Текст книги "Золотые рудники Америки (СИ)"

Автор книги: Паоло Бачигалупи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

  Она включает свой телефон, показывает фотки с баррикад. Кричащие женщины с дредами. Темнокожие мужчины с закрывающими лица банданами. Очень много пирсинга. Много трайбл татуировок. Короче, один в один массовка из фильма 'Безумный макс'. Я указываю на типичную дурёху: черная женщина, выпученные глаза, что-то яростно орущая. 'Давайте её на картинку'.

  'Тебе понравилось, как она размахивает палкой?'

  'Это, блядь, красотище!'

  Подбегает Джамал. 'Получены последние сводки по раненым'.

  'Ну?'

  'Более двадцати полицейских попали в больницы. Пытались помочь пожарным прорваться сквозь ограждения'.

  'Среди протестующих раненые есть?', – спрашивает Соня.

  Джамал застывает в недоумении. 'А нам что, интересны цифры по протестующим?'

  Я бью Соню по руке, кидая на нее неодобрительный взгляд. 'Нет, это Соня так тебя подъебывает. Ты всё правильно сделал. Именно эти цифры нам и нужны. Продолжай узнавать последние данные'.

  'Поступают сообщения о том, что протестующие подожгли автозак'.

  'И что с того?'

  'Внутри находились сами протестующие'.

  'Блин, это бомба!', – синхронно орём мы с Соней. 'Видео есть?' – спрашивает Соня.

  'Работаем над этим'.

  Джиа зовет обратно в студию. 'Возвращаемся в эфир', – говорит Соня.

  К сожалению, Джамал не успевает достать кадры с горящим автозаком, поэтому мы виляем весь сегмент. Он получает обновление из больниц – еще двое раненых и один погибший, и мы акцентируем всё внимание зрителей на этом.

  'Полицейский погиб при исполнении обязанностей в стычке с протестующими на Авеню Америки'.

  Ребята уже достали семейные фотографии. Джо Хернандез. Хороший мужик, хорошая семья. Детки – вообще симпатяжки. Джо Хернандез. ГЕРОЙ! С этого момента мы его называем не иначе как Герой Джо Хернандез. Черт побери, давайте же еще раз покажем его детишек.

  И вот тут как никогда важно не пропустить поворот. Они ведь больше не просто протестующие. Теперь они официально участники беспорядков. Полицейский убит. Участники беспорядков на Авеню Америки. Мародеры в Лос Анджелесе. Банды в Денвере. Отморозки в Бостоне. Полномасштабная война в Вашингтоне. Вокруг нас бесятся своры псов.

  Мои зрители присылают комментарии – необдуманные, яростные. Подстёгивая друг друга, они испытывают праведный гнев, который я всколыхнула. Доход от онлайн рекламы неплохо вырос за сегодня. Люди просто уже не могут перестать смотреть. Не могут перестать разжигать свою ненависть к этому безумию. Мы заканчиваем дневной сегмент, уходим на перерыв. Джиа выключает камеры. Коллеги из следующих новостных сегментов продолжат раскачивать тему уже и без моей помощи. Сегодня, завтра – все только и будут говорить, что о зачинщиках беспорядков. Если бы мы могли, мы бы о беспорядках говорили и во время прогноза погоды. Так точно, дамы и господа, хулиганьем льёт как из ведра.

  Соня жестом привлекает меня. Она получила последние цифры. Один палец, затем три. Номер один во всех рынках. Онлайн посещений – в три раза больше среднего.

  Конечно же, как только мы начинаем праздновать, Дэнни приходит пописать в наш костер. 'Из мэрии звонят, просят поумерить пыл'.

  'Понятно, что звонят'.

  'Он чуть уже не плачет в трубку'.

  Я смотрю на военные действия внизу. 'Да какая уже разница? Его-то точно не переизберут после такого'.

  'Даже Донован звонил. Думает, что мы перегнули палку. Боится, что начнем терять рекламодателей'.

  'Слушай, мой бонус зависит от числа зрителей, и наши зрители сейчас прикованы к экранам как никогда. Да и по-любому всегда найдутся новые рекламодатели, позарившиеся на такие цифры. Церберус нам задницу готов целовать. Они свои системы безопасности как горячие пирожки продают'.

  Дэнни кривится. 'Твой бонус – не единственная важная вещь в мире, Хэйди. Всему есть предел. Порядочность, ответственность – '.

  'Соня, скажи ему'.

  Соня мягко улыбается Дэнни. 'В три раза, дорогой мой. В три раза больше'.

  'Ого'.

  Дэнни замирает в удивлении. Перестаёт жаловаться.

  Ещё один прибыльный день на золотых рудниках американской ярости.

  Кто в своем уме захочет перестать копать?

  *** Добровольная Дружина Свободы переходит в наступление против зачинщиков беспорядков в трех городах *** Женщина умирает от пожирающего плоть вируса *** Мэр Сантьяго подает в отставку, не сумев справиться с беспорядками *** Дружина Свободы освобождает туннель Линкольна от бандформирований ***

  Следующие два дня мы сидим в осаде, не можем выбраться из офиса. Снаружи – хаос, внутри – мы спокойны и в безопасности, двадцать четыре часа в сутки ведем прямую трансляцию о полном распаде государства.

  Всё ускоряется. По правде говоря, оно ускорялось все последние годы, возможно сразу после выхода в окно так называемой 'доктрины справедливости', когда новостные каналы получили возможность тягаться за рекламные доллары. Мы подливали керосина в огонь последние пятьдесят лет, всё это ради роста аудитории и рекламных доходов. И вообще, не называйте нас двадцати четырёх часовой новостной программой, называйте нас новостной программой тысяча четырёхсот минут, программой восьмидесяти шести тысяч секунд. Называйте это максимально возможным вовлечением аудитории.

  Называйте это добычей бабла.

  Кадры продолжают поступать: люди, устраивающие баррикады из офисной мебели, какие-то странные флаги, развевающиеся на задымленных улицах, лица в черных банданах. Полицейский, до смерти забитый толпой, кровь стекающая на канализационный люк. Теперь оно уже не останавливается. Мы накручиваем своих зрителей и рекламное баблишко бьёт фонтанной струей.

  Мы показываем кадры Ани Джоли с улиц. Красивая девушка, когда-то одной из первых начавшая протестовать против Мэйдон Медиа. Красотка со скверным языком. 'Их всех надо утопить в собачьем говне. Они исходят желчью от ненависти, расплескивая говно вокруг себя, и их надо утопить в этом говне! Это будет справедливо. Больше всего на свете я хочу увидеть, как Хэйди Хэлленбах тонет в собачьем говне'.

  Конечно мы цензурим слово 'говно', но наши зрители без проблем могут прочитать это слово по губам, а мы продолжаем намекать нашим зрителям, что как никогда заботимся о порядочности.

  Мы останавливаем ролик как раз на том месте, когда эта красотка с перекошенным лицом опять повторяет:

  'Хэйди Хэлленбах нужно утопить в собачьем говне'.

  Этим людям интересны только беспорядки.

  Аня Джоли ненавидит меня.

  Но, что важнее – она ненавидит всех вас.

  *** Новинка! Кукурузные чипсы со вкусом том-юм. Вкус Таиланда в каждой хрустяшке! ***

  Соня вбегает в студию под конец рекламного блока. 'Охрана снизу звонила! Они сломали двери! Они уже в здании! Так, все, слушайте! Надо сваливать! Идём по пожарной лестнице, не пользуемся лифтами. Охрана расчистила нам путь. Выходим через туннель'.

  Тут я должна начать испытывать страх, но его нет. Я даже бровью не повела. И уж точно не собираюсь покидать студию. Более того, этого момента я ждала всю свою жизнь.

  Вокруг меня команда канала начинает сматываться. Джиа всё еще за камерой, но явно хочет соскочить.

  'Так, выводи меня', – приказываю я.

  Здание начинает потряхивать. Это ж сколько людей прорвалось внутрь, чтоб нас так трясло? Предположительно – вполне достаточно для того, чтобы Джия всё поняла. Долю секунды кажется, что она подчинится моему приказу, но через мгновение она линяет. Меня почти охватывает отчаяние, но внезапно за камерой появляется Джамал, занимая место Джии. Он жестом показывает отсчет до начала эфира, который начнётся сразу после рекламы чипсов. Улыбается мне. Поднимает большой палец вверх.

  Мы снова с вами.

  'К нам поступают сообщения о том, что мятежники направляются к нашей студии. Мы не знаем как долго мы сможем продолжать трансляцию. В данный момент мы пытаемся эвакуировать персонал, но не знаем, удастся ли это нам. Я сделаю всё возможное, чтобы оставаться в эфире до последнего и продолжать информировать вас о происходящем'.

  Я до боли красива и храбра, даже оставшись одна-одинёшенька.

  Да я гребаная Жанна Д'арк!

  'Хэйди!' Соня в истерике. 'Они перекрывают туннель, надо уходить, сейчас же!'

  Тем не менее, я остаюсь в эфире, спокойно говоря в камеру, в то время, как вокруг меня носятся взволнованные люди, табуном покидая студию. Больше нет главенства закона. Больше нет цивилизации. Остается только правило толпы. А я – островок безопасности. 'Если кто-то может помочь нам, сейчас самое время это сделать. Я не уверена, сколько мы еще сможем остав–'

  Я прошу Джамала прервать эфир на полуслове.

  Так оно драматичнее-то будет.

  А затем я убираюсь восвояси. Потому что нет, я не собираюсь тонуть вместе с кораблем.

  *** Вооруженная толпа вламывается в офис Мэйдон Медиа. Авеню Америки, 1492. Присылайте подмогу *** Вооруженная толпа вламывается в офис Мэйдон Медиа. Авеню Америки, 1492. Присылайте подмогу *** Вооруженная толпа вламывается в офис Мэйдон Медиа. Авеню Америки, 1492. Присылайте подмогу ***

  Организованная эвакуация. Все мы покорно идём по лестнице, лифты отключили. Где-то снизу уже видно задымление. Внезапно мы останавливаемся.

  'Что происходит?'

  'Я думаю нас заблокировали', – говорит Роджо.

  И тут он появляется: крик снизу, что вниз хода нет. Мятежники уже поднимаются по пожарной лестнице. Внезапно поток людей разворачивается и начинает нестись назад, толкая нас, ускоряясь, подстегиваемый людьми снизу, попавшими в капкан, отчаявшимися, пытающимися избежать опасности, давящими на нас, звереющими от безысходности.

  'Они проникли в туннель! Они пришли из туннеля!'

  Крики. Много криков.

  Вот же ж, суки!

  Хаотичная эвакуация. Мы все в панике бежим наверх, минуя нашу студию: вверх, вверх, вверх.

  'Надо было меня слушать', – Роджо обвинительно дышит, пока мы забираемся вверх по лестнице.

  'Слушай, не поздновато для нытья?' Я достаю телефон и начинаю заходить в нужные программы. Роджо кидает на экран взгляд. 'Ты чего, акции продаешь?'

  'Нет, валюту'.

  'Ну ты точно больная сука'.

  Закончив, я выключаю телефон. 'Да? Эта больная сука только что заказала нам вертолет, так что можешь поблагодарить меня позже'.

  Но когда мы наконец вырываемся на крышу, моего deus ex machina нигде не видно. Ясный, теплый, солнечный летний день. Вокруг нас горят здания. Черные клубы дыма повсюду прорезают небо над Манхэттеном. Спасением и не пахнет.

  Изумительно видеть всё это вживую, без экрана, отделяющего меня и происходящее. Всё кажется гораздо более живым. Более настоящим. Более честным. Это уже не абстрактный конфликт на фоне студийного света и поединков в остроумии приглашенных экспертов. Это – реал.

  Я делаю глубокий вдох, заполняя легкие пульсирующей яростью города. Меня не оставляет мысль о том, что всё это – даром пропадающая потрясная картинка...

  Я мельком смотрю на коллег, все в панике, взъерошенные от энергичного подъема, и качаю головой от удивления. Джамал всё еще держит в руках чертову камеру. Должно быть он успел захватить портативный агрегат, когда мы убегали из студии.

  'Джамал, ты долбаный гений! Связь есть?'

  'Да, я всё подключил еще в студии'.

  'Всё, ты официально окончательно меня покорил'.

  Соня переводит взгляд с меня на него. 'Вы что это, серьёзно?'

  'А в чем проблема? Это ж наша работа'.

  'Я готов, если ты готова', – говорит Джамал.

  Минуту спустя мы опять в эфире. Дополнительно Джиа, Дэнни и Шелли стримят онлайн с телефонов. Джиа недовольна, потому что Джамал занял её место за камерой, но пошла бы она куда подальше. После того, как Джамал не бросил меня в студии, а теперь еще и после этого он точно получит повышение. Итак, с камерой, подключенной к сетке студии и стримящими телефонами, мы возвращаемся в эфир, продолжаем метать молнии по Америке.

  Я храбро улыбаюсь в камеру Джамала, позволяю Соне взлохматить мои волосы, но не так чтобы сильно. Никогда не давайте им увидеть, что вы потеете. Никогда не давайте им увидеть, как храбрость покидает вас. Никогда не позволяйте своим врагам увидеть себя слабой. Хорошего мученика может потрепать, но ничто не заставит его покрываться потом. Чем красивее я сейчас умру, тем сильнее забьются сердца испытывающих настояющую любовь зрителей.

  И мне очень надо заставить моих зрителей любить меня как никогда, если я хочу чтобы они нас спасли.

  'Это Хэйди Хэлленбах, вещающая в прямом эфире с крыши Мэйдон Медиа Тауэр, где мы сейчас находимся в осаде...'

  Слова льются легко и непринужденно. Мы – неустрашимый маяк свободы, отважная горстка непоколебимых храбрецов, противостоящих урагану хаоса.

  Джамал снимает край здания, показывает улицы, кишащие людьми. Весь город заполнен ими. Но теперь мы начинаем слышать новые звуки. Чеканную дробь марширующих ополчений. Звук моих зрителей, спешащих спасти меня. Красно-бело-синие флаги Защитников Свободы, реющие над их головами и над джипами, прорывающимися сквозь толпу по Бродвею. Треск автоматных очередей эхом отдается от стоящих напротив небоскребов.

  Я опять не в силах сдержать улыбку.

  Недостаточно просто люто ненавидеть. Нужно что-то так же сильно любить. И эти люди в меня сейчас по-настоящему влюблены.

  Внизу, муравьи конкретно принялись друг за друга. Автоматные очереди, крики, возникающие то тут, то там линии фронта. Трудно поверить, что город так быстро и эффективно может разобрать себя на детальки, но все они уже получили позволение. Чувство обиды достаточно разворошено.

  Это симфония разрушения, балет хаоса, а мы – здесь и сейчас, дирижируем происходящим. Ополченцы, спешащие нам на помощь. Воинственная толпа на баррикадах. Драка на нашей лестнице, самоотверженные попытки задержать толпу. Полиция, метающаяся как крысы, сбегающие с тонущего корабля. Новые здания охвачены огнем. Бабах! Бабах! Бабах!

  Соня стримит происходящее на лестнице. 'Банды ворвались в здание. Ситуация уже полностью вышла из под контроля –'

  Внезапно она останавливается, что довольно неожиданно. Мне казалось, что толпа пониже, что она не так –

  Близко.

  Основная претензия моего ментора к толпе заключалась в следующем:

  'Они не знают своего места, Хэйди. Эти маленькие ублюдки не готовы довольствоваться выделенным им местом. Поэтому внимательно следи за тем, как сильно ты на них можешь давить. Если передавишь, обратно их уже не вернешь. В одно мгновение ты их ведешь за собой, в другое ты уже следуешь за ними, упрашивая их обратить на себя внимание, и, в итоге, ты окончательно теряешь контроль...'

  Или, в моем случае, в одно мгновение у тебя троекратный рост рейтингов, льющиеся рекой бонусы, а в следующее – толпа анти-националистов пробивается вверх по лестнице на крышу, а твоя собственная спасительная, праведная толпа еще далеко, чтобы хоть как-то тебе помочь.

  Мой внутренний капризный ребенок хочет кричать на них, что они должны лучше знать свое место и лучше следить за временем. Всё хореографически спланировано и эти придурки сейчас запарывают всю сцену... ну, как минимум, мою сцену.

  Толпа выносит дверь и выплёскивается на бетон крыши. У Дэнни попросту не было шансов. Он исчезает под беснующейся волной. Я замечаю среди них Соню, но выглядит, что она уже потеряла сознание. Сейчас она больше всего похожа на порванную тряпичную куклу. Они глазами находят меня на дальнем конце крыши и издают победный рёв.

  Знаете, что меня раздражает больше всего в этот момент? Это то, что во главе толпы – грёбаные квакеры. Я узнаю одного, которого мы приглашали пару лет назад, ещё до того как они начали повально вооружаться. Видимо он всё воспринял слишком близко к сердцу, раз быстрее всех бежит ко мне, выставив вперед руку с пистолетом.

  Приходится доставать глок и стрелять ему в лицо.

  Грёбаные квакеры.

  Что? Вы думаете я тут просто буду стоять и ждать расправы?

  К сожалению, толпа следует сразу за квакером, и все они как один хотят покончить со мной. Следующей я стреляю в женщину с гигантским гаечным ключом в руке.

  Говорят, что человека психологически трудно убить. Но это не так. Становишься в стойку, нажимаешь курок. Да, хлопок громче, чем в тире, но в остальном не сильно отличается от тренировок. А тренировалась я предостаточно.

  После того, как начали прилетать угрозы, я стала задумываться о финальной битве. Я не имею в виду дебилизм вроде вещмешков, побегов в леса и всё такое, ожидание апокалипсиса и приход зомби, не – я говорю о настоящей финальной битве. Я потратила сотни часов, стреляя по мишеням, с контурами тех самых людей, которые сейчас пытаются меня завалить.

  Бум.

  Укладываю еще одного.

  Стандартная полицейская стойка. Бум. Бум. И еще двоих.

  Я слышу саму себя, выкрикивающую приказы толпе остановиться, но они как заведенные, продолжают нестись в мою сторону. Блядь, эти суки не сдаются. Роджо придвигается ко мне, разряжая обойму в толпу. Мы разделяем зоны стрельбы, укладываем порядочно народу. Все эти пирсинги в носу и дреды просто уже хлопьями валятся. Белые, коричневые и черные трупы.

  Думаешь мне не похер, что ты женщина? Труп. Думаешь меня волнует твоя хипстерская бородка? Труп. Думаешь я боюсь твоего модного шарфика? Труп. Думаешь я буду медлить? Труп. Думаешь мне не все равно, что ты тянешь от силы на пятнадцать в этих своих смешных очочках? Труп. Или что ты похожа на чью-то бабушку? Труп.

  Труп.

  Труп.

  Труп.

  Пока я стреляю, я замечаю своего старика-ментора. Этот взявшийся ниоткуда призрак дряхлой жабы сияет от злорадства. 'А что ты ожидала?' – талдычит он. 'Что ты ожидала?' Он не нарадуется от того, что толпа пришла за мной точно так же, как когда-то моя толпа пришла за ним.

  Я и его сейчас тоже уложу. Раздается щелчок пустого затвора.

  У Роджо тоже пусто. Я отхожу, пытаясь перезарядить обойму за его спиной. Он тянется за гранатой, но на него накатывает волна воющей ярости. Он им в общем-то и не нужен был, но он им мешал подобраться ко мне. Они роем облепляют меня. Валят на землю.

  Живи толпой, умри толпой.

  Ботинки, туфли и каблуки бьют меня по лицу, в живот, по рёбрам. Руки хватают меня, тянут за конечности, волокут по земле. Вырывают мне волосы. Кулаки разбивают лицо. Передо мной кадры женщины, разрываемой голодными псами. Да, это я. Мне надо было предугадать такой исход, но я где-то сглупила. Я думала, что я намного впереди псов, но я ошиблась. И теперь я помираю от их побоев, и больше всего на свете я ненавижу то, что именно эти никчемные животные станут моим концом.

  А что ты ожидала, злорадствует привидение ментора.

  Много, много лет я учила своих зрителей ненавидеть этих людей, и теперь они в отместку ненавидят меня настолько, что готовы порвать меня живьем. Я помогла им почувствовать себя жертвами, теперь они могут делать всё, что им заблагорассудится. Я принесла им дар позволения. И теперь я стану жертвой этого дара, потому что они чувствуют, что совершают справедливый поступок. Они могут делать со мной всё, что угодно и верить, что это – правосудие.

  Я кричу, умоляю, плачу, но я не в силах их остановить, я умираю –

  Взрыв сотрясает здание. Я чувствую взрывную волну. Еще один взрыв. Внезапно мои убийцы перестают меня убивать. Они вообще замирают.

  Оглушенная, я выползаю из под груды тел. Раздаются стоны. Несколько людей странно подергиваются. У меня звенит в ушах. Повсюду тела, в основном неподвижные. Женщина пытается схватить меня, и я раздавливаю ей лицо.

  Я смотрю по сторонам, пытаясь сориентироваться. Мои уши, чёрт, я не могу... Роджо мертв. Дэнни мертв. Соня мертва. Джиа мертва. Толпа зачётно поработала.

  Весь квартал через улицу от нас поглощен огнем. Пожары распространились по всему городу, но тут, на крыше, непривычно тихо. Я поворачиваюсь к двери, ожидая увидеть очередную порцию людей, выбирающихся на крышу. Вместо этого я вижу... 'Джамал?'

  Он жив и в руках у него... граната?

  Звон в ушах, дикая головная боль. 'Ты где это гранату раздобыл?'

  Его ответ приглушенно дребезжит, но у меня получается прочитать по губам. 'Гранаты Роджо. Он их уронил. Когда убегал'.

  Он кидает последнюю в лестничный пролет, приседает, закрыв уши. Взрывная волна белым дымом вырывается наружу. Черт побери, нормальный у них заряд. Если бы я не была в самом центре толпы... да, там почти никто не движется. Все либо умерли, либо потеряли сознание.

  Джамал всё ещё внимательно смотрит на меня. Я наконец замечаю, что он держит пистолет Роджо. И от того, как он его держит, я понимаю, что он его успел перезарядить.

  Что-то в его взгляде заставляет меня насторожиться... что-то опасное. Проблески меня, проблески того, как я себя чувствовала в момент, когда решила, что мой ментор должен уйти. Джамал сильнее сжимает рукоять пистолета.

  'Эй, Джамал, дружище...'

  'Ты ужасный, ужасный человек, Хэйди'.

  'Ну да, да, ты прав. Но, с другой стороны, я всё же заработала кучу денег'.

  'И что? Где ты теперь будешь их тратить? Ты заработала, разрушив всё вокруг'. Он показывает на пылающий город. 'Ты здесь больше даже жить не сможешь! Никто не сможет!'

  'А что ты так волнуешься? Ты же вроде вообще из Чикаго'.

  'А ты думаешь в Чикаго как-то по-другому? Есть хоть одна причина, почему я тебя не должен пристрелить как собаку за всё, что ты сделала?'

  Я задумываюсь. 'Ну, для начала, если ты меня убьешь, как я тебя смогу забрать с собой, когда буду валить отсюда?'

  'Валить?', – он уставился на меня, ошарашенный. 'Ты что, обкурилась? Никто отсюда уже не свалит'.

  'Думаешь я тебя обманываю?' Я указываю на точку за его спиной. 'Смотри'.

  Не сводя дула пистолета с меня, он медленно поворачивается. Вдалеке вертолет пульсирует на фоне городского неба, лавируя между столбами дыма, уверенно приближаясь к нам.

  'Это за тобой?'

  'Да, немного припозднился, но за мной'.

  'Ты... ты что, спланировала всё это?'

  'Ну, спланировала – слишком сильное слово. Что-то предусмотрела, скажем так.' Я скромно пожимаю плечами. 'Финальная битва и всё такое'.

  'Ну ты просто чудо какое-то'. Он качает головой, испытывая омерзение и восхищение одновременно. В его глазах всё еще заметна искорка. Та самая, которая когда-то была у меня. Я люблю эту искорку. Боюсь ее. Амбиции. Расчётливость. Мы с ним очень похожи. Да, я белая. Он черный. Я женщина. Он мужчина. Он из Чикаго. Я из аризонской глубинки. Нас воспитали разные культуры, мы прожили совершенно разные жизни, но тут и сейчас – мы близнецы. Родственные души.

  И это наполняет меня страхом.

  И надеждой.

  Я вижу, как ценности внутри него борются между собой. Вижу, как он приценивается ко мне, к нашим отношениям, к миру... на лице его появляется кривая ухмылка.

  'Так это... может хочешь сделать последний эфир?'

  'С удовольствием'.

  Джамал прячет пистолет и включает камеру. Последний раз начинает отсчет.

  Я сообщаю всем, что они смотрят 'Точный выстрел', но в этот раз – с Хэйди Хэлленбах и Джамалом Мерсье. И может и кажется, что я улыбаюсь в камеру, но в реальности я улыбаюсь Джамалу всё то время, пока я подробно описываю произошедшее на крыше, атаку на всё то, что так дорого моим зрителям. Этот ужас толпы. Террор, которому предаются эти люди, питающиеся расколом общества, чужой идентичностью, ненавистью, осуждением. Я не забываю сказать, что мы их остановили нелетальным оружием. Ну, точнее, Джамал их остановил.

  После выпуска мы подходим к краю здания посмотреть на растекающиеся по улицам беспорядки. Они повсюду. Их уже не остановить.

  Я сжимаю руку Джамала и мы смотрим вниз, глубоко в бездну, зачарованные военными действиями под нашими ногами.

  Я знаю, вы ожидаете, что я сейчас столкну Джамала с крыши, предам его так, как я предавала всех до него. Но какой зверь так может поступить со своей второй половинкой?

  Помните, я говорила, что всем нам нужна любовь? Я ведь это серьезно. Потому что это правда. Без любви и доверия, несмотря на глубокую пропасть наших отличий, мы будем ничем не лучше этой толпы, бурлящей, убивающей, ненавидящей, свирепствующей против друг друга.

  Я не скину Джамала с крыши, точно так же, как он не скинет меня.

  Потому что мы лучше вас.

  Над нами кружит вертолет, медленно опускаясь на крышу. Он появляется на сцене с опозданием, точно так же как толпа появилась раньше, чем нужно было. Если бы мне удалось точнее всё сдирижировать, эти придурки появились бы в тот самый момент, когда я садилась в вертолет. Но они не дождались правильного момента, бедные ублюдки. Потому что они не знают своё место и не знают свою роль.

  С другой стороны, то же относится и к рекламодателям – все эти производители автомобилей и газированных напитков, толкачи таблеток для похудания и продавцы зубной пасты, мебельщики, изготовители подгузников для стариков, компании выпускающие коллекционные монеты, брокеры, приторговывающие офшорным золотом, чирлидеры, рекламирующие энергетики... Никто из них даже не понимал, что своими деньгами они готовят мир к финальной битве.

  Толпа прибыльна, но не очень предсказуема. Этому меня научил мой ментор. У него не было плана на финальную битву, когда его толпа пришла за ним, несмотря на то, что он должен был всё видеть за версту.

  И никто из этой толпы, состоящей из разрозненных банд и группировок, сжигающих сейчас страну, не подготовил никакого плана.

  У моего ментора не было плана.

  И у моих боссов не было плана.

  И у моих рекламодателей не было плана.

  И у моих коллег не было плана.

  Мы сшили толпу под заказ и выставили на показ их отличия. Мы стравили одну толпу с другой, демографические срезы рекламных долларов, вбивая клин между двумя прибыльными сегментами рынка. По всему городу, по всей стране мои конкуренты выращивали свои толпы, своих собственных фанатов и хэйтеров, побуждая их, раздражая их, уверяя их в том, что их угнетают, над ними издеваются. Точно так же, как я уверяла своих.

  У нас был один алгоритм по ворошению муравейников, так почему все теперь удивляются, что муравьи грызут друг друга?

  И кто в своем уме не подготовит план действий на случай финальной битвы?

  Вертолет садится, лопасти замедляются. Двери открываются, я тяну Джамала за руку. 'Полетели, давай свалим из этой сраной страны'.

  'Но...' Он в растерянности. 'Разве ты не хочешь остаться и возглавить их? Твои сторонники теперь точно последуют за тобой'.

  'Ты думаешь у них тут появится победитель? Посмотри что эти ублюдки творят друг с другом'.

  Он уставился на меня с таким удивленным выражением лица, что я не могла не притянуть его к себе и поцеловать. 'Дорогуша, мне тебя еще так многому надо научить'. Я подталкиваю его к двери вертолета. 'Конечно мы не остаемся. Мы сматываемся. И первая остановка – в каком-то роскошном месте. Думаю маленький уютный островок с белым песочком сейчас – как раз то, что надо'.

  'А что с деньгами? Кто-то в мире теперь еще доллары принимает?'

  'А, насчет этого'. Я буквально впихиваю его в вертолет. 'Не беспокойся. Я обменяла всю валюту. Теперь у меня только юани, харибо крипта, швейцарские франки и новозеландские доллары. Я всё поменяла пока мы бежали по лестнице. Перед тем, как я заказала вертолет'.

  'То есть ты действительно всё спланировала?'

  'Ну не всё'. Я опять целую его. 'Тебя и вовсе не планировала'.

  Я подаю сигнал пилоту, мы готовы. Мотор увеличивает обороты. Я прижимаюсь к Джамалу, вертушка поднимается в воздух.

  Он может стать хорошим мужем. Из тех, кто готов постоять за свою женщину, даже когда она разрывает мир на части. Устроимся на тихом тропическом островке, на другой стороне земного шара, дети наши будут жить в авторитарной и безопасной стране, в которой не будет места расколам и беспорядкам, не будет места людям, желающим подзаработать на искусственно раздуваемых обидах.

  И, возможно, когда-нибудь наши дети вернутся в этот гадюшник, чтобы очистить завалы, а потомки этих любителей расколов будут глазеть с восхищением на наши блестящие воздушные корабли, застывшие над ними. Они упадут на колени, поклоняясь нам, а мы будем медленно проплывать над горсткой оставшихся в живых после долгих междоусобных войн, в которых никогда не было острой необходимости, но о которых они так сильно мечтали. Они будут с изумлением смотреть на то, как должна выглядеть настоящая цивилизация.

  А может они никогда и не восстановятся. В любом случае, меня это уже мало волнует. Наш вертолет поворачивает и летит в сторону заходящего солнца. Под нами языки пламени красиво светятся в сумерках. Весь город в огне. Вся страна горит.

  Я буду без устали рассказывать своим детям, что я была лучшей в своем деле. Пятнадцать лет я был Божьей Матерью, опускающей грехи своим последователям, и я была яростной Кали, несущей огонь.

  И зарабатывала пятьдесят миллионов в год.

   И всё еще буду расстраиваться от того, как блядь сильно они мне не доплачивали.