Текст книги "Мисс Силвер приехала погостить"

Автор книги: Патриция Вентворт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 4

Фэнси Белл искоса, из-под ресниц посмотрела сначала на своего хмурого компаньона, а потом с легким вздохом перевела взгляд на более приветливую картину – отражение собственной фигуры и очаровательного личика в зеркале за витриной модистки. Этот алый цвет – просто чудо, но это хит или промашка? Судя по тому, что каждый встречный на нее смотрит, а потом еще и оглядывается, – хит! Они с Карром представляют собой дивный контраст. Он тоже хорош собой, это любой скажет. И конечно, соседство такого мрачного, хмурого типа делает белокурую девушку еще прекраснее. Он всегда был ужасно мил, только все стало бы намного проще, если бы он хоть чуть-чуть улыбался и вообще показывал, что наслаждается ее обществом. Но приходится терпеть…

За декоративным фасадом Фэнси скрывался прочный стержень здравого смысла. Не можешь иметь все сразу, так настройся на то, чего хочешь больше всего! Молодые люди с кучей денег не раз приглашали ее провести с ними уикэнд. Но она не такого сорта девушка, она сразу давала им это понять – без обид отклоняла приглашения, и никто не пытался повторить его еще раз. Девушка, работающая в шоу-бизнесе, – это, конечно, прекрасно, но это не может длиться вечно.

Разумная персона, которая звалась Фрэнсис, советовала Фэнси устроить свою жизнь, а уж она-то знает, чего хочет: приподняться в этом мире, но не настолько, чтобы новые родственники стали тебе завидовать; нужно иметь столько денег, чтобы хватало на собственный маленький домик и, скажем, троих детей, и еще на оплату того, кто будет делать черную работу, потому что нельзя опускаться, руки должны оставаться красивыми. Конечно, многое придется делать самой, особенно когда пойдут дети. Она ничего не имеет против. Фрэнсис все спланировала. Она размышляла о том, какую роль отвести Карру Робертсону в этой игре. У него есть работа, есть немного собственных денег, и Фэнси находила, что его нетрудно полюбить, но Фрэнсис не позволяла ей делать глупости.

Она подергала его за рукав.

– Вот место, где миссис Уэлби делает прическу. Я вернусь через час. Сможешь подойти к этому времени?

Карр безразлично ответил: «Да».

– Хорошо. А потом пойдем пить чай. Пока!

Он смотрел, как она уходит, с забавным чувством облегчения. В его распоряжении целый час, и в этот час от него ничего не потребуется! Не нужно говорить, не нужно заниматься любовью или отказываться заниматься любовью. Подобное чувство испытываешь, когда уходят гости. Ты был рад их принять, наслаждался их обществом, но есть что-то особое в том, когда твой дом снова принадлежит только тебе. Правда, когда Карр оставался один, всегда существовала возможность, что его одиночество будет нарушено неугомонным привидением: он услышит шаги Марджори на лестнице… ее смех и плач… ее убитый голос, повторяющий: «Нет, нет, я не скажу тебе его имя, я не хочу, чтобы ты его убил. Нет, Карр, нет!»

В его мысли ворвался реальный звук. Карр стрельнул глазами, так же нервно нахмурившись, как это делает Рета, и увидел мистера Хоулдернесса, который, как всегда, выглядел благожелательным и щедрым дядюшкой. Самые ранние воспоминания Карра были связаны со щедростью мистера Хоулдернесса, подарившего ему полкроны. Он ничуть не изменился – достойный вид, цветущий цвет лица, добрый взгляд, рокочущий бас – благословенный восемнадцатый век, из которого так и не выбралась его контора, отделанная панелями в георгианском стиле. Его нотариальная контора считалась старомодной, деревенской, где свято блюдут традиции. Мистер Хоулдернесс хлопнул Карра по плечу и спросил, где тот так долго пропадал.

– Рета будет рада, что ты у нее поживешь. Как она? Надеюсь, не слишком много работает? Когда я ее видел, мне показалось, что она перетрудилась. Она сказала, что в саду все делает сама.

– Да, ей приходится выращивать овощи. В доме тоже полно хлопот – миссис Фаллоу приходит только на два часа в неделю. Я считаю, Рета слишком много работает.

– Заботься о ней, мой мальчик, заботься. Хорошие люди – редкость, а сама она о себе не позаботится, таковы все женщины. Между нами говоря, у них есть все добродетели, кроме одной – здравого смысла. Но не говори, что я это сказал. Свидетелей нет, и я отопрусь! – Он раскатисто засмеялся. – Ну ладно, нечего мне стоять и судачить. Я весь день провел в суде, теперь нужно зайти в офис. Кстати, я слышал, что вернулся Джеймс Лесситер. Ты его никогда не видел?

Карр растянул губы в улыбке, такой же быстрой и нервной, как его мимолетная хмурость.

– Ни разу в жизни. Он скрылся за горизонтом до того, как меня подбросили в Меллинг.

– Да-да, конечно, он скрылся. А теперь возвратился богатым. Приятно слышать историю успеха, в некотором роде, очень приятно. Ты не видел его после возвращения?

– По-моему, его никто не видел. Да он и приехал-то вчера вечером. Миссис Фаллоу ходила туда, помогала мистеру и миссис Мейхью.

– Ах да, это дворецкий и повариха у Лесситеров. Очень достойные люди. Мейхью каждую неделю приходит ко мне в офис за зарплатой. От него я и узнал, что Джеймс приедет. Думаю, он мне позвонит. Мне пришлось много поработать, пока он был за границей, а его матушка скончалась. Ну, пока, мой мальчик. Рад был тебя видеть.

Он ушел. Карр смотрел ему вслед и чувствовал, что эта нечаянная встреча изменила его настроение. Да, было же время… До того как мир треснул по швам. Старик Хоулдернесс принадлежит тому давнему времени, можно даже сказать, он – его типичный представитель. Жизнь тогда была безопасной, ее условия стабильными. Были друзья, с которыми ты вместе рос, учился в школе и колледже, четверть за четвертью, с перерывами на веселые каникулы. Подарочки в полкроны выросли до десяти шиллингов, потом до фунта. На восемнадцатилетие Генри Эйнджер подарил ему пятерку, Элизабет Мур старую картину – корабль в море. Он почувствовал исходящий от картины дух романтики в тот момент, как увидел ее в темном углу антикварной лавки Мура, дяди Элизабет. Странно, что кусок холста и горсть красок могут стать окном в чудо. Он прямо-таки ощущал, как волны несут его корабль по жизни…

Повинуясь внезапному порыву, он пошел вниз по улице, свернул налево и остановился перед витриной лавки Джонатана Мура. Там стояли изумительные шахматные фигурки из слоновой кости, белые и красные, в китайских и маньчжурских одеждах. Он смотрел на них, восхищался тонкой работой, и в нем нарастала злость. Неожиданно он выпрямился, распахнул дверь лавки и вошел. Звякнул колокольчик, и Элизабет вышла его встретить. Злость тут же улеглась.

Она воскликнула: «Карр!» – и оба замерли, глядя друг на друга.

В первое мгновенье он смотрел на нее, как на чужую. В последний раз они виделись аж пять лет назад, но Карр знал Элизабет всю жизнь. Однако теперь смотрел, как будто видел в первый раз: высокая, легкая фигура, брови вразлет, каштановые волосы, откинутые со лба, пронзительно яркие глаза и быстрая, трепетная улыбка. Казалось, что сейчас она взлетит, станет недосягаемой – впечатление было настолько мимолетным, что оно не успело оформиться в мысль.

Элизабет заговорила первой: ему всегда нравился ее голос – чистый, серьезный, приятный.

– Карр, вот это сюрприз! Долго мы не виделись.

– Миллион лет, – сказал он и удивился, почему сказал так. Но, как и всегда, не имеет значение, что ты говоришь Элизабет.

Она подняла руку, но не дотронулась до него – знакомый жест.

– Неужели так долго? Вот беда! Проходи, поговорим. Дядя Джонатан уехал на торги.

Он прошел за ней в комнату позади лавки – уютные потертые кресла, старомодные плюшевые шторы, неряшливый стол Джонатана Мура. Элизабет закрыла дверь. Они как будто вернулись в далекое прошлое. Она открыла дверцы буфета, повозилась там и достала пакет карамели.

– Ты все еще любишь карамель? Если что-то действительно любишь, то будешь любить всегда, как ты считаешь?

– Не уверен.

– А я уверена. – Она засмеялась. – Что бы у меня ни происходило, я продолжаю любить карамель. Не перестаю благодарить судьбу, что ем и не толстею. Смотри, пакет, как и раньше, стоит между нами, и можно таскать из него карамельки.

Карр тоже засмеялся и расслабился. В комнате у Элизабет так привычно, так уютно, что об этом даже не задумываешься. Как старое пальто, старые башмаки, старый друг – неромантично, неприхотливо и бесконечно спокойно.

Она сказала: «Для чая не рановато? Могу сделать», – и увидела, что он нахмурился.

– Нет. Я здесь с Фэнси – Фрэнсис Белл. Мы живем у Реты. Сейчас Фэнси в парикмахерской. Она хотела, когда закончит, пойти со мной пить чай.

Ясные глаза Элизабет серьезно смотрели на него.

– Не хочешь ли привести ее сюда? У меня свежий кекс.

Он сказал: «Приведу», и Элизабет кивнула.

– Вот и чудесно. Посидим, поболтаем. Расскажи о ней. Она твоя подружка?

– Нет.

Он не знал, как это вышло – сначала сказал, потом подумал. «Господи, но это же правда!» Во что же он вляпался и как глубоко увяз? Будто во сне – идешь, идешь и вдруг видишь, что еще один шаг – и будет пропасть!

– Расскажи про нее, Карр. Какая она?

Опять этот пытливый взгляд. Он ответил ей так же прямо.

– Она похожа на Марджори.

– Я видела Марджори только раз. Она была очень красивая. – Сказано было без злобы, хотя оба помнили ту встречу. Именно после нее Элизабет спросила: «У вас с ней любовь, Карр?» Тогда они сидели вдвоем в этой самой комнате, и он отвел взгляд, а Элизабет сняла обручальное кольцо и положила его на ручку кресла, стоявшего между ними, и когда он опять промолчал, ушла через дальнюю дверь и поднялась по ветхой лестнице к себе в комнату. И он дал ей уйти.

Пять лет назад – а кажется, что это было вчера…

– Почему ты меня отпустила?

– А как я могла тебя удержать?

– Ты даже не пыталась.

– Не пыталась, да. Не хотела держать тебя, раз ты захотел уйти.

Карр промолчал, он не мог сказать: «Я не хотел уходить». Он знал Элизабет всю жизнь, а Марджори – три недели. В двадцать три года к роману подталкивает чувство новизны, неожиданность. То, что на расстоянии выглядело чарующим оазисом, вблизи оказалось пустыней, миражом, и в этом ему было некого винить, кроме самого себя. Марджори не изменилась – ему все время приходилось себе это напоминать.

Он наклонился вперед, зажав руки между колен. Слова сначала давались ему с трудом, а потом полились потоком.

– Знаешь, она не виновата. Я чертовски хотел с ней жить… а ребенок умер… она ничего не получила… С деньгами было туго. Она привыкла бывать среди людей, развлекаться. Я ничего этого дать не мог. Денег не было. Квартира тесная, она ее ненавидела. Меня всегда не было, а если я был дома, то в мерзком настроении. Не обвиняй ее.

– Что произошло, Карр?

– Меня послали в Германию. Демобилизация ожидалась в конце года. Она всегда редко писала, а тут вообще перестала. Я приехал домой, а там чужие люди. Она их пустила жить. Никто не знал, где она. Когда я вернулся насовсем, я попытался ее разыскать. Отобрал квартиру – надо было где-то жить. Мне дали работу в литературном агенстве. Его основал мой приятель Джек Смидерз, мы вместе учились в Оксфорде. Он был измучен войной и занялся бизнесом, пока все не рухнуло.

– А дальше? – спросила Элизабет. Он некоторое время молча смотрел на нее.

– Во мне жила мысль, что она может вернуться. Так вот, она вернулась. Холодной январской ночью. Я пришел домой около полуночи, а она там, лежит на диване. Наверное, она здорово промерзла, потому что на ней не было пальто, только тонкий костюм. Она натянула на себя пуховое одеяло, включила электрокамин и к тому времени, как я пришел, была в горячке. Я вызвал врача, но у нее уже не было шансов. Тот негодяй, с которым она сбежала, бросил ее во Франции без копейки. Она продала все, что у нее было, чтобы вернуться домой. Она мне это рассказала, но не назвала его имени, сказала, что не хочет, чтобы я его убил. И после всего, что он с ней сделал – а я знаю, она говорила в бреду, – после всего этого она его любила до умопомрачения!

– Может быть, она думала о тебе.

Он зло рассмеялся.

– Нет! Она хранила его фотографию, так что я его знаю и когда-нибудь найду. Она лежала у нее на дне пудреницы, под коробочкой. Наверное, она думала, что там ее никто не найдет, но она не знала, что ей предстоит умереть. – В его голосе появились хриплые нотки. – А если бы кто-то ей сказал, она бы не поверила.

– Бедная Марджори! – произнесла Элизабет.

– Я храню эту фотографию. Когда-нибудь я его найду. Там только голова и плечи, и отрезана картонная подложка, чтобы можно было засунуть в пудреницу, так что имя фотографа неизвестно. Но когда я его встречу, я его узнаю.

– Карр, никто не остается безнаказанным, так что ты не пытайся играть роль палача. Это не твоя роль.

– Разве? Не знаю…

Оба замолчали. Элизабет, откинувшись в кресле, дала тишине окутать их. Руки ее спокойно лежали на зеленом полотне юбки. На ней был кремовый свитер с высоким воротом, в ушах блестели жемчужные серьги.

Карр опять заговорил.

– Знаешь, Фэнси на нее похожа. Она работала манекенщицей, потом выступала в шоу, но сейчас без работы. Она упорно трудилась и хочет продолжать работать. Надеется сыграть в нормальной пьесе, как она это называет. По-моему, у нее один шанс на миллион, что ее возьмут. Ей приходится быть очень внимательной: у нее проблемы с согласными, она произносит их так, как говорят в Степни, откуда она родом. Кажется, ее родители и сейчас там живут. Ей и в голову не приходит мысль порвать связи с семьей, она их очень любит.

– И что же ты решил? – поинтересовалась Элизабет.

С горькой иронией он сказал:

– Она хочет продолжать карьеру и рассчитывает на меня как на первую ступень.

– Вы помолвлены?

– Кажется, нет.

– Ты будешь просить ее выйти за тебя замуж?

– Не знаю.

– Как это?! Карр, ты должен знать!

– А я не знаю, и все тут.

Она резко выпрямилась, сжала руки, глаза ее широко раскрылись.

– Ты плывешь по течению и не представляешь, куда тебя прибьет!

– Вроде того.

– Карр, но это самоубийство! Нельзя жениться на девушке, которую совсем не любишь!

– Нельзя, – спокойно согласился Карр и потом добавил: – Как легко плыть по течению, когда тебе все равно, что будет. Живешь себе в одиночестве…

Элизабет сказала тихо и торопливо:

– Одиночество вдвоем хуже, чем просто одиночество.

Ее поразила боль, промелькнувшая в его глазах.

– Это чертовски верно. Я испробовал оба способа и должен бы знать. Но видишь ли, на мне не срабатывает пословица – обжегшись на молоке, дуют на воду. Все кажется, что на этот раз будет иначе.

– Карр, встряхнись! Ты говоришь чепуху и сам это знаешь. С Марджори ты честно прошел этот путь до конца, но сейчас ты даже не притворяешься, что хоть на йоту симпатизируешь этой испорченной девице.

У него на лице появилась знакомая интригующая улыбка.

– Дорогая моя, она не испорченная девица. Наоборот, она милая девушка, очень милая, и потрясающе красивая – платиновые волосы, сапфировые глаза, ресницы в полметра длиной и цвет лица – как розовый лепесток. Подожди, сама увидишь!

Глава 5

Чаепитие прошло так, как намечалось. Правда, поначалу Фэнси взбрыкнула:

– Кто такая эта Элизабет Мур? Ты никогда о ней не говорил. Она держит лавку?

– Ее дядя. Его здесь хорошо знают. Их большой дом когда-то стоял за пределами Меллинга. Трое из Муров были убиты в первую мировую войну, и три налога на наследство всех разорило. Джонатан был четвертым. Когда стало ясно, что придется все продать, он сказал, что откроет магазин и будет торговать сам – с того и начал. Отец и мать Элизабет умерли, так что она живет с дядей.

– Сколько ей лет?

– Она на три года младше меня.

– Но я не знаю, сколько тебе лет.

– Двадцать восемь.

– Значит… ей двадцать пять?

Карр расхохотался.

– Умница! Как тебе это удалось? Пошли, она уже поставила чайник.

Успокоенная известием, что возраст Элизабет приближается к преклонному, Фэнси пошла за ним. Она была готова к выходу на чашку чая. Когда насидишься под сушкой, так хочется пить! Внешний вид Элизабет и ее обветшалой комнаты еще больше успокоил Фэнси. Мисс Мур может быть давней подругой и все такое, но никто не скажет, что она красива, и в ней нет даже ни капли изящества. А юбка! В этом году такие не носят, да и в прошлом уже не носили. А свитер под горлышко, да еще и рукава закрывают запястья! Ни капли изящества. И все-таки у Фэнси почти сразу появилось чувство, что ее алый костюм вызывающе ярок. Это чувство все усиливалось, и она уже готова была расплакаться. Она не могла пожаловаться на то, что мисс Мур была неприветлива или что они с Карром делали хоть что-то, что заставило Фэнси почувствовать себя лишней, но между тем это было так – она готова была поклясться. Они были люди другого сорта. Но ведь это чушь – убеждала она себя – она ничем не хуже их и, уж конечно, красивее и изящнее, чем Элизабет Мур! Какое глупое чувство! Мама сказала бы: не выдумывай то, чего нет… И неожиданно это чувство пропало, она стала рассказывать Элизабет про своих родителей и о том, как пошла работать – в общем, начался простой и дружеский разговор.

Перед уходом Фэнси поднялась с Элизабет наверх, остановилась перед роскошным зеркалом времен королевы Анны и спросила:

– Это старинный дом, да?

Она смотрела на отражение Элизабет в зеркале – слишком высокая, слишком тонкая, но в ней есть какая-то элегантность, нечто созвучное дому и его обстановке.

Элизабет ответила:

– Да, очень старинный, семнадцатый век. На месте ванной был будуар. Дом, конечно, страшно неудобный, но для бизнеса подходит.

Фэнси достала пудреницу и пуховкой прошлась по безупречной коже.

– А я люблю новые веши, – сказала она. – Не знаю, почему все так носятся со старыми. Я бы хотела иметь серебряную кровать, гарнитур серой мебели, а все остальное чтобы было голубое.

Элизабет улыбнулась.

– Тебе это будет к лицу.

Фэнси сжала губы и профессиональным движением накрасила их. Промычала: «М-м», – и, не оборачиваясь, спросила:

– Ты ведь давно знаешь Карра?

– О да.

– Как ты думаешь, с ним трудно ужиться? Я имею в виду, что он мрачный. Он всегда был такой?

В зеркале Фэнси увидела, как Элизабет отодвинулась, и ее лица стало не видно. Она ответила не сразу.

– Я его давно не видела. Ты же знаешь, он уезжал.

– Ты была знакома с девушкой, на которой он женился?

– Один раз видела. Она была очень красивая.

– Я на нее похожа, да? Я ее не знала, но…

– Ты немного напоминаешь ее.

– Тот же тип?

– Да.

Фэнси убрала пудреницу и помаду, щелкнула замком алой сумочки.

– Так вот почему… – произнесла она со странной интонацией в голосе и резко обернулась к Элизабет. – Какая девушка захочет служить обрамлением для другой? Ты бы захотела?

– Нет.

– Я хочу сказать, что не стала бы к ней ревновать или что-то в этом роде. Я знаю одну девушку, она вышла замуж за вдовца, так она сказала, что не переступит порог его дома, пока он не уберет все портреты первой жены. Я думаю, это неправильно, тем более что тут ее дети. Я рассказала маме, а она заметила: «Мужчина, который забыл первую жену, забудет и тебя, не сомневайся». Вот что сказала мама, и я такой не буду, но и выходить замуж за человека, для которого я сама буду служить лишь чьим-то обрамлением, не хочу.

– Я тебя хорошо понимаю.

– Он такой симпатичный, правда? Но когда дело касается того, чтобы жить с человеком, то красота не в лице, а в том, что он делает. Я хочу сказать, надо хорошенько подумать перед тем, как на что-то решиться, правда? – Фэнси прыснула со смеху. – Я столько наболтала… Не знаю, что ты обо мне подумаешь. С тобой почему-то легко говорить. Ну, может, пойдем?

По дороге домой она призналась Карру:

– Я ее представляла себе совсем не такой. Элизабет довольно мила.

Карр скривил рот в улыбке.

– Да, мила.

Он сказал это так, как будто подшучивал над ней, но над чем тут шутить?! Все-таки Карр странный. Ты можешь из кожи вон лезть, чтобы его рассмешить, но с таким же успехом можно обращаться к кирпичной стенке. А потом вдруг засмеется, когда нет ничего смешного. И все-таки, пока он смеется…

Она опять вернулась к теме Элизабет Мур.

– Жалко, что она не замужем. Я даже подумать не могу, что в двадцать пять лет могу быть не замужем.

На этот раз он откровенно засмеялся. А что тут смешного?

– Ну, голубушка, тебе до этого еще далеко. Сколько? Пять лет?

– Шесть. И я не вижу, что тут смешного! Девушка не должна надолго откладывать замужество, так мама говорит. Она говорит, выбери свой путь, нет ничего хорошего, если выйдешь замуж, а мужчина потребует, чтобы все было так, как хочет он. Я не хочу сказать, что он должен ходить по струнке, но когда двое вместе, то будет правильно, если оба будут брать и давать, а когда пойдут дети – ну, тогда, конечно, будешь больше давать, чем брать, если ты меня понимаешь. Вот что мама говорит, а она вырастила шестерых, она знает.

Карр перестал смеяться. Никогда еще он не испытывал меньше любви к Фэнси, чем сейчас, но нравилась она ему вдвое больше, чем раньше. Он сказал:

– Твоя мама очень умная женщина, я хотел бы с ней познакомиться. И я думаю, что со временем ты станешь кому-то хорошей женой.

– Но не тебе?

Слова сами сорвались с языка, но что сказано – того не воротишь. А он смотрел на нее с загадочной улыбкой в глазах и говорил:

– Нет, думаю, что не мне.

Ее прелестные щечки покраснели. Она устремила на него открытый взгляд больших голубых глаз и сказала:

– Я понимаю, что ты имеешь в виду. Наверное, мы оба думали, что у нас что-то получится, но не получилось. Я поняла это сразу, как только увидела тебя рядом с Элизабет. Ты был в нее влюблен?

Его взгляд стал холодным.

– Давным-давно.

– Был влюблен – это не совсем точно. Я сказала бы, что ты и сейчас в нее влюблен. Вы подходите друг другу, если ты понимаешь, о чем я говорю. Вы были помолвлены?

Он повторил те же слова:

– Давным-давно.

Они шли и молчали. Фэнси думала: «Нельзя же идти две с половиной мили и молчать! Я сейчас закричу, а он решит, что я свихнулась. Как же тихо на деревенской улице, даже мысли слышны». Чтобы нарушить молчание, она сказала:

– Она тоже в тебя влюблена, это я тебе говорю.

Он нахмурился, но не рассердился, потому что положил руку ей на плечо.

– Если у тебя не получится самой, всегда можно обратиться в брачное агентство. А теперь давай не будем говорить обо мне, лучше расскажи про свою маму и про остальных пятерых.