Текст книги "Прыжок через фронт"

Автор книги: Овидий Горчаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

Однополчане Зои – всегда впереди

Ждали лодок с того берега. Выполняя приказ Центра, взяв у Каплуна группу партизан – человек двадцать, – мы шли далеко на запад – в Польшу. На востоке вспыхивали зарницы «катюш». Войска 1-го Белорусского фронта прорвали оборону 4-й танковой армии вермахта, освободили Ковель и катились на запад Бугу, к Бресту и Влодаве.

Вырвавшаяся из-за туч луна серебрила стремнины в середине плеса.

– Это моя первая заграничная командировка, – взволнованно прошептала Тамара. – Подумать тол ко – вот она, государственная граница!

Оба мы задумались над этими словами. И оглянулись назад… Где-то сейчас наши товарищи, комсомольцы, добровольно ставшие народными мстителями? Долгий и суровый путь прошла наша в/ч 9903 с тех памятных дней в Москве в начале войны, когда по одному подбирала комиссия ЦК комсомола молодых патриотов для отправки в тыл врага. Мы действовали небольшими-группами, всегда порознь, шли на сотни километров впереди армии. Чаще всего командование бросало нас в самые опасные районы – туда, где не было партизан, где еще не трещал по всем швам «новый порядок». Перед нашими маленькими группами ставились большие и важные задачи, мы были глазами и ушами высоких штабов Советской Армии.

Многие наши друзья по части не дожили до полного освобождения советской земли. Скромные деревянные обелиски на могилах других наших друзей затерялись в Брянских лесах и на Смоленщине, на островках среди Полесских болот и на пустынном берегу Припяти. И никто не знает, где могилы тех из нас, кто умер в одиночку, под чужой фамилией, кого замучили гестапо, СД, эсэсовцы-каратели. Бывало и так, что погибали целые группы… В тылу врага опасен каждый шаг – от десантировки и до возвращения через линию фронта.

Последние дни с Каплуном были сплошным праздником. Стычки с немцами, правда, продолжались, но все мы ходили словно хмельные от успехов нашего 1-го Белорусского и других Белорусских фронтов. В роковой для немцев день 23–24 июня сорок четвертого года на; гитлеровскую группу армий «Центр» обрушился невиданной силы удар. Более ста пятидесяти наших танковых и стрелковых дивизий взломали оборону немцев и погнали их на запад. Москва салютовала освобождению Витебска, Жлобина, Орши, Могилева, Осиповичей, Бобруйска. Освобождение Могилева было мне особенно дорого: под этим городом я выбрасывался с десантом в начале июня 1942 года… Третьего июля красные флаги заалели над Минском. А 6 июля наши вошли в Ковель, полностью разрушенный за сорок минут генерал-фельдмаршалом Вальтером Моделей, и нам пришлось поторопиться с выходом к Бугу.

Шли лесами и болотами, мимо вырубок, румяных от иван-чая. На пути нам попадались старые окопы – в них умирали в империалистическую русские солдаты, стоявшие на пути кайзеровского генерала Макензена. Попадались и окопы сорок первого года… Как три года назад, как летом четырнадцатого года, беспечно звенели в лесах кузнечики.

Ночью мы прошли по заросшей бурьяном улице через спаленную бандеровцами польскую деревню. Они перебили почти всех жителей. Черными надгробиями торчали остовы печей. Зелеными глазами провожала нас кошка на пепелище. Жутковато было в глухую полночь в этом затерявшемся среди лесов селении мертвецов.

По тайному договору «бульбашей» с гитлеровцами, последние убрали из Прибужья всех польских полицейских, и бандиты немедленно воспользовались этим, начали резню поляков.

За Бугом – Польша. Мы дошли до тех самых мест, где почти ровно три года тому назад, в предрассветные часы 22 июня сорок первого года, советскую землю вспахали первые фашистские снаряды и бомбы. Темной ночью вышли мы, вестники скорого освобождения, к границе южнее молчаливых развалин Брестской крепости – памятника грозного и величественного сорок первого года. Большая честь – одними из первых в Красной Армии выйти к государственной границе.

Тревожно кричала выпь. Солнце зашло в двадцать минут десятого, но было еще светло.

Разведчик башкир Мазит Нафиков, смуглый и быстрый как араб, «организовал» две большие плоскодонки, от которых пахло дегтем, тиной и рыбой. Одна из них здорово протекала. Нет ни весел, ни уключин, но Нафиков «организовал» опять же доски от забора – придется грести ими.

Мазит постоянно вертелся вокруг Тамары, готов был всегда нести ее сумку с радиопитанием и вещевой мешок. Если он не шел во главе головного дозора, то всегда пристраивался поближе к нашей единственной девушке, в опасные минуты всегда держался рядом.

– Ты что, влюбился в Тамару? – наконец спросил я его с улыбкой.

Его сбивчивый ответ поразил меня. Оказывается, он просто боготворил ее.

– Понимаешь, старшой, был я на фронте храбрый, а попал в плен и сник, увял. И все потому, что боялся пропасть без вести. Ведь на фронте мало кто ложится в могилу неизвестным солдатом, а тут, в тылу у немцев, это проще простого, в плену и в партизанке. Но теперь я знаю: если придется сложить голову, вот она передаст про меня на Большую землю, а там родным в Башкирию дадут знать, маме и отцу. Нам беречь радистку надо, пуще глаза беречь!..

Наш берег реки невысок, но крут. Некошеные травы – по пояс. Обильная роса. Комары. В стороне Влодавы нервно вспыхивают, горят, пульсируя, и гаснут осветительные и сигнальные ракеты немцев. Ширина реки – всего каких-нибудь полсотни метров. Весной нам было бы трудней – в половодье Буг разливается на полтора километра.

Каплун смотрел на мою переправу через Буг скептически: германская армия уже заняла, дескать, оборону вдоль западного берега реки. Вдоль восточного установила заставы, заслоны, засады. Стоит ли головой рисковать!

Пока переправляется первая партия, остальные лежат за старыми прибрежными вербами, готовые прикрыть товарищей огнем. На три рейса по три человека с перевозчиком уйдет не менее часа. Лучше не попадаться немцам на глаза – без потерь не обойдется. Да и переправа будет сорвана. Пока приходится отбиваться лишь от злого комарья.

– Переправляться будем вместе, – говорю я Тамаре, – в одной лодке. От меня – ни на шаг! Плавать-то умеешь?

– Я Дон переплывала, но рацию купать нельзя. От черной речной глади тянет холодком, запахом водорослей. Ветер восточный – это нам на руку.

Настает и наша очередь. Устраиваю Тамару с рацией на корме. Батареи беру сам – с двумя сумками она, в случае чего, ни за что не выплывет. Тихо журчит вода. Настороженное ухо ловит плеск на перекатах. Каждую секунду ждешь выстрела, взрыва стрельбы, которая расколет ночь. Нам везет: над плесом стелется косматый туман, луна за облаками.

На той, на польской стороне мирно прокричал петух, сонно тявкнула собака. Я оглянулся на советский берег: в сплошную темную массу слились вербы, сосны и ели. Уходят они, сосны и ели, далеко на восток, к партизанским моим лесам в Белоруссии, к перелескам Подмосковья…

Пока тихо. А вдруг вспыхнет, загремит, вздыбится Буг, как в ночь на 22 июня сорок первого? Пока нам везет..

Буг… Я ни на минуту не забываю, что это не просто река. Это Буг. Река не менее роковая, чем Рубикон, чем мифическая Лета. С виду ничем особым не приметна, лопухи на берегу, бузина, но даже в кроваво-красном суглинке, налипшем на сапогах, чудится нечто символическое. Вот в такую ночь здесь, под Брестом, поползли по дну Буга танки-амфибии Гудериана. Демонстрируя превосходство боевой техники вермахта, они прошли по дну реки, под водой. Здесь взяла старт величайшая из войн, здесь начался ее разбег. И здесь пали первые герои.

На советской стороне защелкал соловей. Наверное, пели соловьи в прибужских кустарниках и в ту последнюю мирную ночь, три года назад, когда через Рубикон мира и войны шагнула многомиллионная армия Германии.

Солнце в тот день взошло в 3.45. Надо спешить – и сегодня оно придет примерно в это время. Нужно успеть добраться до леса, запутать следы. Наш путь лежал через Забужье в Парчевские леса. Указанный Центром район действий – Парчев – Любартув в междуречье Буга и Вислы.

Мы, недавние школьники, студенты, молодые рабочие, мало знали тогда о Польше. Помнили со школьной скамьи, что другом Пушкина был Мицкевич, до войны брали в «Герценке» или «Ломоносовке» Словацкого и Ожешко, Пруса и Сенкевича, зачитывали до дыр книги Ванды Василевской. Костюшко и Домбровский были и для нас символом свободолюбия. Мы с детства восхищались героической борьбой польского народа против Романовых и Гогенцоллернов, помнили, что русские народовольцы боролись рука об руку с героями польского «Пролетариата» против одинаково ненавистного для них всероссийского самодержавия, что рабочие Варшавы и Лодзи в нашу общую революцию 1905 года дрались так же отважно, как и рабочие Красной Пресни. Мы знали имена Юлиана Мархлевского и Розы Люксембург и «делали жизнь» по Феликсу Дзержинскому…

Мы знали и то, что в Польше нас встретят не только друзья, встретят и враги, называющие себя поляками, те, кто хотел сделать Польшу буферным государством, «бастионом христианства», кто был виновником сентябрьской трагедии 1939 года, кто сложил оружие перед гитлеровцами, но в сорок первом стрелял в спину красноармейцам, кто интриговал против польского народа в эмиграционном польском правительстве, подручные тех, о ком нам с ненавистью рассказывали белорусы и украинцы, – князей Радзивиллов и Потоцких, графов Замойских… Однако мы понимали, что эти люди прежде всего враги польского народа, и потому отказывались их считать поляками, как не признавали земляками власовцев и изменников из бригады предателя Каминского, по воле Гитлера предавших Варшаву огню и мечу.

Что ожидало нас в Польше?.. Трудно было заранее все предвидеть, предугадать. Но недаром прошли мы сотни километров по оккупированной гитлеровцами советской земле, недаром видели пепелища хуторов на Волыни и непогребенные тела скошенных пулеметным огнем крестьян Полесья. «Новый порядок» был одинаков для всех славянских народов – для русских и украинцев, для белорусов и поляков. И в этом мы скоро убедились, попав в «генерал-губернаторство» Ганса Франка, где поляки перестали быть официально поляками и были лишь «нихтдойче» – «ненемцами».

Так вот она, Люблинщина, вот она, Польша!.. Костелы и распятый Христос на перепутьях. Черные остовы печей, – и тут прошли с мечом и огнем каратели..

Спустя четверть века часто достаю я из своего партизанского архива пожелтевшие от времени генштабовские карты и разглядываю их, вспоминая давние боевые дела и походы. Вот этот «гостинец» – большак или шлях – из Влодавы на юг в Ленчо мы переходили ночью. До сих пор помню я названия тамошних сел за шоссейной дорогой Влодава – Холы: Колачи, Эджарка, Люта. В лесу под Лютой мы устроили первый привал после перехода через Буг. В памяти встают зеленые перелески, песчаные холмы, болота и частые загайники. Села Ожехов, Землинец, Лейно… В любом месте мы могли наткнуться на засаду, ввязаться в ненужный нам бой с гитлеровцами. Шли по всем правилам, выслав вперед и слева и справа по ходу движения головные парные дозоры…

Продуктов у нас было в обрез – перед прощанием с Каплуном я не успел принять до зарезу нужный мне груз с Большой земли, груз одежды, продовольствия и, главное, оружия, боеприпасов и питания для Тамариной рации. Мы скоро узнали от местных жителей, что в селах – не то что в Белоруссии – работали «склепы» – лавки. Кто-то из наших называл их упрямо «сельпо» – так привычней. А «склеп» – это на кладбище… Однако в «склепы» мы могли сунуться, лишь рискуя жизнью: в селах действуют «постерунки» – полицейские участки. Ясно, что придется искать верных людей среди поляков, чтобы поручить им закупки продуктов. Деньги, слава богу, у меня еще имелись.

Поздно вечером, разбив временный лагерь в незнакомом лесу, я попросил Тамару связаться с Центром. Командование торопило с выходом в новый район действий, интересовалось переброской войсковых и грузовых эшелонов гитлеровцев на железной дороге Лукув – Демблин – Варшава, строительством оборонительных сооружений вермахта на западном берегу Вислы. Но до Вислы было еще немыслимо далеко…

В ту же ночь мы наткнулись на группу вооруженных поляков. Обошлось, к счастью, без перестрелки. Нам повезло: это был отряд Армии Людовой.

– Сердечно витам пана поручника и партизантой радецких! – приветствовал нас молодцеватый поручник, усатый щеголь, симпатяга. Он предупредил меня, что немцы начали «гроссфандунг» – большую облаву на партизан в бассейне Западного Буга, угостил бимбе-ром – крепчайшим самогоном – из трофейной фляжки, обтянутой серым сукном:

– За нашу и вашу свободу!

И пошел разговор – «о боях-пожарищах, о друзьях-товарищах».

Оказывается, наши старые знакомые «викинги» и здесь побывали в мае. Один из их полков, поддержанный артиллерией и танками, дрался с аэловцами и беховцами в районе Острув-Любельский. После отчаянного боя партизаны отошли в Козловецкие леса. В Бялке эсэсовцы «пустили в расход» почти сто мирных жителей, как обычно выдав их за партизан в своем рапорте. Многих польских селян перебили они в деревне Рудка Старошаньска, где стоял повятовый штаб АЛ.

Положение нашей группы, вся наша работа осложнялись тем, что Люблинщина, как и соседние районы Западной Украины, кишела в то время десятками враждовавших друг с другом отрядов и групп. Во всем этом вавилоне предстояло нам разобраться…

Страшные времена переживала Польша. Страшные несла она потери. Дым, валивший из труб крематориев в лагерях смерти, в Освенциме и Майданеке, отравлял ее воздух. Но польский народ не покорился. Как нигде в Польше, жарко пылал партизанский пожар в Люблинском воеводстве, где гремела слава отрядов Армии Людовой, гордо носивших имена Тадеуша Костюшки, Дзержинского, Мицкевича, Словацкого, советских отрядов имени Котовского и Щорса.

Среди партизан Парчевских лесов жила память о знаменитом русском партизане «Федоре», еще в декабре 1941 года организовавшем партизанский отряд под Влодавой. Всего с восемьюдесятью бойцами он смог прорвать кольцо окружения. Это было в декабре сорок второго, на заре массового сопротивления в Польше. Вырвавшись из огненного кольца, отряд «Федора» напал на город Острув-Любельский и разогнал тамошнюю администрацию и служившую оккупантам «синюю полицию», В другой раз, тоже после боя с карателями, партизаны «Федора» неожиданным ударом разбили станцию Парчев. В отрядах и деревнях Парчевского повита помнили лихого грузинского богатыря Давида, который с десятком бойцов задержал в лесу целый батальон карателей, пока гитлеровцы не изрешетили храбреца пулями.

Помнили в краю Парчевских лесов лихие дела «Мишки-татара», отважного командира, павшего в бою за город Юзефов в начале июня 1943 года, когда фронт стоял еще за Десной, на Орловщине. Помнили отряды Михаила Колосова, Павла Томилова, армянина Миши Петросяна, группу имени Ивана Грозного. И совсем свежи были в памяти рейды славной украинской партизанской дивизии имени Ковпака, которой командовал подполковник Петро Вершигора, смелые операции соединений Героя Советского Союза полковника Черного, подполковника Прокопюка и майора Карасева, чьими «глазами и ушами» была группа польских разведчиков во главе со Станиславом Вронским.

Все чаще слышалось слово «победа». Все с большим нетерпением ждали прихода «Червены Армии».

Все поляки, которых мы встречали, спрашивали нас о польской армии, которая, по слухам, шла вместе с Красной Армией освобождать Польшу от ненавистного врага. Я отвечал, что 21 июля Крайова Рада Народова, как я услышал по московскому радио, приняла в свое подчинение выросшую из корпуса 1-ю Польскую армию и, объединив ее с Армией Людовой, создала единое Войско Польское. Командующим ее Рада назначила генерала Михала Роля-Жимерского. Как же загорались глаза поляков при этом сообщении! Ведь немцы три года твердили им, что все поляки в СССР уничтожены!..

Восемнадцатого июля войска левого фланга нашего 1-го Белорусского фронта начали большое наступление, ринулись через Буг к Висле. Двадцатого июля мы услышали по радио «Дойчландзендер» о покушении на Гитлера. В этот день войска нашего фронта форсировали реку Западный Буг. Еще через четыре дня красные и красно-белые флаги взвились над Хелмом, еще через день – над Люблином, где вскоре родилось первое в истории народное правительство Польши.

25 июля, выйдя в район Демблина, наши фронтовики пили воду из Вислы. В тылу наших войск сражался окруженный гитлеровский гарнизон в Бресте – целых три дивизии, но их хватило ненадолго, – неся тяжелые потери, гитлеровцы стали пробиваться на северо-запад. Гитлер спешно перебрался из своей ставки в Оберзальцберге в «Вольфсшанце» – «Волчье логово» – в свою главную квартиру под восточнопрусским городом Растенбургом – поближе к Восточному фронту.

На Люблинщине нам не удалось развернуть по-настоящему разведывательную работу, не удалось и уйти дальше на запад – так стремительно было наступление наших войск.

Обгоняя нас, хлынули на запад недобитые танковые гренадеры из дивизии СС «Викинг». Перед бегством из Люблина эсэсовцы расстреляли четыреста пятьдесят заключенных в замке. Все еще уповая на СС, Гитлер поставит Гилле во главе корпуса и пошлет его драться за Будапешт. Один из его полков – «Нордланд» – вырастет в 11-ю добровольческую мотопехотную дивизию СС и будет драться почти до конца в Берлине. Но до этого оставался еще почти целый год войны…

А нам казалось, что к осени, не позже, придет долгожданная победа. Ведь поражение вермахта в Белоруссии было во много раз более тяжелым, чем под Сталинградом. Там погибла армия, здесь рухнул целый фронт.

В двадцатых числах июля части 8-й гвардейской армии генерала Чуйкова, гоня перед собой немцев, форсировали Западный Буг и, развивая успех, освободили район Парчевских лесов.

На всю жизнь останется в памяти волнующая встреча польских партизан и советских солдат, украшенные цветами триумфальные арки, объятия и поцелуи.

Итак, мы выполнили наше двойное задание.

«Летняя кампания 1944 года, – через много лет напишет маршал Василевский, – явилась ярким примером суммы стратегических операций, сильнейшей из которых была Белорусская».

Возвращались мы через Влодаву. Шли средь бела дня, не таясь, не боясь переправы через Буг. В еще свежих могилах – семьдесят две братские, пятьдесят четыре индивидуальные – лежали под пышными июльскими цветами 2847 советских солдат и офицеров. Но там не было тех солдат-фронтовиков из 3-го танкового корпуса 2-й танковой армии и 29-го стрелкового корпуса 8-й армии, чьи тела унесли быстрые воды Буга.

Потом я узнал, что до 15 000 немцев, окруженных. в Белоруссии, пытались по нашим тылам выйти к своим в Польше или Восточной Пруссии. Удалось это, по немецким источникам, за семь-восемь недель лишь 800 самым опытным и удачливым офицерам и солдатам. Все они за этот «подвиг» получили Железные кресты и отпуск домой. Мы находились примерно в таком же положении, путешествуя по немецким тылам из Белоруссии в Польшу. Моя группа не потеряла ни одного человека, а задание продолжалось больше десяти недель. Тамара и я не раз пересекали линию фронта, были во многих боях. При этом надо помнить, что немцы шли вслед нашим наступавшим войскам по неорганизованному тылу, а мы действовали в тылу вермахта, где немцы хозяйничали уже целых три года и более. Да плюс еще такой немаловажный фактор: немцы рвались к своим, к жизни от смерти или плена, а мы шли от своих все дальше, в логово врага…

…28 июля взвились красные флаги над Брестом, над овеянной славой крепостью на Буге. В тот же день я привел свою группу в только что освобожденный город. По улицам ходили саперы, разминируя дом за домом. Мы напились из колодца – в реке еще плавали трупы. В одном из разминированных домов, брошенных удравшими немцами, у вокзала, где еще торчали березовые кресты на аккуратном кладбище вермахта, я укрыл от греха подальше своих ребят во главе с Нафиковым – ни у кого из нас не было никаких советских документов, но последняя радиограмма, полученная накануне, предлагала нам явиться для прохождения дальнейшей службы именно в Брест.

Вместе с Тамарой подошел я к бравого вида капитану:

– Не скажете, где здесь штаб фронта?

– А ты кто такой? – грозно насупился капитан. – Документы!

Капитан оказался командиром заградотряда. Узнав, что у нас нет документов, а Тамара вдобавок еще с рацией, он отобрал у меня автомат и маузер в деревянной колодке и повез нас на «виллисе» под охраной двух автоматчиков прямехонько в «Смерш». Он не мог понять, чему мы с Тамарой улыбаемся. А улыбались мы солнечному июльскому дню, освобожденному Бресту, колонне невиданных воинов в конфедератках с орлом. Они шли с песней по брестской улице. За Бугом их ждала Польша, оставленная Гитлеру в тридцать девятом. Это были солдаты 1-й армии Войска Польского, которой командовал генерал Зигмунд Берлинг. Нас радовало, что братья-поляки воюют вместе с нами на левом, ковельском фланге нашего 1-го Белорусского фронта.

Из очерка И. Василевича «Четвертое задание» Спартака»

Сборник «Встретимся после задания»

«.. 28 июля Горчаков и Потупова прибыли в штаб фронта, который находился в Бресте, и доложили о выполнении задания. Тяжело заболевшая Валентина Васильевна была вскоре откомандирована к постоянному месту жительства. У «Спартака» же служба сложилась иначе. Не успел он хорошенько отдохнуть, как его снова вызвали в штаб фронта и приказали срочно готовиться к очередному выполнению задания. С паспортами Евгения Кульчицкого и Войцеха Прокопюка в кармане ему опять предстояло вместе с друзьями-разведчиками выбрасываться в тыл врага. Но теперь уже далеко за пределами Родины, в самом рейхе…»

Из письма журналиста Эдварда Квасижура автору

«Дорогой Овидий!

…Отыскался Ваш старый друг по разведке Миколай Козубовский. Несколько дней тому назад я ездил к нему в Свиноустье Щецинского воеводства. Он отлично помнит Вас, операцию по переброске группы польских руководителей через фронт. Он окончил университет, работает сейчас адвокатом.

Эдвард Квасижур Варшава, 1 сентября 1965 г.»

Из письма бывшего разведчика Миколая Козубовского автору

«.. Меня очень обрадовало восстановление связи между нами: значит, будет еще одна возможность уточнить и передать польскому и советскому народу некоторые факты борьбы в далеком тылу врага. Вопросом этим очень заинтересованы жители воеводства Познанского, которые до сего времени почти ничего не знали о тайной нашей борьбе на их земле, кроме рассказов лесников и наших сотрудников. Если мы сможем рассказать народу все, что нам известно о борьбе наших десантных групп и местного польского населения, это будет хорошее дело. Сам я давно мечтаю написать воспоминания. Веду постоянную переписку с С. П. Каплуном, Антоном Бринским – «Дядей Петей», несколько раз ездил в Белоруссию и собрал кое-какой материал. Очень рад буду встрече нашей…

Ваш друг

«Меркурий» (М. А. Козубовский)

31 августа 1965 г.»

Из письма бывшего комбрига С. П. Каплуна М. Н. Козубовскому

«…Кто такой Горчаков? С самолетами тогда, помню, прилетел старший лейтенант Кульчицкий с радисткой, Да? Если это и был Горчаков, то я хорошо его помню и рад буду получить от него весточку…

Мой адрес: СССР, г. Грозный, ул. Ленина, 191, кв. 6.»

Из письма М. Н. Козубовского автору

«…Ты удивляешься, почему тебе не отвечает Каплун. Овидий! Нас постигло большое горе: Степан Павлович Каплун, наш любимый комбриг, скоропостижно скончался от вторичного кровоизлияния в мозг. Это случилось 13 марта 1966 года…

Помнишь тот красивый кортик, который подарил Каплуну в ту ночь один из польских руководителей? Сейчас он висит рядом с фотографией Степана Павловича 3 в партизанском зале Ровенского краеведческого музея. Говорят, Степан Павлович успел написать книгу воспоминаний, но я ее не читал. Читал интересные воспоминания «Дяди Пети» – Антона Бринского. Передай ему самый большой привет…

Твой «Меркурий»

20 апреля 1966 г.»

Из письма Героя Советского Союза А. Бринского автору

«…Уходят из жизни наши боевые друзья. Так и не удалось Миколаю Козубовскому закончить свои партизанские воспоминания: недавно он скоропостижно скончался на даче от инфаркта… 9 января 1970 г.»

Из беседы автора с «Казеком» в Варшаве

13 января 1970 года

АВТОР: «А кто из вас подарил тогда тот кинжал Каплуну?»

«КАЗЕК»: «Это был старинный польский стилет с наборным эфесом и ножнами в национальных бело-червонных польских цветах. Его подарила мне одна девушка.

А вы знаете, пожалуй, те дни весны сорок четвертого года были одними из самых памятных и полных в жизни…»

Из очерка Т. Стенпеня в газете «Курьер Польский»

31 января 1970 года

«…Незадолго до отъезда из нашей страны О. Горчаков был принят в частной аудиенции Председателем Государственного совета ПНР Марианом Спыхальским. Идя на эту встречу, Горчаков – поручник Кульчицкий привинтил к лацкану пиджака «миниатюрку» нашего, высшего военного креста «Виртути милитари», которым он был награжден за участие в переправе делегации КРН на Большую землю…»

Здесь надо сказать, что к тому времени операция «Прыжок через фронт» прочно вошла в польскую военную историографию, и давно были уже обнародованы имена четырех представителей КРН, ставших членами первого народного правительства в истории Польши. Это были, повторяю, Мариан Спыхальский («Марек»), Эдвард Осубка-Моравский («Тадек»), Ян Ханнеман («Янек») и Казимеж Сидор («Казек»). Об этой операции совсем недавно, в 1975 году, писал маршал Польши М. Спыхальский в своих «Воспоминаниях о партийной работе (1931–1944)», опубликованных в варшавском издательстве «Ксенжка и введза» в 1975 году.

Из сообщений «Правды» 28 октября 1975 года

СВЕТ ПОБЕДЫ

«Варшава, 27. (Спец. корр. «Правды»). Здесь закончил работу международный форум ЮНЕСКО, посвященный 30-й годовщине окончания второй мировой войны.

Его организаторы – польский комитет по делам ЮНЕСКО – пригласили представителей из 30 стран мира, которые обсудили ряд проблем истории борьбы против гитлеровского фашизма, послевоенного развития человечества. Во многих выступлениях было воздано должное историческому подвигу советского народа, внесшего решающий вклад в разгром гитлеровской военной машины, в освобождение народов Европы от нацистских полчищ. В единодушно принятой декларации подчеркивается, что совместные усилия и общие стремления к миру, ярко выраженные в Заключительном акте совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, открывают новую эру не только для европейского континента, но также и для всего мира».

Пожалуй, самым памятным событием Форума для советской делегации, членом которой я являлся, была поездка в бывший лагерь смерти в Освенциме. Об Освенциме слышали все, но действительно лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Этот ад с навсегда потухшими печами и навеки опустевшими нарами в казармах каждый посетитель запомнит до конца своей жизни. Сразу после заседаний Форума, посвященного победе над нацизмом, мы воочию увидели, что он нес народам Европы, с новой силой осознали все величие торжества Вооруженных Сил Советского Союза и его союзников во второй мировой войне.

Потухли печи Освенцима, Майданека, Собибора, Треблинки, но вечно гореть неугасимому огню над могилами советских и польских воинов-побратимов в возрожденной Варшаве, наши дети и внуки никогда не забудут принести цветы к памятникам воинов-освободителей.

Из решения № 38 Малоритского райкома КПБ и исполкома районного Совета депутатов трудящихся от 13 февраля 1975 года

«С целью увековечения населенных пунктов и памятных мест, связанных со знаменательными событиями Великой Отечественной войны на территории Малоритского района, будут осуществлены следующие мероприятия:

…Установить памятный знак в урочище «Михерово» на месте партизанского аэродрома».

Москва – Варшава, 1975-1978