мою Немезиду. Там, на перроне, я попрощался с ней навсегда.

Глава 10

Я позвонил Полу из телефонной будки. Он лишь минуту назад вернулся в контору.

– Во время ленча я Сандре ни слова не сказал об этой истории. Лучше не перегружать ее мозговые клетки, – сказал он.

– Правильно поступил.

– Этот тип из полиции, как мне кажется, большого вреда не причинил. И говорил-то он с Сандрой всего несколько минут. Сандра даже не сказала ему, что знала Джейми в Калифорнии. Я предложил выпить за ее эспри[9]9
  Ум (франц.).


[Закрыть]. Но она только спросила меня, что такое эспри, и объяснила, что не сказала об этом Трэнту единственно потому, что забыла. Кажется, она подумала, что эспри – это какой-то очень дорогой мех, который я собираюсь ей подарить. Ну, а как дела у тебя? Все прошло гладко?

– Похоже, что да.

– Ты дельный парень, Билл. Звони мне всегда, когда я буду тебе нужен. Старая Мама-Фонд трудится двадцать четыре часа в сутки без перерыва.

– Благодарю тебя за все, Пол.

– Ну же! И еще одно! Белая госпожа вернулась к своим рабам-неграм! Когда я возвратился в офис, меня ждала записка, что она звонила мне. Билл, напоминаю тебе! Поделикатней с Бетси!

– Конечно, конечно!

– Ты любим женщинами, Билл. Такой шарм, такая внешность!

– Привет, Пол. Завтра утром я пришлю тебе чек на сумму, которую ты мне отвалил.

– Да, да, это не следует откладывать... Двести долларов – это почти столько, сколько стоит ежедневная порция парфюмерии Сандры.

В чудесном настроении я ехал на такси домой. Открыв входную дверь, я сразу же услышал разговор в гостиной. Через минуту я увидел Бэтси в обществе Елены Рид, а с ними лейтенанта Трэнта, который по своему обыкновению сидел на ручке кресла и дегустировал коктейль.

Его образ так долго и так настойчиво преследовал меня, что в первый момент я подумал, что это фата-моргана, вызванная моей нечистой совестью. К сожалению, он был вполне вещественен.

– Билл, – сказала Бетси, – ты, кажется, уже знаком с лейтенантом Трэнтом, не так ли? Он зашел на минутку, чтобы узнать, не могу ли я ему чем-нибудь помочь... Речь идет о Джейми.

– Дамы уговорили меня выпить коктейль, – Трэнт учтиво поклонился. – Но я уже убегаю.

– Подумать только! – сказала Елена Рид. – Убийство в кругу знакомых Коллингхемов. А еще говорят, что нет чудес на свете.

Я постарался внушить себе, что этот визит Трэнта продиктован всего лишь обычными формальными правилами ведения расследования. Профессиональная рутина, не более! Ведь он должен допросить Бетси как одну из немногочисленных особ, соприкасающихся с Джейми в последние недели. Как обычно, он оказался здесь раньше меня. Однако теперь мне это было безразлично. Он не сможет ничего вытянуть у Бетси.

Было видно, что Бетси очень устала, но счастливая улыбка на ее лице обрадовала меня и сгладила страх перед Трэнтом. Я подошел к ней и от всего сердца поцеловал ее.

– Билл, дорогой, ради Бога, заставьте свою неутомимую жену хоть немного отдохнуть, – сказала Елена. – Если говорить обо мне, то я выведена из строя по меньшей мере на год! Если бы вы знали, как мы вымотались! Разговоры, разговоры, разговоры, чарующие улыбки направо и налево до самого вчерашнего вечера. В десять вечера мы совершенно выбились из сил, но дело было сделано. А сколько мы выпили, этого никто не измерит! Сколько знаменитостей мы очаровали своими улыбками! Если я увижу еще одно черное платье в сочетании с жемчужным ожерельем, я, пожалуй, взвою!

– Елена была чудесной! – воскликнула Бетси.

– Чудесной? – повторила Елена. – Ты, наверное, хотела сказать, что я была божественной! Но что мы все болтаем о наших победах? Билл, дорогой! Бетси поделилась со мной великой новостью. От всего сердца поздравляю вас! Я понятия не имею, что делают вице-председатели по делам рекламы, но уверена, что это нечто великолепное. Такое событие необходимо вспрыснуть.

Бетси смотрела на меня со счастливой улыбкой.

– Да, да, Билл! Тост в честь этого события!

Все выпили за мое здоровье, не исключая и Трэнта.

Вскоре после этого он ушел, а через несколько минут его примеру последовала Елена. Когда мы проводили ее до двери и наконец остались одни, я спросил Бетси:

– Чего добивался от тебя Трэнт?

– Собственно говоря, ничего особенного. Он спрашивал только о Джейми. Но я не много смогла сказать ему.

– Ты не сказала ему, что Джейми как-то побил Дафну?

– Ясное дело, нет. Трэнт вообще не интересовался Дафной. Ведь она провела вчерашний вечер здесь, с тобой.

Я с самого начала намеревался сказать ей правду об алиби Дафны: у меня не было ни малейших сомнений, что я должен так поступить.

– Вчера вечером Дафны здесь не было, – сказал я.

– Как это не было? Ведь лейтенант сказал...

– Это была идея твоего отца и моя.

– Но, Билл...

В этот момент вошедшая кухарка пригласила нас к столу. Когда она вышла, я сказал:

– Давай сперва спокойно пообедаем, а потом я все тебе расскажу. В конце концов в этом нет ничего серьезного. И не из-за чего огорчаться.

Бетси с сомнением поглядела на меня. Я обнял ее за плечи и поцеловал. Она крепко прижалась ко мне, как если бы наша разлука длилась месяцы.

– Мне страшно тебя не хватало, Билл. Как ты думаешь, я никогда не поумнею в отношении тебя?

– Надеюсь, что нет.

Когда я снова поцеловал ее, глаза мои задержались на диване, на котором я вчера целовал Анжелику. Странно, но это не произвело на меня никакого впечатления. Анжелика перестала быть для меня чем-то реальным.

После обеда я рассказал Бетси обо всем, что придумал Си Джей для обеспечения алиби Дафны. Я знал, что этот обман ей не понравится. Но я знал, что, в противоположность Анжелике, она поймет, что поступить иначе нельзя. Для такого заключения в ее жилах крови Коллингхемов было достаточно. Поскольку я должен был скрывать от нее значительную часть правды, эта часть моего повествования показалась мне невинной и почти скучной. Поэтому я был удивлен, когда она спросила с беспокойством:

– Послушай, а что в действительности Дафна делала вчера вечером?

– Понятия не имею.

– Она сказала, что была где-то с Джейми?

– Об этом я знаю только от Си Джей. Похоже, что часть вечера она провела в обществе Джейми, а часть – одна.

– Но отец... он-то, по крайней мере, знает, что делала Дафна?

– Даже этого я не могу тебе сказать. Дафна в разговоре со мной упомянула только, что сказала ему почти всю правду.

– В таком случае она сказала ему столько, сколько захотела. Ведь ты ее знаешь! – Бетси поднялась с кресла. – Не понимаю, как можете вы, отец и ты, принимать это так спокойно. Алиби – это еще не все, так как если Дафна была с Джейми и кто-то видел их вместе... Ведь ты ее знаешь... Она способна совершить любое безумство...

Ее беспокойство передалось мне. Ведь она была совершенно права. Просто до сих пор у меня не было времени подумать о Дафне. Однако теперь я в полной мере осознал, насколько легко может Трэнт развалить алиби Дафны.

– Она должна рассказать нам все о том, что произошло вчера между ними, – решила моя жена. – Билл, прошу тебя, позвони ей – ты ведь знаешь, как она ко мне относится. Попроси, чтобы она пришла сейчас сюда, или предупреди, что мы сейчас явимся к ней.

– Ладно, – согласился я.

Я без проволочек связался с апартаментами Си Джей; трубку взял Генри. Он сказал, что Дафна находится в своей комнате и что он сейчас соединит меня с ней.

Спустя минуту я услышал голос Дафны:

– Билл? Это чудесно, что ты мне позвонил. Я под домашним арестом. Па стал совсем невозможным! Никогда в жизни я так ужасно не скучала!

– Бетси уже вернулась, – сказал я.

– Пусть Бог возьмет нас под свою защиту! Предполагаю, что она по самую макушку преисполнена возмущением?

– Бетси считает, что мы должны обсудить события прошлого вечера. Кстати, это и мое мнение.

– О, Боже! – простонала Дафна. – Боже, Боже! Хотя почему бы и нет? Все лучше этой адской скуки!

– Можем ли мы сейчас приехать к тебе?

– А ты не мог бы оставить Бетси дома?

– Это исключено, Дафна!

– Печально. Ладно, тащи и ее сюда. Пусть выплеснет все, что переполняет ее нутро. Но, Билл, дорогой...

– Слушаю.

– Только, Бога ради, держись подальше от библиотеки. Па сидит там в кресле и переживает все это в одиночестве. Если ему кто-нибудь подвернется – безразлично, кто это будет, – он растерзает его как... как... Как называются эти псы?

– Полицейские?

– Да нет же, Билл! Не строй из себя идиота! Я говорю о других собаках... С такими кривыми ногами и здоровенными зубами...

– Бульдоги? – подсказал я.

– Ага! Именно так! Бульдоги! Как это здорово, что ты все знаешь!

Она положила трубку, и я сделал то же самое.

– Ну и что? Мы идем к ней? – спросила Бетси.

– Идем. Си Джей запретил ей выходить из комнаты. Дафна говорит, что он пребывает в воинственном настроении, и советует избегать встречи с ним.

– А она сама? В каком она настроении?

– Ах, так ведь это же Дафна!

– Тебе не приходило в голову, что она... – Бетси пристально смотрела на меня, а беспокойство на ее лице сменилось выражением испуга. Я был поражен.

– Что ты имеешь в виду, Бетси?

– Что... если это она его убила? – вдруг вырвалось у нее.

Наверное, и мне приходила в голову такая мысль, только она не произвела на меня такого впечатления. Было столько других, худших вещей, которые по-настоящему пугали меня. Однако теперь, когда слово было произнесено, мне следовало над этим поразмыслить.

Разумеется, Дафна могла его убить. Пожалуй, не было на свете вещи, которую Дафна не могла бы сделать, когда впадала в коллингхемовское настроение. Я вспомнил выражение лица Си Джей сегодня утром – эту смесь любви и отчаяния. Тот факт, что теперь он сидит один в библиотеке и терзается, приобретал новое, пугающее значение. Однако поскольку Бетси и так была расстроена, а для меня значение имела прежде всего она, я постарался скрыть от нее свои мысли.

– Я спрашивал ее, – сказал я. – Она решительно отрицает это.

Даже в моих устах это прозвучало не слишком убедительно. Я снова обнял Бетси и поцеловал.

– Мы не должны забивать себе голову такими мыслями, – сказал я. – Обещаю тебе, что все кончится благополучно. Надевай плащ, мы должны идти туда.

Она замерла в моих объятиях; я видел, как страх и беспокойство медленно исчезают с ее лица, и ощутил легкие угрызения совести. Опасения Бетси, что Дафна могла убить Джейми, были вполне основательными, но теперь, только потому, что я возразил ей, она перестала бояться, хотя мои заверения не содержали ничего конкретного.

Вот доказательство того, как Бетси доверяет мне.

Она пошла в спальню за плащом; я тем временем достал свой из шкафа в холле и стал ждать ее. И тут я осознал, что далеко не достаточно избавиться от Анжелики, чтобы чувствовать себя в безопасности. Всякие мелкие факты, хотя бы такие, как этот последний, всегда будут напоминать мне о моей двуличности.

"Для тебя никогда ничего не кончается, потому что ты все сумеешь уладить...". Голос Анжелики, твердый, полный презрения, звучал в моих ушах, как эхо. "Что она делает сейчас в поезде?" – вдруг подумал я. Читает журналы? А может, просто сидит? Сидит, смотрит в окно и думает с горечью, каким жалким может быть человек. Усилием воли я заставил себя думать о чем-нибудь другом. Думать следовало о Дафне, так как именно здесь таилась наибольшая опасность, хотя и не для меня лично. Дафна ничем не могла скомпрометировать меня.

Но вдруг, когда я уже услышал шаги Бетси, меня молнией пронзила новая мысль. А что будет, если Дафна знает об Анжелике? Ведь в одиннадцать вечера Джейми заявился к Анжелике и вышвырнул ее из квартиры. А что если Дафна тогда была с ним, если она посвящена во все? "Знаешь, Дафна, а ведь Анжелика – это бывшая жена Билла... Он не говорил тебе, что она теперь в Нью-Йорке? И что они часто видятся?"

Я повернулся в сторону Бетси. Чувствовал я себя ужасно, так как, хотя я любил ее и нуждался в ней, может быть, больше, чем когда-либо до этого часа, она перестала быть для меня спокойной пристанью. Подобно Анжелике, она теперь угрожала мне. Она стала женщиной, которая может разочароваться во мне, которой одно опрометчиво брошенное Дафной слово может открыть на все глаза.

Не видя пока другого выхода, я сказал ей, чувствуя себя заправским дипломатом:

– Дорогая, ты выглядеть очень неважно! Вспомни, что говорила Елена Рид. Может, будет лучше, если ты ляжешь в постель, а я один улажу с Дафной это дело?

– Нет, нет! Я чувствую себя вполне хорошо.

– Но ты сама говорила минуту назад, что Дафна относится к тебе с предубеждением, что она не доверяет тебе. Может, мне легче будет справиться с этим в одиночку?

Бетси улыбнулась мне.

– Ничего подобного, – сказала она. – Я хорошо знаю, мой дорогой, что я нудная. Однако если Дафна наделает слишком много глупостей, то я буду единственным членом нашей семьи, который сумеет призвать ее к порядку. – Она взяла меня под руку и закончила решительным тоном: – Идем, Билл!

Автомобиль Бетси, на котором она привезла из Филадельфии Елену Рид, еще стоял перед домом. На нем мы и отправились к Си Джей. Бетси сидела прямая, как струна.

– Мы не можем позволить, чтобы Дафна снова вышла сухой из воды. Мы должны заставить ее рассказать всю правду!

– Конечно.

Бетси положила руку мне на колено.

– Билл, любимый, – сказала она. – Все это время ты вел себя чудесно! Для отца это должно было быть кошмаром. Я не представляю, как бы он справился без тебя...