Текст книги "Бегство из Эдема"
Автор книги: Патриция Гэфни
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
2
– Он до сих пор не спит! Лежит в постели, глаза закрыты, но вы не верьте, он притворяется. Я его застала с поличным не далее как десять минут назад: у него горел свет.
– Все в порядке, миссис Драм, большое вам спасибо. Я войду потихоньку и пожелаю ему спокойной ночи.
– Он сегодня объелся сладостей, думаю, это все из-за них. Тяжесть в желудке. Неужели это все вы ему накупили? Он мне сказал, но я не поверила.
– Да-да, вы, наверное, правы, тяжесть в желудке. Спокойной ночи.
Миссис Драм затянула на талии пояс халата с такой силой, словно намеревалась перерезать себя пополам, возмущенно хмыкнула и удалилась в свою комнату, а Сара еще минуту простояла в темном коридоре, стараясь унять раздражение. Они с гувернанткой Майкла невзлюбили друг дружку с первой встречи, произошедшей пять лет назад. Несмотря на это (вернее, именно поэтому), Бен решил оставить миссис Драм в услужении. Она была англичанкой, а держать в доме английскую гувернантку считалось проявлением высшего шика, но Сара подозревала, что истинные заслуги миссис Драм состоят в другом: гувернантка шпионила за ней по указанию Бена.
– Мамочка?
Она толкнула дверь детской и вошла. Майкл сидел в кроватке, прижимая к себе лягушку из папье-маше, которую они вместе склеили этим утром. В просторной фланелевой ночной рубашке он выглядел особенно худеньким и хрупким. Лунный луч, проникший сквозь шторы, посеребрил его светлые волосы. Он показался Саре таким прекрасным, что она едва не расплакалась.
– Значит, все это правда? Ты до сих пор не спишь и даже не считаешь нужным притворяться?
Она села на край кровати и расцеловала сына в обе щеки. Он захихикал и поудобнее устроился на подушке, всем своим видом давая понять, что он послушный и благонравный мальчик.
– Вы с миссис Драм хорошо провели вечер?
– Да, здорово! На сладкое были «детские палочки» [5]5
Сорт бисквитного печенья.
[Закрыть]. – Майкл расстегнул ее плащ и сунул руки внутрь, чтобы погладить атласную подкладку.
– А где папа?
– Он занят, у него работа. Но он просил поцеловать тебя и сказать, что он тебя очень-очень любит. И еще… что скоро ты получишь подарок.
Громадные серо-голубые глаза распахнулись еще шире.
– Какой подарок?
– Ну этого я тебе сказать не могу, разве ты не понимаешь?
– Такой же хороший, как твой? – Этим утром Сара подарила ему роликовые коньки и волшебный фонарь.
– Это уж ты сам решишь. А теперь живо спать!
– Я не хочу спать. Мне уже семь лет. Расскажи мне какую-нибудь историю, мам. Куда ты сегодня ходила? Видела пожарную машину?
– Я была в ресторане «Шерри», обедала с твоим отцом и двумя архитекторами. Ни одной пожарной машины поблизости не было.
Это была их давняя шутка: в раннем детстве Майкл верил, что сыплющие искрами и испускающие дым пожарные машины не гасят, а вызывают пожары, и если одна из них остановится перед его домом, надо немедленно бить тревогу.
– А что такое «архитектор»?
– Человек, который строит дома.
– Значит, он каменщик?
Майкл еще многие вещи понимал буквально, и это забавляло Сару.
– Нет, сынок. Чтобы каменщик мог построить дом, архитектор сначала должен нарисовать его, создать проект. Архитектор делает рисунки, прежде чем каменщик приступит к работе.
– У меня есть для тебя рисунок, – спохватился Майкл. – Вон там, на столе, видишь? Это подарок.
Сара подошла к столу и взяла рисунок.
– Что это, милый? Расскажи мне на словах, я не хочу включать свет.
– Нет, включи, включи!
– Уже поздно, – проворчала она, но свет зажгла. При ярком освещении выяснилось, что на листке изображены цветными мелками две… по всей видимости, женщины, причем одна из них была гигантского роста и протягивала руки к целой туче каких-то черных точек. Сара начала громко восторгаться рисунком, а Майкл ревниво и недоверчиво следил за ее лицом.
– Что я нарисовал? – спросил он наконец. Сара попала в затруднительное положение.
– Ну… это две прекрасные дамы. Мне кажется, они попали в снежный буран и…
– А вот и не угадала! – громко засмеялся ее сынишка, хлопая в ладоши.
– Тогда что же это?
– Это ты и статуя Свободы. Видишь? А это все твои переселенцы спешат к ней.
– Ну да, конечно! Какой чудесный рисунок! Мне он очень нравится, и я повешу его на стену в своем… нет, я возьму его с собой в общину и повешу на доску в классе, чтобы все его увидели. Можно?
– Можно, – кивнул Майкл и попросил: – Давай почитаем нашу книжку, мам.
– Нет, Майкл, уже очень поздно.
– Ну пожалуйста! Пожа-а-алуйста!
– Не надо клянчить, дорогой, это невоспитанно. Ну ладно, но только совсем недолго и только потому, что у тебя сегодня день рождения.
Сара расстегнула сапожки и сбросила их, а Майкл тем временем взбил подушку и натянул одеяло до самого подбородка. Она нашла отмеченное закладкой место в «Смерти Артура» [6]6
Роман Томаса Мэлори (1417-1471) о короле Артуре и рыцарях Круглого стола.
[Закрыть], которую в последнее время читала сыну на ночь. Майклу особенно нравился Мерлин – даже больше, чем благородные рыцари Гэвин и Ланселот, – но в этот вечер сон быстро сморил его.
Отложив книгу в сторону, Сара заботливо поправила одеяло и нежно поцеловала сына. Во сне личико Майкла начинало казаться поистине ангельским, и она, как всегда, не удержалась от слез, глядя на сына. Сердце у нее сжалось, душу наполнил безымянный, но непреодолимый страх.
А Бен собирается подарить ему ружье. Ружье! «Только через мой труп», – тихо, но яростно прошептала Сара. Да-да, сперва ему придется застрелить ее из этого самого ружья. Внезапно в груди у нее вспыхнул гнев – хорошо знакомый, привычный, как горькое лекарство, которое хронический больной принимает всю жизнь.
Ей вспомнилось, как он заставил мужчин за обедом встать на свою сторону. Капитуляция Джона Огдена ее не слишком удивила, но вот от мистера Макуэйда она ожидала большего мужества. Почему? Сара уже кое-что слыхала о нем раньше, хотя до нее доходили всего лишь светские сплетни. Говорили, что он имеет большой успех у дам и считается завидным кавалером. Перед ее мысленным взором возникли сильные, волевые черты его лица, шелковистые усики, оттеняющие крупный чувственный рот… Нетрудно представить, что человек с такой внешностью имеет успех у женщин. Наверняка список его побед довольно длинен.
Но он сдался, когда Бен надавил на него, требуя одобрить выбор подарка для Майкла. Сдался, чтобы не упустить выгодный заказ. Правда, потом он пожалел о своих словах – это было видно по лицу, – но суть дела от этого не изменилась.
Часы в холле пробили десять. Сара откинула со лба сына светлые, как лен, волосы и еще раз поцеловала его, потом выключила свет и на цыпочках вышла из детской.
На письменном столе в своей спальне она обнаружила оставленную экономкой записку: мисс Хаббард звонила по телефону в семь часов вечера и просила миссис Кокрейн перезвонить в любое удобное время. Сара была бы рада поболтать с Лориной, рассказать ей о задуманной Беном «надстройке» (такая новость непременно рассмешила бы ее подругу), а также узнать, находит ли она своего нового преподавателя живописи столь же гениальным и обворожительным, как и неделю назад. Но Лорина жила с родителями, а для них десять вечера считались поздним часом. Сара решила перезвонить на следующий день.
Она переоделась в желтую шелковую ночную рубашку и накинула фланелевый халат: несмотря на предсказания мистера Макуэйда насчет скорого приближения весны, в ее комнате было холодно и теплая фланель казалась совсем не лишней.
Горничная уже приготовила постель, которая так и манила прилечь. На подушке лежала книга, на прикроватном столике стояла корзинка с рукоделием. Но Саре не сиделось на месте. Она чувствовала себя усталой, но уже предвидела, что ей предстоит еще одна бессонная ночь. В последнее время сон бежал от нее все чаще, хотя Сара не понимала почему, «О чем ты думаешь, когда просто лежишь в постели и не спишь?» – спросила Лорина, когда она рассказала подруге о своей бессоннице. Сара не сумела дать вразумительный ответ.
Разумеется, она думала о Майкле, но положа руку на сердце не стала бы утверждать, что занимается этим все двадцать четыре часа в сутки. Объяснить ее бессонницу было несложно. Просто Сара была несчастлива, и постоянная неудовлетворенность проявлялась в самых разных обличьях, причем бессонница была, возможно, наиболее безобидным из них. Пожалуй, следовало считать, что ей еще повезло.
Так чем же ей заняться в этот вечер? На все письма она уже ответила, книга ее не очень-то интересовала. Тут Сара вспомнила, что Пэрин Мэттьюз, руководитель эмигрантского центра на Форсайт-стрит, поделился с ней своим планом: он сказал, что хочет обратиться за финансовой помощью в свой родной Дартмутский колледж, и просил ее набросать письмо.
– Эпистолярный стиль дается вам гораздо лучше, чем мне, Сара, – заметил он, решив добиться своего лестью. – Все англичане обладают даром красноречиво излагать свои мысли на бумаге.
– Вы хотите сказать, что я лучше вас умею врать? – засмеялась в ответ Сара.
Вспомнив об этом разговоре, она откинула крышку своего секретера, стоявшего в алькове между двумя окнами, и принялась за дело.
Работа заняла гораздо больше времени, чем ожидала Сара, но результатом она осталась довольна. Им бы следовало заняться этим раньше и послать запросы в разные места. До сих пор община перебивалась случайными пожертвованиями от церквей и благотворительных организаций. Кого бы им еще подоить? Крупные компании, другие университеты, богатые клубы… Почему бы не сам Таммани-холл? Сара принялась составлять список.
Было уже за полночь, когда она закрыла секретер, и в ту же минуту на лестнице раздались тяжелые шаги. Сара подошла к туалетному столику и начала вытаскивать шпильки из волос. Шаги все приближались. Вот они уже раздались в коридоре. Она прислушалась, не опуская рук, и вздрогнула всем телом, когда дверь ее комнаты распахнулась. На пороге стоял Бен. Он был все еще в шляпе и с зонтом, с которого стекала вода.
– Увидел свет и решил заглянуть, – пояснил он и вошел в комнату.
– Я как раз собиралась лечь.
Бен сел в изножии широкой кровати с пологом на четырех столбиках и откинулся на локтях, наблюдая за женой через зеркало, висевшее над туалетным столиком. Записка о звонке Лорины лежала на постели рядом с ним. Бен прочел ее, презрительно хмыкнул, сделал из листочка «голубя» и пустил его через всю комнату.
– Что на этот раз понадобилось твоей подружке-анархистке?
Сара вытянула из головной щетки длинный светлый волос и стала рассматривать его на свет. Если не отвечать, Бен устроит скандал, а она чувствовала себя слишком усталой для домашних сцен.
– Не знаю, я ей еще не перезванивала, – безучастно ответила она.
Даже с другого конца комнаты до нее доносился запах алкоголя и более слабый, но все-таки явственный аромат женских духов.
– Ну и как тебе понравился Макуэйд?
Она ответила уклончиво. Все равно это был не вопрос, а простая формальность. Ее мнение никогда не интересовало Бена. Ему нужен был лишь предлог, чтобы высказать свое собственное.
– По-моему, он ничего, только уж больно много о себе мнит, – заявил он. – И пить ни черта не умеет.
Сара подняла голову.
– Он что, напился пьяным?
– Нет, просто перестал пить. Представляешь? Просто перестал, и все. – Бен снял шляпу, стряхивая брызги прямо на покрывало. – Но зато его фирма – лучшая в городе. Это они построили особняк Марка Уоркмена на Бельвью.
– Летний домик, – сухо поправила его Сара. – Этот мраморный дворец в стиле Возрождения полагается называть «летним домиком» в Ньюпорте.
Бен расхохотался, хлопнув себя по коленям.
– Точно! – воскликнул он. – «Летний домик», чтоб мне пропасть! – Потом Бен нахмурился и добавил: – Тебе придется поехать туда на лето.
– Что?
– Присмотреть за ходом работ.
Сара растерянно повернулась к нему.
– Но… я думала, ты сам захочешь этим заняться!
– Ты так думала? Да ну? И когда же?
Она развела руками.
– Ну я не знаю…
– А ты пораскинь мозгами, уж будь любезна. Я могу приезжать только на выходные, да и то не каждую неделю! Макуэйд хочет, чтобы кто-то находился там постоянно и давал бы «добро», когда это потребуется. Вы с Майклом могли бы снять дом или номер в отеле на весь сезон. Это только пойдет всем нам на пользу.
Сара моментально догадалась, какую «пользу» он имеет в виду. Лето, проведенное в Ньюпорте, возвысит их в глазах большого света. Она с тоской подумала о грандиозных планах, которые они с Пэрином строили на это лето: организовать при общине вечерний клуб для молодых женщин, детский театральный кружок, курсы кройки и шитья. Какая непростительная самонадеянность с ее стороны – вообразить, будто она может сама распоряжаться собой и своим временем!
Но Сара прекрасно понимала, что спорить с мужем бесполезно. Он презирал ее работу и не упускал случая поиздеваться над ней. По его глубочайшему убеждению, у его жены не могло быть иных занятий и интересов, кроме одного: способствовать продвижению семейства Кокрейнов в высшее общество. Именно за это он заплатил в свое время. Именно таковы были условия брачного договора, хотя сама Сара узнала о них лишь после свадьбы.
– Возможно, я куплю моторную яхту, – говорил между тем Бен. – У Вандербильда уже есть яхта, он швартует ее в бухте, как какой-нибудь индийский раджа, черт бы его драл. Разве я не могу себе позволить купить такую же или еще почище? Да кто он вообще такой?
Сара не ответила.
– Минни говорит, что спешить не надо. Чтобы завоевать Ньюпорт, иногда требуются годы, – продолжал Бен. Тут уж Сара посмотрела ему прямо в глаза.
– Когда же именно Минни успела поделиться с тобой своей мудростью? – спросила она ледяным тоном.
Бен смутился. Ему пришлось увильнуть от прямого ответа.
– Не помню, это было давно.
Лжец. Минни Расселл была одной из его любовниц. Бен называл их своими «протеже» и – нимало не смущаясь! – знакомил с женой. В каком-то смысле Сара была обязана своим злосчастным замужеством не кому иному, как Минни, поскольку именно миссис Расселл в свое время посоветовала Бену проложить себе дорогу в высшее нью-йоркское общество, женившись на титулованной аристократке. Бен прислушался к совету, и судьба Сары, таким образом, была решена. Сара не знала, какие отношения связывают его с Минни в настоящее время, но была уверена, – хотя Бен все категорически отрицал, – что они до сих пор встречаются и он по-прежнему следует ее советам.
Бен не привык чувствовать себя виноватым. Он не умел и не желал оправдываться. Он предпочитал наступать.
– Ну, одним словом, – продолжал он, как ни в чем не бывало, – ты отправишься туда с Майклом в будущем месяце и позаботишься обо всем.
– Ладно, если ты настаиваешь. Но я ведь еще в глаза не видела планов твоего нового дома.
– И кто в этом виноват?
– Не могли бы мы хоть раз обойтись без разговора о том, кто в чем виноват?
Он ответил злобной усмешкой.
– Конечно.
Минута прошла в молчании. Потом Бен медленно поднялся с кровати и направился к ней. Дурное предчувствие заставило Сару напрячься всем телом. Она инстинктивно отвернулась обратно к зеркалу.
– Я хочу обсудить с тобой подарок Майклу на день рождения, – сказала она торопливо.
Его грубое мясистое лицо светилось злорадным торжеством. Он положил ей на плечи свои непропорциональные фигуре маленькие пухлые ручки.
– А в чем дело? Мальчишка уже большой, пора ему учиться стрелять. – Поросшие волосами короткие пальцы скользнули за ворот ее халата. – Не беспокойся, Сар-ра, я о нем позабочусь. Мы с ним поладим.
Оставшись наедине с женой, Бен часто произносил ее имя с картавым раскатом, придавая ему какой-то гнусный антисемитский оттенок. Сара с трудом подавила дрожь отвращения.
– Бен, он еще маленький и… пугливый, он не такой, как…
– Вот именно! Я о том и говорю! Он размазня, тряпка, нюня!
– Нет! Он…
– Это ты превратила моего сына в кисейную барышню! Он маменькин сынок…
Бен силой усадил ее на пуфик, когда она попыталась вскочить. Его руки проникли еще глубже и обхватили ее обнаженную грудь. Он склонился над ней и сказал прямо ей в ухо:
– Пожалуй, я свожу его на охоту, как только вернусь из Чикаго. Мы съездим на Лонг-Айленд, может быть, в Монток-Пойнт, постреляем уток или кроликов, что попадется.
– Будь ты проклят! – прошептала она, чувствуя, как жгучие слезы подступают к глазам.
– У тебя есть возражения? – с издевкой спросил он.
– Будь ты…
Сара умолкла на полуслове и застыла в неподвижности. Бен с силой сжимал ее соски – не слишком больно, но достаточно, чтобы напугать.
– Так ты возражаешь?
Она молча кивнула, не глядя на него. Бен сразу же отпустил ее.
– Ну что ж, давай поговорим,
Он развязал галстук и резким движением выдернул его из-под воротничка, ухмыляясь ей через зеркало.
– Я буду в своей спальне. Не заставляй меня ждать, Сар-ра. Когда дверь за ним закрылась, Сара подняла голову.
Собственное отражение в зеркале ужаснуло ее. Такого взгляда у нее не было уже давно: по крайней мере несколько месяцев. Но почему она решила, что Бен наконец потерял к ней интерес? Что за безумие заставило ее забыть, что ему нравится играть с ней в «кошки-мышки», усыплять ее бдительность, создавать иллюзию покоя и благополучия, а потом захлопывать западню? И всякий раз он использовал Майкла как приманку.
Сара встала. В конце концов это всего лишь секс. Это всего лишь ее тело. Если не считать особых случаев, когда Бен использовал секс, чтобы ее наказать, худшие моменты их брака были ей хорошо знакомы и уже не вызывали у нее прежнего ужаса. В первое время после свадьбы, когда оба они чувствовали себя обманутыми, их совместная жизнь представляла собой непрерывную цепь скандалов, жестокости и кошмарной, насильственно навязываемой близости. Но бурное возмущение с обеих сторон постепенно улеглось, выгорело дотла, оставив лишь горечь, циничную опустошенность и глубоко запрятанное глухое недовольство. Супружеские отношения больше не сопровождались насилием. Они вообще ничего не значили. Временное соединение двух тел, вот и все. Нечто несуществующее. Абстракция. Сара научилась их не замечать.
Она положила щетку на туалетный столик и начала машинально застегивать пуговицы халата, но почти тотчас же опомнилась. «Зачем я это делаю? Через минуту Бен все равно его снимет!» Ей хотелось, чтобы он прикасался к ней как можно меньше. С вызовом глядя на себя в зеркало и словно проверяя, не дрогнет ли ее лицо от отвращения или стыда, Сара сбросила халат, а вслед за ним и рубашку. Ей был заранее ненавистен торжествующий взгляд собственника, который она готовилась увидеть, явившись к нему голой, но зато так он скорее возьмет свое и даст ей уйти. Значит, дело того стоит.
3.
– Мне очень жаль, честное слово, очень-очень жаль. Если бы я могла что-то изменить, Пэрин, поверьте, я бы так и сделала.
– Ну так сделайте что-нибудь! – воскликнул Пэрин Мэттьюз, с недоумением глядя на нее. – Я ничего не понимаю. Вы говорите, что не хотите ехать, но все-таки едете.
– Просто мне придется туда поехать, вот и все.
– Придется?
Сара с досадой перевела дух.
– Простите меня. Знаю, мы столько труда вложили в эти проекты… Мне очень хотелось бы увидеть, как они будут претворяться в жизнь, но я ничего не могу поделать. Мне придется уехать на все лето.
Она беспомощно проследила взглядом за Пэрином. Он повернулся к ней спиной, якобы для того, чтобы выглянуть в окно, а на самом деле, чтобы скрыть свое недовольство.
– Маргарет могла бы меня заменить, разве не так? Она отлично ведет кружок кройки и шитья, и дети ее обожают.
Пэрин ничего не ответил. Сара робко тронула его за локоть.
– Прошу вас, не сердитесь. Все как-нибудь наладится. Всегда так бывает.
Он обернулся к ней. Его доброе лицо с окладистой рыжей бородой выглядело обиженным.
– Я не понимаю, – повторил он. – Вы нужны нам здесь, Сара. Знаю, вы работаете на общественных началах и не связаны никакими обязательствами. Но провести лето в Ньюпорте, наблюдая за строительством особняка… Ну знаете ли!
Пэрин чуть не выплюнул изо рта эти слова, не в силах сдержать свое возмущение.
– Видимо, я совершил ошибку. Мне казалось, что наш центр что-то значит для вас, но если это не так, я прошу прощения.
– О Пэрин…
Она опустила руку и отступила на шаг.
– Извините, – добавил он торопливо. – Наверное, я несправедлив.
– Да, вы несправедливы.
Пэрин взъерошил и без того лохматые рыжие волосы.
– Но… почему вы должны ехать? Это муж вас заставляет?
– Что за глупости, Пэрин, – засмеялась Сара, – конечно, нет!
О том, что представляет собой на самом деле ее брак, она не рассказывала никому, даже Лорине. Пэрин был добрым другом, они очень сблизились за годы совместной работы, но делиться с ним подробностями своей семейной жизни – нет, это было немыслимо. Следствием ее замкнутости – или стеснительности, или стыда, а может быть, и просто привычки все утаивать – становилось все более острое чувство одиночества. Сара с ним смирилась, считая, что это часть той цены, которую ей приходилось платить за колоссальную ошибку, совершенную восемь лет назад.
– Миссис Кокрейн? Ваши ученики уже собрались. Они ждут внизу.
– Спасибо, Борис, я сейчас спущусь, – поблагодарила Сара маленького эмигранта из России, работавшего в общине за пять центов в день. Потом она опять повернулась к Пэрину:
– Что еще я могу вам сказать? Ехать мне предстоит еще только через месяц – за это время я успею кого-нибудь подготовить себе в замену, если вы считаете, чтоМаргарет не справится. Я все сделаю, вам не о чем беспокоиться.
– Да-да, разумеется. У меня нет ни малейших сомнений. Я просто эгоист. Не хочу, чтобы вы уезжали, потому что мне будет вас не хватать. Все дело в этом.
Сара улыбнулась с облегчением.
– Мне тоже будет вас не хватать.
Пэрин взял ее за руки и крепко сжал их.
– Я говорю серьезно, Сара.
– Я тоже!
Он внезапно выпустил ее руки.
– Идите, вас ждут.
Сара растерянно двинулась к двери; ей показалось, что он опять рассердился.
– Давайте еще поговорим об этом позже, хорошо?
– Да, да.
Он отмахнулся, не глядя на нее, и углубился в кипу бумаг у себя на столе. Сара вышла, недоуменно хмурясь.
Ее класс собирался дважды в неделю после обеда в подвале пятиэтажного кирпичного здания, принадлежавшего эмигрантской общине на Форсайт-стрит. Все ее ученики (за исключением мистера Иелтелеса) уже более или менее свободно владели английским, поэтому Сара преподавала им не язык, а скорее основы американской культуры.
Некоторые переселились в Соединенные Штаты совсем недавно, другие – несколько лет назад. Почти не прибегая к ее помощи, они обсуждали все, что было связано с этой удивительной незнакомой страной, которая стала их родиной. В этот день они, как всегда, не стали дожидаться ее прихода: когда появилась Сара, жаркая дискуссия была в самом разгаре.
Мистера Иелтелеса она опять застала в классе с папиросой. Сара грозно нахмурилась, он тут же бросил папироску на пол и раздавил, как ядовитое насекомое. Таков был их обычный ритуал, повторявшийся при каждой встрече и доставлявший удовольствие обоим. Она заняла место в середине составленных полукругом стульев и громким «учительским» голосом сказала:
– Добрый день, дамы и господа.
Восемь голосов ответили хором:
– Добрый день, миссис Кокрейн. – Общий разговор сразу же возобновился.
– Где Наташа? – спросила Сара, наклонившись мистеру Йелтелесу.
Он взглянул на нее с безмятежной улыбкой и пожал плечами. Его брови поднялись чуть ли не до линии серебристо-седых волос.
– Еще нет, – ответил он, после чего перешел на свой обычный, хорошо заученный репертуар: – Нужны подтяжки? Пуговицы для воротничков? Чулки по шесть центов, хороший гешефт.
– Мы это позже обсудим. Рашель? Мы все хотим послушать, о чем вы говорите с Катриной.
Постепенно шум в комнате стих, участники дискуссии перестали говорить все разом и стали слушать друг друга. Смуглый красавец Константин, армянин из Турции, темпераментно жестикулируя, рассказал о том, как ему приходится отражать амурные поползновения жены хозяина. В Америку Константин приехал шесть лет назад и начал работать продавцом газет, а теперь служил официантом в русской чайной и впитывал в себя, как губка, ученые споры посещавших ее интеллектуалов левого толка. Константин хотел поступить в городской колледж, а потом стать драматургом: это была мечта его жизни. Однако была у него и более скромная задача – соблазнить Рашель, – причем он считал, что проделал уже больше половины пути к достижению цели.
– Ну хватит, – недовольно огрызнулся мистер Клейман, обойщик.
– Ja [7]7
Да (нем.).
[Закрыть], хватит, – поддержала его жена. Им хотелось обсудить более насущную житейскую проблему: следует ли миссис Клейман отказаться от работы на табачной фабрике, чтобы завести ребенка, или продолжать трудиться, чтобы супруги получили возможность переехать в более комфортабельную квартиру. Спор закончился именно так, как заканчивались все споры, имевшие хотя бы отдаленное отношение к денежным делам: все посмотрели на миссис Кокрейн. Последнее слово всегда оставалось за ней.
Сара никогда даже намеком не упоминала о своей личной жизни, никто из ее учеников не знал, как она проводит время вне Форсайт-стрит. Она старалась одеваться как можно проще и ездила на работу, пользуясь надземной веткой метрополитена на Третьей авеню. И тем не менее, хотя она понятия не имела, как это произошло, всей общине стало известно, что миссис Кокрейн – очень состоятельная дама. Это сделало ее предметом всеобщего любопытства. Для них она стала сверкающим символом американского успеха, а тот факт, что она тоже приехала в Соединенные Штаты из Старого Света, лишь усиливал ее притягательность.
В разговоре выяснилось, что Клейманы хотели бы переехать в трехкомнатную квартиру на Кристи-стрит, потому что там есть плита, ванная комната и ватерклозет, но арендная плата составляет тридцать долларов.
– А вы не думали завести ребенка? – напрямую спросила Сара. В ее классе всегда царила полная откровенность.
Мистер Клейман ответил:
– Ну… вы же понимаете, нам бы очень хотелось, мы об этом мечтаем, мы ждали…
И тут миссис Клейман вдруг ударилась в слезы. Всем стало неловко.
– Ну что ж… – тихо начала Сара, – пожалуй, о Кристи-стрит нам лучше позабыть. Миссис Эйкерз рассказала мне о жилом доме на Эй-авеню с двухкомнатными квартирами по двадцать два доллара в месяц. Правда, ватерклозетов у них нет, но дом чистый и район приличный. Могли бы вы платить на семь долларов больше, чем сейчас, как вы думаете? Если да, то вы могли бы уйти с работы и завести ребенка.
Ее предложение было единодушно одобрено. План показался всем безупречным, а миссис Клейман добавила, что могла бы заработать семь лишних долларов в месяц и даже больше, сидя дома и пришивая кружевные воротнички к английским блузкам для швейной мастерской, в которой работала Рашель. Восемь пар глаз уставились на Сару с таким восхищением, словно это не она, а сам Морган [8]8
Джон Пьерпонт Морган (1837-1913), американский финансист, основатель могущественной империи Морганов.
[Закрыть] лично посоветовал им, как лучше устроить их финансовые дела. Сара, чтобы отвлечь от себя внимание, спросила Рашель, как идут дела в мастерской.
Это был опрометчивый шаг. Рашель была членом местного профсоюза, и ее пламенные речи, обличавшие алчность и жестокость администрации, с каждым разом становились все более громкими и пространными. Сара попыталась направить разговор в другое русло, но вдруг, случайно повернув голову, заметила стоявшую в дверях Наташу.
– Входи, – позвала Сара. – Иди сюда, Таша, присоединяйся к нам!
Разговор продолжался без передышки, пока Наташа бочком пробиралась между стульями, чтобы занять свое привычное место рядом с мистером Йелтелесом. Сара приветливо улыбнулась ей, но девушка наклонила голову и еще плотнее закуталась в шаль.
– С тобой все в порядке? – спросила Сара. Наташа решительно тряхнула головой, не глядя ей в глаза.
Нет, с ней явно что-то было не в порядке, она была сильно расстроена. Сара перестала прислушиваться к обсуждению спектакля, поставленного в новом театре на Бауэри-стрит [9]9
Улица в Нью-Йорке, известная дешевыми ночлежками, салунами и мюзик-холлами для малоимущих.
[Закрыть], и в конце концов распустила класс на десять минут раньше положенного времени. Мистер Йелтелес, как всегда, хотел поболтать с ней после урока, но на этот раз Сара не могла себе позволить выслушивать его «майсы» [10]10
Байки (идиш).
[Закрыть], стоя под дверями классной комнаты, пока он курил свои папиросы. Когда Наташа поднялась, чтобы уходить, Сара задержала ее.
– Останься, нам надо поговорить, – предложила она, схватив холодную руку девушки, пока остальные прощались и по одному выходили из класса. – Что случилось? У тебя расстроенный вид.
Блестящие черные глаза скользнули в сторону, избегая ее взгляда.
– Нет-нет, все в порядке. Извините за опоздание. Я не могла прийти раньше.
– Пойди сюда и сядь.
Сара указала на деревянную скамью, тянувшуюся вдоль стены. Девушка заколебалась, но в конце концов все-таки села. Сара следила за ней с недоумением. Наташа всегда была молчалива и держалась замкнуто, но Сара считала, что в последнее время они стали друзьями, а сейчас ее как будто подменили.
– Ты не заболела?
Наташа отрицательно покачала головой.
– Тогда в чем же дело? Почему ты опоздала?
Губы у Наташи дрожали, казалось, она вот-вот заплачет. Шаль соскользнула у нее с плеча, девушка потянулась за ней, и Сара увидела, что рукав ее ярко-красного платья разорван до локтя.
– Таша! Что случилось? – Она схватила девушку за плечи и заставила ее посмотреть себе в глаза. – Тебя кто-то обидел? Скажи мне!
– Да, да…
Закрыв лицо руками, Наташа быстро заговорила на причудливой смеси немецкого, русского и румынского. Сара схватила ее за запястья и заставила опустить руки.
– Говори по-английски, Наташа, – строго приказала она, встряхивая девушку за плечи. – Расскажи, что с тобой произошло.
Судя по виду, Наташа была на грани истерики.
– О миссис Кокрейн, мне так страшно!
– Почему?
– Мужчина… он ходит за мной. Сегодня он застал меня одну и он… трогал меня. Я вырвалась и побежала, а он сказал, что меня поймает!
– Боже милостивый! Кто он такой? Ты его знаешь?
– Нет. Он похож на грека или на турка, я не знаю. Он такой большой… сильный…
– Что он тебе сделал?
– Он трогал меня вот здесь, – Наташа указала на свою грудь. – Я возвращалась домой с работы – поесть что-нибудь перед уроком. В подъезде моего дома никого не было, и он поймал меня там.
Наташа жила одна в доходном доме на Четвертой авеню, в убогой комнатушке.
– Ты говоришь, что он преследовал тебя и раньше?
– Да, часто.
– И ты никогда никому о нем не рассказывала?
– Нет. До сих пор он меня не трогал, он только… говорил. А теперь я боюсь идти домой, – пожаловалась Наташа.
Она опять закрыла лицо руками.
Сара обняла ее за плечи и выждала, пока Наташа не перестала дрожать. Потом она помогла девушке подняться на ноги.
– Идем, мы должны все рассказать мистеру Мэттьюзу, а потом обратимся в полицию.
– В полицию? Нет!
Сара увидела страх, промелькнувший в черных цыганских глазах Наташи.
– Но они тебе помогут, Таша. Не надо бояться, с тобой ничего плохого не случится, я обещаю. Ведь ты мне доверяешь?
