Текст книги "Кучка разбойников"

Автор книги: Пантелеймон Романов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Романов Пантелеймон Сергеевич
•
Кучка разбойников

В одно из воскресений слободские мужики сидели на завалинке около избы овчинника и толковали о новых порядках.

Говорили о том, что весь народ против, только вот завелась кучка разбойников на деревне и безобразничает, и что все равно их дело не выйдет, потому что народ хороший, помнящий и Бога еще не забыл. А раз народ весь против, тут все равно ничего не сделаешь.

Проезжавший по деревне кузнец из соседнего села остановил лошадь и подошел к говорившим поболтать и выкурить трубочку.

– Об чем разговор? – спросил он, присаживаясь и доставая кисет.

– Да вот об новом начальстве говорим, об этих разбойниках.

– А… – сказал кузнец, кивнув головой. – А у нас и все-то словно взбесились, как злодеи сделались. Прежде Бога помнили, чужого не касались, а теперь пондравилось: что чужое – давай сюда…

– Нет, у нас – слава богу, на редкость люди хорошие. Как заговорили эти разбойники, чтобы отнимать у богатых землю и имущество, так все против были. Прямо их в глаза разбойниками так и зовем.

– Да, это на редкость, – сказал кузнец, покачав головой. – А у нас такие злодеи все, не дай бог. Что наше начальство-то это новое скажет, то и вали! Отбирать у кого, выселять… там еще декрету такого не вышло, а они уж стараются.

– Нет, у нас люди хорошие. Хоть бы один когда за них руку поднял – ни за что! Они свое говорят, а мы напротив. На собрание нас позовут – говорите, граждане, высказывайтесь… А мы молчим. Газет для нас выписали, а мы их все на цигарки. Вот ей-богу.

– А у нас, братец ты мой, начали с земли помещицкой… «Кто за то, чтобы отнять?» Все, как один человек.

– Обрадовались… Ах, сукины дети, разбойники. А у нас, когда первый раз только заговорили, чтобы отбирать, так все такой шум подняли, что просто беда. «Бога, – кричим, – забыли, разбойники! Вам на большую дорогу только впору иттить»… – сказал овчинник.

– Да, – продолжал кузнец, – и отобрали, братец ты мой, землю.

– И никто не нашелся против? Все поднимали руки?

– Все.

– У вас, значит, все такие-то, как у нас эти пять человек?

– Выходит, так. А у вас, значит, землю совсем не тронули? – спросил кузнец. Наступило молчание.

– Да нет, землю-то и мы отобрали…

– Кто же у вас-то постарался? Общество?

– Нет, какое там общество, общество все было против. Все вот эти пять разбойников.

– Что ж это вы допустили-то?

– А ну их к черту, связываться еще. Отстранились, и кончено дело. Им отвечать, а не нам. Подожди, ответят… Вот мы их тогда обнаружим. Ведь что, сукины дети, делают! Андрей Степанович у нас, арендатор этот – человек, можно сказать, первый сорт был, так эти разбойники постановили все у него отобрать, а самого выселить, чтобы, говорят, гнезда эти с корнем вывести и ла но, а то нынче тут хороший сидит, а завтра какой-нибудь злодей придет и опять кровь будет пить. Ты можешь себе вообразить – плакали все мы-то.

– Плакали?

– Да. Человек очень хороший был. Все против были, как один.

– И пришлось выселять?

– Что ж сделаешь-то… И не то что выселили, а еще и растащили все до последней щепки. Все через них, через окаянных, берите, говорят, а то другим отдадим. Ну, известно, каждый думает, что раз все равно разберут, так уж лучше мы возьмем, чем другие попользуются.

– И все эти пять человек в должности состоят? – спросил кузнец.

– Все до одного.

– Отчего ж так вышло-то?

– Оттого, что народ у нас хороший очень, – недовольно отозвался овчинник. Нешто богобоязненный и правильный человек пойдет на такую должность, душу марать! Да еще… отвечать потом. А эти, как они наглые сукины дети, так и прут всюду: и в председатели, и куда хочешь. Ведь это что – какой разбой развели: садик был у этого Андрея Степаныча, так весь его на глазах у него обтрясли, с ветками оборвали.

– Кто ж это?

– Кто… Трясли-то, конечно, все… да ведь все из-за них, из-за разбойников: они слух пустили, что кто трясти не будет, тому из имущества арендаторского при дележе ничего не достанется. Ну, тут, конешное дело, так все принялись бузовать, что только треск идет.

– Здорово, – сказал кузнец. – А у нас слух прошел, что вы будто сами пожелали и землю делить, и все.

– Какое там – сами. Все против были! И мы так смотрим, что ни к черту их дело не пойдет, потому что раз весь народ против, тут уж ничего не сделаешь. А ответить им когда-нибудь придется… вот уж тогда мы все причтем…

На улице показался молодой парень в кожаной фуражке, он быстро шел мимо и на ходу крикнул:

– Собирайтесь к Иванихе на двор, сарай будем ломать. Под клуб пойдет.

Когда он прошел, овчинник угрюмо посмотрел ему вслед и сказал:

– Видал?.. Вот они, вот отродье чертово. Чужую собственность ломать. Ни святого – ничего! И какие-нибудь молокососы.

– А все-таки здорово: даже никто не отозвался, – сказал кузнец. – А у нас сразу бы все вскочили.

– Ну, чего сидите-то! По десяти раз к вам прикладываться! – крикнул проходивший по улице человек в пальто с оборванными пуговицами и с большой книгой под мышкой.

– Сам председатель… – сказал овчинник, кивнув кузнецу на проходившего, Чем черт не шутит! – прибавил он, покачав головой.

Из двери начали показываться мужики и, надевая шапки, почему-то сначала оглядывались на обе стороны улицы. Человек пять нехотя пошло в ту сторону, куда ушел председатель. Остальные, посмотрев на них и опять на обе стороны улицы, тоже пошли.

– Эй, вы куда? – крикнул овчинник.

– Пойтить посмотреть, что эти умные головы орудовать будут, – ответили уходившие.

– Пойтить себе посмотреть, – сказал овчинник. Кузнец тоже поднялся и поехал в лавочку на конец села. Когда он оглянулся, то увидел, что из сеней выскакивают запоздавшие и, надевая на бегу одежду, рысью бегут догонять остальных.

– Эй, стойте, куда пошли-то?

– Да вот эти разбойники еще что-то ломать выдумали.

– Ах, пропасти на них нет! А вы что ж не скажете… кажный сукин сын норовит вперед забежать…

* * *

Когда кузнец ехал обратно мимо усадьбы, за плетнем стоял шум, треск ломаемых бревен, летела, оседая на траву, пыль, точно от молотьбы, и слышался говор и крик многих голосов, как бывает на пожаре. Мужики, все в пыли, в гнилой трухе копошились, как муравьи. Только слышалось со всех сторон:

– Сыпь!.. Ломом-то поддень, черт! – кричали в одной стороне.

– Стропила веревкой бы зацепить, да и свалить.

– Где ж ее возьмешь, веревку-то…

– Э, черти безголовые… тоже идет дело делать… А на высоком пне стоял председатель, как на обозревательной башне, и, едва успевая оглядываться, кричал каждую минуту:

– Эй, куда бревно поволок!.. Брось сейчас, сукин сын!.. Не отрывать петли! Вынимай сейчас все из кармана!.. Ломаем для общего пользования, а ты себе тащишь, бессовестные!..

А с другой стороны навстречу кузнецу, через разломанный плетень, согнувшись и подхватив под мышку доску, прошмыгнул овчинник. Но наперерез ему бросился парень в кожаной фуражке.

– Куда тащишь, мать твою!.. Брось сейчас! Овчинник оглянулся и, как бы соразмерив расстояние и увидев, что ему не убежать, бросил доску.

– Подавись!..

Парень поднял с дороги доску, швырнул ее через плетень и пошел во двор.

– Промахнулся?.. – сказал кузнец.

– Э, сволочи… – проговорил овчинник, сплюнув. И, подойдя к телеге, сказал, указав на разломанный сарай: – И неужто это им так пройдет, разбойникам?!

1918