Текст книги "Отступник"

Автор книги: Патриция Селайнен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

– Эй, чего надо?! – снова крикнул киммериец.

К его удивлению, страшилище повернулось и медленно побрело к лесу.

– Кром, чего же хотела эта образина? – обратился неизвестно к кому варвар.

Если волосатый охотился за ним, почему не напал? Испугался воды? Вряд ли. Здесь у берега совсем мелко. И что выражало это движение косматой лапы? «Я такой же, как ты» или «Жаль, что не удалось тебя сожрать»? Похоже, урод о чем-то просил. Может, сойти на берег и догнать его? А как же поиски? Солнце уже низко.

Конан снова взялся за весло, мучась ощущением, что встреча с тварью вплотную подвела его к какой-то мрачной тайне. Теперь эта тайна отбрасывала черную тень и на судьбу киммерийца.

Лес подступил уже к самой полосе прибоя. Варвар достиг того места, где мутные потоки, берущие начало в озере, которое он сумел разглядеть с вершины горы, впадали в океан. Между устьями речушек поднимались из вязкого ила уродливые коленчатые корни деревьев. От каждого ствола отходило в разные стороны с дюжину таких подпорок, похожих на паучьи лапы. Между ними сновали крабы и какие-то юркие насекомые. Нечего было и думать о том, чтобы высадиться на топкий берег, да и смысла в этом не было никакого: зеленые дебри выглядели так, словно здесь никогда не ступала нога человека. Чем дольше Конан обозревал унылые заросли мангров, тем сильнее становилась уверенность, что из всех, кто плыл на «Тигрице», лишь он один нашел приют на острове волшебника.

Сразу видно, эту душу

Неотступно гложет страх.

Ужас просится наружу,

Так и плещется в очах.

Сказание о мытарствах

одинокой души

Глава восьмая

В тот вечер Конан выказал себя не самым приятным сотрапезником. Хотя он мысленно повторял, что заранее предвидел исход поисков и ни на что не надеялся, это была неправда. Как и всякий человек, он ждал чуда вопреки доводам рассудка и теперь чувствовал обиду и разочарование, а потому молча поглощал все, что ставили перед ним, не разбирая вкуса и не испытывая удовольствия от еды.

Симплициус не спрашивал гостя ни о чем и говорил, как всегда, за двоих. Киммериец почти не слушал, погруженный в свои мысли, пока внимание его не зацепило, слово «корабль».

– Что ты сказал? – бесцеремонно перебил он хозяина. – Я, кажется, задумался.

– Через пару дней, в полнолуние, сюда прибудет судно из Куша, и ты сможешь уплыть на нем, если пожелаешь.

Конан чуть не подавился. «Если пожелаешь»… Да он готов из шкуры выпрыгнуть, чтобы убраться отсюда поскорее. Теперь его здесь ничто не удерживает. Киммерийцу стало неловко, что он до сих пор держал себя неучтиво, вымещая на хозяине дурное настроение.

– Зачем пожалуют кушиты? – спросил он.

– Я веду с ними обмен. Они привозят сюда железную руду, золотой песок, слоновую кость, рог, кое-какие снадобья и получают за это оружие, украшения, благовонные масла, вино и соль.

– Оружие?

– Да, у меня тут устроена мастерская.

– Удивительно. Дело ведь не в барыше, верно?

– Конечно, не в нем, хотя внакладе я не остаюсь. Мои клинки стоят дороже сотни ремесленных поделок.

– Заговоренная сталь?

– Может быть… А может, секрет в том, что я чувствую металл. Меня манит его холодный блеск, его тяжесть и мощь. Разве тебя он не околдовывает? Что ты ощущаешь, сжимая рукоятку меча?

– Что кому-то не сносить головы, – отшутился Конан, который избегал выспренных, туманных речей. Втайне он был согласен с гандером, потому что испытал на себе магическую власть металла и к любимому оружию относился как к живому существу, холил его и лелеял.

– Да, – усмехнулся Симплициус, – не хотел бы я сойтись с тобой в поединке.

– Почему же? Ты сухощав, но мускулист. Быстро двигаешься. Глаз у тебя зоркий, как я заметил. Добавь хладнокровие. Вчера ты метался, как зверь по клетке. Но привели пикта, и тебя словно подменили.

– Сдаюсь! – рассмеялся хозяин, – От тебя ничего не укроется. Когда-то я брал уроки фехтования и даже преуспел в нем, но то было давно.

– Разомнемся?

– Тягаться с тобой? О нет, уволь, я не настолько тщеславен.

– Можно ведь не выпускать кишки друг другу, правда? – не отставал Конан.

Он не без задней мысли подстрекал гандера. В пылу схватки человек, даже самый скрытный, невольно обнаруживает свою суть. А киммериец до сих пор еще не разобрался в том, что представляет собой его благожелательный, но уклончивый собеседник. Это беспокоило Конана и раньше, а после встречи с чудовищем он решил во что бы то ни стало разведать, о чем умалчивает Симплициус, чего боится.

– Что ж, я готов, – согласился гандер, – если ты дашь мне поблажку. Ты согласен сразиться на зингарских клинках? Они легче и тоньше – это уравновесит наши возможности. Меч для меня тяжеловат, признаться.

– Пусть будут зингарские, – уступил варвар, который предпочитал оружие повесомее – меч, секиру или боевой топор, но не менее ловко орудовал и любым другим. – Только скинем эти балахоны. В них легко запутаться.

Хозяин согласно кивнул.

Местом поединка был выбран сад, точнее, небольшая лужайка возле дома. Луна уже взошла, залив все вокруг белым мертвенным светом, но Симплициусу этого показалось недостаточно, и он призвал слуг с факелами.

Противники, облаченные в одни лишь набедренные повязки, встали друг против друга. Могучий варвар походил на бронзовую статую грозного божества. Его соперник не мог бы послужить моделью для ваятеля. Он слегка сутулился, и от этого казалось, что непропорционально длинные руки свисают чуть не до колен. Однако в них заключалась немалая сила, в чем киммериец немедленно убедился, как только скрестил клинок с Симплициусом.

Оба соперника недооценивали друг друга. Конан не сомневался, что сумеет после нескольких выпадов мощным ударом выбить меч из рук гандера, и думал только о том, как оттянуть этот миг, чтобы не ранить слишком скорой победой самолюбие противника. А Симплициус видел в киммерийце не слишком далекого силача, привыкшего полагаться главным образом на литые мускулы и потому предпочитающего идти напролом. И тот, и другой обманывались.

С первых мгновений схватки выяснилось, что оба одинаково искусно фехтуют и обладают завидной выдержкой. Расчетливой отваге противостояли изящество приемов и скупость жестов.

– Ты дурачил меня, – проговорил Конан, маленькими, но твердыми шагами наступая на противника.

– Дурачил? – Светлые брови насмешливо поползли вверх.

– Прикидывался овечкой, – бросил киммериец и после обманного движения стремительно послал клинок вперед, но соперник ушел от удара.

Симплициус искусно и просто вел оборонительную игру, и Конан понял, что исход поединка решит не хитрость и не сила, а выносливость. Нужно измотать противника, удвоив быстроту движений.

Тактика киммерийца оказалась верной. Симплициус не смог выдерживать темп, навязанный ему варваром. Возможно, сказалась наконец разница в возрасте. Чувствуя, что время работает против него, гандер разгорячился и начал допускать ошибку за ошибкой. Клинок Конана описывал сверкающие круги перед самой грудью соперника, нащупывая слабые стороны в защите. Симплициус сделал резкий выпад, но варвар проворнее змеи ускользнул из-под его руки и нанес легкий укол в грудь. Поскольку решено было драться до первой царапины. Конан опустил руку с клинком. И тут произошло нечто странное. Зрачки колдуна сошлись в точку и приковали к себе взгляд киммерийца. Между соперниками словно бы протянулась невидимая ниточка. Правая кисть Конана мгновенно оледенела, пальцы разжались помимо воли и выпустили рукоятку. В следующее мгновение лицо чародея передернулось, и варвар почувствовал, что снова владеет своим телом, как и прежде.

– Сердишься? – В голосе Конана прозвучали издевка и вызов.

– Ничуть, – возразил Симплициус с холодной улыбкой, но правая щека его чуть заметно дергалась, выдавая скрытое напряжение.

– А это? – Киммериец кивком указал на клинок, который валялся на земле.

Гандер смутился, как пойманный за руку воришка.

– Сила привычки. Иногда бывает трудно удержаться. Тебе ведь тоже хотелось всадить лезвие по самую рукоятку? Хмель схватки ударяет в голову.

Конан смерил его задумчивым взглядом. Похоже пришло время кое-что выяснить. Симплициус растерян и может проговориться. Киммериец нагнулся, поднял оружие и стал разглядывать ажурный эфес и голубоватый гибкий клинок.

– Прекрасная работа… Твоя?

Чародей кивнул, явно радуясь перемене темы. Однако следующий вопрос гостя испортил ему настроение.

– На острове есть чудовища?

– Чудовища? – Удивление Симплициуса выглядело наигранным.

– Волосатые твари. Я видел их дважды.

– Что бы это могло быть? Ума не приложу.

Конан нахмурился. Врет, и весьма неискусно.

– Ты кого-то боишься? – наседал киммериец.

– Кого мне бояться? Пойдем лучше промочим глотку. Ты меня загонял. А потом я покажу тебе свои диковины.

В укромном покое и вправду хранилось множество необычных вещиц. Первым на суд гостю было явлено оружие. Жадный огонек, разгоравшийся в глазах Конана, побуждал гордого обладателя сокровищ извлекать из резного ларя все новые и новые мечи, палаши и кинжалы.

– Иранистанская? – скорее утвердительно, чем вопросительно проговорил киммериец, разглядывая кривую саблю.

Хозяин покачал головой.

– Но ведь это булат. Посмотри на разводы! Такие клинки делают только там.

– Ну почему же…

– Неужели твоя работа?

Симплициус кивнул, не тая самодовольства.

– Разве тайну булата не берегут пуще гарема? Еще один беглый чудодей, вроде того стигийца? Ему – кошель, тебе – секрет?

Гандер не на шутку оскорбился:

– Я сам проник в тайну булата. Я чувствую металл. А как тебе вот это? – Он протянул Конану изящные ножны из кожи. Травянисто-зеленый фон испещряли мелкие кружки цвета слоновой кости. – Сделано из шкуры акулы. Конан недоверчиво хмыкнул:

– Зеленая акула? И шкура у них вся в шипах, а эта гладкая.

– В том-то и прелесть. Узор на коже – следы спиленных шипов. Выделанную кожу протравили и окрасили. Выдумка кхитайцев. Потрогай рукоятку! Остатки шипов слегка выступают, чтобы кожа была шероховатой и не скользила в руке.

Киммериец погладил ножны, коснулся рукоятки.

– Акулы – жуткие твари. Рвут добычу на части. Откусывают ноги, руки… – Он поднял глаза на Симплициуса. – Ты узнал, кто изувечил твоего слугу?

Колдун отвел взгляд.

– Он пришел в себя, но ничего не вспомнил. А тот, кто привел его, не видел, как все случилось. Прибежал позднее.

– Так на острове нет хищников?

– Дались тебе эти звери… Лучше взгляни на это! – Симплициус достал из шкатулки деревянную фигурку вендийского брахмана – длинное одеяние, бритая голова, одна рука вытянута вперед. Фигурка была насажена на тонкий стержень и свободно вращалась на нем. – Крутани ее!

Конан подтолкнул фигурку. Два-три оборота – и она застыла. Рука деревянного брахмана указывала в угол покоя.

– Попробуй еще раз!

Фигурка снова пришла в движение, пару раз обернулась вокруг оси. Указующий перст снова целил в угол.

– Колдовство?

– Внутрь вделан небольшой кусочек магического металла. Он обладает таинственной властью над железом, притягивает его. Вендийцы рассказывают, что один брахман взял с собой в путешествие посох с железным наконечником. Он направлялся к Гимелианским горам, туда, где обитают в пещерах отшельники, служители Асуры. И когда старец всходил на холм, его жезл, если верить легенде, сам собой вошел в землю. С тех пор вендийцы научились использовать этот дар богов. Их врачеватели с его помощью вытягивают наконечники стрел из ран.

– А эта игрушка?

– Рука брахмана всегда указывает на юг. Не спрашивай почему – я и сам не ведаю. Фигурку укрепляют на колеснице. Она помогает воинам-кшатриям находить дорогу в дальних походах. Да, вендийцы хитроумны, – проговорил с восхищением Симплициус, возвращая фигурку в шкатулку.

– Еще как, – согласился Конан, наблюдая за тем, как гандер заботливо оборачивает оружие в тонкую промасленную кожу и укладывает в ларь. – В Шадизаре я знавал одного вора из Айодхьи. Это у них было семейное ремесло. Передавалось от отца к сыну. Они приручали огромных ящериц. Тварь обвязывали веревкой. Та взбежит по стене и на крышу. Вцепится – не оторвешь. Дальше дело нехитрое: полезай по веревке в окно и бери, что душа пожелает.

Колдун бросил опасливый взгляд на варвара, потом – на сундук. Конан расхохотался и покачал головой:

– Это дело прошлое. Спи спокойно.

– Я и так сплю спокойно, – буркнул гандер.

– Навряд ли. Ты вздрагиваешь, косишься на углы. У тебя есть враги?

– Вздор, – отрезал Симплициус– Ты чересчур подозрителен и везде ищешь подвох.

Резкий отпор только утвердил Конан в убеждении, что собеседник лжет. На благословенном острове, обласканном богами, явно творилось что-то странное. И киммериец готов был побиться об заклад, что гандеру это доподлинно известно, но увертливый и скользкий, как змея, владыка благоуханных кущ скорее язык себе откусит, чем вымолвит хоть слово правды. Конан нашел два одинаково убедительных объяснения его яростному нежеланию говорить о существах, которые бродили по лесу в опасной близости к усадьбе. Или эти твари были созданиями зловещего колдовского искусства Симплициуса в той же мере, что и его молчаливые слуги, или их сотворил кто-то другой, и этот другой держит гандера в постоянном страхе.

Как ни коротка оказалась встреча с чудовищем на пустынном берегу, она зародила впечатление, что существует связь между ним и диковинной челядью Симплициуса. Это впечатление не имело под собой никаких разумных резонов и основывалось на таком зыбком и неубедительном доказательстве, как взгляд. В красных гноящихся глазках зверочеловека читалось то же страдание, какое иногда проступало из-за зеркальной неподвижности взора слуг.

Было и еще кое-что. Во время своих скитаний Конан повидал предостаточно всякой нечисти: волков-оборотней, живых мертвецов, вампиров, змеелюдей, кутрубов. Она помнил то чувство гадливости, почти непереносимой, которую вызывали в нем Слуги Тьмы. Однако варвар не испытывал ничего подобного вблизи обитателей острова.

В топи смрадной скрыто Зло,

Ткет тугую паутину.

Все вокруг заволокло,

Манит жертвы в гниль и тину.

Но конец его грядет.

Неминуемо отмщенье.

Содрогнется зыбь болот

И растает наважденье.

Легенда о Болотной Твари

Глава девятая

Конан лежал в траве под старым платаном, лениво смежив веки. Полдня он прослонялся без дела по усадьбе Симплициуса, но нигде не мог отыскать хозяина. Похоже было, что гандер, которому пришлись не по вкусу настойчивые расспросы, избегал гостя. Слуги же или отмалчивались, или бормотали что-то невразумительное. От нечего делать киммериец понаблюдал за тем, как отжимают оливковое масло, плетут корзины из соломки и гибких стеблей лиан и свивают канаты из жестких нитей – волокон бананового листа. Он побродил по лесу, искупался и уже не находил себе места от скуки.

«Где носит этого гандера? Нергал его побери!» – думал варвар, рассеянно покусывая стебелек былинки.

– На твоем месте я не стал бы жевать что попало, – произнес негромкий насмешливый голос. Конан вскочил.

– Где ты пропадал? Я тебя обыскался.

– Здесь много ядовитых трав, – продолжал колдун, как будто не слышал вопроса. – Взять хоть вот эту. – Костлявый палец указал на стебель, который карабкался вверх по шершавому стволу, – Ее соком кушиты смазывают наконечники стрел. Яд убивает мгновенно. Забавно, что капля его, разведенная в изрядном количестве воды, способна исцелять. Зло идет во благо. Воистину граница между ними очень зыбка. В моем саду есть еще одно такое диво – дерево Иштар. Пойдем, я покажу его.

Киммериец последовал за тендером, мысленно проклиная жару и празднословов, которым не лень таскаться под палящими лучами ради ядовитой дряни. Но, увидев деревце, пламенеющее цветами, Конан оживился:

– Вчера я видел много таких.

– Тебя занесло в Ущелье Сладкой Смерти? Надеюсь, ты недолго в нем оставался?

– Почему… Я даже вздремнул там.

– И унес оттуда ноги? Наверное, сам Владыка Могильных Курганов радеет о тебе. Дерево Иштар – так назвали его шемиты – навевает сладострастные грезы, от которых уже не пробуждаются. А листья его – смертная отрава. Однако из них можно приготовить снадобье, от которого стихает мучительное колотье в сердце. Ты был на волосок от гибели.

Симплициус повернул к дому.

– Так где же ты пропадал? – спросил Конан, нагоняя его.

– Меня обеспокоили твои рассказы о волосатых чудовищах. Я прихватил стражей и наведался в лес.

– И что же?

– Ты был прав. Мы поймали это создание, и я нашел ему полезное применение.

– Какое?

– Увидишь позже.

Ближе к вечеру слуга проводил Конана в мастерскую. Киммериец с интересом поглядывал по сторонам. Его отец занимался кузнечным делом, и многое из того, что увидел варвар, было ему знакомо: горн, наковальня, глиняный тигель для выплавки стали, обожженные спекшиеся куски руды. Всю черную работу выполняли слуги. Они дробили руду в каменных ступах, засыпали ее послойно с порошком древесного угля в тигель, вдували воздух кожаными мехами через тростниковые трубки, вмурованные у основания печи, перетаскивали раскаленные отливки и махали молотами. Симплициус священнодействовал. Гандер бросал в расплав какие-то порошки, шептал заклинания, чертил в воздухе загадочные знаки.

Конан переминался с ноги на ногу, недоумевая, зачем он тут торчит.

Один из подмастерьев подошел к хозяину и сказал что-то, но слова его потонули в грохоте.

– Эгиль, пора! Ведите! – крикнул Симплициус.

В дверях показались молчаливые рослые стражи, обычно ходившие по пятам за гандером. Они тащили косматую тварь, которая лязгала зубами, норовя укусить, злобно рычала и извивалась всем телом.

Подмастерье ухватил щипцами разогретый до белого каления клинок и поднес магу. Симплициус взялся за рукоятку голой ладонью и вогнал лезвие в живот чудовища. От страшного рева, казалось, падут стены. Гандер вырвал раскаленное стальное жало из тела зверочеловека и снова погрузил меч в содрогающуюся плоть. Ноздри колдуна бешено раздувались, глаза почернели от наплыва темной страсти, язык плотоядно облизывал губы. Конан прорычал ругательство и вышел вон из кузницы. Но его преследовали по пятам стоны и тошнотворный запах паленого мяса. Кто-то выбежал следом за варваром.

– Куда же ты? – окликнул чародей.

Киммериец оглянулся и смерил Симплициуса тяжелым взглядом. Прямо на глазах обугленное мясо на ладони колдуна отпадало кусками, как кора с дерева, а из-под него проступала глянцевитая младенчески-розовая кожа.

– Решил припугнуть меня? – спросил Конан. Он произнес эти слова негромко, с нарочитой медлительностью, но в них ощущалась свинцовая тяжесть.

– И не думал! – всплеснул руками гандер, но взгляд его говорил иное. – Я должен был разделаться со зверем. Он покалечил моего слугу и мог натворить еще немало бед.

– Но не заслуживал пыток.

– И кто мне это говорит? – Зрачки чародея буравили темное от гнева лицо Конана. – Можно подумать, ты добываешь себе пропитание игрой на лютне. Человек, именем которого пугают детей, решил преподать урок милосердия!

– Ты знаешь, кто я такой? – Варвар не смог скрыть изумления.

– Морской разбойник, – отрубил Симплициус– Пират, перед которым дрожит все Черное Побережье. Кровавая слава опережает тебя.

– Пусть так, – признал киммериец бесстрастно и добавил с брезгливой гримасой: – Зато я убиваю в честном поединке.

– Какая разница? – отмахнулся Симплициус– Конец один.

– Ты собираешься выдать меня?

– Зачем? Мне нет дела до того, что творится за пределами острова. Но здесь, – в голосе гандера появился металл, – здесь все должны подчиняться мне. Хочешь убраться восвояси и отыскать свою красотку – не лезь в мои дела.

– Ты и о Белит знаешь? – Киммериец встревожился.

– Кто же не слышал о Королеве Черного Побережья, – ответил Симплициус со зловещей усмешкой, а потом заговорил мягко и вкрадчиво: – Послушай, до сих пор мы неплохо ладили. Почему бы нам не вернуть мечи в ножны? – Голос колдуна стал медоточивым. – Тебе не понравился обряд. Что ж, я сожалею. Самый верный способ закалки – это нагревать клинок, пока он не засветится, как восходящее в пустыне солнце, а затем охлаждать до цвета царского пурпура, погружая в тело мускулистого раба. Знающие люди говорят, что сила раба переходит в сталь.

Конан поморщился, не тая отвращения:

– Мой отец обходился ледяной водой.

– Так-то оно так, – с готовностью подхватил Симплициус—У каждого мастера своя метода, свои секреты. Иранистанцы, к примеру, охлаждают клинок на скаку. А ваны погружают его в мочу рыжего мальчика. Ну и где мне взять рыжего сопляка, скажи на милость?

Остров спал. Темные воды наползали на берег, подчиняясь волшебной силе луны, но их мерный шум не достигал сердца острова, и не он разбудил человека, который стонал и ворочался на ложе из сухих листьев. Его потревожил не прибой и не белый свет, упавший на лицо. Кто-то назвал его по имени и коснулся плеча.

Конан открыл глаза и подумал, что кочует из одного кошмара в другой. Над ним склонилось чудовище, которое он видел в лесу а потом на берегу, косматое существо, принявшее мучительную смерть от раскаленной стали. Его безобразная морда слишком сильно запечатлелась в памяти чтобы можно было обознаться. Тот же низкий скошенный лоб, горящие угли глаз, вывернутые ноздри и пасть. Но голос… Киммериец сразу узнал этот густой низкий голос.

– Адьямбо, это ты, песий сын? Как? Откуда ты? Что с тобой?

– Конан, – отчетливо произнесло существо голосом лучника с «Тигрицы» и снова дотронулось до плеча варвара.

Киммериец резко сел и схватил за плечо того, кто сидел возле него на корточках.

– Говори же! Где Белит?

– Больно, – пожаловалось существо и попробовало освободиться, а когда ему не удалось ослабить железную хватку, задрало морду к небу и заскулило.

– Кром! Да очнись! – прорычал Конан и с силой тряхнул тварь. – Ты – Адьямбо?

– Адьямбо, – покорно повторил знакомый голос.

Что-то блеснуло в густой шерсти. Киммериец потянулся и нащупал амулет – гладко отшлифованный кабошон из ляпис-лазури, оправой которому служил медный сквозной треугольник. Это и в самом деле Адьямбо. Конан хорошо помнил необычную вещицу. Кушит сам показывал ему талисман и даже хвастался, что это всевидящее око Ана Асуле – Матери Вод, могущественной покровительницы его рода. Что же стряслось с беднягой? И где остальные?

Задумавшись, киммериец слегка разжал пальцы, и пришелец сразу этим воспользовался. Он вскочил и бросился бежать. Конан ринулся вдогонку. Разрыв между бегущими был невелик, но киммерийцу никак не удавалось сократить его. Недаром Адьямбо принадлежал к хокоро – племени легконогих охотников, которые без труда загоняли антилопу. Пока кушит не вырвался за пределы сада, Конану еще ухитрялся не упускать его из виду, но в лесу беглец ускользнул из поля зрения, так что теперь только треск веток подсказывал направление, да и тот порой заглушался журчанием воды.

Неожиданно треск затих. Очевидно, преследуемый застыл на месте, спрятался. А может, он выбежал на обширную прогалину. Конан перешел на шаг. Он знал, чего можно было ожидать от Адьямбо-человека, веселого болтуна и спорщика. Но кто угадает намерения Адьямбо-чудовища?

С трудом находя в тусклом свете следы босых ступней, киммериец выбрался на большую поляну возле реки. Тот, кого он искал, лежал ничком в густой траве. Конан решил обождать немного и последить за ним со стороны. Когда начало уже казаться, что Адьямбо испустил дух, бедолага, пошатываясь, встал на ноги. Он обратил к луне то, что недавно было человеческим лицом, и завыл. От этого монотонного тоскливого звука стыла кровь.

Конан не выдержал и вышел из черной тени на свет. Он не решался позвать несчастного, опасаясь снова спугнуть. Сначала тот не обращал внимания на близкое присутствие постороннего, но потом забеспокоился, оскалил зубы и негромко зарычал.

Киммериец подошел ближе:

– Адьямбо! Не убегай больше.

Рычание стало громче. В нем явственно звучала угроза. Конан пренебрег ею и сделал еще шаг. Рычание переросло в рев, и косматая тварь прыгнула на киммерийца, повалив его на землю. Варвар успел перехватить лапы, метнувшиеся к его горлу, сильным рывком перевернул противника на спину и придавил всей тяжестью. Клыки твари впились в плечо варвара. Конан взревел и, не выпуская мохнатых лап из тисков намертво сомкнувшихся ладоней, нанес удар по уху, полускрытому жесткой шерстью. Челюсти твари разжались. Теперь уже она ревела, мотая головой, чтобы прогнать боль, кинжалом вонзившуюся в мозг.

– Адьямбо! – прохрипел Конан. – Брось дурить!

Зверочеловек злобно сверкнул глазами. Зубы его лязгнули возле самой шеи варвара, там, где пульсировала под кожей жилка. Разъяренный киммериец пригнул голову, как бык, готовящийся пустить в ход смертоносные рога, и углом лба боднул переносицу противника. Послышался хруст, кровь хлынула из вывернутых ноздрей. Голова твари мотнулась, как у тряпичной куклы, и упала с глухим стуком. Глаза ее остекленели, тело обмякло.

– Кром! – пробормотал Конан. – Только не это…

Отпустив безвольно повисшую шерстистую конечность, он просунул руку под затылок существа. Жесткая шерсть, которой коснулись его пальцы, быстро пропитывалась липкой теплой влагой.

Конан отодвинул в сторону застывшее тело твари и разглядел в траве камень с черным расплывающимся пятном. Ухо варвара прижалось к мохнатой груди, но не услышало глухих толчков сердца. Киммериец в отчаяньи смотрел на мертвеца. Теперь ничего не узнать. Хотя, если подумать… Колдун… без него тут не обошлось.

Вскоре огромные кулаки обрушились на медные ворота.

– Колдун, выходи! – гремел Конан. – Не прячься!

Сухая горячая ладонь легла на его плечо.

– Перебрал вина? – произнес иронический голос. – Или это музыка тебя так распалила? – Ужинали в тот вечер под меланхолическое пение свирели и звуки лютни, по-видимому, для того, чтобы заполнить долгие тяжкие паузы в несвязной застольной беседе.

– Вот! Гляди! – крикнул киммериец, выкинув вперед руку с амулетом, болтающимся на кожаном шнуре.

– Ты будил меня, чтобы показать эту безделицу? – презрительно скривился Симплициус.

– Это амулет. Я снял его с мертвого чудовища. А раньше он принадлежал лучнику с «Тигрицы».

– Ничего не понимаю.

– Не лги! Кушита превратили в косматую тварь. И не его одного, как видно.

– И ты подозреваешь меня? – Гандер помрачнел. – Что же, видно, придется все тебе рассказать.

…Рассвет застал Конана у реки. Варвар прятался в ветвях огромного дерева, как дикая кошка, поджидающая добычу у водопоя. Киммериец оседлал толстую ветку, которая протянулась над водой. На сгибе его локтя висела смотанная в кольца веревка.

«Ага, вот и они», – прошептал Конан.

Течение принесло несколько странных предметов, напоминавших сачки без рукояток. Назначение их не было тайной для киммерийца. Он накануне видел, как слуги Симплициуса ловят рыбу. Из одеревеневшего стебля лианы гнули обруч и подвешивали в чаще, где водились огромные пауки-птицееды. Насекомое опутывало кольцо прочными волокнами. Сетки из паутины с приманкой – рыжими муравьями – пускали по воде, а затем вылавливали ниже по течению вместе с рыбой, угодившей в сачок.

Появление обручей было сигналом: сейчас покажется лодка. Киммериец взял кольца веревки в правую руку и, слегка наклонив вперед корпус, изготовился к броску. Из-за излучины выскользнул легкий челн, которым правил юркий щуплый человечек, темноволосый и смуглый. Нос лодки поравнялся с укрытием Конана, кисть с веревкой стремительно описала круг и вылетела вперед. Вокруг шеи гребца захлестнулась петля. Человек захрипел, схватился за горло. Скрюченные пальцы пытались оттянуть удавку, но резкий рывок положил конец агонии. Обмякшее тело сползло на дно лодки.

Конан спрыгнул на землю, подлетел к берегу и ухватился за борт лодки, которую, на его счастье, отнесло к мелководью. Он оглядел мертвеца и удовлетворенно хмыкнул, увидев короткие ножны у пояса. Киммериец снял пояс со слуги, освободил его шею от петли, снова смотал веревку и кинул на дно лодки – еще пригодится, потом выбросил мертвое тело в реку.

Варвар хмурился. Происшедшее не доставляло удовольствия, но гандер вынудил его на убийство. «Нет-нет, я не могу дать ни лодки, ни оружия. Почему ты не хочешь оставить все как есть? Случившегося уже не исправить. Не сегодня-завтра ты покинешь остров, и все забудется». Что ж, можно обойтись и без помощи труса. Мщение свершится, чего бы то ни стоило. Кинув прощальный взгляд туда, где за деревьями стоял дом Симплициуса, Конан сел в лодку и оттолкнулся веслом от берега.

Сначала поток бежал между громадных платанов. Их рябые, в мраморных разводах опадающей коры стволы достигали необыкновенной толщины. Солнечные лучи свободно прокладывали себе дорогу сквозь скопления широких вырезных листьев. В пыльных столбах света носилась мошкара.

Конан опускал и поднимал весло почти бессознательно. Он снова мысленно переживал разговор с Симплициусом. В голове носились обрывки фраз. «Я нарушил последнюю волю наставника. Мне нет прощения… Я хотел забыть, но какая-то злая воля выжгла заклинание в моем мозгу… Я пытался занять свой ум другим, однако тайна разъедала его».

Киммериец поежился, припомнив глухое звучание голоса чародея, его мертвые, пустые глаза и тряску костлявых пальцев, которые силились удержать кувшин с вином. Рубиново-черная лужица растеклась по столу, словно кровь, скрепившая договор с Темными Силами.

От внезапного толчка лодка чуть не перевернулась. Варвар так глубоко задумался, что посадил челнок на мель. «Нашел время!» – выругал он себя, выгребая на глубину, и обвел взглядом берега. Все чаще попадались тинистые заводи, поросшие тростником. Вода стала бурой и мутной. Деревья – мрачные болотные кипарисы – стояли стеной, так что передвигаться в этих местах можно было только по воде.

«Он забрался в самое сердце болот, – всплыли в памяти слова Симплициуса, – и оттуда вершит черные дела». Похоже, тут начинаются владения ублюдка, который за все ответит. Сколько людей с «Тигрицы» угодили в его лапы? Что, если между ними была Белит? Конан стиснул зубы. Видит Кром, он посчитается с выродком, и никакая волшба его не остановит.

Что там бормотал Симплициус? «Тебе ничего не угрожает. Наложенное мной заклятие убережет от злых чар.

Он даже не ощущает твоего присутствия». Тем лучше… Значит, подобраться к логову будет легко.

Траурные кроны сомкнулись над рекой, образовав темный коридор. Бахрома седого мха свисала с веток. Кое-где из чернильной воды торчали искривленные корни. Тяжелый неподвижный воздух был насыщен удушливыми испарениями. Рядом с лодкой медленно и бесшумно проскользнул чешуйчатый зигзаг – тело водяной змеи.

Один вид гада, посвященного Отцу Тьмы, снова вызвал в памяти признания чародея: «Наконец я решился. В такую же ночь, как эта, я взошел на вершину горы и отыскал на небе кровавую звезду. А может быть, это звезда наконец отыскала меня. Нагой, как в час рождения, я пал ниц и молил об очищении. Звездные врата отверзлись передо мной. И два великих начала бытия вступили в спор. Они боролись в черной бездне надо мной и во мраке внутри меня. Сначала был хаос, сплетение двух вихрей. Потому они разорвали пополам мою душу. И нас стало двое. И каждому было дано свое: одному – Свет, другому – Тьма. Скоро нам стало тесно в одной скорлупе. Он переселился в новую оболочку».