Текст книги "Ты мне не пара?"
Автор книги: Патриция Хорст
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)
5
Он, должно быть, знал, что победа на его стороне. По выражению ее лица, жестам, по дрожанию пальцев, по тому, как она склонила голову с упавшими на глаза прядями волос, даже дурак мог догадаться, что она потерпела поражение, а Бернард был далеко не дурак.
– Ты почувствуешь себя лучше, если поешь, – сказал он, протягивая ей меню.
О еде Элина не могла и думать, даже маленький кусок вызвал бы у нее сейчас приступ тошноты, что, несомненно, повеселило бы Бернарда.
– Гм… – легонько кашлянул официант, Элина увидела его тщательно начищенные ботинки, появившиеся на ковре почти рядом со столом.
– Моей невесте нравится протертый суп из спаржи. На второе она бы с удовольствием съела небольшой кусочек отварной рыбы, – сказал Бернард, обращаясь к официанту. – А мне, пожалуйста, что-нибудь поплотнее, скажем, салат из шпината и бифштекс с кровью.
Когда перед ней поставили тарелку, Элине захотелось вылить суп ему на голову. Она бы насладилась этим зрелищем: зеленоватая жижа растекается по его дорогому пиджаку из верблюжьей шерсти. Но аппетитный запах, источаемый спаржей, вызвал у нее обильную слюну. Элина проглотила первую ложку.
– Ну, и как суп? – спросил он.
Она прижала салфетку к губам.
– Знаешь, вкусный. Спасибо.
– Отлично. Тебе следует побольше думать о своем здоровье.
Еще одно слово по поводу моего состояния, подумала она раздраженно, и он действительно вконец испортит мне аппетит.
– Со мной все в порядке, – буркнула она.
– У тебя, наверное, по утрам бывают недомогания?
– Да, когда встаешь с постели. Потом все проходит.
– Ты была у доктора?
– Нет, Бернард, еще не была, – сказала она, не отрывая глаз от тарелки. – Я же сказала, что чувствую себя хорошо.
– И все же беременные женщины должны почаще консультироваться с врачами. У меня есть знакомый гинеколог.
– У меня тоже, – коротко ответила она.
– Тогда покажись ему, Элина, и не забудь сообщить мне, когда соберешься на прием.
– Зачем?
– Потому что я намерен пойти с тобой.
Ложка выпала из ее рук.
– Абсолютно исключено, – сухо объявила она. – Если ты думаешь, что я уже принадлежу тебе… и позволю тебе…
Конечно, он понял, о чем она подумала, понял с того самого момента, когда заставил сделать анализ.
– Успокойся, Элина! Я не собираюсь находиться рядом с тобой в смотровом кабинете, – фыркнул он. – Я не из тех, кто получает удовольствие, подсматривая за голыми женщинами. Если мне захочется увидеть тебя без одежды, я сделаю это в интимной обстановке. К врачу я собираюсь пойти для того, чтобы побеседовать с ним и выслушать его рекомендации – в чем ты нуждаешься, чтобы беременность протекала без эксцессов.
Его слова успокоили ее, однако вызвали в ней ощущение собственной несостоятельности.
– Мм… спасибо, – неохотно промямлила она.
– Вот и прекрасно, – сказал он. – А теперь, не заняться ли нам обедом?
Она с удовольствием последовала бы его совету, но оставалась еще одна проблема, которую следовало обсудить, прежде чем начать работать ложками и вилками.
– Я должна кое о чем тебя предупредить, раз уж ты принял приглашение на ужин к моим родителям, – сказала она. – Имей в виду, что, в отличие от матери, тебе не удастся сразу же произвести хорошее впечатление на моего отца. С тех пор, как женился мой брат, мама удвоила свою заботу обо мне. Ей очень хочется поплакать на свадьбе своей дочери. Но не таков мой отец. Он, вероятно, будет задавать самые каверзные вопросы.
– Буду рад ответить на любые! – воскликнул Бернард.
– Не сомневаюсь. Но проблема в том, как нам сообщить о ребенке…
– Это касается только нас двоих. Если тебе почему-либо не хочется говорить родителям о беременности, можно этого и не делать.
– Ненавижу обманывать, но пока, видимо, действительно будет лучше, если мы не поделимся с ними этой новостью. Боюсь, они начнут делать разные предположения, которые могут их расстроить…
– О каких предположениях ты толкуешь, Элина?
– Ну хотя бы о том, что мы почти незнакомы друг с другом, не говоря уже об ухаживаниях и о любви.
– Понимаю, – улыбнулся он. – Не будем гнать волну и дождемся благоприятного момента, когда они воспримут наше сообщение спокойно.
– А твои родители?
– Родитель, – поправил он. – Его мои дела не интересуют.
В какой-то степени ее любопытство было удовлетворено, но от нее не укрылось, как посуровело его лицо. Она поняла, что его семейные взаимоотношения, как и его чувства к Сильвии, не подлежат обсуждению.
– Поскольку я ничего о тебе не знаю, – проговорила Элина, – мне будет трудно рассказывать о тебе моим знакомым. У людей вызовет подозрение, если мы ничего не будем знать о семьях друг друга. Например, должна ли я говорить о том, что мы с братом близнецы, что он на семнадцать минут старше меня? Сейчас он живет вместе с женой в Англии и занимается изучением римской истории.
– Просто великолепно! – воскликнул Бернард, в первый раз выказав хоть какое-то волнение. – А не означает ли это, что ты тоже можешь родить близнецов?
– Совсем необязательно. Я об этом не думаю.
Он оттянул манжет и посмотрел на часы.
– Ты права, это абсолютно неважно, – согласился он, подписывая счет. – К сожалению, у меня нет времени обмениваться сведениями о наших близких. Меня ждут на совещании со строительной корпорацией. Отложим рассказ о моей жизни на потом.
В вестибюле он помог ей надеть пальто и послал шофера за машинами.
– Где мы встретимся вечером? – спросила она, когда он распахнул дверцу ее автомашины.
– Я заеду за тобой в половине седьмого. До этого у нас есть еще куча времени, не так ли?
Она взяла его за рукав в надежде задержать еще на минуту.
– Бернард, нам непременно нужно поговорить до того, как отправимся к родителям. Приезжай лучше в половине шестого. Тогда мы сможем обсудить… мм… все детали, которые нас интересуют. Ладно?
Он бесстрастно взглянул на нее.
– Некоторые вещи не обсудишь за час или два.
– Конечно, – вздохнула она, – я не могу заставить тебя рассказывать то, что, по-твоему, мне не следует знать. Но рано или поздно тебе придется пойти на уступки. В противном случае наш брак действительно может стать адом. И главное – ты совершаешь ошибку, если считаешь, будто я тень, которая покорно будет плестись за тобой.
– Я далек от этой мысли. С другой стороны, если ты не будешь проявлять горячность, стараясь избежать свадьбы, мы сможем спокойно поговорить обо всем, что тебя интересует. А сейчас мне следует поторопиться. Желаю всего наилучшего, Элина.
Итак, предполагаемый разговор отложен. Обескураженная, Элина наблюдала, как Бернард широкими шагами направился к черному «ягуару». Она подумала, что, если таким же образом сложится их совместная жизнь, им придется ох как нелегко.
Мать уже вовсю хлопотала, готовясь к праздничному ужину. Она поставила шампанское на лед, расставила свечи, украсила комнаты цветами. Тюльпаны и белые ирисы – на кофейный столик в гостиной, розы – в столовой, а фиалки в хрустальной вазе – в туалетной комнате.
Отец, хотя и возбужденный приготовлениями, казалось, не очень радовался предстоящему торжеству.
– Ну-с, это и есть тот самый молодой человек, который вскружил голову моей дочери? – сказал он, оглядывая Бернарда. – Вообще-то, я должен поздравить вас с хорошим вкусом, тем не менее признаюсь, что несколько удивлен. Принятое вами решение свалилось нам на голову уж очень неожиданно.
Смутившись под взглядом отца, Элина бросилась помогать матери расставлять бокалы для шампанского.
– Мне тоже кажется, что своим поступком я удивил Элину, – улыбнулся Бернард, предваряя дальнейшие комментарии по поводу своих действий. – Знаете, порой случается, что откладывать решения не имеет смысла. Вы согласны?
– Поскольку вы оба уверены, что поступаете правильно, смысла действительно нет, – хотя и с сомнением заключил отец. – Элина достаточно взрослая, чтобы поступать так, как считает нужным. Если она хочет связать с вами свою судьбу, это ее дело, хотя, прямо скажем, мне не нравятся скоропалительные решения.
Элина опять покраснела. Заметив это, Бернард взял из ее рук бокал и обнял ее за плечи.
– Считайте меня нетерпеливым женихом, мистер Таннер, я не хочу больше ждать и стремлюсь к тому, чтобы Элина побыстрее стала моей женой, – сказал он, глядя с показным восхищением в ее глаза.
– Понятно, – проворчал отец, не заметив неловкости. – И когда же это произойдет, Элина?
Ей нравилось, что Бернард не увиливает от ответов. «Не спрашивай меня, – хотелось ей сказать, – мне об этом ничего неизвестно». Но подобный ответ привел бы родителей в замешательство. Поэтому она стала мямлить что-то невразумительное.
– Мы решили, что это произойдет в первое воскресенье марта, – пришел ей на помощь Бернард.
Мать всплеснула руками.
– Бог мой, осталось меньше месяца!
Элина заметила, как подозрительно заблестели глаза у отца. Щеки у нее заалели еще ярче. Она дважды проглотила слюну, чувствуя себя провинившимся ребенком, застигнутым за поеданием варенья из припрятанной родителями банки.
Но и тут Бернард поспешил ей на выручку. Прикрыв ее своим плечом, он наклонил голову и поцеловал ее в губы. Это был продуманный поцелуй, не слишком затяжной, но и не короткий, во всяком случае, исполненный с энтузиазмом.
Поцелуй можно было бы стерпеть, если бы Бернард закрыл глаза, но он этого не сделал. Глаза его были широко раскрыты и в упор смотрели на нее. То, что она тоже глядела на него, явилось хотя и слабой, но защитой против его намерения обнять ее. Она постаралась сделать вид, что поцелуй был натуральным.
Мать залилась слезами.
– Я так счастлива за вас, – проговорила она сквозь всхлипывания.
Отец продолжал хранить подозрительное молчание.
– Думаю, – после продолжительной паузы пробормотал он, – что приготовления к свадьбе займут больше времени, чем вы предполагаете. Может быть, вы еще что-нибудь скажете нам по этому поводу?
Прижимая к себе Элину, Бернард покачал головой.
– Сейчас, сэр, нам нечего больше добавить. – Он произнес эти слова так твердо, что у отца не возникло желания задавать еще какие-нибудь вопросы.
– Ну, хорошо, – продолжил Норман Таннер, делая шаг назад, – поступайте как знаете, если ты счастлива, Элина.
– Счастлива, – чуть слышно сказала Элина, обводя всех сияющим взглядом, что далось ей нелегко.
Она облегченно вздохнула, когда мать достала блокнотик и принялась делать в нем пометки – столько всего нужно было успеть подготовить до свадьбы. Во время обеда было решено, что венчание в церкви завершится небольшим, но изысканным завтраком в ресторане «Ройял», а затем молодожены уедут в медовый месяц. Вопрос, где и когда они его проведут, остался, правда, открытым.
– Весна для меня самый напряженный в деловом отношении период, – заметил Бернард. – Боюсь, что медовый месяц придется урезать.
Впервые после появления дочери и ее жениха в доме Таннеров отец проявил энтузиазм, приняв участие в беседе.
– Я читал, – заметил он, – о вашей компании и отлично понимаю, сколько времени у вас отнимают дела, Бернард. Вы работаете с размахом, не так ли?
Бернард кивнул.
– Я веду крупномасштабное строительство и не отношусь к тем дельцам, которые предпочитают дробить земельные участки и застраивать их скромными коттеджами, используя для этого всевозможные лазейки в законах.
Теперь, когда беседа стала носить нейтральный характер, Элина смогла перевести дух – самое страшное осталось позади. Но она опять напряглась, когда отец упомянул об ее отпуске, который она проводила на Карибских островах.
– О, давайте не будем об этом говорить, – встрепенулась мать. – Каждый раз, когда я слышу об этих островах, я вспоминаю бедную девушку, которая там утонула… Вы, конечно, должны знать об этом, Бернард. Все наши газеты писали о трагедии…
Стараясь не смотреть на Бернарда, Элина почувствовала, что пол уходит у нее из-под ног.
Боже, подумала она, когда же кончится эта пытка? А тут еще отец, обладавший отличной памятью, принялся пережевывать каждую деталь, связанную с сообщением о гибели Сильвии. Он, как дотошный следователь, соединял разрозненные подробности, стараясь воссоздать, как он говорил, цельную картину трагедии, которая на самом деле была очень далека от реальной.
В данном случае Элина не очень-то рассчитывала на помощь Бернарда, однако была ему благодарна, когда он прервал мать, пытавшуюся вступить в разговор.
– Да, – резко сказал он, – это была трагедия. Но вернемся к нашим делам. Как вы думаете, все ли мы предусмотрели?
– О, еще платье! – внезапно воскликнула Стефани Таннер, делая запись в блокнотике. – Если вы хотите, чтобы невеста была в белом, то платьем нужно заняться немедленно. – Она оценивающе оглядела дочь. – Думаю, что у тебя прежний восьмой размер. Я права?
Элина бросила растерянный взгляд на Бернарда.
– Когда мы встретились, у нее был именно этот размер, – сказал он.
– А когда это произошло? – полюбопытствовал отец.
Бернард что-то путано отвечал, а Элина в это время давилась куском курицы в винном соусе, мастерски приготовленной матерью.
К концу обеда Элина находилась на грани нервного срыва.
Позже, оказавшись в сотне метров от родительского дома, она не выдержала.
– Это был какой-то кошмар! Не знаю, как я усидела. Когда речь зашла о Сильвии, я пришла в ужас, подумав, что они свяжут все происшедшее с тобой.
– Все это закончилось два месяца назад, – мрачно отозвался Бернард. – Люди быстро все забывают.
Но не ты, подумала Элина. Ты никогда не забудешь.
– Этот разговор был похож на танец на минном поле, – продолжил Бернард. – Для того чтобы убедительно обманывать, нужно хорошо к этому подготовиться.
Она посмотрела на высвеченный приборной лампочкой красивый профиль своего спутника.
– А ты к этому хорошо подготовился?
– Ты говоришь так, словно осуждаешь меня, Элина. Полагаешь, что я добился успеха в своем деле тем, что скрывал от людей правду?
– А ты так не поступал?
– Только в тех случаях, когда это было крайне необходимо.
– Не означают ли твои слова, что и меня ты обманываешь, когда отвечаешь на мои вопросы, которые тебе не по душе?
– Я предпочитаю быть с тобой предельно искренним, но есть вещи, о которых я пока не хочу говорить.
– И это касается твоей семьи?
Он переключил скорость, подъезжая к крутому повороту.
– Да, я не люблю о ней распространяться. Но если для тебя это так важно, готов рассказать.
– Конечно, важно, Бернард. Ты же отец нашего ребенка.
– Ладно. – Он снова переключил скорость, и машина, миновав поворот, стремительно покатилась по шоссе. – Я появился на свет, когда матери было двадцать, а отцу тридцать восемь. Он был профессором филологии в университете, считал себя поэтом. В любовь верил, но в любовь свободную. Когда мать сказала ему, что беременна, он как-то сразу вспомнил, что у него есть жена. Тут же взял академический отпуск на год. Вручил матери тысячу долларов на аборт, если она пожелает его сделать, упаковал свое барахло и укатил с женой в Кентукки, где стал слоняться по студенческим городкам, читая лекции о ямбических пентаметрах. А через шесть месяцев в Ванкувере родился я…
Бернард говорил спокойно, будто рассказывал о чем-то отвлеченном, но она видела, как на его скулах ходили желваки, а пальцы с силой сжимали руль. Элина чувствовала, что ему трудно вспоминать прошлое.
– Твоя мать говорила отцу, что решила рожать?
– Нет. Он уже свое дело сделал и больше не интересовался тем, как она поступит.
– Очень грустно.
– Грустно – не то слово, – тряхнул головой Бернард. – Моя мать любила этого подлеца и продолжала любить до последнего вздоха. В сорокалетнем возрасте она умерла от острого цирроза…
– Вот как! – Элина не смогла сдержать горестного вздоха, поняв причину этого заболевания.
Не отрывая глаз от дороги, он кивнул.
– Да, она здорово пила, выпивала по две бутылки в день. Печень такой нагрузки не выдержала.
Элине захотелось дотронуться до его руки, сделать хоть что-нибудь, чтобы выразить ему свое сочувствие. Но он отодвинулся от нее так энергично, словно между ними вдруг возник непреодолимый барьер. И все же она не могла молчать.
– Мне очень жаль, что так случилось, Бернард.
– Чего уж тут, она была потерянным человеком, лишенным счастья, брошенным моим отцом и отвергнутым родными и знакомыми. Она сгорела, не ценя жизни. Сама стремилась побыстрее свести счеты с жизнью. Вот и все.
– Но у нее был ты. Неужели это не радовало ее?
– Боюсь, что нет. Связанная по рукам и ногам ребенком и вынужденная как-то поддерживать меня, она зарабатывала от случая к случаю переводами с французского. В молодости мать пыталась окончить университетский курс в Париже, но встреча с моим отцом помешала ей осуществить свою мечту…
– А с дедушкой и бабушкой у тебя не было близких отношений?
Он иронически хмыкнул.
– С ними? Они были далеки от меня, будто бы обитали в сказочном мире Санта-Клауса.
– Ну, хорошо, а отец? Он никогда не пытался изменить свою точку зрения и узнать, есть ли у него сын?
– Мой отец и я, – сказал Бернард, делая презрительное ударение на слове «отец», – смогли вынести друг друга не более сорока пяти минут во время единственной нашей встречи. Вообще-то я искал его, хотел увидеть, услышать от него слова раскаяния, но у него и в мыслях не было признавать свою вину. Мне было шестнадцать, когда я встретился с ним. Но через пять минут понял: глупо в чем-то убеждать его. И я поклялся, что до конца своих дней не прощу этого человека. И я держу свое слово.
– Мне трудно понять человека, отвернувшегося от своего единственного ребенка.
– Вот и хорошо. В таком случае тебе нетрудно будет понять, почему я не хочу поступать подобным образом. Именно поэтому я намерен вместе с тобой заняться воспитанием нашего сына или дочери. Ты должна запомнить, Элина, что я совсем не похож на своего непутевого папашу.
Хотя она и не видела особых причин для оптимизма, но от его слов стало теплее на душе.
Он свернул на дорогу, ведущую к ее дому. Лунный свет серебряными бликами отражался на поверхности озера Сокровищ.
– Что, если я заскочу к тебе на минутку? – спросил он, останавливая машину у подъезда. – Есть одна штука, которую мы не обсудили, а откладывать уже нельзя.
Она не возражала. Очутившись внутри дома, он без приглашения прошел через гостиную в кухню. Там он на мгновение задержался, пригнул голову и раздвинул шторы на окне. Всмотрелся в темноту, туда, где находился садик. Озадаченная, она последовала за ним.
– Сколько земли принадлежит тебе, Элина? – спросил он.
– Немногим больше акра.
– А каков размер приозерной полосы?
– Около ста пятидесяти футов.
– И у тебя есть право на владение землей?
– У меня закладная. Я же говорила тебе об этом еще вчера вечером.
– Ах да. – Он ловко щелкнул пальцами, словно получил тысячедолларовый кредит в банке. – Но я спрашиваю о безусловном праве на недвижимость. Ты владеешь землей на правах аренды, я правильно понял?
– Нет.
– Прекрасно. А в каком состоянии это строение? – Он постучал по дверному косяку. Стекло в двери угрожающе зазвенело. – Черт возьми, все это может развалиться и без моей помощи. – Бернард обвел рукой кухню со всеми ее старомодными шкафчиками, выдвижными ящичками и изношенной водопроводной системой. – Знаешь, что я собираюсь сделать? Снести твой дом и построить здесь что-нибудь получше.
– А если я не позволю разрушать мой дом? – спросила она, занимая оборонительную позицию.
Однако по его виду можно было судить, что для него это дело решенное. Одарив ее очаровательной улыбкой, которая редко появлялась на его лице и чаще предназначалась для других людей, он поинтересовался:
– А разве тебе не хочется жить в доме, где нет скрипучих половиц и низких потолков? – Обеими руками он очертил вокруг себя свободное пространство. – Представь дом с просторными холлами, французскими дверями, которые ведут прямо во внутренний дворик с видом на озеро. Там можно будет завтракать, наслаждаясь утренним солнцем. Вообрази большую столовую, где можно устраивать приемы, ванные комнаты с джакузи. Там будет светлая комната для няни, паркетные полы, ореховая облицовка стен, оригинальные светильники. В таком доме жить будет куда удобнее.
В этот момент в глубине печной трубы что-то громыхнуло.
– В доме будут водяные нагреватели, кондиционеры, очищающие воздух от пыли. А здесь этой пыли за полвека скопилось несколько тонн.
Он говорил так убедительно, что можно было подумать, будто речь идет об уже готовом доме, но ее реакция удивила Бернарда.
– Этот дом вполне устраивает меня, – гордо заявила Элина, зная, что кривит душой. Его планы ей здорово понравились.
– Вот как? Но для моего ребенка эта развалюха не подойдет, как, впрочем, и для моей жены, – твердо сказал он. – Я не позволю тебе остаться в этой лачуге!
Он не позволит? Как бы не так!
– Ты… ты не имеешь права так бесцеремонно обходиться с тем, что мне дорого! – возмутилась Элина.
– Разве я не имею права обеспечить моего ребенка всем, что мне доступно?
Тяжело дыша от гнева, она отвернулась и погладила рукой стенку резного буфета. Конечно, ее дом не был похож на дворец, но она была счастлива тут. Элину тяготило предчувствие, что все новомодные преобразования, задуманные Бернардом, не принесут ей радости.
– Ты уверовал, что деньги позволят тебе купить все, что ни пожелаешь. Думаешь, раз у тебя есть средства, а у меня их нет, то можешь беспардонно вторгаться в мою жизнь и делать с ней что заблагорассудится? – Повернувшись, она пристально посмотрела на него.
– В таком случае напомню, какие слова следует произносить во время венчания. Тебе придется давать клятву, а в клятве говорится, что жена готова делить с мужем и горе, и радость, все, все, – возразил Бернард. – И если я тоже в этом клянусь, это что-нибудь да значит, ты не находишь?
Его зеленые глаза сощурились, и опять в них вспыхнули искорки гнева, а губы, обычно готовые к поцелую, что так подкупало женщин, сейчас сложились в жесткую линию. Внезапно Элина остро почувствовала, что хочет услышать от него нечто большее, чем обещание делить горе и радость. Ей до боли захотелось, чтобы он принадлежал только ей, а к их отношениям не примешивался привкус денег.
Она хотела, чтобы его взгляд всегда, где бы они ни находились, был обращен только на нее. Она хотела, чтобы его руки, сжатые сейчас в кулаки, нежно обнимали ее за плечи. Чтобы, изнемогая от страстного желания, он прижал ее к себе с такой силой, что она каждым нервом ощутила бы его возбуждение, а потом поднял ее на руки и понес в спальню.
И все же у нее были причины не доверять ему. При встречах с ней Бернард неизменно оставался холодным, мрачным, рассудительным и необычайно сдержанным, особенно когда речь заходила о смерти Сильвии. Тем не менее он заставлял трепетать ее сердце, вызывал у нее порочные видения. Она рисовала в своем воображении его губы, прижимающиеся к ее губам, его тело, тесно сплетающееся с ее телом…
О Боже, какой же бред лезет в голову, простительный разве что мартовской кошке. Неужели во время беременности так действуют гормоны, превращая женщину в необузданную нимфоманку?
Она попыталась взять себя в руки.
– Я не продаюсь, Бернард.
Он недоуменно пожал плечами.
– Никогда не допускал такой мысли, – сказал он убежденно. – Если у тебя создалось такое впечатление от моих слов, то прости, пожалуйста.
Прости и ты меня, подумала она, ведь наша проблема в том, что никогда раньше мы близко не общались друг с другом, за исключением одного-единственного раза, когда наши тела на миг соприкоснулись, – тела, а не сердца и души.
– То, чем я владею, – ответила она, – вполне меня удовлетворяет. – Фальшь, которая звучала в ее словах, покоробила даже ее.
– Неужели тебе неприятно, что я стараюсь создать ребенку самые лучшие условия? – как можно мягче обратился он к Элине.
Видимо, Бернард здорово поднаторел в искусстве убеждать и нащупывать слабые места у своих оппонентов – без этого ему вряд ли бы удавалось достигать успеха в деловых переговорах.
– Ну, хорошо. Если я соглашусь с тобой, где мне прикажешь жить до того, как этот сказочный дворец будет закончен? – пробормотала она, чувствуя, как ее сопротивление рассыпается в прах.
– Естественно, со мной. У меня большая квартира в центре города. Тебе придется прожить там не больше трех месяцев. Мы переедем в новый дом еще до рождения нашего ребенка.
В ней сразу же вспыхнуло желание возразить.
– Неужели ты думаешь, что я принадлежу к категории женщин, которые готовы жить с мужчинами до свадьбы?
Повисла мучительная пауза, во время которой он обдумывал контраргументы. В голове у него вертелась мысль: а где же были ее моральные принципы в тот день, когда она очутилась в одной постели с незнакомцем?
Скажи он это вслух, ей нечего было бы возразить. Лицемерие было бы слишком явным. Правда, тогда злую шутку с ней сыграла слепая страсть, Элина просто потеряла контроль над собой.
– В таком случае, может, тебе лучше пожить до свадьбы у родителей? – спросил он, стараясь говорить как можно бесстрастней.
Элина отрицательно покачала головой.
– Нет. У них только одна спальня и раскладной диван для случайных гостей. Мы будем мешать друг другу.
– Выходит, у тебя нет выбора. Либо живи у меня, либо поселяйся в гостинице. Если тебе кажется, что отец о чем-то догадывается, то его подозрение еще больше усилится, когда он узнает, что ты сняла номер в гостинице или арендовала в городе квартиру.
И на этот раз он вышел победителем, с горечью подумала Элина.
– Ну вот, мы и закончили, – сказала Элина, смахивая прядь волос со лба и улыбаясь Филлис, которая помогала ей собирать вещи в кухне и упаковывать их в коробки. – Мосты сожжены, и я, будучи беременной и помолвленной, становлюсь бездомной.
– Брось, ты переезжаешь в роскошную квартиру Бернарда Дэниела, самого завидного жениха во всем Пальмерстауне. – Филлис с обожанием вздохнула, словно произносила имя несравненного Элвиса Пресли.
– Ты болтаешь, как заезженная пластинка, – недовольно пробурчала Элина. – «Бернард, Бернард!» А это, в сущности, твоя вина. Если бы ты в детстве переболела ветрянкой, то не подхватила бы ее в зрелом возрасте. Сильвия Геснер была бы жива и здорова, возможно, вышла бы за него замуж, а я бы не чувствовала себя, как человек, мчащийся с горы на машине, у которой отказали тормоза.
Но Филлис не волновало, что она явилась косвенной причиной гибели одной женщины и, возможно, пожизненного заключения другой. Она продолжала методично упаковывать вещи.
– Нечего осуждать меня за то, что ты влюбилась и забыла о своих убеждениях, – заметила Филлис. – Я не заставляла тебя прыгать в постель к первому попавшемуся мужику. Ты сама этого захотела.
– Влюбилась?! – чуть не закричала Элина. – Не трепи языком! Как может здравомыслящая женщина влюбиться в человека столь высокомерного, властного и скрытного, не говоря уже о трауре, который он носит? Да, он дает мне свое имя, но его сердце все еще принадлежит Сильвии Геснер. Она унесла его любовь с собой в могилу.
Филлис присела на корточки и ухмыльнулась.
– Выбрось все из головы, подружка. Здесь ошибиться невозможно – ты определенно в него влюблена.
– Филлис, заткнись!
– Могу понять, почему ты это отрицаешь. Все, что ты рассказала о нем, выглядит не очень симпатично. У него скверный характер, и вообще он мерзкий тип. Тогда почему ты не скажешь ему об этом прямо и не заставишь его держаться подальше от тебя? К чему такие страдания за такой микроскопический грешок?..
Из-за раздавшегося стука в дверь Элина не успела ответить. В прихожей послышался топот нескольких пар сапог.
– Вероятно, это Бернард, – прошептала она. – Он сказал, что приедет с рабочими и сам всем распорядится.
– Значит, я его увижу? – спросила Филлис, не скрывая своего любопытства. – О, мое сердечко!
– Я же сказала тебе – заткнись и веди себя прилично, – цыкнула на нее Элина. – И без того все валится из рук. Ты понимаешь, что мне с завтрашнего дня жить вместе с ним, а я даже не знаю, когда у него день рождения?
– Спроси. Уверена, это его обрадует.
– Что меня обрадует? – спросил Бернард, появляясь в дверях. – Что ты хочешь узнать, Элина?
– Ничего, – пробормотала она. – Ты еще не знаком с моей подругой Филлис.
– Привет, рад видеть вас. – Он улыбнулся своей очаровательной улыбкой, предназначенной для посторонних. – Как идут сборы?
– Как и положено, – равнодушно отозвалась Элина.
На его лице появилась гримаса, словно он проглотил ломтик лимона.
– Ясно. Как ты думаешь, скоро ли вы закончите?
– Вероятно, скоро, – буркнула она, заметив, что Филлис давится от беззвучного смеха. – А что?
– Видишь ли, я пригнал грузовик и людей, чтобы перевезти вещи, и не хочу особо их задерживать. На следующей неделе собираюсь заняться участком. Мы отправим все лишние вещи на склад.
– Я способна побеспокоиться об этом сама, Бернард, – возразила Элина.
– Не сомневаюсь. Однако эти коробки слишком тяжелые, тебе не стоит возиться с ними самой, – сухо сказал он. – Через полчаса мы их погрузим, поэтому постарайся все подготовить. Хорошо?
Элина уставилась на его удаляющуюся спину.
– Теперь понимаешь, что я имела в виду? – проговорила она сквозь стиснутые зубы, когда дверь захлопнулась.
– О да, – мечтательно пробормотала Филлис. – Очень хорошо понимаю, почему твоя головка закружилась, Элина. Он великолепен. В любую минуту я готова ему отдаться!
Конечно, Филлис шутила, однако такая шутка не помешала Элине испытать укол ревности.
– Да, да, великолепен! – передразнила она подругу. – Он такой высокий и стройный.
– Гладкий и мускулистый, – подхватила Филлис.
– И важный, – поддержала Элина.
– Подлинный шедевр, – продолжила Филлис.
– Холодный и безликий.
– Неотразимый, – закатила глаза Филлис. – Согласись, Элина. Мы старые подруги, и я не могу поверить в то, что ты наговорила мне об этом мужчине.
Элина отвернулась, стараясь переварить слова Филлис. Уже много дней она чувствовала, что внутри у нее происходит борьба между любовью, желанием и ненавистью. Еще на острове она старалась убедить себя, что случившееся с ней – плохо, аморально, недопустимо.
Как двустворчатый моллюск, она силилась отторгнуть, выбросить из себя попавший в раковину инородный предмет, не замечая, что он превращается в жемчуг. А сейчас, когда ее душа была пуста, как комнаты в доме, она стала острее сознавать свое новое положение.
Ее согласие выйти замуж за Бернарда не было сопряжено с угрозой лишиться права на нормальное материнство. Все говорило о том, что ей следует стать той женщиной, которую он будет называть своей женой.
Однажды она уже согласилась с этим, и пути к отступлению были отрезаны. С безнадежностью Элина поняла, что на подобное сожительство могла решиться только женщина, ожидающая ребенка. Для других эта форма любви была лишена логики. И тем не менее это была любовь – извращенная, гипнотическая, под стать болезни. И эта болезнь одолела ее.
