Текст книги "Загробный гость: Приключения Шерлока Холмса в России. т. 1"

Автор книги: П. Никитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

Заперев магазин, Гаврюшка не спеша погладил бородку и, сказав что-то своим приказчикам, медленно направился к трактиру.

Заняв, на наше счастье, соседний с нами столик, он заказал чай.

Я видел, как при входе Гаврюшки глаза Холмса радостно сверкнули.

Минут через 20 в трактир вошел средних лет мужчина с плутоватым лицом.

Оглядевшись кругом и увидав сидящего за столиком Гаврюшку, он подошел к нему и, поздоровавшись, сел рядом.

– Ну что? – словно вскользь спросил Гаврюшка, обращаясь к пришедшему.

– Да ничего, все ладно, – ответил тот.

– Ты, Фомка, смотри, работай аккуратно, сам знаешь, ноне строгости какие пошли. Как бы чего не вышло.

Пришедший как-то весело и разухабисто махнул рукой.

– Не на тех напали.

Гаврюшка Воропаев самодовольно улыбнулся.

Они сидели так близко от нас, что мы слышали каждое слово, произнесенное ими, даже тогда, когда они понижали голос до шепота.

Несколько минут собеседники молчали.

– Завтра я поеду в Петербург, – произнес наконец Воропаев, – а ты, Фомка, скажи, чтобы ребята собрались через три дня. В этом же трактире и соберемся, там, в задней комнате.

– Ладно, – ответил Фомка. – А что, нешто в Петербурге есть что?

– Известно, без дела не поеду. Просто хоть разорвись: и в Петербург надо, и в Нижний, и в Харьков, отовсюду зовут.

– Известно. Дело у вас, можно сказать, всероссийское, – самодовольно произнес Фомка.

– Ништо, – отозвался Гаврюшка.

Поговорив еще несколько минут, оба собеседника встали и вышли из трактира.

Заплатив за чай, мы направились вслед за ними.

Выйдя на улицу, мы заметили, что Воропаев простился с Фомкой, после чего они разошлись в разные стороны.

– Надо будет проследить за этим молодцом, – произнес Холмс, кивнув вслед уходившему Фомке.

Держась на приличной дистанции, мы пошли следом за ним.

Путешествовать пришлось довольно долго.

Вероятно, Фомка был очень экономен, так как поскупился даже на трамвай, и нам пришлось тащиться за ним до самой Марьиной рощи.

Заметив дом, в который он вошел, мы на минутку приостановились и затем как бы невзначай подошли к воротам.

Попросив меня немного подождать, Холмс исчез во дворе и через несколько минут возвратился, сделав мне знак следовать за собой.

Зайдя за угол, мы соединились.

– Ну что, узнали? – спросил я.

– Конечно, – ответил Холмс. – Гривенник, данный мною дворнику, обладал, вероятно, магическим действием. Впрочем, вероятно, Фомка чем-нибудь насолил ему, так как он ругал его на все корки. Настоящие имя и фамилия Фомки Иван Вихляев, но среди разного сброда хитрованцев и темного народа известен под кличкой Фомки Никишкина. Дворник говорит, что он уже раза три сидел в тюрьме, и прочит ему скорое возвращение туда же.

Несколько минут мы шли молча, и Холмс, видимо, что-то серьезно обдумывал.

– Вам придется, дорогой Ватсон, съездить в Петербург, – произнес он наконец.

– Если это необходимо для дела, то, конечно, я готов, – ответил я.

– Хорошо ли вы запомнили физиономию Воропаева?

– О, да.

– В таком случае вам придется проследить за ним завтра и ехать вместе с ним в Петербург, только я вас очень прошу не спускать там с него глаз.

– Я думаю, можете на меня положиться, – ответил я.

– Долгая практика с вами научила меня кое-чему, и если дело касается только того, чтобы выследить человека, так это я могу сделать с большим успехом.

Дойдя до первого попавшегося извозчика, мы сели в пролетку и вернулись в свою гостиницу.

В тот же вечер мы зашли к Дмитрию Панфиловичу.

– Вы верите в предчувствия? – задал ему вопрос Холмс.

– Не совсем, – ответил издатель.

Сыщик пожал плечами.

– Напрасно. А вот я верю, и в моей практике было много случаев, когда предчувствие мое сбывалось. Вот сейчас, например, я чувствую, что сегодняшняя ночь не обойдется у вас без кражи. Я предлагаю вам сесть с нами вместе в засаду.

– Если это нужно… – пробормотал Дмитрий Панфилович.

– Вот и прекрасно! Теперь уже поздно, все ваши служащие спят, и мы сделаем это совершенно незаметно. Возьмите с собой лампочку.

Дмитрий Панфилович вышел и скоро появился снова с лампочкой в руке и одетый.

Через несколько минут мы входили в дом Бахрушина, где помещался склад.

Дмитрий Панфилович стал отпирать замки.

– Ого! – воскликнул Холмс. – Целых пять замков! Ну, вряд ли вор ходит этим ходом! Вернее будет предположить, что он пользуется подкопом из соседнего погреба.

Мы вошли внутрь, и пять замков снова заперлись за нами. Засветив лампу, Холмс принялся за работу.

С величайшим вниманием осмотрел он одну за другой все четыре стены.

– Под Козицким переулком проходит чужой погреб противоположного дома, – пояснил г. Ефимов, – и мой погреб не доходит до того всего одну сажень.

– Это очень важно! – ответил Холмс, направляясь к указанной стене.

Его внимание удвоилось.

Но сколько ни бился он, сколько ни заглядывал во все щели, результата не было.

Прошарив около часа, Шерлок Холмс должен был сознаться, что его работа пропала даром.

– Что ход есть, я в этом уверен, – пробормотал он. – Но он сделан слишком искусно. Что ж, сядем и будем ждать. Вор сам покажет свою нору.

И он стал размещать нас.

Сам он сел ближе к той боковой стене, у которой предполагал подкоп, Дмитрия Панфиловича поместил за кипами товара недалеко от двери, меня же посредине.

Потянулись томительные часы.

Но вот, наконец, неясный шум долетел до наших ушей.

Притаив дыхание, мы замерли на наших местах.

И тут случилось то, чего никак не ожидал Шерлок Холмс. В дверях щелкнул замок.

За первым замком щелкнул второй, затем третий, четвертый, пятый и… дверь отворилась.

Вернее, отворились все пять дверей.

На пороге мрачного склада вырисовалась в полумраке фигура Фомки.

Он осторожно осмотрелся и сделал несколько шагов вперед, держа в руках порядочную связку ключей.

Я взглянул на Холмса.

Он сидел весь съежившись, словно кошка, ожидающая добычу, готовый вот-вот броситься вперед.

Фомка медленно двигался прямо на Ефимова. И вдруг случилось нечто, перевернувшее все наши ожидания.

Вероятно, появление громилы испугало Дмитрия Панфиловича.

И вместо того, чтобы хладнокровно ждать, он вдруг шарахнулся как сумасшедший в обратную сторону, заорав во все горло:

– Держи, лови!

В один прыжок Фомка был у двери.

Словно стрела, Холмс выскочил из своей засады.

Но было уже поздно.

Выскочив за дверь, Фомка захлопнул ее за собой, и Холмс, не успевший остановиться, изо всей силы хватился об нее лбом.

Когда мы наконец вылетели на улицу, Фомка был уже далеко.

Мы видели, как, улепетывая, он запутался в шнурке, за который какой-то студент вел собачку, как вместе с собакой покатился кубарем, но это был лишь момент. Не обращая внимания на ругань студента, он снова бросился бежать и скоро скрылся из виду.

Волей-неволей мы возвратились назад.

– И надо же вам было завопить! – с упреком произнес Холмс, обращаясь к Дмитрию Панфиловичу, который уже давно оправился и принимал участие в погоне.

– Вам хорошо говорить! – воскликнул тот. – Вы-то привыкли к подобным похождениям, а я-то ведь в них впервые!

Делать было нечего: красный зверь исчез, и мы, поговорив несколько минут, возвратились домой.

VII.

Все следующее утро мы по очереди провели в трактире напротив торговли Воропаева.

Очередь была моя, когда я увидел из окна Гаврюшку, выходившего из своего магазина.

Он долго торговался с извозчиком и наконец поехал.

Следом за ним поехал и я, и вскоре мы прибыли на Николаевский вокзал.

До ближайшего поезда, отходящего на Петербург, оставалось минут 20, и, увидев, что Гаврюшка Воропаев стал в очередь у кассы III класса, я приказал носильщику взять себе билет.

Дорога до Петербурга прошла незаметно и, так как я ехал во втором классе, то мне очень мало пришлось видеть Воропаева.

Однако в Твери на мое счастье мне удалось заметить, как он прошел на телеграф, и я, сделав вид, что тоже хочу подать телеграмму, успел прочитать, стоя за его спиной, то, что он писал.

Телеграмма была короткая.

Адресована была она в Петербург, в книжный магазин Пановой, служащему Серегину. И самый текст ее заключался в трех словах: «Приеду утром, встречай».

Телеграмма эта была настоящим кладом для меня. Теперь у меня был в руках хоть какой-нибудь ключ.

Действительно, по приезде в Петербург я заметил, как довольно молодой парень, одетый весьма прилично, подошел на перроне к Воропаеву.

Они поздоровались и, тихо разговаривая о чем-то, направились к выходу.

Сдав свой ручной сак с переменой белья на хранение, я последовал за ними, держась от них на довольно большом расстоянии.

Пройдя до Литейного проспекта, они свернули по нему направо, и скоро мы перешли Неву.

Сделав несколько зигзагов по узким переулкам Выборгской стороны, Серегин и Гаврюшка вошли в небольшой трактир, в котором главными посетителями, вероятно, были извозчики, так как рядом с трактиром помещался извозчичий двор.

Выждав около пяти минут, я вошел следом за ними и, так как по соседству с ними не оказалось свободного столика, то мне пришлось сесть через столик от них.

Гаврюшка и Серегин были, видимо, очень увлечены своим разговором и, хотя они говорили очень тихо, но до меня порою все-таки долетали некоторые слова.

По-видимому, они торговались.

Жадный на деньги Гаврюшка Воропаев сильно повышал голос, как только дело касалось денег.

– Нет, брат, хоть режь, не могу. Сам знаешь, какие теперь дела. Четвертной билет не деньги разве? Ты меня хоть всего наизнанку выверни, не найдешь больше ни копейки. Только и останется рублей 10 на билет да на харч в обратную сторону, – кипятился он, но Серегин не сдавался.

– Как хочешь, а меньше полусотни не возьму, – не уступал он.

– Ну, иди к кому хочешь, – со злостью произнес Гав-рюшка.

Серегин пожал плечами.

– Что ж, и пойдем. Свет-то около тебя не клином сошелся, – огрызнулся он.

Понизив голоса, они снова заспорили.

Гаврюшка так сильно торговался, что по его лицу наконец начали струиться потоки пота.

Но, видимо, дело не выходило так, как он хотел.

По мере того как спор разгорался, их голоса повышались и наконец дошли до крикливых нот.

Гаврюшка весь преобразился. Лицо его побагровело. Алчные глаза сверкали бешенством, и пальцы судорожно сжимались в кулаки.

– Ну, погоди ж ты у меня! – крикнул он наконец, не вытерпев.

Серегин насмешливо взглянул на него.

– Кому погодить, это видно будет, а только, вероятно, тебе-то хуже будет, – произнес он насмешливо.

– Ах, так ты так! – крикнул Гаврюшка, вскакивая с места.

И прежде чем люди, с любопытством следившие за их спором, успели ахнуть, он схватил со стола блюдце и изо всей силы пустил им в Серегина.

Не успей Серегин вовремя отклонить голову, блюдце разбило бы ему лицо.

Пущенное с необыкновенной силой, оно ударилось о противоположную стену и со звоном рассыпаюсь вдребезги.

В свою очередь, Серегин быстро схватил чашку с чаем и плеснул им в лицо Гаврюшки.

– На-ка освежись, да успокойся, а не то ведь и я сумею разбить всю посуду о твою проклятую голову, – произнес он, глядя на оторопевшего Гаврюшку, утиравшего салфеткой обожженное лицо.

Горячий душ, видимо, подействовал на Воропаева.

Пустив по адресу своего товарища порядочный поток ругани, он снова сел на место, буркнув подошедшему слуге:

– Чего пришел? Иди знай и дело свое делай. У нас свои дела и свои мы люди, так нечего тебе и мешаться в них.

В свою очередь и на Серегина подействовала эта короткая вспышка.

Обе стороны сделались уступчивее, и вскоре я заметил, как они с самым дружественным видом ударили по рукам.

– Значит, 35? – произнес Воропаев.

– Да уж черт с тобой, – ответил Серегин. – Часа через четыре привезу на вокзал.

Покончив с торгом, они заказали водки и закуски и заговорили так тихо, что я более не мог разобрать ни одного слова.

Не желая давать повод к подозрениям, я вышел из трактира и направился к Николаевскому вокзалу, где и стал ждать прибытия Гаврюшки и Серегина.

Так как времени оставалось довольно много, то я успел еще пообедать.

Вскоре появился и Гаврюшка.

Следом за ним приблизительно через час к подъезду вокзала подкатил и Серегин с двумя большим корзинами на извозчике.

Гаврюшка принял от него корзины и тут же отсчитал ему 35 рублей, с которыми, судя по выражению его лица, он расстался с большой неохотой.

Серегин удалился, а экономный Гаврюшка, усевшись на корзину, терпеливо стал ждать поезда.

Как только поезд был подан, Гаврюшка стал перетаскивать в вагон свой груз.

Не желая тратить гривенника на носильщика, он втащил его сам, обливаясь потом, причем целых пять минут отчаянно спорил с кондуктором около вагона, не хотевшим сначала впускать его в вагон с такими большими корзинами.

Но наконец дело было улажено, и Гаврюшка, пыхтя и отдуваясь, разместил свой груз на полках. До Москвы я потерял его из виду, так как ехал с ним в разных вагонах.

Перед отходом поезда от Петербурга я подал Холмсу телеграмму, и он встретил меня на платформе московского вокзала.

Передав ему в коротких словах все виденное и слышанное мною, я в свою очередь спросил его, не следует ли нам следить за Гаврюшкой дальше.

– О, нет, пока это совершенно бесполезно, – ответил Холмс. – Само собою разумеется, он повезет свое достояние сейчас в магазин, и будет гораздо лучше, если мы зайдем к нему туда через час, в то время как он будет разбираться в привезенном товаре.

Сев на извозчика, мы поехали домой, разговаривая по дороге и расспрашивая друг друга о результатах нашей работы за последние дни.

Как я и ожидал, Холмс не терял даром времени во время моего двухдневного отсутствия.

– По-видимому, дорогой Ватсон, мы имеем дело с довольно порядочной шайкой, прекрасно организованной, оперирующей по всей России в наиболее крупных центрах под главным предводительством Гаврюшки Воропаева и при самом благосклонном содействии арестанта Фомки Никишкина. Сегодня у них собрание, и мною уже сделано кое-что, благодаря чему мне удастся проникнуть в это милое конспиративное общество.

– Каким образом вы это устроили? – удивился я.

– Очень просто, – ответил Холмс, улыбаясь. – Достаточно найти кончик нитки, чтобы развернуть весь клубок. В данном случае я поступил очень просто. Как вы уже знаете, я временно исполняю обязанности помощника кладовщика у г. Клюкина. В тот день, когда мы с вами сидели в трактире против книжной торговли Воропаева, мне удалось заметить лицо одного из клюкинских дворников, входившего зачем-то в магазин. Наведя справки, я узнал, что от Клюкина его никто не посылал. Этого было для меня вполне достаточно, чтобы заключить, что дворник этот находится в несколько приятельских отношениях с Гаврюшкой. Проработав в кладовой два дня, я узнал, что дворник этот, по имени Иван Буров, помогает и при упаковке товара, рассылаемого по провинции. Нечего и говорить про то, что сблизиться с ним не представляло для меня особого труда. Вечер, проведенный мною с ним в трактире Зверева в Козицком переулке, окончательно сблизил нас.

– Вы действительно маг и волшебник! – воскликнул я, слушая рассказ Холмса. – Ну, и чем же кончилась ваша дружба?

– Во-первых, тем, что оба мы напились пьяные, конечно, не столько я, сколько он. Во мне он видел нечто вроде своего начальства, и когда я намекнул наконец ему на то, что было бы хорошо и очень выгодно нам поработать вместе, он сразу понял, в чем дело. Слово за слово, мы разговорились с ним и кончили тем, что он окончательно раскрыл свои карты. Он очень сожалел, что я раньше не поступил к ним на службу. Работать одному было очень трудно, и он уверял меня, что, работая с таким человеком, как помощник кладовщика, можно нажить огромные деньги. На третий день нашего знакомства мы вытащили из склада около 100 книг, которые пока поместили в комнате, отведенной мне при складе.

– Вот это я понимаю! – воскликнул я. – Ну, а как же вы устроились с собранием?

Холмс весело расхохотался.

– Поймите, дорогой Ватсон, что я теперь у них свой человек. Я, так сказать, уже посвящен в дело, работал на нем и, конечно, имею право присутствовать на общем собрании всех участников этого обширного всероссийского предприятия.

– Виделись ли вы по крайней мере с Клюкиным?

– Конечно. Признаться сказать, он даже и не заметил произведенного у него хищения. В его складе навалена такая масса книжного товара, что разобраться в нем стоит немалого труда, и открыть преступление можно только при тщательной проверке магазина и склада, что бывает не чаще как один раз в год.

– В котором часу сегодня собрание?

– В 9 часов вечера.

Подъехав к гостинице и поднявшись в свой номер, я лег отдохнуть.

Как ни была коротка дорога, она все-таки утомила меня, и я с удовольствием проспал часа два на мягкой неподвижной постели.

VIII.

Когда я проснулся, Шерлока Холмса уже не было в комнате, и я от нечего делать принялся за чтение газет, над которыми просидел остаток дня и часть вечера.

Часов около 10 Холмс вернулся назад.

Он был немного раздосадован и чем-то недоволен.

– Я вижу, вас постигла маленькая неудача? – спросил я.

– Да, сегодняшний день был не особенно удачен, – ответил он.

– Вы, вероятно, не попали на конспиративное собрание.

– Попасть-то я попал, да только Гаврюшка оказался более осторожным, чем я предполагал, – заговорил Шерлок Холмс. – Он сразу заметил мое присутствие и, хотя несколько и успокоился, когда Буров заявил ему, что я уже принимал участие в их работе, однако, несмотря на это, он удалил меня с собрания, сказав, что я еще недостаточно знаком ему.

Несколько минут Холмс ходил задумчиво по комнате, очевидно, что-то обдумывая.

– Надо будет сегодня сходить к Клюкину. Я хочу решиться на внезапный обыск. Если он согласится, я сегодня же схожу в сыскное отделение и попрошу сделать обыски в магазинах Гаврюшки и Семенова. Не хотите ли, Ватсон, пройтись вместе со мной?

– С удовольствием, – ответил я.

Не теряя времени, мы оделись и, выйдя на улицу, приказали извозчику везти себя в Ваганьковский переулок, в котором находился собственный дом г. Клюкина.

Он был дома и, увидя нас, тотчас же провел нас в свой рабочий кабинет, притворив за собою дверь.

В коротких словах Холмс передал ему результаты своих наблюдений и спросил его, не пожелает ли он обратиться в сыскное отделение с просьбой сделать внезапный обыск в магазинах Гаврюшки Воропаева и Семенова.

– Итак, я жду только вашего разрешения на производство обыска, – произнес Холмс.

Несколько минут Максим Васильевич что-то обдумывал.

– Ну, что же, – произнес он наконец. – Если вы находите это нужным, значит, так и надо поступить.

– И я могу заявить это от вашего имени начальнику сыскной полиции?

– Конечно.

На этом деловой разговор кончился, и, переменив тему, мы заговорили о совершенно посторонних предметах.

Просидев у него до половины двенадцатого, мы простились и возвратились к себе домой.

IX.

Эту ночь Холмс не ночевал дома и на мой вопрос, где он думает провести ночь? – ответил:

– В моей казенной квартире. Может быть, от Бурова мне удастся узнать что-нибудь новенькое и интересное.

Я увиделся с ним лишь в два часа следующего дня.

– Ну-с, дорогой Ватсон, – произнес он, появляясь в номере, – на этот раз мы, конечно, не ошиблись.

– Что случилось? – спросил я, прекрасно понимая, что такой человек, как Холмс, не потеряет даром целой ночи и половины дня.

– Я прекрасно провел время, сидя сегодня утром в трактире вместе с Буровым, – ответил Холмс.

– А вам удалось что-нибудь узнать?

– Не особенно много. Вчерашнее заседание было очень бурное. Гаврюшка страшно скуп, и его чуть не избили за это. Впрочем, он все-таки получил по физиономии от Фомки Никишкина, у которого он, насколько мне кажется, находится в руках.

– О чем же говорилось на заседании? – полюбопытствовал я.

– О том, о чем я и предполагал. Во-первых, он объяснял своим поставщикам, какой товар в настоящее время идет бойчее, и просил обратить их благосклонное внимание именно на этот товар. Ну, затем кое с кем расплачивался, просил приманить к делу еще нескольких служащих тех книгоиздательств, которые пока еще не попали в его руки. Кончилось дело торгом. Гаврюшка хотел было сбавить цену, но чуть было не был избит и сдался. С горя, как водится, напился и попал вместе с Буровым и другим парнем к какой-то девице, вытащившей у него из кармана сто рублей.

Вспомнив, вероятно, что-то очень забавное, Холмс от души расхохотался.

– Чего вы? – удивился я.

– Нет, этот случай характеризует Гаврюшку самым ярким образом, – весело заговорил Холмс. – Представьте себе, Ватсон, что у человека, дрожащего над каждой копейкой, украли вдруг сто рублей. Пропажу он заметил только дома, куда приехал вместе с Буровым. Это была одна из великолепных сцен. В припадке отчаяния он не обратил даже внимания на то, что здесь же находилась его законная жена.

– Я ей покажу! – орал он на всю квартиру. – В полицию! Она украла у меня сто рублей! Караул!

Жена, до сих пор не понимавшая, в чем дело, спросила:

– Да кто украл-то?

– Как кто? Да та самая девка, у которой я был!

– Это было препотешно, дорогой Ватсон! Он метался как угорелый, совершенно забывая, что рассказывает своей жене о своих похождениях.

И, став вдруг серьезным, Холмс добавил:

– А сегодня я, совместно с чинами сыскного отделения, произвел у него и у Семенова обыски.

– И что-нибудь нашли?

– Конечно. Ценность найденного равняется девяти тысячам рублей. Клюкин опознал своего товара на шесть тысяч рублей, но все дело заключается в том, что Воропаев как бы остается в стороне. Магазин записан на имя Никанорова, которого в настоящее время нет в Москве, и нам необходимо иметь что-либо более веское, чтобы наложить руку на Гаврюшку.

Он на минуту смолк и снова заговорил:

– Если бы вы видели, Ватсон, с какою ненавистью взглянул он на Максима Васильевича, когда тот вошел в магазин вместе с чинами сыскного отделения. Я уверен, что взгляд этот не предвещает ничего доброго и он, так или иначе, постарается отомстить ему.

– По всей вероятности! – согласился я.

– Поэтому нам не следует упускать его из виду ни на одну минуту.

– То есть?

– Мы тотчас же должны засесть на наш наблюдательный пункт.

– Я готов, – произнес я.

– В таком случае заменим снова наши костюмы.

С этими словами Холмс открыл свой чемодан, вынул из него два сильно потертых костюма и подал один из них мне, проговорив:

– Парики и грим находятся в саквояже.

Через несколько минут мы преобразились настолько, что ни один из наших лучших знакомых не смог бы узнать нас.

В черных, слегка взъерошенных париках и в поношенном сильно платье мы походили на каких-то полухулиганов. Оставалось самое трудное: выйти из гостиницы, не возбудив против себя подозрения прислуги.

Это было не так-то легко, так как вид наш был слишком непрезентабельный и появление полуоборванцев в такой роскошной гостинице, как «Большая Московская», не могло пройти незамеченным.

Однако Холмс нашелся и тут.

Среди его платья нашлось два довольно приличных пальто и две мягких английских шапки.

Надев на себя это одеяние, мы стали довольно приличны. Затем, захватив в карманы рваные, засаленные картузы, мы вышли из номера.

Но и этот вид показался подозрительным старшему швейцару.

– Откуда? – грубо окрикнул он нас.

– Из номера пятьдесят третьего! – не задумываясь ответил Холмс. – От английского подданного Холмса.

Этот определенный ответ, видимо, успокоил швейцара.

По всей вероятности, он, знавший о настоящей профессии Холмса, принял нас за нужных ему людей, и мы свободно вышли на улицу.

В одном из глухих переулков мы незаметно переменили наши шляпы на рваные картузы и слегка замазали грязью пальто.

И только приняв такой вид, мы направились к трактиру, служившему нам наблюдательным пунктом.

Было не более пяти часов дня, когда мы наконец заняли свои места.

X.

Сидя у окна, мы впивались взорами в окно книжного магазина.

Несколько раз Гаврюшка подходил к окну, и я заметил по его лицу, что он чем-то сильно озабочен.

Сидя за чаем, мы поддерживали для вида беззаботный разговор и кое-как дотянули до семи часов.

Едва только стрелка моих часов остановилась на семи, как дверь трактира отворилась и в зал вошел Фомка.

Вид у него был озабоченный и пасмурный.

Подойдя к половому, он заказал чай и сел за столик в самом дальнем углу, повернувшись к нам спиной.

Через несколько минут мы заметили, что Гаврюшка в сопровождении двух служащих вышел из магазина и стал его запирать. Проделав эту операцию, он подозрительно огляделся по сторонам и, сказав что-то служащим, юркнул в трактир.

Он сразу заметил сидящего в углу Фомку и прямо подошел к нему.

Затем, убедившись, что на них никто не смотрит, он наклонился к Фомке, что-то прошептал ему на ухо и, быстро выйдя из трактира, скрылся среди сновавшей взад и вперед публики.

Подождав несколько минут, Фомка расплатился и в свою очередь вышел из трактира.

В ту же минуту мы последовали за ним.

Дойдя до Страстного монастыря, Фомка вскочил на конку, идущую к Устинскому мосту.

Взяв извозчика, мы приказали ему ехать потише, не теряя конки из виду.

Доехав до Яузы, Фомка соскочил и вошел в один из скверных трактиров, расположенных на берегу этой вонючей речонки.

– Нам следует подождать его здесь! – произнес Холмс. – Наше появление может возбудить его подозрение.

Между тем тьма надвигалась все больше и больше, и нам пришлось порядочно-таки приблизиться к трактиру, чтобы не упустить из виду Фомки, когда он станет выходить.

Где-то на колокольне пробило девять часов.

Немного спустя на пороге трактира появилась знакомая нам фигура Гаврюшки.

Осторожно оглянувшись по сторонам, он вошел в трактир и через минуту снова появился на улице в сопровождении Фомки.

Повернув направо, они направились вдоль берега реки, и мы, пользуясь полным отсутствием фонарей в этом месте, неслышно двинулись за ними.

Так прошли мы несколько сот шагов и наконец очутились в совершенно глухой и пустынной местности.

С трудом различали мы фигуры Гаврюшки и Фомки, шедших молча впереди.

Но вот, наконец, они остановились и тихо стали спускаться с берега к самой реке.

– Ползите! – шепнул Холмс.

Распластавшись на земле, мы, словно змеи, неслышно сползли вниз и подползли к ним шагов на двадцать пять.

Ночная тьма способствовала нам. Гаврюшка о чем-то говорил Фомке, и до нас долетали лишь отрывки тихо произносимых фраз.

– Завтра… не упущу проклятого… вот-вот… «Петергоф»… ты подделай руку под Ефимова.

Иногда он яростно рычал, и видно было, что он не на шутку беснуется.

Фомка отвечал коротко и односложно, совершенно хладнокровным тоном.

– Значит, завтра в три часа в «Петергофе». – донеслось до нас.

Затем они снова заговорили очень тихо, и мы услышали лишь конец их разговора:

– Все разбежались. ну, да это и хорошо! Пущай ищут свидетелей!

Пошептавшись еще о чем-то, они поднялись на берег.

XI.

– Итак, дорогой Ватсон, до завтра. В три часа дня мы, вероятно, увидим в ресторане «Петергоф» что-нибудь любопытное.

Противники наши скрылись, и мы не преследовали их дальше.

Возвратившись в город, мы прямо направились к Клюкину.

– Вероятно, принесли что-нибудь новенькое? – спросил он, встречая нас.

– Я не хочу предупреждать события, – ответил Холмс, улыбаясь, – и пришел только для того, чтобы попросить вас кое о чем.

– Я вас слушаю.

– Завтра вы, вероятно, получите, в том или другом виде, какое-нибудь известие, относящееся к ресторану «Петергоф». Кто бы вам ни говорил или ни писал про него, будьте настороже и ничего не предпринимайте и никуда не уходите, не предупредив меня тотчас же.

– Это все? – спросил Максим Васильевич, улыбаясь.

– Пока да. Относительно же Гаврюшки и Семенова, я рекомендую вам сейчас же распорядиться, чтобы все грузы, посланные ими куда бы то ни было, были задержаны в дороге.

– Я это уже сделал, – ответил Максим Васильевич.

– Вот это прекрасно. Это будет только лишним доказательством против них. Впрочем, вряд ли после завтрашнего дня потребуется большего.

Поговорив еще несколько минут, мы простились с Максимом Васильевичем и удалились домой.

Швейцар, видевший нас уже раньше в таком виде, пропустил нас беспрепятственно.

Войдя в номер, Холмс стал быстро переодеваться в приличный костюм, посоветовав мне сделать то же самое.

Ничего не понимая, я исполнил все, что он ни говорил мне, и вскоре мы были совершенно готовы.

Снова вышли мы из гостиницы, и, подозвав извозчика, Холмс приказал везти нас в ресторан «Петергоф».

Зал был полон, так как было уже немного за полночь, и мы едва отыскали свободный столик.

Заказав легкий ужин, мы принялись за еду, но по глазам Холмса я видел прекрасно, что еда служила ему лишь предлогом.

Прошло около получаса, как вдруг я увидел в двери, ведущей в коридор с кабинетами, промелькнувшую фигуру Гаврюшки.

В тот же момент Холмс кинулся за ним.

Возвратясь через минуту, он спокойно сел за стол, тихо проговорив:

– Ну, теперь не уйдут от нас.

Ресторан уже закрывался, и мы, не дождавшись ничего, вместе с остальными ужинавшими вышли на подъезд.

Одновременно с нами вышли и Гаврюшка с Фомкой.

Мы видели, как они сели на извозчика и быстро умчались.

Позвонив снова в ресторан и подождав, пока швейцар отворит дверь, Холмс что-то шепнул ему, и нас впустили обратно.

Сунув в руку швейцара 10-рублевую бумажку, мы в сопровождении его прошли коридор и вошли в один из кабинетов.

Включив электричество, Холмс стал пристально разглядывать пол и стены комнаты.

В этом занятии он провел около получаса.

Затем, поблагодарив швейцара, он взял меня под руку, и мы, выйдя из ресторана, возвратились домой, где прекрасным образом заснули.

XII.

В час дня к нам в номер постучали.

Это оказался посыльный, принесший нам письмо.

Развернув его, Холмс прочел: «Получил приглашение от Ефимова явиться к 3 час. дня в ресторан “Петергоф”. Сообщаю это вам согласно вашей просьбе. Клюкин».

Быстро накинув пальто, мы выбежали на улицу и, вскочив в первую попавшуюся пролетку, поехали на Моховую.

– В чем тут дело, я никак не могу понять, – встретил нас, улыбаясь, Максим Васильевич.

– Вы это узнаете очень скоро, – ответил Шерлок Холмс, – предупреждаю только вас, что, входя в кабинет, будьте очень осторожны… не сразу ступайте внутрь его.

– Что за мистификация! – удивленно воскликнул Максим Васильевич.

– За эту мистификацию вам скоро придется поблагодарить меня, – серьезно ответил Холмс. – Надеюсь, и ваша супруга мне будет очень благодарна.

– Ничего не понимаю.

– Пока и не надо.

Взглянув на часы, Холмс заметил, что пора отправляться в ресторан, прибавив при этом, что Клюкин должен ехать на отдельном извозчике и ни единым жестом не подавать вида, что мы следуем за ним.

Так мы и сделали.

Минут через 20 извозчик Клюкина остановился у подъезда ресторана, и почти следом за ним мы вошли в подъезд как совершенно незнакомые друг другу люди.

– В какой кабинет просили Клюкина? – спросил Максим Васильевич.