Текст книги "Безысходность (СИ)"

Автор книги: Оуэн Баркер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Безысходность

  29 января, 2049.

  Безысходность? Ха! Что вы о ней знаете? Ничегошеньки вы о ней не знаете. Вы не можете даже представить, что такое безысходность. Потому что её не существует. Нет её на Земле! Конечно же, вы сейчас захотите оспорить и возразить мне и приведёте кучу примеров про болезни, стихии, войну; напомните про психологов, которые убеждают нас в том, что безвыходных ситуаций нет, потому что из любого сложного положения всегда найдётся выход; что у человека всегда есть шанс, есть возможность исправить критическую ситуацию – и выжить. Для этого нужна всего лишь сила воли, скажет вам любой психолог, и вера: вот что он вам скажет (и здесь я соглашусь: он по-своему будет прав, хотя отчасти). Он же и малейшего понятия не имеет о том, что такое безысходность. Я об этом уверенно заявляю, и повторяю: ситуации, при которых никакие силы воли и духа вам не помогут – есть! Но подобных примеров вам не предоставит ни один психолог. А если даже и сможет, выход из неё он вряд ли вам подскажет, так как выхода никакого не будет (хотя, пожалуй, если только такой: он предложит вам каким-то образом безбольно самоликвидироваться, чтобы в ожидании смерти вы не сошли с ума).

  Никто, слышите, никто в мире не знает, что такое настоящая безысходность! Кроме меня. И я расскажу вам сейчас, что такое безысходность. Настоящая, мать её, безысходность.

  Безысходность – это когда ты с детства мечтаешь о небе; стремишься, тренируешься, учишься и, наконец, добиваешься цели – становишься астронавтом; потом проходишь тщательный отбор и попадаешь сначала в десятку, затем в тройку и, в итоге, – ты первый и лучший из всех претендентов, кому доверяют совершить полёт в космос, тем самым позволяя тебе воплотить свои мечты в реальность; безысходность – это когда вместо того, чтобы через десять минут после старта благополучно выйти на заданную орбиту и совершить свой первый в жизни полёт вокруг Земли, твоя ракета, после сброса последней ступени, продолжает ускорение; а ты, закупоренный, как шпроты в консервной банке, вместе с ней отправляешься прямиком в открытый космос (всё потому, что где-то что-то пошло не так, кто-то что-то не досмотрел, перепутал и припаял проводок не к той клемме, либо ошибся в расчётах, не дописав один нолик в десятизначном числе); безысходность – это когда ты «прилипаешь» к иллюминатору и не можешь оторвать взгляда от увиденного снаружи, но не оттого, что твоя планета такая красивая, а потому что тобой овладевает паника, которая не даёт возможности ни шевелиться, ни здраво мыслить, ни адекватно оценивать своё плачевное положение, ни даже реагировать на радиопозывные из Центра Управления; безысходность – это когда Земля на твоих глазах уменьшается в размерах, постепенно превращаясь сначала в баскетбольный мяч, а затем и в монету, и всё продолжает, продолжает уменьшаться; это когда приходит понимание того, что ты обречён на смерть в полном одиночестве и больше не увидишь не то что своих близких и родных людей, но и свой дом – эту самую планету; безысходность – это когда ты наблюдаешь собственную трагедию, не в силах исправить ситуацию, и ежечасно впадаешь в панику и теряешь сознание; это когда ничего уже не исправить, хотя ты жив и здоров, и ноги и руки твои целы, и ты полон сил; безысходность, это страх перед нелепой смертью; это положение, в котором ты оказался поневоле, и Земля тебе помочь уже ничем не может; безысходность – это бесконечные слёзы от бессилия и паники, и...

  И твоя моча: она не стекает по ногам (здесь нет гравитации), а медленно пропитывает подштанники под скафандром, и по нательному белью горячим пятном подбирается к груди. Но тебе плевать на это обстоятельство, потому что тебе на всё вообще – плевать; и всё, на что ты сейчас способен, это выпученными глазами таращиться на Землю.

  Которая медленно удаляется от тебя (или ты от неё!).

  Навсегда.

  Вот, что такое безысходность.

  К чёрту психологов!

  И философов – к чёрту!

  Жизнь – дерьмо, и пошли вы все – к чёрт!

  Это случилось четыре дня назад. Старт был произведён 25 января в 01.34. по полудни. Был отличный солнечный день. Было не холодно.

  30 января (год тот же).

  Часто теряю сознание. Причина одна: страх и паника.

  От одного этого слова – «безысходность», вспышкой мелькающего в голове, готов упасть в обморок (ха, если можно в моём случае падать!).

  Четверо суток находился в каком-то ступоре, даже в шоке. Очухался только вчера, когда обратил внимание на бортовой журнал и привязанную к нему ручку «Спэйн Пэн». Хотя записи мы ведём с помощью электронного журнала, бумажный всегда имеется на борту (на случай отказа электроники). Решил использовать его в качестве дневника, чтобы разговаривать хотя бы с самим собой, так легче: на время забываешь обо всём... даже про иллюминатор.

  Это самое сложное: заставить себя не смотреть вниз.

  Потому что весь земной шар находится в поле моего зрения.

  (позже)

  Меня зовут Харди Аддерли. Я из Довера, штат Денвер. Военный лётчик, астронавт (ха, теперь уже бывший!). Закончил Академию ВВС США в Колорадо-Спрингс.

  Я всегда считал себя смелым человеком. Но паника, которая возникает при осознании той перспективы, которая меня ожидает в будущем, плюс то, что ничего не могу предпринять, чтобы вернуться, – приводит меня в состояние ужаса. Никогда и представить себе не мог, что нет ничего страшнее, чем картина навсегда удаляющейся от тебя Земли.

  Часто теряю сознание при одной только мысли, что я – обречён. А мысли, в которых отражены лица родных и близких, возникают ежеминутно.

  Но других мыслей нет...

  31 января.

  В первые часы (или минуты, или сутки?) я ещё пытался хоть что-то предпринять и спасти ситуацию.

  На 9 минуте полёта отделилась третья и, как я считал, последняя ступень ракеты. Но вместо покоя и тишины, которые должны были наступить после сброса, продолжал доноситься монотонный гул двигателя и ощущалась лёгкая перегрузка в 1.5G, хотя корабль уже вошёл в область полной невесомости, что указывало об ускорении – ракета продолжала движение. Я отстегнул шлем и первым делом поплыл (чуть не сказал «пошёл»!) в рабочий отсек к иллюминатору... Да так возле него и остался почти на пять суток.

  Сразу меня ничего не напугало: Земля находилась рядом во всей своей красе, ночная, в огнях крупных городов; то тут, то там в небе вспыхивали молнии; показания приборов и датчиков, на которые я мельком взглянул, были в норме. Надрывно хрипела рация: сиплый беспокойный голос бесконечно повторял моё имя. Именно они, эти беспокойные нотки голоса диспетчера и породили во мне первую волну тревожности.

  Я хотел было переключить тумблер и ответить Центру Управления Полётами, но ощутил вибрацию, точнее, увидел, как задрожали кабели и провода, а подвязанные к стенам мешки и различные предметы пришли в движение. Потом послышался выхлоп, и шум двигателя усилился. Я решил, что автоматически сработали вспомогательные двигатели (хотя по плану мне надо было самому ими воспользоваться и включить, если потребуется корректировка положения корабля на орбите). О связи с Землёй пришлось на время забыть: не до них было. Я пытался отключить движки, но ничего не получалось. Всё возрастающий шум продолжался.

  Когда вернулся к иллюминатору, чтобы заглянуть в хвост ракеты и прояснить ситуацию, заметил странные изменения в линии горизонта Земли, на которую непроизвольно упал мой взгляд. Увиденное буквально приковало меня к стеклу, и я покрылся мурашками. С того момента мало что помню из происходящего далее. Так и остался висеть у окна, как теперь понимаю, почти на пять суток в полном ступоре. Лишь однажды отлучался, чтобы сделать попытку спасти себя. Всё остальное время – как во сне. В самом худшем сне, которой может придумать только больной разум.

   Линия горизонта еле заметно изгибалась по окружности, концами сужаясь к центру. Это говорило об одном: Земля уменьшается в размерах. Если так пойдёт и дальше, то вскоре линия закруглится и оба её конца вскоре встретятся в южной точке земного шара, сомкнутся, обозначив шарообразную форму планеты, и Земля предстанет передо мной в полном размере. Осознание этого меня и сковало от страха. Покинуть НОО (Низкую Околоземную Орбиту) и оказаться на уровне орбит GPS, откуда вернуться будет очень сложно, – такое положение дел меня никак не устраивало. Я понял, что обречён, и в первый раз потерял сознание. На сколько по времени, не помню.

  Очнулся от удара головой о край панели управления. Полетел к смотровому панорамному окну, который располагается в бытовом отсеке. Окно выступает над корпусом полусферой с радиусом обзора 360№, оттуда хорошо просматривается сторона, обращённая к Земле и хвостовая часть. Но лучше бы я туда не смотрел. Увиденное повергло меня и в ужас, и в отчаяние.

  Вопреки здравому смыслу, из сопла хвостом кометы вырывался жёлто-оранжевый столп пламени – основной двигатель, который должен был сброшен, как ни в чём не бывало, работал, а значит, корабль продолжал взлёт. Не трудно было догадаться, что моя посудина работает не на жидком топливе: оно бы давно закончилось. Мне не хотелось верить (это сейчас уже свыкся с этим), но я подумал о ядерном двигателе. Их испытания проводились и раньше, и это уже давно не новость. Пару лет назад делали пробные запуски с ЯРД (ядерный ракетный двигатель), но только без экипажей на борту. Эти движки планировалось применять в будущих космических программах, в особенности для миссии «Андромеда – 1», намеченной на 2070 год, когда впервые в истории космонавтики пилотируемый корабль будет двигаться с помощью ядерного топлива, имея в запасе ещё и вспомогательные ионные. Но о применении подобного двигателя во время моего полёта речи никакой не велось. А если это так, и двигатель работает на ядерном синтезе, то остановить мне его не удастся никак. И никогда. И это есть самое страшное, что я испытал – и до сих пор испытываю – в своей недолгой жизни: мне в этой железке предстоит болтаться по космосу вечность.

  Насторожил меня своими размерами и сам корабль, да так, что у меня закралось сомнение: а не перепутал ли я ракеты на стартовой площадке, как авто на парковке возле супермаркета? В свой ли сел корабль? Или я что-то пропустил во время подготовки?

  Это был не просто огромных размеров космический аппарат, – это был небоскрёб. Хотя я точно помню, как мы с дублёром изучали строение совсем другого корабля, намного меньшего по размерам, чем этот. Может что поменялось непосредственно перед стартом? Обнаружили, например, неисправность какую, потому и заменили. Но это же полный бред! Чепуха даже не в том, что я мог не заметить подобной подмены, а в том, что при такой внештатной ситуации не поставить в известность самого пилота – абсурд! Хотя, признаться, во время транспортировки на стартовую площадку мне мало что было видно через шлем скафандра. К тому же, весь последний путь – от помещения, где меня проверяли медики и где меня запихивали в тяжёлый костюм – до самой кабины проложен через тоннели и шахту лифта, который доставил меня прямо к входу в капсулу. Увидеть мир, то бишь стартовую площадку, я мог только через пятидюймовую щель на пороге между шлюзом и площадкой лифта, и то, если бы задержался на пару секунд. Но провожатый, или конвоир, не позволит тебе расслабиться, а ощутимо подтолкнёт в спину, подгоняя: времени на экскурсии при таких мероприятиях, поверьте, нет.

  Я снова вернулся к пульту управления и попробовал ещё раз отключить двигатель, но ничего не получилось: тумблер просто издавал щелчки, никак не реагируя на команду; кнопка аварийного отключения также не срабатывала, хотя показатели всех систем были в норме. В общем, мне не удалось остановить ракету и воспользоваться вспомогательными двигателями, чтобы изменить траекторию и развернуться. Я возвратился к иллюминатору и всё остальное время пассивно смотрел вниз.

  Сутки или двое, не умолкая ни на секунду, хрипела рация, повторяя моё имя. Она сильно раздражала меня, и я её разбил. Мне показалось, что они там, в Центре, издеваются надо мной, пользуются моим несчастным положением, требуя переслать какие-то показания приборов. Они не пытались меня успокоить и обнадёжить, что-то подсказать и хоть как-то помочь. Спустя время, захотел было им ответить, но обратная связь больше не работала: никто меня не слышал.

  «Харди, Харди, прекрати пялиться в окно и хныкать! Возьми себя в руки! Соберись и продолжи работу. Даже если ты обречён, ты останешься в памяти землян героем. Вытри сопли. Ты должен продолжить работу ради людей, семьи, ради науки, ради будущего космонавтики... Харди, возьми себя в...» – тут я с корнем вырвал провода передатчика, микрофоном разбил монитор, обесточил и поломал компьютер – основной бортовой компьютер, – тем самым навсегда уничтожив единственную связь с Землёй.

  Меня съедала обида, я злился на всех: на планету, на её жалких людишек, на всех сотрудников космического агентства. Особенно на последних: им плевать, что я погибаю. Им важно одно: как можно больше выкачать информации, быстрее собрать последние данные работы всех систем корабля, «ради Америки и науки» выжать хоть какую-нибудь пользу из неудачного запуска.

  От злости и отчаяния я потерял самоконтроль и уверенность на спасение. Вернулся к иллюминатору и впал в апатию, и больше вообще ничего не делал. До сих пор даже не ел. Всё время пялюсь на Землю.

  Иногда появляются проблески в сознании, и я надеюсь, что меня ещё спасут: до боли в глазах всматриваюсь в облака, – а вдруг за мной послали спасательный экипаж? В один момент мне даже показалось, как что-то блеснуло над облаками, какая-то искорка. Только один раз. Я прождал шесть часов, не отрываясь, глядел на то место, надеялся, что это был отблеск лучей заходящего солнца, отражённых от корпуса корабля, который спешит мне на помощь. Но, к сожалению, наверное, то была молния в небе... В ту секунду мне так захотелось увидеть её над собой, эту молнию, стоя под дождём во дворе своего дома. Потом долго плакал, но без слёз – слёзы к тому времени кончились. Так и уснул, никого не дождавшись.

  1 февраля.

  Земля красивая. Зрелище завораживающее. Она, оказывается, небольшая.

  Однажды я нашёл Дэлавер, родной Довер, знакомые взлётные полосы своей авиабазы, южнее разглядел район Довер Бейс Хаузинг, Рейнтри-стрит, а потом увидел двор и синюю крышу своего дома. Представляете? Это с высоты двухсот, примерно, миль! А потом появилась белая пелена облачности, и я потерял из виду родные места.

  Говорят, что такое иногда происходит с астронавтами, и они видят даже людей. Психиатры считают, что это обычные галлюцинации: мы видим то, что хотим видеть.

  Ничего не делаю, постоянно прислушиваюсь к шуму двигателя, жду, когда он заглохнет. Смотрю в окно и... плачу. И мне не стыдно в этом признаваться: всё равно мои сопли никто не прочтёт.

  Ничего не ем, но голода не ощущаю. Организм как отключился. Ещё как в первые часы помочился в скафандре, так больше в туалет не ходил. Впрочем, я же несколько суток ничего не ел и не пил. В голове каша из мыслей и картин прошлого... И будущего. Ко всему апатия. Хочется, чтобы поскорее прекратился весь этот кошмар. Ловлю себя на том, что часто поглядываю на столовый нож. Но желание убить себя подавляю журналом. Когда пишу – чуточку легче. Странно, конечно, зачем и, главное, ради чего я продолжаю жить? Наверное, включается защитная реакция организма, подавляющая самоуничтожение, хотя уже очевидно, что никакого смысла продолжать жить, у меня уже нет.

  Господи...

  Где ты?

  (позже)

  Смотрел на планету, на её завораживающую красоту. Я там родился и вырос, там мой дом, моя семья, друзья, работа и голубое-голубое небо. Она для меня сейчас является и надеждой на спасение, и убежищем, и защитой, и единственным безопасным местом во всей этой бескрайней вселенной. Теперь я отношусь к ней с такой безраздельной любовью, чувства которой там, внизу, так сильно никогда не испытывал. Когда мы на её поверхности, эти чувства так тонко не проявляются. Там мы уверены, что она рядом и никуда от нас не денется. Даже погибая, не теряем её навсегда, а вечным прахом остаёмся в её недрах. Нам это привычно, и мы не задумываемся над иным исходом, потому как никто и никогда не покидал намеренно Землю, чтобы умереть в другом месте. Закончить жизнь и быть похороненным на своей планете: ни это ли счастье? О, как я это понимаю. Но мы не ценим этого единения. Ведь она и мы – одно целое. Если бы вы знали, как это прекрасно: жить и умереть на Земле.

  Но сейчас она, моя родина и любовь синенебая, предаёт меня и бросает умирать в бездну космоса...

  2 февраля.

  Земной шар стал размером с Луну.

  Пытался отремонтировать рацию и связаться с Центром, но кроме бурлящих звуков, так и не услышал ничего (теперь корю себя за нервный срыв и разбитый компьютер).

  Отключить двигатели не удаётся: панель приборов как неживая, тумблеры не слушаются команд, клавиши переключаются в холостую, не меняя параметры. Электроника словно зависла. В общем, остановить движение не могу.

  Это холодное слово «безысходность»...

  (чуть позже)

  Был некоторое время без сознания. Может оттого, что неделю не ел и не пил? Или нервы сдают?

  Наконец оторвался от смотрового окна – желудок дал знать о себе. Выпил много цитрусового сока. Вкус напомнил Флориду: в Орландо живут родители Линды, моей жены, и мы часто гостим... простите, гостили у них. Я пил сок и ревел, как маленький, выдавливая из себя мычание раненого быка. Хотелось домой, к семье, к детям, к Линде. Чуть позже подогрел что-то типа овощного рагу, но не доел, не пошло – стошнило. Теперь блевотина плавает разноцветными пузырями по всему кораблю.

  Кстати, заметил, что во время приёма пищи тянет к иллюминатору, как дома на диван напротив телевизора.

  (позже)

  Земля становится всё меньше и меньше. Собираю волю в кулак.

  Но зачем?

  3 февраля.

  Она уже как мяч. Больно смотреть. Страшно. Ещё этот бесконечный гул двигателя раздражает.

  Если бы их отключить...

  Я окончательно убедился, что ни один прибор не работает. Все показатели застыли в том же положении, что и в день старта. Такое впечатление, что они расположены просто для вида, как симулятор приборной панели. Если бы пульт управления работал, мне, может, и удалось бы остановиться, отключив основной двигатель, и развернуться с помощью вспомогательных. Хотя бы остановиться, чтобы остаться на этой, пусть и высокой, орбите. Зависнув на высоте даже миллиона миль, у меня будет ещё шанс. Меня смогут вытащить отсюда.

  Когда-нибудь.

  4 февраля.

  Сегодня поймал себя на мысли, что хочу жить.

  Какое же, всё-таки, странное существо – человек: в любой, даже самой безысходной ситуации у него возникает в мозгу сигнал: «надо выжить!» Ха! Будто в моём случае, если я приму решение жить, смерть покорно отступит до глубокой старости.

  Тем не менее, я отбросил мысли о самоубийстве и начал здраво рассуждать. Впервые по-настоящему почувствовал голод. Поел. Было больно, но вкусно. Разморило. Спал как убитый часов десять – накопилась усталость. Когда проснулся, стал думать, что делать дальше, насколько долго смогу протянуть?

  6 февраля.

  Система регенерации кислорода – вот что необходимо в первую очередь. Она функционирует исправно, слава богу. Баки, расположенные снаружи «небоскрёба», вселяют уверенность: кислорода в них хватит на пару лет точно.

  Что касается солнечной радиации, на этом заостряться не хочется, – больная тема космонавтики. Надеюсь, что чем дальше от Солнца, тем меньше излучение.

  Около двух часов занимался на велотренажёре. Если уж я собираюсь жить (существовать!), то надо гонять кровь, упражняться, иначе кости разрушаться в ближайшие полгода, а мышцы атрофируются.

  Питание. Питание, тоже важный пункт самосохранения. Надо будет наведаться в грузовой отсек: сколько, интересно, там запасов еды, и на сколько её хватит?

  Стараюсь чем-нибудь отвлекаться, подолгу не пялиться в окно. Земля совсем маленькая, чуть больше Солнца. Медленно уменьшается, потому что расстояние между нами увеличивается. Меня радует это, потому что кажется, что корабль останавливается. Но тихий гул из моторного отсека, монотонный свист вентиляции и напряжения аппаратуры развевают мои радужные надежды.

  Тоска такая, что хочется выть волком.

  Этот чёртов ядерный двигатель!

  7 февраля.

  Нервы ни к чёрту, но я стараюсь успокоиться и сосредоточиться. Необходимо погасить чувство паники, как учили эти чёртовы психологи в центре подготовки.

  Там, внизу, всё, конечно же, намного легче. Там проще совладать с собой и страхами, потому что – безопаснее. На земле мы подсознательно понимаем: нас окружают люди и технологии, а не открытый пустынный космос. Все эти тренинги, ролевые игры, – всего лишь блеф, имитация. Кто, ну кто, скажите, из психологов хоть раз находился в подобной критической ситуации, в какой оказался я? Никто! Ни один из них. Я первый в мире, кто находится в таком положении. Да, согласен, множество различных жизненно опасных ситуаций происходит на Земле. Но отличие их от моей ситуации в том, что на Земле есть шанс выжить, и, что самое главное, после спасения остаться на планете и вернуться домой, начать привычную (или иную, в зависимости от тяжести травмы) жизнь. Утонул, например, в океане лайнер, в котором вы находились. Если останутся силы, вы продержитесь на воде до того, как прибудет помощь. Заболели смертельной болезнью – и тоже есть шанс оттянуть день смерти с помощью лекарств. А там, смотри, за это время, что вы болеете, изобретут вакцину или препарат, которым успеют вылечить вашу болезнь. Если в небе сломается самолёт – тоже можно остаться в живых. Даже при падении. И если ампутируют руки и ноги, – вы сможете продолжать жить с туловищем и головой.

  У вас, в отличие от меня, имеется, по крайней мере, единственный шанс из миллиона!

  А шанс, знаете ли, это и есть та самая надежда, которая рождает силу воли и стремление бороться за жизнь.

  У меня же, как бы я усердно не старался справиться с эмоциями, как бы не подавлял панику и не пытался взять волю в кулак и адекватно оценивать ситуацию, шансов вернуться домой никаких нет! Вот и вся горькая правда. Вариантов – ноль!

  Ну и как вам, господа психологи, такая моя проблемка? Решаема? Может дадите дельный совет: как мне себя вести в такой ситуации и чем себя обнадёжить в ближайшее время, покуда не закончится провиант или не отключится энергоснабжение. Или пока регенератор кислорода не выйдет из строя. Эй, знатоки человеческой психики, советуйте! Хотите, пишите диссертации на моём примере. А что до меня, так я и не скрываю, и не стыжусь признаться: этот тест я не прошёл. Да, я сдался, раскис, как девчонка. Но меня же никто не видит и никто не слышит в этой консервной банке. За свою безвольность мне не стыдно. Эх, как жаль, что в ваших учебных пособиях не было подобного теста: улететь в никуда, и при этом сохранять здравый ум и чувство юмора.

  А может свихнуться от своей безысходности, коли уж убить себя нет смелости? Тогда не будут докучать эти мысли: «господи, я не увижу их никогда... я не увижу их никогда... янеувижуихникогда... никогда... никогданикогданикогда...»

  Я никогда не обниму Хелен и детей.

  Я их больше не...

  Это конец.

  8 февраля.

  Земля – застывший в чёрной пустоте безжизненный мячик пинг-понга. Часто обманываю сам себя, воображаю, что она на полдюйма увеличилась в размерах, и я падаю обратно.

  Ха.

  10 февраля.

  Вчера рассматривал, так сказать, апартаменты, знакомился с обстановкой своего железного дома (гроба). Прошёлся по всем отсекам. Это точно не тот аппарат, который мы изучали, и где каждый болтик и винтик был знаком. Этот – совсем другой корабль.

  В первую очередь обследовал грузовой отсек. М-да. Ну что сказать? Жить можно, господа. Я про то, что прожить тут можно долго (или выжить, как хотите). У меня полно еды. Далеко вглубь не полез, но то, что находилось перед глазами, успокоило. Продуктов хватило бы для экипажа из 10 человек, причём на год полёта, как минимум. Это не просто грузовой модуль – это трюм океанского танкера.

  Очень много еды.

  11 февраля.

  Установил бортовой телескоп. Теперь смотрю на Землю через него. Клёво! США как на ладони. Очень приятно видеть прежние размеры. Но подавить ностальгию не могу, не получается: плачу постоянно, как только подумаю о семье.

  Опять померещилось, будто различил родную улицу...

  Грёбаный двигатель! Как же его остановить?

  12 февраля.

  Если бы не часы на моей руке, то не знал бы ни дат, ни время суток. Как у Бредбери, помните, в его рассказе «То ли ночь, то ли утро»? Вот так и у меня, увы, вечная ночь. И скука, и тоска. Благодаря часам я разделяю: когда день, когда полночь в Америке.

  Записывать свои мысли, оказывается, ни чуть не легче: всё равно пишешь о том, о чём думаешь. А думаешь только об одном...

  13 февраля.

  Космос не интересный: ни дня, ни утра, ни зимы, ни осени. Нет даже луны. Только ночь. Только круг белого Солнца напоминает ещё о какой-то жизни, а в остальном – холод. Звёзды неподвижны, и не мерцают. Впечатление, что ты никуда не движешься, а висишь на месте. Пейзаж постоянно одинаковый, ничего не меняется снаружи. Это только в «Звёздных войнах» герои летят в звездолёте с огромной скоростью, а звёзды и планеты проносятся мимо, как светильники фонарных столбов вдоль автострады или огни деревень вдали.

  Вся романтичность, вся поэтичность, которой манил меня космос с детства, испарилась. Вселенная теперь для меня стала самым холодным, неприятным и скучным местом. Запертый в полутёмной комнате навечно, – примерно такое же ощущение. Без сомнения, на необитаемом острове намного веселее, нежели в этой бесконечной чёрной пустоте, усеянной холодными белыми точками.

  Ненавижу космос.

  В нём нет никакой красоты и романтики.

  14 февраля.

  Сегодня День рождения у мамы...

  (позже)

  С Днём святого Валентина! С Днём любви...

  16 февраля.

  Снова обуяла паника (или надежда?), и я опять пытался вырубить двигатель. Нужна-то самая малость – остановиться. Только бы не отдаляться от Земли далеко, а застыть на месте. Болтаться вокруг Земли, пусть и на огромном от неё расстоянии, знаете ли, как-то спокойнее, нежели улетать в пустоту. Лучше находиться в поле видимости и досягаемости. Тогда имелся бы шанс, что со временем, пусть не сразу, пусть даже через годы, на Земле придумают способ, как вытащить меня отсюда и вернуть обратно домой.

  (спустя два часа)

  Сделал страшное открытие, которое лишило меня последней маломальской надежды на спасение. Приборы и датчики на панели управления показывают всё те же параметры, что и в первые часы после старта. Датчик высоты вообще остановился на цифре 99999 (не рассчитанный, видимо, на большую высоту!). Все остальные приборы застыли в одном положении (как звёзды за окном), как на учебном стенде. Я стукнул кулаком по панели: звук оказался не такой глухой, как от металлической поверхности, а какой-то пустотелый, как от фанерной доски. Ударил сильнее, – и тонкий пластик треснул. Ещё раз, и кулак провалился в пустоту. Господи! Это был всего лишь муляж! Представляете? Они не дали мне никаких шансов, ублюдки.

  Корабль летит на автопилоте.

  18 февраля.

  Я пожалел, что психанул и разбил передатчик и компьютер. Рация была единственным целым прибором (не считая ЯРД и систем жизнеобеспечения) на ракете.

  Эти твари с самого начала не планировали мой полёт с возвращением.

  Моя миссия должна было продлиться 125 суток. Только зачем им нужна была человеческая жертва, не понимаю. Возможно, хотели изучить поведение, здоровье и то, насколько долго я смогу продержаться в экстремальной обстановке? Но что определённо точно: они испытывали какой-то экспериментальный двигатель – то ли ядерный, то ли какой другой. Не сомневаюсь, что эта посудина напичкана «жучками», и они сейчас преспокойненько продолжают получать новые данные, как с «Вояджера». Он, кстати, давно как покинул нашу систему, но продолжает передавать информацию. Похоже, и эта железка нашпигована датчиками и камерами, и Центр бесперебойно получает сигналы.

  Эти уроды подставили меня.

  Твари!

  19 февраля.

  Почему именно мне достался этот полёт?

  Припоминаю некоторые сомнительные моменты, на которые во время подготовки не обращал внимания. Многие детали нам толком никто ничего не рассказывал, маленькие нюансы были покрыты научной, якобы, тайной. Мне и моему дублёру до́лжно было знать о целях полёта минимум информации. Главная наша задача, твердили нам, следить за приборами, поддерживать в рабочем состоянии основной компьютер, подкармливать каких-то микробов в контейнере и, за сутки до спуска, оставить на орбите крохотный спутник. Это всё, о чём мы должны были знать.

  А на деле оказалось иные планы.

  Господи, ну почему именно со мной такое случилось?

  21 февраля.

  Думать о будущем страшно. Находясь в замкнутом пространстве, в голове только одно: когда, когда... Когда?

  Когда наступит конец?

  И тут же ответ: когда закончится пища или воздух.

  Что, интересно, вначале?

  22 февраля.

  Я поседел.

  23 февраля.

  Изучал кладовую. Всё переживаю: надолго ли хватит продуктов? Успокоился, когда разобрал первый ряд мешков с тюбиками и пакетами вторых блюд и освободил проход от коробок. Рассчитывал, что ещё пару ярдов пройду и наткнусь на стену. Но дальше открылся следующий стеллаж с тюками и ящиками, а за ним просматривался и третий. Всё забито едой от пола до потолка. Я так и не увидел, где заканчивается отсек. Еды достаточно. Если экономить и не обжираться, то намного дольше, чем я предполагал. Продуктов очень много.

  Подозрительно много. Для одного пилота.

  Если только он не будет болтаться один во вселенной десятки лет.

  25 февраля.

  Решил устроить праздник живота: весь день кушаю. И размышляю. И всё пока сносно: провизия есть, вода есть, физически себя поддерживаю (хотя и редко, но упражняюсь на тренажёрах), кислорода предостаточно (учитывая запасные). Но вот как, скажите, пожалуйста, справиться с нервами, с памятью, со страхом и отчаянием? Как?

  Как бы я хотел сейчас посидеть с друзьями в пабе, напиться до чёртиков «Будвайзера». И забыть про всё.

  (позже)

  А можно ли смириться с безысходностью?

  (ещё позже)

  Как рабы в древнем Риме...

  26 февраля.

  От телескопа не отхожу, приближаю планету и наслаждаюсь видами, хотя мало что уже различимо. И нет той голубизны. Всё, что осталось от Земли, – холодный, белый шарик. Остаются последние мгновения, и со дня на день она даже через оптику станет неразличима и превратится в обычную звёздочку. Да, считанные часы.