Текст книги "Dualitate II"

Автор книги: Овгенъ Байковъ

«Что любовь продрогшимъ людямъ?»

 
Что любовь продрогшимъ людямъ?
Суета земныхъ суетъ…
При любви мой умъ и скуденъ.
И увѣренности нѣть…
 
 
Коли есть ты средь людей
Безъ какой-то явной пары.
Полонъ дѣйственныхъ идей
И не видишь ты кошмары.
 
 
Воленъ дѣлать, что придется
И слова не подбирать.
Что жъ тебѣ, мой другъ, неймется?
Все умѣй: мечтать и ждать…
 

«Коль ты – средь насъ, спокойныхъ…»

 
Коль ты – средь насъ, спокойныхъ.
Не видяшихъ соцвѣтія годовъ,
Эмоцій разыщи себѣ достойныхъ,
Оставившихъ несмѣтное слѣдовъ
 
 
Скопленіе по улицъ опустѣвшихъ темнотѣ,
Пройдись, здороваясь со всѣми.
Тебѣ отвѣтятъ только тѣ.
Съ тобою кто въ живущей темѣ.
 
 
Смотри въ глаза, сражая глубиной
Зеркалъ твоихъ закатанной души.
Твори! Пусть будетъ выброшенъ застой
Въ далекія опалубки тиши.
 
 
Рви мандариновъ стянутую суть,
Довѣрься племени поэтовъ.
Пусть бьютъ себя въ тугую грудь!
Ты – выше одиночества сонетовъ.
 
 
Ты – ярче красокъ и огней застолій;
Богаче проходящихъ подлецовъ.
Кто не оставить на намокшей соли
Сѣмянъ для будущихъ чтецовъ.
 
 
Дай руку разухабистымъ столбамъ.
Пусть свѣтъ тебѣ кидаютъ въ ноги.
Иди принцессой по своимъ лѣтамъ.
Вкрапляя въ насъ таинственные слоги.
 

«Метро вѣщаетъ проходящихъ лесть…»

 
Метро вѣщаетъ проходящихъ лесть.
Снимающихъ оттѣнки безпредѣла:
Мѣняющихъ безсмертіе на честь.
Касаясь одурманеннаго тѣла.
 
 
Она просила… Но шелъ вопросъ:
Гдѣ стороны отчетливое чрево?
По блеску скрытыхъ наглухо волосъ
Все разрасталось подземелья древо.
 
 
Она нашла свой выходъ изъ хандры.
Блистаетъ человѣческимъ умѣньемъ
Разсматривать на станціяхъ черты.
Скрывая одиночество сомнѣньемъ.
 
 
Но то въ блестящей дымкѣ переходовъ,
Переходя, невѣдомо куда.
Все появляется въ восходахъ.
Когда теряетъ имени звѣзда
 
 
Ушедшій край, доставшійся замѣной
Всѣхъ улицъ съ ихъ отростками путей.
Не разставаясь съ надоѣвшей пѣной,
Вода тамъ превращается въ елей.
 
 
Порывъ руки, пусть облакомъ заочнымъ.
Пропуститъ запахи впередъ.
Подсматривая скважиной замочной
За днемъ, въ кофейнѣ плавить ледъ.
 
 
По стѣнамъ – фото цвѣта лжи,
Поскольку ночь непобѣдима.
Гадаю молча я на витражи
О томъ, что муза сотворима.
 
 
Но сотвореннымъ быть – за часъ
Прочувствовать носимое предѣльно.
Тогда другое появляется изъ глазъ,
Что было съ тлѣнностью недавно цѣльно.
 
 
И три цитаты… Въ каждой – знакъ,
Что все наладится. И скоро.
Кота потомокъ, отправляясь на чердакъ,
Не вывѣдаетъ сложности укора.
 
 
Но онъ вернетъ холодный неба цвѣтъ.
Ложащійся по набережнымъ влажнымъ.
По трещинамъ на нихъ сломалъ корнетъ
Желанье стать отверженно бумажнымъ.
 
 
Стихъ будетъ жить въ завѣтѣ новыхъ чаръ,
Поперемѣнно вспыхивая въ небѣ
Средь стадно формирующихся паръ,
Въ забытомъ голубями хлѣбѣ.
 
 
Она намъ всѣмъ отправила посылъ
На вечеръ въ области веселья.
Мы принимаемъ аккуратно пылъ.
Не объясняя искупленья.
 
 
Но только ждемъ однажды стукъ
И вѣтеръ выхода для чтенья.
Съ тобой мы всѣ, о милый другъ!
И хвори искреннѣ желаемъ пораженья.
 

«Вода далекихъ хладныхъ береговъ…»

 
Вода далекихъ хладныхъ береговъ
Искрится, ночь пуская самотекомъ.
По поѣздамъ, не убѣгая отъ долговъ.
Проходитъ жизнь, какъ будто ненарокомъ.
 
 
По двумъ буграмъ взбираясь въ облака,
Съ собой забравъ душевность пилигрима.
Добрался до худого потолка,
Смотря на вѣчность рамную игриво.
 
 
Я предалъ васъ. Хотя… Подвелъ.
Ищите новыхъ преступленій.
Кидайте обручи въ котелъ:
Пусть катится огнемъ своихъ имѣній
 
 
Забытый лазъ, что, щурясь, позволялъ
Мечтать о тайнахъ выцвѣтшаго древа.
Я все подъ небесами потерялъ.
Что довѣряли. Стулья – слѣва,
 
 
Диванъ по-прежнему печалится одинъ.
Я – въ центрѣ опустѣвшей колеи.
Закрытъ мой вѣкъ на вѣчный карантинъ.
Гуляютъ отблески чужіе, не мои.
 
 
Взгляни! Нѣжнѣе нѣтъ Луны.
Чѣмъ не пригрѣтая безмолвно
Въ рукѣ пречистой сѣдины.
Печальной… Выполненной словно
 
 
Изъ частыхъ словъ, по ложной мессѣ
Не выдавленныхъ опрометчиво и зло.
Я вслѣдъ смотрю печальной поэтессѣ,
Съ которой вмѣстѣ мнѣ пройтись свезло.
 

«Отдай свой путь…»

 
Отдай свой путь.
Что краше небосвода.
По щупальцамъ карабкается мода
Тебя отчаяньемъ хлебнуть
И все окрестъ перечеркнуть
Пока въ благоразуміи погода
Лежитъ на очертаніи народа
И отражаетъ здѣсь кого-нибудь.
Ты вырвешь потаенное среды,
Не воплощая дикій норовъ
Въ прелюдіи обычныхъ разговоровъ,
Кладущихъ сажень на горбы.
По музыкѣ оторванной трубы
Мы слышимъ незабвенное «куды…»
 
 
Во чинномъ благоденствіи трущобъ
Омыты вкратцѣ баттерфляемъ
Всѣ очерки. Одинъ – непотопляемъ.
Находить въ описаніи зазнобъ,
Стрѣляющихъ безъ промаха намъ въ лобъ.
То равнодушно провѣряемъ.
Когда съ орлицей улѣтаемъ
За грань, что рѣжетъ небосводъ.
Въ одеждѣ вычурныхъ цвѣтовъ
Садимся въ пыльное соцвѣтье.
Съ плеча сражаемъ междомѣтье
На чашу плоскую вѣсовъ.
Пропалъ нашъ день. Поетъ народъ,
Что нашъ кусокъ уже не тотъ.
 
 
Во тьмѣ сражаясь съ небылицей,
Находимъ четверть мостовыхъ.
По плану черствыхъ постовыхъ
Банально обзываемся орлицей.
И, съ каждой жеваной страницей
Лѣтѣть желаемъ до родныхъ.
Съ прищуромъ раннимъ, молодыхъ.
Не думая состариться съ блудницей.
Но близокъ стѣнъ испорченный пейзажъ,
Не въ странности что опоясанъ златомъ.
Въ покоѣ сверившись со матомъ.
Къ намъ заѣзжаетъ экипажъ.
Поклонникъ воли! Что продашь?
Вернись за ношенымъ халатомъ.
Негоже даже передъ братомъ
Въ показѣ одурманиваться мятомъ.
 
 
Не сохраняя древнихъ чертъ во лжи,
Несясь въ верстѣ за новымъ свѣтомъ.
Поили лошадей подъ марафетомъ
Ни въ чемъ не поправимые пажи.
Имъ мѣсто части укажи
За заслонившимся портретомъ,
Облитымъ откровеннымъ свѣтомъ.
Тамъ въ волосахъ настроились чижи.
Удача склонна быть собой
За радужнымъ хмельнымъ наитьемъ.
Не брезгуя предписаннымъ подпитьемъ
Нашъ другъ состарился съ грозой.
 
 
Но. говоря въ обѣдъ съ козой,
Дивился откровенности открытьямъ:
Заложенъ крикъ «кѣмъ быть я
Должонъ въ порушенномъ укрытьи?..»
 

«Я любилъ этотъ вечеръ, ходя подъ окномъ…»

 
Я любилъ этотъ вечеръ, ходя подъ окномъ.
Не старался тягаться съ туманомъ.
Подъ твоимъ неокрѣпшимъ сукномъ
Очи времени тянуть попарно
 
 
На себя, всѣ въ печали, дороги,
Что согласны скрипѣть за удѣлъ
Своихъ чаяній нужной подмоги.
Не встрѣчая прозрачности тѣлъ.
 
 
О, обманъ моихъ жизней порою.
Въ коихъ страннымъ покажется пиръ!
Вдохновлюсь заходящей звѣздою
И останусь молчать среди лиръ.
 
 
Что мнѣ неба разодранный видъ?
Только тьма безъ предѣловъ широкихъ.
Въ немъ нѣть ложа семьѣ двухъ обидъ,
Покаянныхъ въ купеляхъ глубокихъ.
 

«А городъ тихою бурею былъ…»

 
А городъ тихою бурею былъ…
Разбиты картины прохладныхъ ладоней.
И берегъ тонулъ. И названіе вылъ.
Подспудно теряясь въ извилинахъ моря.
 
 
Наколотъ заборомъ вечерній пролетъ
Невидимыхъ боли проклятій.
Я все раздѣлилъ на кромешный нечетъ.
Но снова не жду здѣсь объятій.
 
 
Проходятъ года половицей дорогъ.
Рождаются новыхъ поэтовъ сигналы.
Стучать, словно ледъ, не имѣя тревогъ —
Съ насъ спросятъ чужіе вокзаш.
 

«Не скрыть рукамъ счастливый мигъ …»

 
Не скрыть рукамъ счастливый мигъ
Отъ дикой воли изумляться
До толстой корочки отъ книгъ.
Гдѣ ждетъ душа во всемъ признаться.
 
 
Ты набираешь… Слышу звонъ.
Черпающій вечернее начауо
Дарить гостямъ привѣтствія поклонъ.
Такое откровеніе встрѣчай
 
 
Насъ на дорогѣ! Свѣтъ не смогъ
Дождаться роли безъ названья!
На сценѣ превращенія въ потокъ
Всѣго жившаго – страданья
 
 
Открыть вещей тупую болъ;
Надежды – въ полкахъ суевѣрій…
Къ дождю прикладывая соль.
Мы ищемъ вѣрно настроеній
 
 
Начало времени подъ стать
Происходящему подспудно.
Издалека тебѣ еще сверкать!
Экрану вѣрить – очень трудно.
 

«Ты по городу обреченныхъ крысъ…»

 
Ты по городу обреченныхъ крысъ,
Какъ по празднику дышишь отменно.
На конечный, безсмысленный, мысъ.
Прицѣпляешь депрессію вѣрно.
 
 
И твой садъ, что поросъ тамъ туманомъ,
Сходитъ прахомъ погубленныхъ лѣтъ.
Повисаешь смиренно подъ краномъ,
Гдѣ воды охлаждающей нѣтъ.
 
 
Сколько разъ, повторяя запреты.
Снишься самъ и рисуешь другихъ!
Не вкушаешь разумныхъ совѣты:
Нѣтъ хорошихъ, какъ нѣть и плохихъ.
 
 
Есть дорога. Съ кладбищенской тягой въ концѣ,
Все исправить – гдѣ взяться вѣкамъ?
Не придется въ подложномъ стрѣльцѣ
Погибать тебѣ въ скорости тамъ.
 
 
Подъ зерномъ все раскрошится скоро
И потянетъ себя по пути.
Въ каждомъ нервѣ отмѣннаго вора
Не тебѣ ту судьбу обрѣсти.
 

«Входя безликостью на тронъ…»

 
Входя безликостью на тронъ.
Обременяющій познанье
Отверженныхъ, печальныхъ и нѣмыхъ.
Смѣняю отрицаемый здѣсь тонъ
На пустоту ручного лобызанья
И день дворовъ въ пророчествахъ пустыхъ.
 
 
По лѣстницы громадѣ прахомъ париковъ
Дарую ложь, начерченную всуе.
То – часъ придти ушкомъ повиновенья
По забытью венозныхъ стариковъ.
Навязанныхъ пахучей туѣ
Метаться пламенемъ сомнѣнья.
 
 
Расчерченъ міръ, ходя со склоновъ внизъ
Прощаться вдоволь съ ноской рукъ.
Не пишущихъ по одѣ ежедневно.
По комнатамъ струится легкій бризъ
Улыбокъ чокнутыхъ подругъ.
Ломающихъ судьбу поперемѣнно.
 
 
Но злато ближе къ тѣлу въ норахъ.
Заросшихъ благодатнымъ приступомъ шаговъ
По тѣснотѣ безпечности и воли.
Участвуя утопленникомъ въ спорѣ
Двухъ безпризорныхъ дураковъ.
Тома временъ отправимъ почтой моли.
 
 
Разсаживаясь въ близости локтей,
Не смѣющихъ вкушать слова по шуму,
Добудемъ благодарность ложныхъ стропъ.
Во міролюбіи танцующихъ идей
Отпущенный рукою приласкаетъ пуму,
Поющую внѣ ревности трущобъ.
 
 
Макая кисть въ просроченный коктейль
Латинской доблестной ухмылки
И рева трубъ по холоду проталинъ
Вернется память въ рухнувшій отель
Какъ гласъ, въ намѣренности пылкій
Себя убить въ причастности окраинъ.
 
 
Тѣмъ часомъ разразится горній пластъ
Ломать безсмысленность по мессѣ
Вкушеніе опрятности и боя.
На оторопь отклеившихся ластъ
Опустится желаніе, что въ пьесѣ
Насъ заставляетъ образумиваться стоя.
 

«По вагону ища глубину…»

 
По вагону ища глубину
Темной ночи, забытой на встрѣчъ
Безпощадности мѣстъ и кривыхъ.
Укрывающихъ въ блескъ сѣдину.
Достаю изъ очечника мечъ.
Не кладя на пути золотыхъ.
 
 
Чѣмъ писать, коли заперта слава
Словъ восторженныхъ съ мягкимъ началомъ?
Только имъ по раненью подножныхъ.
Подаяньемъ разрѣжетъ облава
Темноты красоту одѣяла
И научится жить съ нами сложно.
 
 
Въ гудкахъ не смачивая храпъ
Опустошенности рѣшенья.
Безправности казнить иль цѣловать.
Не ищемъ тѣхъ, кто косолапъ
Въ очахъ всемірнаго затменья.
Идемъ на смерть не понимать.
 
 
За легкой пеленой промахиваясь басомъ
И не смотря на небо безъ свѣтилъ.
Считаю станцій проявленья.
Живя тяжелымъ, перевареннымъ каркасомъ,
Жалѣю глубину неизмѣримыхъ силъ
Въ пространствахъ части завершенья.
 
 
Еще попытка. Людъ идетъ гремѣть,
Мѣшая горевать, смѣясь въ проемѣ
Ушедшихъ на мелодію ступени.
На горнихъ поѣздахъ не усмотрѣть.
Какъ задыхаются русалки въ водоемѣ,
Лишь въ торсѣ втискиваясь въ сѣни.
 

«Часть дня, повѣшенная точно…»

 
Часть дня, повѣшенная точно
На кустъ сирени, покушавшійся на сонъ,
Полезла въ ноты средь бумаги.
По юности обшарпанной тамъ сагі
Проходъ къ себѣ не разрѣшенъ.
Люблю пока чернильницы заочно.
 
 
Но въ новизнѣ и знаменитой пыли
Достать хочу я входъ старинныхъ стѣнъ.
Меня тамъ ждутъ. Пусть будетъ правдой
Лжецовъ молчаніе, что кавалькадой
Сдается вычурно въ поганый плѣнъ.
То – слово шоры на кобылѣ.
 
 
Никто не знаетъ на Арбатѣ вечеръ,
Даюшій свѣту появиться въ залѣ
Средь голосовъ, знакомыхъ за недѣлю.
Стихами волчьими собой не овладѣю.
Мы всѣ на черныхъ стульяхъ подремали;
Потухли въ водоемахъ гипсовыя свѣчи.
 
 
И тутъ – она! Въ обличьѣ лебединомъ
Да въ тихомъ спорѣ о соборахъ.
Коснулась взмахомъ нашихъ душъ.
По шепоту неисправимыхъ сушъ
Присѣла на мечтаній разговорахъ
И стала ангеломъ въ одеждахъ длинныхъ.
 
 
Все началось! Внутри покоя нѣтъ.
Слѣжу за томными глазами
И стихъ беру въ души прорѣхи.
Для жизни здѣсь. Не для потѣхи
Мы собираемъ воздухъ волосами
И крѣпко держимъ купленный билетъ.
 

«Не любить – узаконенный грѣхъ…»

 
Не любить – узаконенный грѣхъ.
И не ждать намъ душевной пощады.
Какъ и зноя средь норова тѣхъ.
Кто сбиваетъ съ надрывомъ Плеяды.
 
 
Полюбить… Да не просто же слово!
Сколько слезъ по подушкѣ ночами!
Въ каждый мигъ забытья намъ все ново.
Прижимаемъ погибель плечами.
 
 
Свѣтъ вѣщаетъ на память поэмы
И глаза направляетъ поверхъ.
Ну а мы… Если только безъ темы
Гложемъ воздухъ великихъ прорѣхъ.
 
 
Подойти?
Нѣтъ!
Постой, какъ влитой.
Кто ты есть подъ навѣсомъ небесъ?
Будешь жить подъ лучистой звѣздой
И черкать недоступное пьесъ.
 
 
Будешь крикомъ желать единенья
Лишь съ собою, навѣчно въ дыму.
Ну а ей… Пожелай вдохновенья!
Только ей. Или такъ… Никому…
 

***

 
_________________________________________________
_________________________________________________
_________________________________________________
_________________________________________________
_________________________________________________
 

Vita

«На понедѣльникъ – женская обложка…»

 
На понедѣльникъ – женская обложка.
Французской рѣчи давъ поблажку,
Романы рву… Мозолистая кошка!
Дождя призывъ взываю на рубашку.
 
 
Оконченъ рядъ истерзанныхъ столовъ.
Бушуетъ центра длиная громада.
Питаюсь дымомъ, выцарапывая кровъ:
Правѣе – пустота и серенада.
 
 
Прошелъ по отблеску забытаго бокала,
Но впереди – безъ синевы скупой заборъ.
Провѣрка на себя немного обласкала
Въ глазахъ глубокихъ безконечный споръ.
 
 
На вторникъ – тѣнь глубокихъ рвовъ.
Прокусанныхъ въ нервозности укора.
По вкусамъ неизвѣданныхъ дворовъ
Лишь въ кисти нарисованная флора.
 
 
Не вѣря въ боль, что вводитъ въ суть
Благословенная терпѣнья.
Я бью себя въ тугую грудь.
Сопровождая отреченье.
 
 
Переводя безсмысленность ножей.
Застывшихъ въ вырѣзанныхъ стѣнахъ.
На мигъ становится свѣжѣй
Покорность въ уличныхъ сиренахъ.
 
 
Пришедшихъ славить ношу прикасанья.
Но жизнь сочится мимо нихъ.
Ловя себя въ безславности мечтанья.
Кидаю пепелъ въ мимолетный стихъ.
 
 
На среду – битва солнечныхъ потугъ
И сѣрости въ названьяхъ старыхъ датъ.
Я, съ сахаромъ разсыпавши испугъ,
Надежнѣй одиночеству стократъ.
 
 
Протягивая рукъ сварливые узоры
До края недодѣланныхъ міровъ.
Въ кофейнѣ оставляю разговоры
Про всѣхъ вокругъ, свободныхъ отъ головъ.
 
 
Не старится въ дождѣ погашенная суть
О злободневности забытаго скитанья
Лихихъ поверхностныхъ «забудь.
Иди до новаго призванья».
 
 
Но вотъ – четвергъ. Нелѣпость изголовья.
Во чтеніи елей глазами скинуть часъ.
По перечеркнутымъ названіямъ злословья
Всегда стиховъ имѣется припасъ.
 
 
И то – что бѣгать тѣменью камней.
Срѣзая золото при выключенномъ свѣтѣ.
Все рѣзко завершается. Скорѣй.
Чѣмъ различишь потертость на монетѣ.
 
 
У забытья нѣтъ чистыхъ словъ внутри.
Нѣтъ важности терпѣнія къ недѣлѣ.
Два дня уйдутъ, ломая фонари.
На третій разнесутся трели
 
 
О безпокойствѣ рукъ, чернѣе нагота
Простыхъ карандашей, безсмысленно иныхъ.
Все – тленъ, перенесенный на листы.
Но то – ученіе простыхъ.
 
 
Кто вложитъ мигъ въ себѣ оставить Рай.
За то проводимъ къ выходу начальныхъ
И нужныхъ слову. Выбирай.
Теряйся въ кольцахъ обручальныхъ.
 

«А Римъ вдругъ палъ…»

 
А Римъ вдругъ палъ.
Забудь объ этомъ,
Не печалься.
И правда ли, что зналъ
Тебя, зашедшую поэтомъ?
Сама себѣ не назначайся!
 
 
А были сутки напролетъ?
Закрылись ставни
Бѣлокрыло?
Не все идетъ себѣ впередъ.
Кидая сколотые камни.
То съ нами было?
 
 
Чей ледъ искрится невозвратно?
Морозъ откуда отзывался
Въ тепло твое? Не говори.
Я зналъ тебя. И то – пріятно.
Я помню: день слегка качался.
Другимъ того не повтори.
 
 
И цифры выкинь, что есть силъ.
Зеленое мѣняй на удивленье
Упавшихъ люстръ на панно.
Я все сегодня загасилъ.
Твое прошло уже правленье.
Но развѣ счастливъ оттого?
 
 
Увы, отъ ускользающаго дыма,
Что рветъ послѣдній здѣсь закатъ,
Не скроется молчаніе въ покоѣ.
На свѣтъ иного Аркаима
Идетъ, ни въ чемъ не виноватъ,
Который знаетъ, что есть трое.
 
 
Благополучно слѣдуя листамъ,
Уложеннымъ покрѣпче черепицы.
Закрою все. Стоять, часы!
Не объявлю себя я самъ.
То прячась подъ листвою я мокрицы.
То вдохновляясь тамъ, гдѣ пишешь отъ росы.
 

«На приговорѣ въ вѣчности осколковъ…»

 
На приговорѣ въ вѣчности осколковъ
Дверей, сошедшихъ въ темноту, оскалъ
Не продержался въ одиночествѣ потомковъ.
Но взялъ въ себя наполненности залъ. Сложилось все.
Сушите вы причалы.
Несите страхъ къ невѣдомымъ истокамъ.
По прихоти небесъ въ пути своемъ жестокомъ
До дна испейте радужность піалы.
Сотрется вой въ раскрашенныхъ стѣнахъ.
Дойдя до Бытія безформенныхъ рубахъ.
Въ свѣчной засадѣ не сломавъ засовы
Вашъ ликъ запомнятъ, васъ опережая, совы.
 
 
Макая щепку, вынутую ходомъ.
Въ разспросы подземелья въ нежеланьѣ
Сравнять всѣ сани съ ржавымъ пароходомъ.
Пойдутъ въ дома скупые парижане.
Посмотрятъ вверхъ, забывъ про приближенье
Луны, не прошенной въ постели.
На гроздьяхъ не скрипящей карусели
Узрятъ себя въ роскошномъ пораженьѣ.
И проходящій улицей ночникъ —
Monsieur лишь въ капюшона страсти пикъ —
Узнаетъ страхъ холоднаго ночлега
И правду тающаго снѣга.
 
 
Онъ скроется, не оставляя ни слѣдовъ,
Ни свѣта, прикурнувшаго горою
Въ цвѣтахъ, наложенныхъ на кровъ
Увѣренной до безымянности пятою.
Ложитесь, часто не моргая. Колесо
Небесныхъ сферъ подорвано на льдинѣ,
Живетъ лишь въ обезумѣвшемъ блондинѣ
Покорность строкамъ, взятыхъ съ поясовъ.
Начала кружевами теплятся окномъ.
Облитымъ жгучимъ кофе и виномъ.
Ужъ такова небесная вамъ манна.
То говоритъ поэтъ изъ-за дивана.
 
 
И не ищите старца. Ходъ его – не новъ.
На сценѣ града – новость алыхъ губъ!
О доски вашихъ клятвъ разорванный покровъ
Для душъ несовѣршенныхь слишкомъ грубъ.
Въ напитка напряженьѣ вѣтеръ гонитъ столъ
Бумагамъ равнодушнымъ, какъ вашъ садъ.
Крысиный къ полночи окончился парадъ.
Назначивъ вамъ чтеца на кожаный престолъ.
Любовь несется пламенемъ Адама
Отъ переулка, гдѣ большая панорама
Томится въ хламѣ отличившихся гостей
И сносности изъ тома новостей.
 
 
Колодецъ пустъ. Не утро ловитъ честность
Украденныхъ сиротами обугленныхъ подваловъ.
Не исчерпается по инею безвѣстность
Отломленныхъ отъ драмы адмираловъ.
Зеленымъ мигомъ сломятся на вѣткѣ
Заборы высохшаго Рая.
А вы. по милости сердецъ латая
Всю кожу разомъ, остановитесь на мѣткѣ.
Изъ точки исходить – пылинкой на свѣту
Держать прочерченность не ту.
Ломая вечеръ – выключайте свѣтъ:
Его замѣнить окончательный разсвѣтъ.
 

«На праздникѣ измученныхъ головъ…»

 
На праздникѣ измученныхъ головъ.
Катающихся оземь все лицомъ.
Стоить и курить съ мертвымъ подлецомъ
Вся беззаботность новостей и словъ.
Доколѣ не провалены оконъ
Вески сѣдые, между прочимъ.
Съ тобою мы. довольные, хохочемъ.
Идя къ дверямъ больничнымъ на поклонъ.
 
 
Тамъ рады намъ. И чистые полы
Не обѣщаютъ сказокъ. Только боль.
Восходитъ лѣстницей прозрачности король.
Сжигая всѣ въ безсиліи столы.
За нимъ – воженная дама,
Въ тѣни не потрясающая платьемъ.
И сватъ въ похожести на сватью…
Короче… Пиръ во время драмы.
 
 
Закрыты двери. Ночь близка.
Вино разлито по бокаламъ.
Ничто не начинается скандаломъ.
Хотя! Въ присутствіи соска
На внѣшнемъ видѣ по-старинкѣ.
То сходится на люда острый глазъ.
Но для того еще не пробилъ нужный часъ:
У каждаго въ глазу – по двѣ соринки.
 
 
«Всѣ сдали тѣла старый грузъ?
Мы не начнемъ веселья съ нимъ!»
Хромой изъ бара вышелъ подхалимъ
Считать для насъ слѣды обузъ.
«Рука – не ваша. Непорядокъ!
Сдаемъ ее съ билетомъ на партеръ!
А это… Слишкомъ томный кавалеръ.
Для вечера сіе – большой упадокъ!»
 
 
Всѣ успокоились. На мухи продвиженье
По спертости межъ оконъ нѣть смотрящихъ.
«Мы стали образцомъ для предстоящихъ!
И въ ихъ дѣла начнется погруженье…»
«Когда же? Фракъ я гладилъ утромъ зря?
Началу нѣтъ конца, какъ думается мнѣ».
Никто не дрогнулъ. На бетонной сторонѣ
Случилась для того послѣдняя заря.
 
 
«Еще кто скажетъ что-нибудь?
Молчаніе! Вотъ образъ здѣшнихъ устъ!»
И потому весь залъ казался пусть.
Гостей изъ вѣчности заставили уснуть.
То – первый день. Созданіе всего
Отъ поступи до звона стеколъ лѣтъ.
«Рисуйте вилкой собственный портретъ!
Потомъ вино прольется на чело!»
 
 
И жуткій скрежетъ череповъ.
Обуглившихся страстью понимать
Все то, что надобно ломать.
Пошелъ встрѣчать стальной засовъ.
Портретъ не вышелъ… Поздно ныть
О тѣлѣ, непригодномъ для разлукъ.
«Ведите прочь свирѣпости подругъ!
Намъ долго здѣсь дано прожить!»
 
 
И стѣны отошли. Вода сравнялась до…
До береговъ, до сухости на днѣ.
«Намъ не бывать во человѣческой бѣдѣ!
Держите стадности почетное ведро!»
Иллюзія пробѣжекъ до тумана
Весьма прельщала новый стулъ.
Одинъ тамъ нужнымъ знаніемъ блеснулъ.
Скатилась съ лампъ отточенная рана…
 
 
И много съ ними и безъ нихъ.
Именъ намъ не давалось въ маршѣ
Идущихъ въ точности на «старше
Годовъ во сумракѣ лихихъ».
Поставимъ точку. Лучше такъ.
Прочитанное – жги и созерцай.
Хулы на то не восклицай.
Ты стихотворцу дай пятакъ…
 

«Когда жилъ ты…»

 
Когда жилъ ты
Мертвымъ котомъ
Кто снился тебѣ.
Мой другъ-пароходъ?
… Вода – ты и илъ – ты:
… Оставь меня подъ зонтомъ.
… Хорошо ли трубѣ
Меня прикрывать.
Меня посылать?
… Даруй мнѣ ходъ…
 
 
Когда паръ ты
Именемъ лживымъ
Дожилъ на плоты.
Мой недругъ осиный?
… Продали мы тонущимъ парты.
…Но останутся живы
… Изъ зеренъ зеленыхъ болты
Къ моимъ вояжамъ,
Къ пустыннымъ пляжамъ?
… Эхъ. мнѣ бы лососины!..
 

«Мое окно…»

 
Мое окно…
Я жду Луну.
Богиню разговоровъ ни о чемъ.
Мнѣ все равно.
Кто на полу
Рисуетъ тѣнь мою шершавымъ кирпичомъ.
 
 
Все разскажу,
Летая въ шагѣ
Отъ воли, грусти и нѣмыхъ —
Кому молчаньемъ удружу.
На свѣтлой сторонѣ былой отваги
Я напишу о ранахъ золотыхъ.
 
 
Потомъ – все въ печь!..
Огонь – единственный изъ близнецовъ,
Кто входитъ, не боясь часовъ.
Молю лишь чистоту сберечь.
Не дать ихъ устремленіямъ гонцовъ
Нести все къ постаментамъ изразцовъ.
 
 
Я говорю.
Вопросомъ за вопросъ
Идетъ мечта по римской казни.
Я не пою…
Не выросъ, не проросъ
Жившій въ темноты засохшей мази.