Текст книги "Святой Арсений Каппадокийский"

Автор книги: Паисий Святогорец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

– Благослови, отец. Так долго не могу, у меня дома маленькие дети.

Тогда отец Арсений ей говорит:

– Давай, иди к своим детям, а то будут плакать. Мне так не подходит.

Этот разговор слышала соседка той женщины. Она оставила своего ребёнка подруге и радостно вызвалась носить воду для Хаджефендиса. Чтобы избавиться от неё, отец Арсений дал ей кувшины и сказал:

– Таскай воду и лей её на камни во дворе.

Женщина несколько раз проделала эту работу, и её стали мучить помыслы. Она пошла к отцу Арсению и сказала:

– Благослови, Хаджефендис. Вижу, что без толку работаю, только время трачу зря. Я бросила ребёнка и пришла тебе помогать, а ты мне говоришь лить воду на камни.

Тогда отец Арсений ей говорит:

– Камни нужно поливать, чтобы они стали мягче. Если не можешь таскать воду, то иди домой и займись ребёнком: негоже, чтобы он плакал.

Продромос, который видел всю эту сцену, сказал отцу Арсению:

– Благослови, Хаджефендис. Пусть женщины тебе помогают, если это им нравится.

На что отец Арсений ответил:

– Послушай, Продромос, если бы я хотел, чтобы женщины мне служили, то стал бы женатым священником и моя бы матушка обо мне заботилась. Монах, которому служат женщины, уже не монах.

Так отец Арсений старался избавиться от женщин, которые по ревности хотели ему послужить.

Всякий раз, когда он видел, что люди после очередного чуда превозносят его, он резко говорил: «Вы что думаете, что я святой? Я такой же грешник и ещё хуже вас. Что не видите, как я раздражаюсь? А чудеса Христос творит. Я только свои руки воздеваю и Его прошу».

Люди, которые видели, как отец Арсений воздевает руки и в молитве вопиет: «Боже мой!» – говорили: «Его сердце словно разрывалось в ту минуту, казалось, что он хватает Христа за ноги и не отпускает, пока Он не исполнит его прошения».

Отец Арсений старался скрыть свои добродетели, но благодать Божия, обитавшая в нём, его выдавала. О нём знали даже в Константинополе.

Вселенский патриарх почитал Хаджефендиса и много раз ему писал, прося молиться за Вселенский престол. И тогда Хаджефендис брал с собой Продромоса, они шли в храм Пресвятой Богородицы или Иоанна Златоуста и служили всенощное бдение.

«Однажды, – рассказывал Продромос, – в день памяти святого Харалампия[17]17
  Память священномученика Харалампия Магнезийского празднуется 10/23 февраля. – Прим. пер.


[Закрыть] мы пошли в храм Пресвятой Богородицы (Со Канчи) служить всенощную. Когда я начал петь стихиры на хвалитех[18]18
  Песнопения утрени. – Прим. пер.


[Закрыть], Хаджефендис вышел из алтаря и стал петь вместе со мной. Вдруг вижу на противоположном клиросе стоит какой‑то согбенный седой старичок с палочкой. Я в страхе затрепетал. Хаджефендис, увидев, что я дрожу, спросил: “Ты что замёрз?” Я сказал “нет” и показал на седого старца напротив. Хаджефендис ничуть не смутился и сказал ему по-турецки: “Идите петь вместе с нами”. Старец не ответил, но сделал знак, чтобы пели без него. Я перестал следить за текстом и тайком поглядывал на старца, думая только о нём. От этого пение расстроилось, и старец вынужден был уйти. Он вышел и исчез в большой фиале со святой водой во дворе церкви, и вода залилась в храм. Хаджефендис сказал, что этот седой старец был святой Харалампий. После литургии мы вернулись в деревню, и там я рассказал о случившемся. Многие сразу побежали в храм и набрали себе воды, которая вылилась, когда святой уходил».

После этого случая Хаджефендис пробыл сорок дней в затворе в своей келье. Людям он говорил, что плохо себя чувствует, и многие жители так и думали. А другие говорили, что он напуган происшедшим.

Отцу Арсению неоднократно предлагали стать епископом, но он каждый раз отказывался, ссылаясь на свою раздражительность. А тем, кто понимал, что под раздражительностью он скрывает кротость, говорил: «Не хочу быть епископом, потому что боюсь гордости. Чем выше горы, тем больше на них собирается туч». И Иерусалимский патриарх хотел рукоположить его в епископа и даже просил его брата Власия повлиять на него, но отец Арсений так и не согласился. Богатому архиерейскому саккосу[19]19
  Саккос – часть православного архиерейского облачения. – Прим. пер.


[Закрыть] он предпочёл бедный мешок на плечах, под которым скрывал Царствие Божие, обитавшее в его смиренной душе. Однако, не желая огорчать патриарха, он согласился быть экзархом Святого Гроба и помогать паломникам, отправлявшимся в Иерусалим. А чтобы не огорчать епископа Кесарийского, который его очень уважал и любил, отец Арсений стал экзархом и своего округа.

Как видите, добродетель скрыть невозможно, как бы человек этого не хотел. Солнце невозможно закрыть решетом, потому что его лучи всё равно будут проникать через дырки. Так и святой Арсений, как он ни старался скрыть свои добродетели, всё равно многие из них стали известны людям. И сама жизнь и многие чудеса свидетельствуют о его святости. Многих из фарасиотов старшего поколения уже нет в живых, однако живы ещё[20]20
  В 1971 году, когда было написано житие святого Арсения. – Прим. авт.


[Закрыть] некоторые из тех, кто был тогда помоложе и видел своими глазами чудеса, о которых говорится в конце книги.

Благословенный Божий человек Хаджефендис, помимо других даров, имел ещё дар прозорливости. Он за много лет был извещён Богом о переселении в Грецию и говорил фарасиотам, чтобы они не тратили денег зря, а откладывали на дорогу. За год до обмена населением одна женщина пришла к нему и сказала:

– Благослови, Хаджефендис. Я слышала, что в этом году нас будут переселять.

Он ответил ей:

– Успокойся пока и занимайся своими делами, до отъезда у нас ещё целый год.

Когда год миновал, пришло печальное известие и люди стали собираться в дорогу. Конечно, тяжело было оставлять родные дома, но благой отец Арсений старался утешать людей, говоря, что теперь они вернутся на родину, в Грецию. Все фарасиоты стали готовиться к отъезду, готовился и отец Арсений. Прежде всего он окрестил всех ещё не крещённых детей, среди них и сына сельского старосты. Родители мальчика хотели назвать его по имени деда – Христосом. Но отец Арсений не согласился, потому что тоже хотел назвать кого-нибудь своим именем, и сказал родителям:

– Хорошо, конечно, что вы хотите назвать его в честь деда. Но я‑то тоже хочу, чтобы у меня был продолжатель.

Поворачивается к крёстной матери, держащей ребёнка, и говорит:

– Скажешь: «Арсений».

Действительно, этот мальчик с детства хотел стать монахом и стал им. То ли подействовала молитва отца Арсения, то ли он провидел это. И то и другое свидетельствует о его святости.

После крещения детей отец Арсений целую неделю прятал священные сосуды, дабы они не были осквернены турками. Одни закопал в храме преподобномучеников Варасихия и Ионы, другие на кладбище. Взять их с собой было невозможно, так как все ослы были заняты – на них везли детей и стариков, а также продукты, необходимые в дальней дороге.

Так заботливый отец заботился о своих детях, но и любящие дети старались сделать что возможно, чтобы облегчить ему тяжесть пути. Для отца Арсения специально выбрали смирного осла, на котором он должен был ехать. Однако он ни под каким предлогом не соглашался сесть на животное. Тогда сельский совет выбрал трёх благочестивых крепких юношей, чтобы они его сопровождали: Моисея Когланидиса, сына Хутиса, Соломона Коскеридиса и Сарандиса Цопуридиса – хотя отцу Арсению человеческая защита была и ни к чему, он сам был сильным духовным воином, обладавшим Божественной силой, что и проявилось впоследствии.

В путь отправились 14 августа 1924 года, причём турки пришли раньше срока и стали выгонять людей. Успение Богородицы праздновали в деревне Ахьявуды (Ях–Яли), где остановились на отдых.

Отец Арсений, как добрый пастырь, повсюду следовал за своим стадом. Хотя это был обмен населением, а не переселение, турки, как всегда, вели себя словно злые осы.

Из Ахьявуд отцу Арсению пришлось пешком вернуться в Фарасы (шестьдесят километров: тридцать туда, тридцать обратно), потому что он забыл забрать с престола храма святых Варахисия и Ионы мощи святого Иоанна Златоуста. Никого из своих спутников он с собой не взял, чтобы не утомлять их, а потом снова вернулся к своей пастве, которая с волнением ожидала его.

В Ахьявудах турки приставили к отцу Арсению для охраны жандарма, который должен был целым и невредимым доставить его в Нигди. По дороге от Енехиля в Улагацу их нагнал один свирепый турок на коне и, кивнув в сторону отца Арсения, сказал жандарму:

– Что ты c ним возишься? Столкни его где-нибудь в пропасть и дело с концом.

Один из трёх юношей, сопровождавших отца Арсения, сильно испугался за него и посоветовал ему сказать туркам, что он официальное лицо и чтобы они обращались с ним повежливее. Отец Арсений ему ответил: «Не стоит. Нука пошли». И они продолжили путь. «Всадник не успел отъехать и двадцати метров, – рассказывал Моисей Когланидис, – как упал с лошади на землю. Увидев это, жандарм сказал отцу Арсению: “Сен син азиз!” (Ты святой)». После этого случая турецкий жандарм относился к отцу Арсению с большим почтением. А Хаджефендис сказал юношам: «Я и слова не успел произнести, а он уже упал».

В Нигди отца Арсения ждали не только фарасиоты. Многие местные жители, страдавшие различными недугами, услышав о его приходе, ждали, чтобы получить исцеление. Среди болящих была и дочь местного богача, одержимая страшным демоном. Вслед за болящей, которая ужасно себя вела, ходило много праздного народа. Отец Арсений всех разогнал, а отцу сказал привести дочь на следующий день. Тот так и сделал. Когда отец Арсений прочитал Евангелие, бес вышел из девушки и она стала здоровой. Благодарный отец достал кошель и просил святого принять его, но отец Арсений не соглашался. Богач же настаивал, потому что боялся, что если святой не возьмёт денег, то с его дочерью опять что‑нибудь случится. Тогда отец Арсений вытряхнул на землю всё содержимое кошеля и сказал: «Если не хочешь, чтобы твоя дочь опять заболела, возьми эти деньги и своими руками раздай их бедным». Отец с радостью их раздал.

Фарасиоты, видя, что отец Арсений в свои восемьдесят три года после пяти дней пути хочет и дальше идти пешком, почти насильно усадили его в повозку и повезли, дабы он постоянно был рядом.

Среди бед и страданий, тяжёлых условий пути святой пребывал в единении с Богом, укрепляясь Божественной благодатью и утешая других, вселяя в людей надежду и упование. Хаджефендис не переставал утешать их и в дальнейшем, потому что должен был подготовить людей к предстоящей разлуке их друг с другом и с ним самим. Он напоминал им о том, о чём некогда говорил ещё в родном селении: «Когда мы поедем в Грецию, то жители нашего села окажутся разбросанными по разным её концам. Будет сущая неразбериха». Ещё повторял: «В Греции я проживу всего сорок дней и умру на острове».

И на корабле его лик источал благодать и утешение. От подвижнических трудов его лицо приобрело какой‑то особый блеск и по цвету напоминало спелую айву. От непомерных духовных подвигов, подъятых ради любви ко Христу и на благо родной паствы, которой отец Арсений как добрый пастырь руководил пятьдесят пять лет, плоть его иссохла и утончилась.

Но не столько работа изнуряла все эти годы неутомимого делателя винограда Христова, сколько неусыпное попечение о безопасности виноградника. Фарасы находились в месте глухом, а вокруг дикие звери (четы), которые то и дело старались разрушить ограду и разорить виноградник. Видя это, Благой Бог решил пересадить лозу в Свой большой виноградник – Грецию, а виноградаря призвать к Себе, чтобы тот отдохнул от трудов.

На корабле каждая семья, действительно, была словно связка виноградных ветвей, и любящий отец нежно заботился о каждой. Некоторые голодали, отказываясь есть скоромную пищу в бесплатной столовой. Им отец Арсений говорил: «Сейчас про посты забудьте, ешьте, что дают. Когда на новом месте обустроитесь, тогда и будете поститься». А сам доставал из-за пазухи ячменную лепёшку и садился вместе со всеми, говоря: «На меня не смотрите, я монах».

После трудного путешествия корабль причалил в греческом порту Пиреи, у селения Святого Георгия. Здесь на греческой земле 14 сентября 1924 года они радостно встретили и великий праздник Воздвижения Честного Креста (по старому стилю, которого придерживались на родине). Три недели переселенцы провели в лагере для беженцев в селении Святого Георгия, а потом поехали на Керкиру, где их временно разместили в городской крепости.

Тут милосердный Хаджефендис заболел. Фарасиоты встревожились. Его, почти насильно, положили в больницу, где условия были лучше, чем в крепости. Отец Арсений ни за что не хотел расставаться с земляками и со слезами просил: «Дайте мне умереть рядом с вами», но те не слушали. Из любили к нему они думали, что в больнице он скорее поправится и снова вернётся к ним, словно забыли слова Хаджефендиса: «В Греции я проживу всего сорок дней».

На Керкире, в городской крепости, отец Арсений прожил две недели и два раза служил в храме святого Георгия. Ещё неделю он пробыл в больнице, где его постоянно навещали обеспокоенные его здоровьем фарасиоты. Однажды Продромос хотел забрать у отца Арсения в стирку одежду.

– Что её стирать? Не сегодня–завтра она будет в земле, – сказал ему отец Арсений.

Продромос не понял и снова сказал:

– Дай я её постираю, ты стар и к тому же болен.

А отец Арсений ответил:

– Что же, по–вашему, я от старости перестал быть монахом?

Он, несомненно, продолжал быть монахом.

В тот же день Продромос увидел, как по отцу Арсению ползёт вошь. Он незаметно её поймал, чтобы не видели люди, которые были рядом, и хотел раздавить. Но Хаджефендис закричал: «Не трогай её» – и, взяв вошь из рук Продромоса, сунул себе под одежду: «Оставьте её, пусть ест, пока есть возможность. Что же, одним червям всё тело достанется?» Потом он обвёл взглядом всех стоящих и сказал: «О душе, о душе надо заботиться, а не о плоти, которая ляжет в землю и будет съедена червями». Это была последняя проповедь отца Арсения об истинном смысле жизни!

Когда все ушли и остался один Продромос, отец Арсений сказал: «Давай, Продромос, прощаться. Послезавтра я перейду в другую жизнь. Вчера днём приходила Божия Матерь и известила меня. Она показала мне Афон и монастыри, которые я очень хотел видеть, да так и не удостоился. Что сказать, Продромос! Знаешь, сколько на Афоне монастырей?! Какие большие храмы?! Красота!» А после этого он сказал: «Через восемь дней умрёт твоя жена Кирьяки, но ты не грусти. И Алмалу, жена Карамуратидиса Стефана, тоже умрёт через тринадцать дней». Так и случилось.

Прошло назначенных два дня, и настало то самое «послезавтра». И верный раб Божий, отец Арсений, причастившись, отошёл к истинной вечной жизни со Христом. В этот момент не было рядом с ним никого из фарасиотов. Он не желал, чтобы кто‑то отвлекал его от молитвы, с которой он готовился в вечность.

Вот кто такой отец Арсений!

Один, малый, с одной надеждой на Божие заступление!

Один, великий, преданный исключительно Богу и образу Божию человеку!

Один, до конца жизни наедине только с Богом!

Когда благочестивый псалт пришёл навестить его, он принял благословение уже от мощей святого отца. В правой руке на груди отец Арсений крепко сжимал узелок со своим главным сокровищем – мощами святого Иоанна Златоуста. Нестяжательный отец Арсений не оставил по себе никакого наследства, кроме нескольких потрёпанных книг.

Узнав о его кончине, фарасиоты были безутешны в своём горе, хотя отец Арсений их и готовил к этому. Собралось много людей, и устроили ему торжественные похороны, на которые пришло и много местных жителей. Отец Арсений был погребён на городском кладбище Керкиры рядом с другими священниками.

На могилу положили мраморную плиту, где было выгравировано его имя.

Отец Арсений отошёл ко Господу 10 ноября 1924 года (по новому стилю) в возрасте восьмидесяти трёх лет.

Преподобный отец Арсений – звезда Востока – сошёл с небосклона уже в Греции, даровав ей свои честные останки.

Чтобы люди могли иметь представление о том, как выглядел отец Арсений, я посчитал необходимым описать его внешность.

Отец Арсений был высокого роста, метр восемьдесят, крепко сложен, но худ от подвигов воздержания. Руки у него были настолько сильные, что в молодости четверо человек не могли повалить его на землю.

У него были тёмно–русые, во времена ранней молодости довольно густые волосы. Борода широкая и длинная, густые брови и гладкий лоб. Большие голубые глаза и узкое, вытянутое лицо. Щёки впалые и заросшие густой бородой. Скулы были гладкие и отсвечивали. «Цвета спелой айвы», – как говорили люди. С молодости он казался старше своих лет, поэтому в зрелые годы все считали его уже старцем.

Много лет прошло со времени праведной кончины отца Арсения, но никто из благоговейного страха не дерзал открыть его могилу. Встречаясь, благочестивые фарасиоты спрашивали друг друга: «Хаджефендис никому не являлся?» Они ждали знака, чтобы открыть могилу, думая, что обретут его мощи нетленными. Поэтому, когда через тридцать четыре года могилу открыли и неистлевшими оказались только его честные кости, многие соблазнились. «Если уж Хаджефендис после таких подвигов и чудес не смог стать святым, тогда кто может», – говорили они.

Нет ничего удивительного, что некоторые благочестивые и простодушные фарасиоты так думали. Ведь отец Арсений жил святой жизнью и изливал благодать Божию в чудесах, подобно духовному генератору, который приводился в действие всеобщей и необъятной Божественной любовью, не только на христиан, но и на турок. О чём свидетельствовали все, верные и неверные.

Его дар чудотворения засвидетельствован и одной фарасиоткой, ставшей впоследствии иеговисткой, которая живёт в Пангео. Она рассказала о тех чудесах, которые были совершены отцом Арсением на её глазах.

Соломон Коскеридис из деревни Палеохори в Пангео, один из трёх юношей, сопровождавших отца Арсения во время обмена населением, рассказывал: «Если Хаджефендису приводили больного, чтобы он помолился, больной выздоравливал на все двести процентов сразу после прочтения молитвы. В Фарасах не было врачей. Хаджефендис был нашим врачом и лечил нас молитвой. К нему шли не только фарасиоты. Приходили люди из окрестных деревень и городов: из Нефсехира (Неаполь), Иркупа (Прокопи), Синаса и других мест».

Много чудес совершил отец Арсений. Каждый раз встречаясь с фарасиотами, я брал с собой чистую тетрадь, чтобы записывать всё новые и новые свидетельства. Ведь не день и не два трудился отец Арсений, а целых пятьдесят пять лет он молился над больными, и они благодатью Христовой выздоравливали.

Во время последнего посещения селения Драмы сердце моё возгорелось и мне захотелось побывать в Фарасах. Несмотря на все трудности, 29 октября 1972 года Бог сподобил меня вместе с игуменом монастыря Ставроникита архимандритом Василием посетить Фарасы. Я очень благодарен Богу за это.

По приезде в Кесарию мы с волнением стали искать на карте Фарасы, но не нашли. Мы спросили про Фарасы у одного турка, и он нам сказал следующее: «Я слышал давно, что Фарасы – это было большое красивое село, где жили христиане. Но когда христиане уехали, пришли турки из Греции, растащили, что было в домах, всё загадили, а потом уехали. В Фарасах, когда там жили христиане, был один святой батюшка. К нему приводили больных, он читал над ними молитвы, и те выздоравливали. Келья его была как аптека».

И всё же кое‑что нам удалось выяснить, и на другой день мы прибыли в Ях–Яли (Ахьявуды), расположенное в ста километрах к югу от Кесарии. Пока отец Василий искал джип, два старых турка, которые сидели на улице возле бакалейной лавки, пригласили меня присесть рядом и стали расспрашивать, откуда я и куда еду, священник я или нет. Я им кратко обо всём рассказал. Один из стариков сказал: «Там в Фарасах был один азис папас (святой батюшка). Его звали Хаджефендис. К нему отовсюду приводили больных, он читал молитвы, и больные выздоравливали. Меня тоже к нему водили – у меня была на бок свёрнута голова. Он помолился, и я выздоровел». И он показал мне, как у него была свёрнута голова и как потом встала на место.

Потом пришёл отец Василий, мы сели в машину и, проехав ещё тридцать километров на юг, прибыли в Фарасы (в общей сложности мы проделали путь в сто тридцать километров).

Фарасы выглядели именно так, как нам описал турок в Кесарии. Вместо четырёхсот восьмидесяти христианских семей, живших здесь до 1924 года, на развалинах обитало всего семьдесят турецких семей. Церковь превратили в мечеть; обнаружили и вход в церковное подземелье. Все турки поселились здесь после обмена населением. Из местных живы были только двое. У одного из них, который ещё помнил фарасиотский диалект, я попытался узнать, где была келья отца Арсения.

Долгий путь от Фарас до Кесарии (двести шестьдесят километров туда и обратно) отец Арсений, исполняя обязанности экзарха, проходил пешком по три–четыре раза в год. Как Благой Бог мог оставить без воздаяния такое усердие и труды! Он щедро наградил Своего раба благодатью и даром чудотворений.