Текст книги "Прекрасная мука любви"
Автор книги: Патриция Мэтьюз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
– Достойное занятие? Какое, например?
– Ну, я не знаю... – замялась Ребекка. – Много есть хороших профессий. Можно, например, стать продавцом или банковским служащим, матросом, железнодорожником или фермером. Да мало ли кем!
– Из всех занятий, которые вы перечислили, только одно мне по душе.
– Это какое же? – Ребекка насмешливо взглянула на Глэдни. – Наверное, хотите работать в банке? Вам это должно понравиться, ведь вы все время будете крутиться возле денег и наверняка придумаете какой-нибудь способ что-нибудь с этого поиметь.
– Не скрою, в работе банковского служащего есть своя прелесть, но, поверите вы мне или нет, больше всего я хотел бы стать фермером.
– Вы, ирландец из Нью-Йорка, хотели бы стать фермером?! – удивилась Ребекка.
– Именно потому, что я ирландец, – запальчиво проговорил Глэдни. – Все мои ирландские предки были крестьянами. Только это занятие позволяет человеку ни от кого не зависеть. Правда, моя теперешняя жизнь мне тоже нравится. Куда пожелаю, туда и еду. Хочу – на эту ярмарку, хочу – на ту. Когда хочу, тогда и встаю. Хочу – рано утром, хочу – поздно вечером. И отчитываться мне ни перед кем не надо, только перед самим собой.
Ребекка осуждающе покачала головой.
– Если вы собираетесь заниматься фермерством таким же образом, вы никогда не добьетесь успеха.
– Уверяю вас, Ребекка, если я уж берусь за что-то, то из кожи вон лезу, чтобы добиться максимальных результатов. Но мне нравится такое дело, при котором можно оставаться самому себе хозяином. И хотя существует много уважительных причин для того, чтобы работать, – например, если хочешь вкусно есть три раза в день, – никто не заставит меня заниматься тем, что мне не по душе.
– Я вас понимаю, – задумчиво проговорила Ребекка. – Кочевая жизнь, которую мы с дедушкой ведем, нелегка, но я не сомневаюсь, что дед предпочитает ее нашей жизни в Англии, хотя там мы занимали более высокое положение. А все потому, что в Англии дедушка зависел от кентуккийских фермеров, которые снабжали его деньгами.
– Ребекка, хотите куклу? – задал неожиданный вопрос Глэдни.
Они как раз остановились перед палаткой, где каждый, попавший в точку размером с половину человеческого ногтя, получал приз – куклу.
– А с чего вы взяли, что выиграете? – насмешливо поинтересовалась Ребекка.
– Не знаю, выиграю или нет, но попробовать стоит, – ответил Глэдни.
Он заплатил не за три выстрела, а за шесть. Первая пуля прошла мимо точки и ударила сбоку.
– Нужно лучше целиться, – бросила Ребекка.
Ничего не ответив, Глэдни улыбнулся и сделал второй выстрел. И снова промазал. Пуля вонзилась рядом с первой. Третья попытка оказалась не лучше.
– Никудышный из вас стрелок, – заметила Ребекка. – Я-то думала, вы с первого раза попадете, а вы и с третьего промахнулись.
Глэдни весело взглянул на нее и подмигнул.
– Ну что, выбрали куклу?
Ребекка уже присмотрела себе потрясающую куклу, сидевшую на верхней полке. У нее давным-давно не было никаких игрушек, а таких красивых ей вообще никогда не доводилось не только иметь, но даже держать в руках.
– Честно говоря, мне тут понравилась одна... – Ребекка застенчиво улыбнулась. – Но я сомневаюсь, что получу ее. Стреляете-то вы в основном мимо цели.
– Какая? Покажите.
– Вон та. – И Ребекка указала на куклу в темно-голубом платье с блестящими золотистыми волосами.
– Сними ее, Джек.
Ребекка раскрыла рот от удивления, когда молодой парень за стойкой послушно снял куклу с полки и протянул ей.
– Но ведь вы еще не выиграли ее, Глэдни... – начала было она, но договорить не успела.
Раздался щелчок затвора, а вслед за ним – выстрел.
– Есть! Попали! – восторженно вскричала Ребекка. Глэдни сделал один за другим еще два выстрела, и все три пули легли в самый центр черной точки – точно в десятку!
Ухмыльнувшись, Глэдни положил ружье на стойку и вышел из палатки вместе с Ребеккой, гордо прижимавшей к себе куклу. Когда Глэдни начал стрелять, около палатки собралась целая толпа, и сейчас желающие попытать счастья ринулись к стойке, отталкивая друг друга.
– Первые три выстрела делаются только для того, чтобы пристреляться, – начал объяснять Ребекке Глэдни. – Большинство людей платят только за них и, если не попадают в цель – что чаще всего и случается, – выходят из себя. Пока посетитель стреляет, владелец палатки спокойно заряжает другое ружье. Если клиент платит еще за вторые три выстрела, хозяин вручает ему ружье, которое только что зарядил. Можно подумать, что он заряжает ружье, просто чтобы не простаивать без дела. Оно, конечно, так, но стрелок получает новое ружье с новым прицелом. Перепробовав три или четыре разных ружья, посетитель обычно сдается и уходит раздосадованный, так и не попав в цель. Нельзя сказать, что его здесь обманули, но что перехитрили – это точно.
– Спасибо за куклу, Глэдни, – поблагодарила Ребекка, прижимая ее к себе, как ребенка. – У меня еще никогда не было такой красивой игрушки.
– Красивая кукла для прекрасной дамы, – совершенно серьезно сказал ирландец.
– Подождите-ка! – воскликнула Ребекка и, остановившись, уставилась на Глэдни. До нее вдруг дошел смысл последней фразы Хэллорана о том, что клиента перехитрили. – Значит, в этой палатке тоже жульничают?
– О чем это вы? – удивился Глэдни.
– Вы прекрасно знаете о чем!
– Ради Бога, Ребекка, успокойтесь! По-вашему, тут все жулики! – возмутился Глэдни.
– И вы в том числе! – пошла в наступление Ребекка, бросив взгляд в сторону палатки, где толпились желающие пострелять. – Вы послужили приманкой, собирая толпу!
– Вовсе нет! Клянусь вам, у меня и в мыслях не было! – возмущенно воскликнул Глэдни. – Я только пытался выиграть для вас куклу.
– Вы... вы невыносимы! – сердито бросила Ребекка. – И никогда не изменитесь!
– А почему я, собственно, должен меняться? – разозлился Глэдни. – И почему это женщины всегда хотят изменить мужчину, за которого они собираются замуж? – И он, скрестив руки на груди, сердито посмотрел на Ребекку.
– Замуж? Замуж?! – От возмущения Ребекка на секунду даже потеряла дар речи. – Какая наглость! С чего это вы взяли, что я собралась за вас замуж? И кому какое дело до того, станете вы меняться или нет? Мне уж точно никакого!
И, стремительно повернувшись, Ребекка зашагала прочь и почти тотчас же исчезла в толпе.
Глядя ей вслед, Глэдни громко расхохотался. Ну надо же! Хоть и разозлилась на него эта строптивая девчонка, а куклу из рук не выпустила – так и пошла, бережно прижимая ее к груди.
Если бы Глэдни не поссорился с Ребеккой, скорее всего он не пошел бы к Тане – своей старой знакомой, в постели которой довольно часто проводил время.
Многие считали Таню цыганкой, и она никогда никого в этом не разубеждала. На самом же деле никакой цыганкой она не была, да и звали ее весьма прозаично – Бесс Армстронг. И родилась она в штате Индиана на Богом забытой ферме. Тяжелый сельский труд нисколько не привлекал Таню, у нее не было ни малейшего желания становиться женой какого-нибудь фермера, так что при первом же удобном случае она сбежала из дому, нацепила на себя цыганский наряд и объявила, что она цыганка и предсказательница судьбы.
Хотя занятие прорицательницы требует таинственной атмосферы, Таня была девушкой веселой и большой любительницей чувственных утех. В постели она была абсолютно раскрепощена и изобретательна. Глэдни нравилось в ней то, что она не выдвигала никаких требований. Она с радостью принимала Глэдни у себя, увлекала в постель, они досыта наслаждались друг другом, после чего каждый шел своей дорогой до следующей, столь же радостной и необременительной встречи.
На стук Таня открыла сразу. Глэдни вошел. Внутри фургона царил полумрак. В углу горела одна-единственная свечка. Сама Таня успела переодеться в длинный, до пола, халат. Запах женского тела смешивался с запахом воска, и Глэдни почувствовал, как у него закружилась голова и застучало в висках.
– Я ждала тебя, Глэд, – сказала Таня.
– Была так уверена, что приду? – бросил он хрипло.
– Но ведь пришел же. Мы с тобой не виделись... сколько же? Дай Бог памяти... Ну да, два месяца. Я не сомневалась, что ты соскучился.
– Есть и другие женщины на белом свете, кроме тебя.
– Но нет ни одной, которая сможет дать тебе то, что даю я. – Говоря это, Таня распахнула халат. Под ним ничего не было, только ее восхитительное, соблазнительное тело. – А уж про твою зазнобу, с которой я тебя видела, и говорить не приходится. – Таня повела плечами, и халат упал к ее ногам.
Глэдни хотел вступиться за Ребекку, но и слова вымолвить не смог: у него перехватило дыхание. Шагнув к Тане, он заключил ее в объятия. Полные груди уютно прижались к его груди, словно маленькие зверьки.
Глэдни впился в ее губы. Не прерывая поцелуя, она принялась раздевать его. Глэдни попытался ей помочь, но пальцы его стали непослушными и неуклюжими.
Однако Таня и без всякой помощи справилась со своей задачей, и через несколько секунд они уже лежали на ее узкой кровати, тесно прижавшись друг к другу. Оба были уже порядком на взводе, так что никаких продолжительных ласк не потребовалось. Подгоняемый хрипловатыми стонами Тани, Глэдни навалился сверху и с силой вошел в нее. Таня с радостью подалась ему навстречу.
– О, Глэд! – прошептала она. – Как же я по тебе соскучилась!
Долго и с наслаждением предавались они любовным играм. Наконец Таня, пронзительно вскрикнув, содрогнулась, и Глэдни вскоре последовал ее примеру.
Спустя некоторое время Глэдни высвободился из объятий партнерши и лег с ней рядом, хотя кровать оказалась для этого узковатой. Умиротворенная, Таня перебирала завитки волос на груди своего любовника.
– Ну что? Разве твоя зазноба доставит тебе такое удовольствие? Хотя, судя по ее виду, сомнительно, что тебе вообще удалось или когда-нибудь удастся затащить ее в постель.
Приподнявшись, Глэдни возмущенно бросил:
– Я попросил бы тебя более уважительно отзываться о мисс Хокинс!
– Ого! – Таня удивленно вскинула брови. – Что это с тобой, Глэд? Неужто этой девчонке удалось завоевать твое сердце? Какое горе для незамужних девиц, имевших на тебя виды!
– Ты начинаешь раздражать меня, Таня! Что ты лезешь не в свое дело?
Глэдни быстро соскочил с постели и стал одеваться.
День клонился к вечеру, когда Глэдни, ощущая во всем теле приятную усталость, но одновременно мучаясь угрызениями совести, вошел в конюшню и направился к стойлу Пэдди Боя. Заметив, что Ребекка разговаривает с каким-то стройным темноволосым молодым человеком, Глэдни ускорил шаг.
Подойдя поближе, он услышал:
– А что, Пэдди Бой сегодня не выступает, мисс Хокинс?
– Он вчера проиграл, Тед, – мрачно ответила Ребекка, – и поэтому будет участвовать только в завтрашнем состязании – среди лошадей, проигравших в предыдущих заездах.
– Понимаю, как вам, должно быть, обидно, – заметил Тед. – Я вчера проиграл на скачках в Кейп-Джирардо и подумал: дай-ка поеду в Падьюку, попытаю счастья в завтрашнем заезде. Вдруг кто-нибудь вылетит и местечко для меня освободится.
– Значит, вы были в Кейп-Джирардо?
– Ну да.
Ребекка скользнула по Глэдни отсутствующим взглядом, словно его и не существовало, и снова обратилась к своему собеседнику:
– А кто там выиграл скачки?
– Брайт Мон. Жокей Стивен Лайтфут.
– Еще бы ему не выиграть! – суховато бросил Глэдни. – Другого такого счастливчика еще свет не видывал!
– Вот уж не сказал бы, что он такой уж счастливчик, – заметил Тед. – Со счастливчиками такого не случается.
– А что с ним случилось? – обеспокоено спросила Ребекка.
– Сейчас расскажу. Знаете, вчера в Кейпе творились странные дела. Сначала та девчонка, потом он...
– Какая еще девчонка? – заинтересовалась Ребекка. – О ком это вы?
– Не знаю, как ее зовут, – начал Тед. – Говорят, она была... – Он запнулся, подыскивая подходящее слово, но не нашел, – ну, вы понимаете, что я хочу сказать. Из тех, что вечно ошиваются возле отелей. Но важно не это, а то, что ее нашли мертвой. Кто-то забил ее до смерти.
– Какой ужас! – воскликнула Ребекка. – Но какое это имеет отношение к Стивену?
– Вообще-то никакого, – поспешно заверил Тед. – Никакой прямой связи между этими происшествиями нет. Просто его тоже чуть не забили до смерти. Так что сейчас бедолага Стивен лежит в своем гостиничном номере едва живой.
– Как это случилось? – вмешался Глэдни.
– Никто толком не знает, – ответил Тед. – Но я думаю, это все из-за денег. Лайтфут выиграл скачки, а приз-то был немалый – целых семьдесят пять долларов. А потом его находят в рощице, неподалеку от скаковой дорожки, избитого до полусмерти и с пустыми карманами. И лошадь тут же, травку пощипывает. Хорошо еще, что скакуна не увели.
– О, Глэдни! – воскликнула Ребекка, впервые за время разговора обратив на него внимание. – Нельзя оставлять его там одного! Кто знает, в каком он находится состоянии!
– Как, вы снова со мной разговариваете? Очень мило. Итак, что вы от меня хотите?
– Кто-то должен за ним съездить. Мне ведь неудобно, я же женщина... – Ребекка вспыхнула от смущения. – Ну, вы понимаете, что я имею в виду.
– Догадываюсь. – Глэдни улыбнулся, вспомнив, каким образом Стивен вообще оказался в Кейп-Джирардо. Но похоже, его хитрость нежданно-негаданно привела к плачевному результату. – Значит, вы доверяете мне такую почетную миссию, как доставка Стивена сюда?
– Пожалуйста, Глэд! Я буду вам так признательна!
Глэдни задумчиво взглянул на Ребекку, горя желанием спросить, что она подразумевает под этим «так». Однако этот вопрос он оставил при себе, а только заметил:
– Стивен тоже будет мне признателен.
– Я в этом не сомневаюсь, – подхватила Ребекка.
Когда Глэдни приехал в Кейп-Джирардо, ярмарка там подходила к концу. В последний день состязаний скачку чемпионов выиграла одна из лошадей Сталла, и в первой же таверне, куда Глэдни заглянул, все разговоры были об этом. Одни – и таких было большинство – говорили, что чемпионом стала самая быстроногая лошадь, какую им когда-либо доводилось видеть. Однако другие – явное меньшинство – горячо оспаривали это мнение, доказывая, что если бы Лайтфут не выбыл из игры, а принял участие в скачке, его Брайт Мон наверняка обогнал бы лошадь Сталла.
Глэдни потягивал пиво и прислушивался к разговору, пока не узнал то, что ему было нужно: а именно в каком отеле лежит Стивен. Когда разговор перешел на убитую проститутку, Глэдни взял со стойки бара сдачу и прямиком направился в отель.
Хозяин отеля радушно улыбнулся и пододвинул к нему журнал регистрации постояльцев. Глэдни прекрасно понимал, что еще двадцать четыре часа назад от этого самого хозяина никакой любезности не дождался бы. Вчера отель был забит до отказа, а те, кому не досталось комнаты, болтались в вестибюле, тщетно надеясь на чудо. Но сегодня, когда ярмарка закончилась, отель опустел и каждого потенциального клиента полагалось встречать сладкой улыбкой.
– Мне не нужна комната, спасибо.
Улыбка тотчас же исчезла с лица хозяина отеля.
– Понятно, – кисло пробормотал он.
– Я в этом не сомневаюсь. В конце концов к чему попусту расточать любезности?
– Чем могу служить, сэр? – холодно осведомился его собеседник.
– Я пришел повидаться со Стивеном Лайтфутом. Скажите, в каком номере он остановился, если вас это не затруднит.
– Я не имею права давать эту информацию, сэр. Мистер Лайтфут просил, чтобы его не беспокоили.
– Вот как? – Опершись на стойку, Глэдни уставился на хозяина мрачным взглядом. – Я из генеральной прокуратуры штата. Насколько мне известно, молодая женщина, труп которой был обнаружен вчера, была убита в вашем отеле.
– Это еще надо доказать! – испуганно вскрикнул владелец гостиницы.
– И мистер Лайтфут был жестоко избит, – холодно продолжал Глэдни. – Очень возможно, что между этими двумя преступлениями существует прямая связь, а вы мне не только не оказываете содействия, но и всячески мешаете вести расследование. – Глэдни вынул из кармана бумагу и карандаш и приготовился писать. – Прошу вас назвать свою фамилию, сэр.
– В этом нет никакой необходимости, сэр. Я вовсе не хочу мешать проведению официального расследования. Вы меня не так поняли. – Хозяин отеля был теперь сама любезность. – Мистер Лайтфут находится в номере двести пять. Второй этаж, третья дверь с правой стороны.
Едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, Глэдни кивнул.
– Так-то лучше. Я упомяну в своем отчете, что в вашем отеле мне оказали посильную помощь.
– Благодарю вас, сэр. Очень вам признателен.
Но Глэдни, не слушая, уже спешил к лестнице. Если бы этот болван догадался спросить у него документы, вот была бы потеха!
Поднявшись на второй этаж, Глэдни без труда отыскал нужную комнату.
– Кто там? – раздался из-за двери невнятный голос.
– Твой старый друг Глэдни.
– Глэдни? Какого черта... Подожди минутку.
Послышались шаркающие шаги, грохот отодвигаемой задвижки. К тому времени как Глэдни открыл дверь и вошел, Стивен уже снова лежал в постели.
Глэдни хотел было отпустить свою обычную шутку, но взглянул на друга, и смех замер у него на губах. Рука и голова Стивена были забинтованы, губы распухли, все лицо в синяках...
– Постарайся не говорить ничего смешного, – едва слышно произнес Стив. – Ужас как больно, когда смеюсь. Впрочем, особенно смеяться в последнее время не приходится.
– О Господи, Стивен! Я слышал, что тебя избили, но не ожидал, что настолько. Кто же это сделал?
– Кому, как не тебе, знать. Ты же сам предупреждал меня быть поосторожнее.
– Так, значит, Сталл? Сталл и его верный пес мистер Мерси?
– Ну, не он сам, но с его ведома. Один из тех, что на меня напали, признался, что действовал по приказу Сталла. Но я тоже в долгу не остался. Так врезал его приятелю в адамово яблоко, что он теперь не только петь – говорить не сможет! – Лайтфут улыбнулся и тут же сморщился от боли.
– Очень больно, Стив? – участливо поинтересовался Глэдни.
– Достаточно. Не убили – и то хорошо. Но ездить верхом я какое-то время не смогу. Врач сказал, что сломано несколько ребер.
– Черт подери! Мне ужасно жаль, дружище, веришь или нет. Если бы я не отправил тебя по ложному следу, этого бы не случилось.
– Не воображай, что мне это не приходило в голову. Ох и ругал же я тебя! Самыми последними словами. Ты бы только послушал! Впрочем, сам виноват. Попался как дурак на твою удочку. – И Стивен, нахмурившись, посмотрел на Глэдни сквозь щелочки глаз. – Да, а почему, собственно, ты ко мне прикатил? Вот уж кого не ожидал увидеть, так это тебя.
– Не поверишь, если скажу.
– А ты попробуй.
– Ребекка послала меня за тобой, как только услышала, что тебя избили.
На сей раз Стивен громко расхохотался, невзирая на боль.
– Значит, за то время, пока ты был с ней, тебе не удалось ее охмурить?
– Удалось бы, если бы она не узнала, что ты едва живой, – небрежно бросил Глэдни. – А может, ты все это нарочно подстроил?
– Ну, настолько далеко я бы заходить не стал. Стивен попытался сесть, но, застонав от боли, повалился навзничь. Лицо его мгновенно стало серым.
– Что это ты, черт подери, надумал? – забеспокоился Глэдни.
– Разве ты только что не сказал, что Ребекка за мной послала?
– Ну да...
– Ты меня нашел, и я готов отправиться с тобой в путь.
– Да ты что! Стивен, я понятия не имел, что тебе так досталось! И Ребекка тоже. Думаю, тебе лучше остаться здесь, пока ты немного не придешь в себя.
– Тебе бы это было только на руку. Ну уж нет! – заупрямился Лайтфут. – Дай мне одежду!
– Стив, я серьезно. На сей раз я вовсе не собираюсь тебя дурачить. Ты еще слишком слаб, чтобы куда-то ехать.
– Помоги мне снять эту проклятую ночную рубашку и дай одежду! Я поеду, даже если это будет последнее, что я сделаю в этой жизни!
– Именно так и произойдет, не сомневайся!
Видя, что Глэдни колеблется, Стивен с трудом сел, свесил ноги с кровати, потом поднялся, покачиваясь. Сделав два шага по направлению к стулу, на котором лежала одежда, он вдруг застонал и закатил глаза. Глэдни успел подскочить и подхватить друга в тот момент, когда тот уже был готов грохнуться на пол.
Глава 8
Новая двуколка Ребекки, доставившая ей столько беспокойства во время первого заезда, со временем лучше не стала. Оказалось, что правое колесо имеет дурную привычку зачерпывать землю и забирать влево, отчего экипаж то и дело выносило на середину скаковой дорожки. Это непокорное колесо и тяжеловесность двуколки здорово действовали Ребекке на нервы. Еще никогда ей не приходилось управлять экипажем, почти не приспособленным для езды. Но, несмотря на это, Ребекка и не думала сдаваться. И ее упорство принесло свои плоды. Пэдди Бою удалось выиграть скачку. Он сумел обойти противников и прийти первым с отрывом в несколько секунд. Но победа не обрадовала Хокинсов. При внимательном осмотре двуколки после состязаний выяснилось: рама ее погнулась настолько, что выправить ее уже вряд ли удастся. В общем, двуколка, за которую заплатили в Кейро такие большие деньги, оказалась ни на что не годной.
– Что же мы теперь будем делать, дедушка? – в отчаянии спросила Ребекка.
– Остается только одно, Бекки, – купить новую двуколку.
– А где их продают?
– В Цинциннати. Там есть одна фирма, которая изготавливает их по заказу. Я поеду туда, – объявил Хок и мрачно добавил: – На сей раз я прослежу, чтобы нам изготовили отличную двуколку и потраченные деньги не пропали даром.
– И сколько времени на это потребуется?
– Две-три недели, – сказал Хок. – Как раз к Лексингтонским скачкам успеем.
– Значит, пару соревнований мы наверняка пропустим. А жаль, деньги нам очень пригодились бы.
– Ничего не поделаешь, девочка. – Хок грустно улыбнулся. – Остается утешаться тем, что мы бы все равно не выиграли с этой двуколкой.
Ребекка взглянула на сломанную повозку. Она была чудо как хороша: ярко-красного цвета, с изящно изогнутой рамой. Красива, но для скачек непригодна.
– Похоже, ты прав, – согласилась Ребекка.
– А через пару недель мы не только получим новую двуколку, но и Пэдди Бой успеет как следует отдохнуть, так что к Лексингтонским скачкам он будет в отличной форме. А приз там такой солидный, что мы сможем возместить все наши потери. При условии, конечно, что выиграем.
– Да, дедушка. Остается ждать.
Ребекка подошла к стойлу и улыбнулась Пэдди Бою. Просунув голову через загородку, умное животное пристально наблюдало за Хокинсами, словно понимало, о чем они говорят.
– Ну что, Пэдди, ты хочешь немного отдохнуть? – спросила Ребекка.
– Не знаю, как он, а я точно хочу, – послышался мужской голос.
Ребекка обернулась. Позади нее стоял Стивен Лайтфут – голова забинтована, лицо в ссадинах и синяках.
– Стивен! Бог мой! – Ребекка в ужасе прикрыла рот рукой. – Вы ужасно выглядите!
Стивен слабо усмехнулся.
– Ну спасибо. Вы меня очень ободрили.
– Ой, простите, ради Бога, – спохватилась Ребекка. – Вы же знаете, я не хотела вас обидеть. – И, подойдя к Стивену, она порывисто поцеловала его в щеку.
– Вот это другое дело. За такую награду можно дать себя побить, – заметил Стивен, правда, несколько поморщившись и схватившись за щеку, в которую его чмокнула Ребекка.
– А что с тобой приключилось, сынок? – поинтересовался Хок.
– Скажем так: подрался с какими-то кретинами. – Стивен пожал плечами. – Зато они преподали мне хороший урок: я понял, что мне нужно повнимательнее присматриваться к окружающим. Но теперь я здесь, в обществе самых симпатичных мне людей.
– Рады снова видеть тебя, Стивен, – сказал Генри. – Хотя, глядя на тебя, так и хочется предложить тебе не разгуливать по конюшне, а отдохнуть где-нибудь в укромном месте несколько деньков. А еще лучше – пару недель.
– Именно это я и собираюсь сделать. Врач предупредил, что ездить верхом я не смогу еще по меньшей мере две недели. Поэтому я к вам и заглянул. Хочу пригласить вас обоих погостить у нас на ферме. Неделю, две – сколько хотите.
– На какой ферме? – с интересом спросила Ребекка.
– На ферме «Дубовая долина».
– «Дубовая долина»? – удивился Хок. – Насколько мне известно, эта ферма принадлежит Стэнфорду.
– Принадлежала, – поправил его Стивен. – Мой отец недавно купил ее. Он собирается разводить на ней чистокровных рысаков. Именно для этих целей она служила и раньше. А вы, значит, слышали об этой ферме?
Ребекка раскрыла было рот, чтобы сообщить, что там родился ее отец, но Хок, предостерегающе взглянув на нее, спокойно заметил:
– Да, я слышал о «Дубовой долине».
– Это потрясающе красивое место! – с энтузиазмом заявил Стивен. – Вам там непременно понравится. Когда-то это была одна из самых процветающих ферм по разведению чистокровных лошадей во всей стране. Потом ее приобрел Стэнфорд и начал выращивать на ней табак. Представляете? Табак! Но ему не повезло. Выдались два неурожайных года подряд, и ферму пришлось продать. Ее купил мой отец, и теперь мы собираемся восстановить ее былое великолепие. В общем, вы должны со мной поехать и сами все посмотреть.
– Ой, дедушка, давай поедем! – воскликнула Ребекка, и глаза ее заблестели.
– Думаю, ничего не получится, Бекки, – мрачно сказал Хок. – Ты же знаешь, что мне нужно ехать в Цинциннати за новой двуколкой. Я же тебе говорил.
– Но ведь «Дубовая долина» как раз по дороге, ты же будешь мимо нее проезжать. Может, мы могли бы провести там хотя бы несколько дней? Да и Пэдди Боя с Принцем нужно куда-то пристроить. – Ребекка взглянула на Стивена. – Мы не могли бы оставить Пэдди Боя и Принца на вашей ферме, пока не уладим свои дела?
– Конечно, – ответил тот.
– Спасибо за великодушное предложение, мой мальчик, но боюсь, мы не сможем им воспользоваться.
– Но, дедушка, я думала, что ты хотел... – начала было Ребекка, однако Генри бросил на нее такой яростный взгляд, что она замолчала.
– Я не желаю больше об этом говорить! – сквозь зубы процедил он.
Ну конечно! И как это она забыла? Ведь «Дубовая долина» вызывает у Генри Хокинса очень неприятные воспоминания.
– Хорошо, дедушка, – покорно согласилась она.
– Хотя, – добавил Хок, чуть смягчившись, – мы могли бы оставить на ферме наших лошадей. Я принимаю твое любезное приглашение, Стивен, взять на себя заботу о Черном Принце и Пэдди Бое. Мне бы не хотелось оставлять их па попечении чужих людей.
– Отлично! – Стивен так и просиял. – Значит, я по крайней мере еще раз с вами увижусь – ведь вам придется приехать за вашими любимцами. Пойдемте, нужно погрузить их на пароход. Я уже купил билеты на пакетбот, отплывающий в полдень. – Он застенчиво улыбнулся. – На троих, поскольку надеялся, что вы согласитесь.
– А где Глэдни? – спросила Ребекка. – Он ведь поехал за вами, как только мы узнали, что с вами случилось.
– Верно. Он нашел меня в гостиничном номере полуживого, привел в чувство, когда я потерял сознание, помог мне одеться и даже погрузил на пакетбот.
– Но сам не сел?
– Нет. – Стивен ухмыльнулся.
– Так где же он?
– Вы говорили при нем, что собираетесь принять участие в скачках в Кларксвилле, штат Теннесси?
– Да, там открывается крупная ярмарка, но мы не станем в ней участвовать, – ответил Хок. – Мы хотели съездить туда до Лексингтонских скачек, но... – он горестно махнул рукой в сторону двуколки, – эта колымага уже ни для чего не пригодна. Придется нам пропустить эти состязания, как, впрочем, и другие.
Запрокинув голову, Стивен разразился гомерическим хохотом и замолчал лишь тогда, когда почувствовал, как болят сломанные ребра.
– Не вижу ничего смешного в том, что наша двуколка пришла в негодность, – сухо заметила Ребекка.
– Простите меня, дорогая, – едва выдохнул Стивен. – Конечно, вам крупно не повезло, что придется снова потратиться, но я смеялся вовсе не над этим, а над Глэдом. На сей раз он перехитрил самого себя. Когда он посадил меня на пакетбот, я спросил его, куда он поедет, и он ответил, что в Кларксвилл. Постараюсь воспроизвести его слова точно: «Я знаю, что тебе хочется побыть с Ребеккой наедине, и, думаю, что при твоем теперешнем состоянии могу тебе это позволить». Он рассчитывал увидеться с вами в Кларксвилле. Представляю, как вытянется его физиономия, когда вас там не окажется!
– Понятно, – рассердилась Ребекка. – Этот молодой человек слишком много о себе воображает! Может быть, разочарование, которое он испытает, послужит ему хорошим уроком.
По правде говоря, существовала и другая причина, по которой Глэдни Хэллоран охотно позволил Стивену остаться с Ребеккой наедине. Конечно, состояние здоровья Стивена тоже повлияло на решение Глэдни не сопровождать друга в Падьюку.
Но дело было не только в этом. Глэдни нужно было попасть в Кларксвилл, до того как туда приедут Хок с Ребеккой. Он хотел приготовить Ребекке сюрприз, и она не должна была узнать о нем раньше времени.
Глэдни сидел в поезде у окна, смотрел, как проносятся мимо зеленые поля Кентукки, и думал о том, как изменила Ребекка Хокинс его жизнь. Из всех женщин, которых он знал – а их было немало, – ни одна не оказала на него такого влияния, как Ребекка. И теперь Глэдни размышлял, почему именно.
Она красива, вне всякого сомнения. Но в мире полным-полно хорошеньких девушек, и на его долю их досталось с избытком. Значит, дело тут не только в привлекательной внешности.
Она обладает независимым характером, и ему это нравится. Она необыкновенно умна и остроумна, и это тоже является ее достоинством. Но опять-таки Глэдни и раньше знал многих остроумных, независимых хорошеньких женщин, но они не занимали беспрестанно его мысли, как это было с Ребеккой.
«Что же все-таки есть в Ребекке такого, что притягивает меня к ней как магнитом?» – спросил себя Глэдни и улыбнулся. Да Бог с ним в конце концов! Одно он знает наверняка: он любит Ребекку, и любит сильно. А почему зарождается в человеке это чувство, одному Богу известно.
– Но какое право имеет такой простой парень, как ты, Глэдни Хэллоран, любить такую потрясающую девушку? – спросил он свое отражение в окне и, спохватившись, быстро зажал рот рукой.
Оказывается, он, сам того не ведая, произнес эти слова вслух. Глэдни поспешно огляделся, не слышал ли его кто-нибудь. К счастью, ничьего внимания он не привлек. Пассажиры были либо заняты разговором, либо погружены в свои мысли.
Однако вопрос, который Глэдни задал себе, был для него немаловажным. Для того чтобы это понять, необходимо вкратце рассказать о том, кто такой Глэдни Хэллоран.
Глэдни был сыном ирландского иммигранта, бежавшего в Нью-Йорк от голода, разразившегося в Ирландии в 1845-1846 годах. К сожалению, на новой родине долгожданное благосостояние к Поттору Хэллорану так и не пришло, и он умер от непосильного труда, тщетно пытаясь раздобыть для своей семьи средства к существованию. Его жене, чтобы прокормить троих детей, пришлось заняться стиркой. Глэдни, желая облегчить жизнь матери, в четырнадцать лет покинул отчий дом.
Шла Гражданская война, и Глэдни с радостью в нее окунулся. Он стал барабанщиком Ирландской бригады, созданной из жителей Нью-Йорка – ирландцев по происхождению. Гражданская война была ужасна для всех, но для четырнадцатилетнего мальчика – вдвойне, поскольку открыла ему глаза на такие грубые стороны жизни, о существовании которых он и не подозревал. Каких только людей ему не доводилось повидать за эти годы! И переживших невыносимые страдания, и совершивших тяжкие преступления. На глазах Глэдни самые презренные трусы совершали чудеса храбрости, а самые отъявленные подлецы проявляли чудеса сострадания. Он понял, что означают такие понятия, как честь, правда и доблесть. Видел, как люди, свято верившие в Бога, поносили Его последними словами, а ярые атеисты падали на колени, взывая к Нему о защите. Что касается собственной веры, то Глэдни обнаружил, что он более религиозен, чем считал, но менее, чем должен был быть.