Текст книги "На алтарь любви"
Автор книги: Паола Маршалл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Глава пятая
– Ну, что скажешь, жена? Как ты себя чувствуешь после первого дня на секретной службе?
Кэтрин и Том только что закончили ужинать в гостиной, к которой примыкала их спальня. Джорди разделил с ними трапезу, а затем воспользовался разрешением удалиться в буфетную, с условием не напиваться.
Том, с большой кружкой эля в руке, развалился перед жарко пылавшим в громадном камине огнем. День был холодным даже для мая. Он снял шейный платок и распустил шнуровку на сорочке, не преминув скинуть и сапоги. Казалось, он забыл об убийстве, свидетелем которого стал сегодня, и о хитроумных заговорах.
Его вопрос застал Кэтрин врасплох, поселив в душе смутное беспокойство. Они впервые остались наедине – до сих пор их постоянным компаньоном был Джорди, – и сейчас она тревожилась, с какой стати Том отослал его.
– Меня удивило, – заговорила она медленно, – до чего заурядным человеком оказался Уильям Грэм. С трудом верится, что такой незаметный обыватель может быть двуличным негодяем.
Том насмешливо фыркнул.
– Ты выросла в театре, где негодяя видно с момента его появления на сцене. Он гримасничает, говорит гнусавым голосом и скрежещет зубами. Нет, красавица, настоящий негодяй всегда незаметен – ему выгоднее оставаться в тени. Он никто, вернее, он – кто угодно, а потому всегда может раствориться в толпе.
– Уж не относитесь ли и вы, мистер Тренчард, к числу обманщиков и негодяев? Как бы велика ни была толпа, вам в ней ни за что не затеряться!
– Ты права, женушка. Но ведь я принадлежу к иному сорту негодяев, чем Грэм. Никто не ожидает от меня подвоха или двуличия. Я – сама искренность. Я – простодушный и честный негодяй, всегда к вашим услугам. – Он расхохотался. – Тебя просто ввели в заблуждение обманщики-авторы вроде этого новомодного Уилла Уэгстэффа. Кстати, не знаешь ли ты, кто он такой на самом деле? Может быть, тебе известно его настоящее имя?
Кэтрин потупилась, рассматривая свои руки, аккуратно сложенные на голубой шерстяной материи домашнего платья. Она молчала так долго, что Том поспешил поддеть ее:
– Да ладно тебе, неужто это такая тайна, что и сказать ничего нельзя?
– Почему вы считаете мистера Уэгстэффа обманщиком?
– У твоего покорного слуги есть один талант – чутье. Мое чутье подсказывает мне, что Уилл Уэгстэфф – выдуманное имя. Признайтесь, сударыня, неужели это имя не вызывает у вас в памяти ассоциации с другим славным Уиллом – Уильямом Шекспиром?
Кэтрин рассмеялась:
– Ну, конечно же! Но все же вдруг это его подлинное имя?
– Мне кажется, сударыня, кто-то от души потешается над недогадливостью зрителей. Возьмите любую шутку из «Хвастуна, или Влюбленного Простака» – они написаны человеком, который любит посмеяться над тем, что неведомо остальным. Скажите-ка мне вот что: вам доводилось встречаться с этим Уэгстэффом?
Кэтрин не могла понять, почему это вызывает у него такой интерес. Каждую минуту их может подстерегать верная смерть – в конце концов, если Грэм стал мишенью для недоброжелателей, то и с ними может произойти то же самое! – а Тому Тренчарду, видите ли, любопытно знать подлинное имя модного драматурга!
Так она ему и ответила.
Он ничуть не смутился, только снова рассмеялся и сказал:
– Вот теперь мне по-настоящему интересно, почему ты не можешь дать простой ответ на простой вопрос. Итак, вам доводилось встречаться с ним, сударыня? Да или нет?
– Нет, я с ним незнакома.
– А с людьми, которые знакомы с ним? Да или нет?
– Да. Вернее, я знаю, что Беттертон с ним знаком, но он не любит болтать и ничего не рассказывал о Уэгстэффе. Сказал лишь, что автор предпочитает остаться неизвестным.
– Браво, сударыня, наконец-то мы что-то узнали! Вот только не возьму в толк, почему я должен вытягивать из вас каждый ответ, словно клещами.
– Я уважаю человека, который хочет, чтобы его персона оставалась в тени. Однако вы, сударь честный негодяй, похоже, никого не уважаете.
Том поднялся и отвесил ее низкий поклон, сняв с головы воображаемую шляпу. Кэтрин расхохоталась, не в силах сдержаться – уж больно комичный был у него вид. Он мастерски передразнивал актера, играющего роль галантного любезника. Подняв голову, Том с удовольствием взглянул в ее веселое лицо и, вместо того чтобы выпрямиться, рухнул на колени.
– Какую бы реплику заготовил для честного негодяя мистер Уэгстэфф? – прошептал он и обхватил ее лицо ладонями. – Довольно, сударыня, комедия окончена. Разделите со мной ложе, и пусть эта ночь покажется нам короткой!
Его руки блуждали по груди Кэтрин, губы накрыли ее рот, вероятно, для того, чтобы заглушить возможный протест. Как бы там ни было, она с трудом заставила себя отстраниться – похоже, ее телу и губам его ласки были неизъяснимо сладостны. Кэтрин отвела в сторону его руки и увернулась от горячих губ.
– Стыдитесь, сэр! Мне казалось, в Лондоне я вполне ясно растолковала вам, что готова играть роль вашей жены, однако не собираюсь заменять ее в постели!
– Это вам должно быть стыдно, сударыня! Зачем «вы утверждаете, что добродетельны, хоть это не так», как написал когда-то славный Уилл? Всем известно, что целомудрие актрисы – давно разбитый горшок, который не склеишь.
– Ко мне это не относится! – воскликнула Кэтрин, вскочила и бросилась к двери. – Только прикоснитесь ко мне, и я вернусь в Лондон первым же пакетботом.
Ее угроза не подействовала – как самый заправский негодяй, Том расхохотался ей в лицо.
– Неужели, сударыня, вы предпочтете сбежать и предадите вашего брата в руки палача? О нет, не сделаешь ты это! – заговорил он зычным актерским голосом, открыто издеваясь над Кэтрин. Однако посягательств на ее честь не возобновил, вместо этого заметив: – Вы – редчайшая жемчужина среди женщин, если сохранили девственность! Поскольку подобная редкость никогда не встречалась на моем пути, надо думать, Том Тренчард просто не угодил вам. Ничего, сударыня, говорят, капля камень точит, а я человек терпеливый.
В жестоком мире театра, где многие актрисы предпочитали торговать своим, телом, чтобы не бедствовать, ей было очень нелегко сохранить целомудрие. Тем не менее она часто мечтала о любви, мечтала о добром, нежном возлюбленном, вовсе не похожем на Тома Тренчарда. Напротив – Том олицетворял все, что Кэтрин презирала в придворных кавалерах, заполонивших Лондон со дня Реставрации.
С этими мыслями она и отправилась спать.
Утро встретило их холодным дождем. Небо было серым, и, стараясь преодолеть уныние, Том сказал за завтраком:
– Хорошо, что мы сегодня проведем наши переговоры в экипаже. Нам даже не придется мокнуть – я велел подогнать карету во двор. Хозяин уверен, что мы хотим прокатиться.
Он снова приоделся в черный бархатный костюм. Следуя его приказу, Кэтрин тоже надела одно из своих лучших платьев, темно-синее с серебряной отделкой. Джорди оставили в трактире.
– Охраняй наши комнаты, – велел ему Том, когда они остались одни. – Ничего ценного или компрометирующего нас там нет, но стоит узнать, не интересуется ли кто-нибудь нами.
Слуга кисло кивнул. Вид у него был недовольный, но Том знал: на него можно положиться во всем. Джорди умел хранить доверенные ему тайны и исполнять приказы хозяина, правда, иногда с некоторым ворчанием, но неизменно точно.
Карета достигла места, где от дороги ответвлялась дорожка, ведущая к дому Уильяма Грэма, однако они никого не увидели. Том попросил кучера остановиться на несколько минут, чтобы насладиться прекрасным видом. Кругом были лишь поля и огороды, но кучер, вероятно привыкший к причудам богатых англичан, не выразил удивления. Том и Кэтрин вышли. Дождь прекратился, так что они прошлись немного, громко восхищаясь каналом, и вскоре заметили бегущего к ним Грэма.
В руках у него был узелок, а усталое лицо казалось мертвенно-бледным. К счастью, кучер уже не мог их увидеть, так как дорога резко сворачивала влево.
– Слава Богу, вы здесь! – выдохнул Грэм. – Кто-то подослал ко мне еще одного убийцу… Надо было уехать с вами еще вчера! Я не спал всю ночь, опасаясь нового нападения, – и мерзавец явился под утро. Мне пришлось задержаться, чтобы избавиться от него. Карета с вами?
– За поворотом, – Том махнул рукой, указывая, где именно.
Кэтрин вдруг почувствовала, что ее обуревает безудержный, беспричинный смех. На мгновение ей представилось, как узкий канал заполняется трупами наемных убийц, и почему-то это показалось ей страшно смешным. Том позднее объяснил ей, что потрясение в сочетании с подавляемым страхом частенько производит подобный эффект. Он добавил, что древние греки называли это «истерией», и Кэтрин удивилась, что он обладает столь глубокими познаниями.
– Ну, наконец-то! – сказал Грэм, когда они уселись в карету. – Отвезите меня в Антверпен, будьте так любезны. В шумном городе мы ни у кого не будем вызывать подозрений, не то что здесь!
– Я тоже полагаю, – ответил Том Тренчард, простодушный и честный плут, – что в Антверпене проще затеряться, чем в этой глуши.
– Я был уверен, что тут я в большей безопасности, однако ошибался. Какой-то предатель донес на меня, и мне снова придется скрыться.
Он умолк, явно не желая продолжать разговор, а ведь они встретились специально, чтобы он мог переговорить с ними с глазу на глаз.
Карета достигла окраины города, и Том мягко поинтересовался:
– Мистер Грэм, позвольте узнать, что вы надумали относительно дела, о котором мы беседовали вчера?
– Да-да, простите меня. Впрочем, настоящего разговора у нас все равно не получится. Я вам ничего не скажу, пока у меня в руках не будет королевского указа с дарованным мне прощением.
И Том, и Кэтрин поняли, что два покушения на жизнь Грэма не просто напугали его, но и сделали весьма несговорчивым.
– Прикажите кучеру высадить меня на главной площади, оттуда я знаю дорогу. Свяжусь с вами, когда буду готов к новому разговору.
– Никак иначе? – спросил Том.
– Вот именно. Попросите ваших хозяев в Англии выслать указ с письменным обещанием прощения. Мы поговорим снова не раньше, чем вы получите письмо. Я понимаю, на это уйдет немало времени, так что увидимся мы не скоро.
– А как мне с вами связаться? – спросил Том. Нельзя сказать, что все сложилось удачно, однако в таких делах редко выходит по задуманному.
Грэм улыбнулся:
– Поговорите с Амосом Шоотером – он станет нашим посредником. Ему вполне можно доверять.
– Доверять Амосу Шоотеру! – в сердцах воскликнул Том, когда они высадили Грэма на ратушной площади и расплатились с кучером. – Да я уж скорее доверюсь самому дьяволу! Но другого связного у нас нет, так что ничего не поделаешь.
Он молчал, пока они не вернулись в трактир, где Джорди поджидал их с холодными закусками.
– За работу, жена, – приказал Том, подкрепившись сочной голландской ветчиной. – Надо написать и зашифровать письмо с изложением требований Грэма. Твой почерк лучше, чем у меня.
Он обнаружил это накануне, когда они скрашивали скуку, разучивая данный им шифр. Почерк Кэтрин был четким и разборчивым, как у настоящего писца, а разобрать нацарапанные рукой Тома летящие строчки с замысловатыми завитушками было делом нелегким.
Увидев, что она принялась за дело, Том оставил ее и присоединился к Джорди в буфетной.
Кэтрин написала письмо довольно быстро, однако у нее ушло немало времени на то, чтобы зашифровать его. Старательная, как всегда, девушка перечитала письмо и наконец подписала его присвоенным ей в Лондоне именем нимфы из греческой мифологии. Затем ей пришло в голову, что Том вернется еще не скоро, а потому она достала из своего сундучка несколько листов бумаги и начала писать.
Про себя она то и дело посмеивалась, представляя, как удивился бы Том, если бы прочитал строчки, выходящие из-под ее пера.
Да, Кэтрин не лгала, говоря Тому, что не виделась с Уиллом Уэгстэффом, который совсем недавно с ходу ворвался на театральное пристанище Лондона. Беттертон объявил, что скоро поставит новую пьесу Уэгстэффа «Хвастун, или Простак женится», и зрители ожидали ее с огромным нетерпением. Никто, кроме Беттертона, не знал, что Уилл Уэгстэфф никакой не мужчина, а молодая актриса, с блеском сыгравшая главную роль в пьесе «Хвастун, или Влюбленный Простак».
Вручая Беттертону рукопись своей первой пьесы «Последняя шутка любви», Кэтрин объяснила, что автор – один из ее друзей. Она опасалась, что Беттертон не воспримет всерьез тот факт, что она, всего-навсего женщина, написала столь остроумное произведение. Прочитав, он не скупился на похвалы, но добавил, что по крайней мере две сцены надо немного переделать, приведя их в соответствие с талантами актеров, которые будут заняты в постановке.
– Я буду рад встретиться с мистером Уэгстэффом, – закончил он. – Насколько я понимаю, он пишет под псевдонимом.
– Так оно и есть, – с беспокойством протянула Кэтрин. Ей было страшно даже подумать, что когда-нибудь придется сказать правду, но вот решающий момент пришел, и отступать уже поздно. – Уэгстэфф – не мужчина, – выпалила она. – Ох, мистер Беттертон, простите меня, но это я написала «Последнюю шутку любви», честное слово!
Сначала он ей не поверил, а потом очень расстроился, поняв, что автор – женщина.
– Зрителям это вряд ли придется по вкусу, – объяснил он. – А мы не так богаты, чтобы рисковать сборами.
Выход из этого сложного положения нашла Кэтрин.
– А надо ли вообще упоминать, – поинтересовалась она, – что автор – женщина? Я назвалась Уэгстэффом, так пусть это имя и остается на афишах. Управляющему вы можете сказать, что автор – писатель, ведущий уединенный образ жизни, а потому он желает скрыть свое подлинное имя.
– Отличная мысль! – обрадовался Беттертон. – Твоя пьеса до того хороша, что я не могу упустить такой шанс. Ты интуитивно чувствуешь, какие повороты сюжета и реплики будут иметь успех у зрителей, – наверное, потому, что ты сама актриса. Беда в том, что в пьесе слишком откровенно обсуждаются отношения мужчины и женщины, и твоя репутация погибнет, если станет известно, кто ее написал. Нет-нет, ты для меня – мистер Уилл Уэгстэфф, и никак иначе.
Разумеется, меньше всего на свете Кэтрин хотела, чтобы Том узнал, кто такой Уилл Уэгстэфф на самом деле. Посему продолжать работу над новой пьесой в Антверпене было небезопасно, но, как нарочно, события последних дней вызвали у Кэтрин настоящий приступ вдохновения. Новые сцены, новые шутки и новые повороты сюжета приходили ей в голову так быстро, что она едва успевала их записывать.
Вздохнув, так как на лестнице послышались шаги, Кэтрин спрятала рукопись и скромно уселась у стола. Когда Том и Джорди вошли в комнату, она перечитывала письмо, которое, судя по всему, только что дописала.
– Ну что, сударыня, закончили вы это кропотливое дело?
– Да, как и положено прилежной жене, – сладким голоском ответила Кэтрин, и Джорди одобрительно кивнул. Вот женщина, которая знает свое место!
Том быстро прочитал письмо, почти не шевеля губами, и Кэтрин в очередной раз решила: нельзя верить ни единому слову из того, что он рассказывал о себе. Только люди, получившие отличное образование, могли читать про себя.
– Превосходно, – сказал он. – Просто и ясно. У нас мало времени – я сегодня же отправлюсь на пристань, откуда должен отойти английский пакетбот. Джорди останется с тобой и будет тебя охранять. Можешь упомянуть в разговоре с хозяйкой, что я уехал по торговым делам, – так добрая фламандка убедится, что мы – люди порядочные.
Внезапно Кэтрин стало страшно за него. Она удивилась: ведь никакой опасности не было!
– А надолго ты уезжаешь? Том будто прочитал ее мысли.
– Не бойся, моя хорошая. Со мной ничего не случится – я же не Грэм, который ни разу не нюхал пороха. – Он пристегнул шпагу, а Джорди зарядил и подал хозяину седельный пистолет. – Если я вдруг не вернусь через два дня, вы с Джорди должны продолжить наше дело без меня, и молитесь, чтобы я вернулся лучше поздно, чем никогда. Я оставил Джорди достаточно денег, так что голодать вам не придется. Следуй за Грэмом, не упуская его из виду, и не забудь об Амосе Шоотере. Вот видишь, милая, я тебе верю. И вот тебе на прощанье.
Не успела Кэтрин остановить его, как он обнял ее и крепко поцеловал.
– Скучай по мне хоть чуть-чуть, малышка, – попросил он, – а ты, Джорди, присматривай за ней хорошенько.
В комнате сразу стало тихо и пусто после его ухода. За то недолгое время, что они провели вместе, Кэтрин привыкла к нему, к его насмешкам, к его неожиданной нежности и – признайся же, Кэтрин! – к чувству безопасности, которое дарило ей одно его присутствие.
Джорди нарушил непривычное молчание:
– Не волнуйтесь, хозяйка. Он вернется – не родился еще подлец, способный убить моего хозяина. Он и против троих выстоит!
От такого утешения Кэтрин расхохоталась, и смех ее смешался со слезами.
– Ах, Джорди, и почему ты не поехал с ним?! Мне было бы спокойнее.
– Хозяин ни в жизнь бы не согласился! Да, он доверяет вам, как и мне, но ни за что на свете не оставил бы свою овечку среди волков, которые чуть не прикончили Грэма.
Кэтрин легла спать, как всегда одна, размышляя о том, что без Тома Тренчарда жизнь кажется тоскливой и лишенной всякого смысла.
Глава шестая
– Миссис Тренчард, не так ли? Стараясь скрасить ожидание и немного развлечься – Том отсутствовал уже второй день, – Кэтрин отправилась на рынок. Утратив статус одного из богатейших европейских портов, Антверпен тем не менее по-прежнему вел оживленную торговлю. Кэтрин с восхищением рассматривала брюссельские кружева изумительной работы, когда ее окликнула Изабель Шоотер.
– Добрый день, сударыня! – с улыбкой ответила Кэтрин. – Я очень рада снова видеть вас.
Миссис Шоотер окинула Кэтрин внимательным взглядом.
– Вижу, вы сегодня одна, без мужа. Такое замечание явно требовало объяснения, и Кэтрин не заставила себя ждать:
– Да, он уехал по делам, но, я надеюсь, скоро вернется. Пока что, как видите, меня сопровождает Джорди, наш слуга.
Верный себе, Джорди угрюмо уставился на Изабель Шоотер.
Изабель снова заговорила:
– Муж сегодня утром сказал, что неплохо бы пригласить вас и капитана Тренчарда поужинать с нами как-нибудь вечером. Ему хочется поговорить о добрых старых временах, о днях своей юности. Я как раз шла в трактир, где вы остановились, – и как удачно, что мы встретились! Амос упоминал завтрашний вечер – к нему приезжает друг, с которым он хотел бы познакомить капитана Тренчарда. Может быть, завтра утром вы дадите мне знать, приехал ли ваш муж?
Капитан Тренчард… Вот, значит, как… Чего же еще следует ожидать? Том говорил, что не один год провел на военной службе, но ни разу не упоминал о своем капитанском чине. Она была уверена, что он умалчивал не только об этом. Похоже, слежка и разнюхивание чужих секретов входят у нее в привычку; оставалось надеяться, что Том не займется тем же самым.
– Разумеется, мадам. Я уверена, что Том, как и я, будет рад возможности провести вечер в вашей семье.
– Отлично, миссис Тренчард, тогда мы обо всем договорились! – улыбнулась Изабель. – Как я понимаю, вы впервые в Антверпене. Если пожелаете, я с удовольствием покажу вам город. Сейчас мы находимся недалеко от собора Нотр-Дам – он не только самый большой во Фландрии, но и самый высокий. Росписи в соборе делал Петер Пауль Рубенс, и обычно приезжие не упускают возможности полюбоваться ими!
– Я буду вам очень благодарна, – искренне ответила Кэтрин.
Целый час прошел в болтовне о разных пустяках. Они уже возвращались из собора, когда случайно оброненные слова Изабель Шоотер заставили Кэтрин призадуматься.
– Я бы рада поболтать с вами подольше, милочка, но Амос попросил меня отправить несколько писем в Англию его родным, и я должна поторопиться на почту.
– Выходит, несмотря на войну, с Англией существует почтовое сообщение? – спросила Кэтрин непринужденным тоном.
– Ну, конечно же! Благополучие нашей страны зиждется на торговле, а какая торговля без переписки? Кстати, если вы решите задержаться в Антверпене, вам, наверное, захочется послать весточку семье. Я покажу вам, где почта.
Кэтрин благодарила Изабель за такую любезность, а в ушах у нее звучали обращенные к ней и Джорди слова Тома о том, что ему придется разыскивать отплывающий в Англию пакетбот и уговаривать капитана взять письмо. Либо он не знал о регулярном почтовом сообщении между двумя странами, либо намеренно солгал ей, а сам поехал по какому-то тайному делу, оставив письмо на почте. Попрощавшись с Изабель под заверения во взаимной дружбе, Кэтрин обернулась к Джорди и грозно вопросила:
– Джорди, скажи на милость, где сейчас твой хозяин?
Джорди пожал плечами.
– Он сказал, что повез куда-то письмо, – больше я ничего не знаю. – Джорди отвел глаза в сторону и ворчливо добавил: – Он мне никогда ничего не рассказывает, вот и сейчас велел лишь присматривать за вами.
Кэтрин поняла, что расспрашивать бесполезно, по крайней мере пока. Когда Том вернется в Антверпен – вернее, если он вернется, – надо будет первым делом выяснить, что за игру он затеял.
Такая возможность представилась раньше, чем Кэтрин предполагала. Вернувшись в трактир, она увидела, что Том расположился в гостиной, стягивая запыленные сапоги.
– Вот как, ты вернулся, – протянула она неприветливо.
– И я рад тебя видеть, женушка! – бодро откликнулся Том. Он всегда бодр и свеж, чтобы его черти приласкали! – Не устал ли ты с дороги, муженек? Не принести ли тебе кружечку эля, милый? – сладко пропел он и швырнул второй сапог в угол, где за него взялся Джорди.
– Не устал ли ты с дороги, милый муженек? – язвительно передразнила Кэтрин. – Не зря ли ты путешествовал, чтобы послать письмо, которое можно отправить прямо из Антверпена? Так по крайней мере сказала мне Изабель Шоотер. Где тебя носило? И зачем понадобилось скрывать это от меня?
Том ответил не сразу.
– Предположим, я скажу, что уезжал из города, чтобы отправить письмо. Ты мне поверишь?
– Нет, – отрезала Кэтрин.
– Тогда я ничего не буду тебе говорить, и ты права, что не веришь мне. Досадно, что Изабель Шоотер так некстати решила тебя просветить.
Переобувшись, Том встал и подошел почти вплотную к Кэтрин.
– А что, если бы с тобой, не дай Бог, что-то случилось? Как тогда прикажешь помогать тебе, если мы понятия не имеем, где тебя искать? То есть если Джорди и правда не знает, куда ты ездил.
– Говорил же я вам, хозяйка, – проворчал Джорди, рассматривая, как блестят начищенные сапоги хозяина. – Мне никогда ничего не рассказывают.
– Правильно, – подтвердил Том. – А теперь послушайте, что я скажу, ты, жена, и ты, Джорди. У меня были очень веские причины отправиться в опасное путешествие, ничего вам не говоря, прежде всего для того, чтобы ни один из вас не проговорился – случайно, в непринужденной беседе или на дыбе у палача. Думаю, больше я ничего не обязан вам объяснять.
На мгновение Кэтрин стало страшно. Безгранично властный человек вдруг предстал перед ней во всей сокрушительной мощи своей непреклонной решимости. Она поняла, что спорить нет смысла.
– Вот так-то, жена, – он снова заговорил легкомысленно-бодрым тоном. – Неужели тебе нечего сказать? Чудеса! Ты обычно за словом в карман не лезешь.
Почему глаза у нее защипало от подступивших не вовремя слез? И почему вдруг у Джорди стал такой виноватый вид?
– Нет, мне есть что сказать. Изабель Шоотер сообщила, что ее муж приглашает нас поужинать с ними завтра. На ужин призван также ваш общий друг, чтобы вспомнить старые времена. Я пообещала, что мы придем. Я правильно поступила?
Быстро наклонившись, Том поцеловал кончик ее носа – так, не думая, муж благодарит послушную жену.
– Еще как правильно! Интересно, кого пригласил Амос… А больше Изабель ничего не говорила?
– Нет, ничего особенного. Она показала мне собор и росписи Рубенса. После этого мы выпили чаю в трактире неподалеку – вот и все.
– Хватит и этого. – Он снова поцеловал ее и, не оборачиваясь, заговорил со слугой: – Джорди, если ты и дальше будешь с таким усердием натирать мои сапоги, ты протрешь их насквозь. Ступай и прикажи через час подавать ужин.
Том пожал плечами. Не иначе, он спятил, если и впрямь верит, что красавица и умница, талантливая актриса Клеон Дюбуа, и его слуга, Джорди Чарлтон, переживают за него, – ведь все это их не касается. Гоуэр назначил своим главным агентом в Нидерландах Тома Тренчарда, и никого другого…
Собираясь в гости к Шоотерам на следующий вечер, и Том, и Кэтрин постарались принарядиться.
Их отношения напоминали вооруженное перемирие. Том провел день неизвестно где. Ушел сразу после завтрака без слуги и вернулся лишь к вечеру, вымотанный до предела. Он явно выпил немало спиртного, однако его ни в коем случае нельзя было назвать пьяным.
Перед уходом Том велел Джорди как следует приглядывать за Кэтрин в его отсутствие.
– Раз уж ты решил стать ее верным рыцарем, так будь им. Запомни, ей никуда нельзя ходить одной, охраняй ее днем и ночью, даже здесь, в трактире.
Джорди не отвечал, и Том свирепо поинтересовался:
– Ты меня слышишь?
– Слышу, хозяин, а как же! Я вроде еще не оглох, да и вы не шепчете.
Выходит, его «жена» затронула в загрубевшем сердце Джорди какую-то нежную струнку. Ладно, неважно. Том намеревался разыскать некоего Джайлса Ньюмена. Его имя называл один из агентов, с которым он встречался во время своего двухдневного отсутствия. Ньюмен был когда-то другом, а ныне стал убежденным врагом полковника Бэмпфилда, руководившего немногочисленным войском пуритан в Нидерландах. Ему наверняка что-то известно о связях Грэма.
Том узнал, что Ньюмен – человек угрюмый и нелюдимый, превратившийся в настоящего женоненавистника после того, как его жена сбежала с кем-то из придворных Карла II. Застать его чаще всего можно в таверне «Принцесса Киевская», где он снимал комнату. Предстояло выяснить, не разочаровался ли он в идеях пуритан настолько, чтобы выдать и тайны голландской армии, и темные делишки Грэма.
«Принцесса Киевская» оказалась крохотной таверной в глубине узкого, грязного проулка, совсем непохожей на чистенькие и уютные постоялые дворы Антверпена. Впрочем, Том был готов к этому – он оставил в трактире и свои новые сапоги, и изящную одежду. Поверх засаленного черного парика, надежно скрывшего от любопытных глаз его приметные золотисто-рыжие локоны, он нахлобучил потрепанную серую шляпу.
Том спросил у коренастого, с выступающим вперед брюхом хозяина, у себя ли Джайлс Ньюмен.
– Наверху, первая дверь направо, – лениво протянул хозяин, не вынимая изо рта глиняной трубки.
Лестница без перил вела на площадку второго этажа, куда выходили несколько дверей.
Том постучал в дверь справа, но никто не ответил. Может быть, хозяин ошибся? Том осторожно толкнул дверь, и она отворилась. Он оказался в полутемной комнате, пропитанной запахом дешевого табака.
Джайлса Ньюмена не было видно, только у двери стояла пара сбитых сапог, а над ними на гвозде висел рваный плащ. Том заколебался, но затем вытащил длинный кинжал, с которым никогда не расставался.
Держа клинок наготове, он подошел к кровати, откинул полог – и увидел лежащего на спине человека, без сомнений, умершего ужасной смертью. Его задушили – так часто поступали убийцы, желавшие разделаться с жертвой без лишнего шума. Судя по всему, убийство произошло совсем недавно, так как тело еще не остыло.
И снова Том заколебался. Спуститься вниз и сообщить хозяину, что он обнаружил мертвеца, означало вызвать подозрения и стать объектом расспросов, а секретному агенту британской короны не нужно ни то, ни другое. Исчезнуть, выскочив в оконце на противоположной входу стене, также означало вызвать подозрение, когда тело будет обнаружено.
Пожалуй, второй выход был более безопасным. Однако прежде стоило обыскать комнату на случай, если попадется какая-нибудь улика, подсказывающая, кто убил Ньюмена или чем он в последнее время занимался. Том внимательно осмотрелся по сторонам. Вещевой мешок лежал на стуле возле кровати, из него выпали книжка в черном переплете и пара замасленных перчаток.
Том подобрал с полу книжку и пролистал ее – это оказался молитвенник. На форзаце было нацарапано имя Ньюмена. Том не сомневался, для чего именно служила ему книжка. Некоторые буквы были обведены кружочком, а под ними подписаны другие. Значит, Ньюмен с кем-то переписывался, но с кем? У его корреспондента должна быть такая же книга с шифром.
Сунуть молитвенник в карман куртки было делом секунды. Кто знает, вдруг он когда-нибудь пригодится? Иногда важную тайну удается раскрыть именно благодаря таким пустякам. Больше в комнате не оказалось ничего достойного внимания, кроме жалких пожиток Ньюмена.
Том выглянул из окна, отметив, что сумеет, пожалуй, протиснуться в него. Несомненно, убийца попал в комнату таким образом.
Внизу он увидел крышу примыкающего к таверне сарая, откуда до земли было не более десяти футов. Поблизости никого – лишь коза щипала чахлую травку в садике, служившем одновременно и огородом, и крохотным пастбищем, как было заведено в Нидерландах. За оградой – немощеный переулок.
Том задумался. Пожалуй, ему будет лишь на руку, если тело Ньюмена обнаружат не сразу. В таком случае, это нетрудно устроить. Он подошел к кровати, перекинул тело через плечо и, стараясь действовать осторожно, пропихнул мертвеца в окно и придержал, так что тело соскользнуло по крыше на землю. Если повезет, недогадливые хозяева припишут смерть постояльца неуклюжей проделке с пьяных глаз.
Том с великим трудом протиснулся в оконце, съехал по крыше сарая и спрыгнул на землю, сумев не задеть при этом тело Ньюмена.
Оглядевшись, он отряхнулся и не спеша удалился. Ни в переулке позади таверны, ни на примыкавшей к нему улице ему никто не встретился.
Когда труп наконец найдут, хозяин, скорее всего, припомнит незнакомца, который спрашивал Ньюмена, поднялся наверх, да так и пропал.
Том продолжал идти размеренным шагом, пока не добрался до другого, более почтенного постоялого двора под названием «Белая лошадь». Там он постарался привлечь к себе внимание, притворившись, что напился почти до потери чувств. Элем, который ему подносила служанка, он щедро полил одну из кадок с цветами и также затеял шумную ссору с человеком, выигравшим у него партию в шахматы.
Закончив игру, Том принялся жаловаться на жульничество – теперь он был уверен, что его запомнят. Наконец хозяину и недавнему сопернику удалось успокоить разбуянившегося гостя, и Том, пошатываясь и сплевывая, удалился. Лишь когда «Белая лошадь» осталась далеко позади, он выпрямился и зашагал к трактиру своей обычной пружинистой походкой.
