Текст книги "Кто такой Лу Шортино?"

Автор книги: Оттавио Каппеллани

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

«Миндальная паста Скали»…

«Миндальная паста Скали» – эта надпись красовалась на латунной табличке, прикрепленной к стене небольшого каменного особняка в стиле 20-х годов, расположенного на проспекте Италии. Все здесь было каменным – фронтоны, капители, маскароны. Внутри – дубовый паркет, прилавки красного дерева, а на них – всевозможные образцы миндальной пасты. Целые пирамиды миндальной пасты на огромных серебряных блюдах.

За прилавком, прямо напротив входа, стояла синьорина Нишеми – сорокасемилетняя сестра Козимо Нишеми, друга детства дяди Сала. Совсем недавно Козимо скончался от инфаркта, оставив свою сестру Витторию одну на белом свете. Дядя Сал сделал доброе дело и нанял ее в «Миндальную пасту Скали» – продавщицей, секретаршей, директрисой, администратором и подставным лицом компании. Синьорина Нишеми поднялась из-за прилавка и торопливо поправила прическу – возле стеклянной входной двери, отделанной латунью, она увидела дядю Сала.

Дядя Сал переступил порог, и дубовый паркет громко заскрипел у него под ногами.

– Пришел? – спросил он.

– Еще нет, командор, – ответила синьорина Нишеми, – но обещал быть обязательно.

С тревогой на лице дядя Сал направился к левому прилавку, за которым располагалась лестница красного дерева, и поднялся по ней на второй этаж. Там он остановился перед одной из дверей и, толкнув ее, вошел внутрь.

Проникавшего из коридора света хватило, чтобы увидеть валявшиеся на полу две банки из-под пива. Дядя Сал быстро подошел к окну и распахнул его. Комната настолько пропиталась табачной и алкогольной вонью, что ему пришлось прижать к носу платок. На письменном столе царил порядок, но довольно странный: справа выстроились в ровный ряд шесть вскрытых упаковок миндальной пасты, слева высилась стена пустых пивных банок и бутылок из-под джина. Дядя Сал достал из-под стола мусорную корзину и покидал в нее банки, бутылки и пустые коробки.

– У меня… немного не прибрано… Извините, дон Скали… – раздался голос Лу.

– Ну ты даешь, – отозвался дядя Сал. – Готов ручаться, что когда-нибудь ты просто отравишься и помрешь.

Лу молча обвел глазами комнату. Он знал, каких слов ждал от него дядя Сал: спасибо, дон Скали, за то, что вы доставили меня в больницу, но не собирался give him the satisfaction.[22]22
  Доставлять ему такое удовольствие (англ.).


[Закрыть]

– Помню, со мной как-то было что-то в этом роде, – сказал дядя Сал. – Сначала я стал белый-белый, а потом потерял сознание прямо на людях.

Лу снял пиджак, закатал до самых локтей рукава желтой рубашки, подошел к письменному столу, уселся и положил ноги на столешницу.

Дядя Сал смотрел на черные лакированные туфли, оказавшиеся прямо у него под носом. Поддернув брючины, чтобы не помять безупречную складку, он тоже сел, заняв один из стульев напротив Лу. Сложил руки на животе и кивком головы показал на стул, на котором сидел Лу:

– Стул под тобой хлипкий, Лу, так что советую сидеть спокойно и не ерзать.

Лу открыл ящик стола, достал бутылку джина.

– Выпьете? – спросил он.

– Разве что капельку, Лу, – ответил дядя Сал и, с отвращением глядя в стакан, добавил: – Ты знаешь, с каким уважением я отношусь к твоему деду. Для меня большая честь сделать так, чтобы тебе было хорошо в моем доме, Лу.

– Мне хорошо, дон Скали, не беспокойтесь.

– Ну и отлично! – обрадовался дядя Сал. – Отлично! – Он оглядел комнату. – А сейчас я хотел бы кое-что с тобой обсудить…

Лу недовольно скривился: какую еще хрень мне предстоит выслушать?

– В общем, у меня неприятности, – продолжал дядя Сал, поглаживая стрелку на брючине. – Пока я отвозил тебя в больницу, у нас здесь был настоящий дурдом. Сирены, прожектора, телерепортеры… «Что случилось?» – спросил я у Туччо. Туччо куда-то сбегал, все разузнал и вернулся мрачный, как с похорон. Знаешь, что произошло? Ограбили магазинчик дяди Миммо! И убили полицейского!

– Shit! – воскликнул Лу.

– Это хуже, чем если б мне лицо ножом порезали, – сказал дядя Сал. – Намного хуже. Потому что всех своих парней в этом квартале я знаю как облупленных, и знаю, что, если во время ограбления их прихватит полицейский, они никогда не поднимут на него руку. Я поспрашивал у кого надо и узнал, что сразу же после всего этого из магазина дяди Миммо выскочил какой-то обкуренный придурок весь в кровище.

Лу молчал, медленно потягивая джин.

– Попадись он мне тогда, – продолжал дядя Сал, – я этого маньяка сначала придушил бы собственными руками, а уж потом стал бы интересоваться, он это сделал или нет. Но мне приходится держать себя в руках. Потому что, судя по всему, этот отморозок – знаешь кто, Лу? Тот самый гитарист, который снял дом рядом с Тони. Ник Палумбо! Понимаешь? Парень, в котором Тони прямо души не чает. И относится к нему как к члену нашей семьи. Конечно, если подумать, случается, что и у хороших ребят крышу сносит. Кто знает отчего? Может, тебе в Сан-Берилло задаром подсунули пару-тройку доз, посадили на иглу, а больше ни хрена не дают. Что ты будешь делать? Ради очередной дозы пойдешь и на грабеж, и на убийство, хотя бы и придурка в полицейской форме. Иначе говоря, Лу, иногда человек вынужден делать то, что делать не имеет права. Поэтому рубить с плеча не стоит, лучше подумать, как уладить эту историю. Я не могу допустить, чтобы она кончилась скандалом. И еще одну вещь я должен сказать тебе, Лу. Мне надо успокоить Минди! Потому что, скажу тебе откровенно, я не уверен, что это был он. Я лично весь вечер видел этого самого Ника на барбекю у моего племянника. И не только я, черт побери, все видели, что он там был и болтал с Минди. Отсюда вопрос: если во время ограбления Ник Палумбо развлекался на барбекю у моего племянника, кто тогда брал лавку дяди Миммо?

– То есть вы считаете, это не он сделал, дон Скали? – спросил Лу.

– Думаю, нет, не он. Как он, засранец, мог это сделать, если в лавке его не было?

– Ну и отлично, дон Скали.

– Отлично-то отлично, только теперь нам надо как-то объяснить все это дяде Миммо, – вздохнул дядя Сал.

– Извините, дон Скали, – проговорил Лу, до краев наполняя свой стакан, – не хочу показаться невежливым, but I can't understand…[23]23
  Но мне непонятно (англ.).


[Закрыть] Что вы имеете в виду, когда говорите: нам надо объяснить?

– Пойми, Лу, сейчас в первую очередь необходимо погасить волну… Дело щекотливое, и я не могу послать к дяде Миммо никого из своих людей. Конечно, у меня есть кое-кто в квестуре, но… Видишь ли, имеется одна настырная сволочь, некий Соннино, который только и ждет, чтобы я на чем-нибудь прокололся. Дядя Миммо – человек простодушный. Если полиция или Соннино начнут его запугивать, он, чего доброго, разинет варежку и ляпнет чего не надо. Например, что к нему приходил один из моих парней и пытался ему угрожать. Должен же я подстраховаться! Вот почему я прошу тебя о любезности. Навести дядю Миммо, хорошо? Он ведь не знает, что ты придешь от меня, а значит, мы ничем не рискуем. Даже если он проболтается, сказать ему будет нечего.

Лу спустил ноги со стола, поднялся и, сунув руки в карманы, сделал по комнате несколько шагов.

– Дон Скали, – круто развернувшись, проговорил он. – Для меня большая честь, что вы доверяете мне в таком деликатном деле…

– Вот еще что я обязательно должен сделать – написать твоему деду, что ты хороший парень. Правда, правда… Хороший, и сердце у тебя доброе. Только мне не хотелось бы, чтобы Ник, раз уж он на подозрении, правда, непонятно, почему – он же все время был с нами на барбекю, – в общем, чтобы он о чем-нибудь догадался и смылся. Тот налетчик, мать его, был наркоман. А наркоманы – психи, от них можно ожидать чего угодно. Представь себе, что обо мне подумают в полиции, если этот засранец соскочит? Если он соскочит, все будут уверены, что это сделал именно он! Тогда полиция заявится ко мне и скажет: «Так твою и растак, дон Скали, сосед вашего племянника укокошил полицейского бригадира, а вы ни сном ни духом? Кто же вы после этого, если не вшивый фраер, который умеет только кудахтать, но не способен навести порядок в собственном курятнике!» В общем, Лу, мы должны заткнуть пасть этим псам. И я прошу тебя глаз не спускать с Ника – по крайней мере, до тех пор, пока мы не разберемся окончательно в этом деле и не убедимся, что у него нет причин сбежать.

– To же самое говорил мой дед, – улыбнулся Лу.

– Ты про «заткнуть пасть псам»? – спросил дядя Сал. – Так говорил мой дядя, когда заряжал лупару.[24]24
  Лупара – традиционное оружие сицилийской мафии.


[Закрыть]

– Да нет, я про фраера и курицу, – ответил Лу и задал свой вопрос: – Дон Скали, а как я его узнаю, этого Ника?

– Тони устраивает барбекю в связи с помолвкой, – сказал дядя Сал. – И это барбекю в нашем квартале забудут не скоро. Ник Палумбо тоже приглашен, тем более что это его помолвка. Считай, что и ты приглашен, Лу. Тони собирается приготовить перепелок. И не сомневайся, джина там будет хоть залейся!

Проторчав полчаса в отделе редких книг…

Проторчав полчаса в отделе редких книг магазина «Politics amp;Prose Bookstore», принадлежащего этой свинье, синьору Левину, Жасмин совершенно не была расположена выслушивать глупости Фрэнка.

– Жасмин, твою мать, – разливался Фрэнк Эрра, – тебе известно, что, когда ты читаешь вслух, ты как две капли воды похожа на Мидоу Сопрано? Слышь, Чаз, я прав или нет? Она просто вылитая дочка Тони и Кармелы?

– Как есть Мидоу Сопрано, – подтвердил Чаз.

Жасмин фыркнула и продолжала громко читать об этой дурацкой Сицилии. Книжка называлась «Complete Guide To The Island»[25]25
  «Полный путеводитель по острову» (англ.).


[Закрыть] и стоила ей короткого, но настойчивого контакта с вялым обрезанным инструментом Левина. Когда она попросила у него detailled guide[26]26
  Подробный путеводитель (англ.).


[Закрыть]no Сицилии, эта свинья (на голове кипа, а за ушами длиннющие космы, похожие на две метелки для сортира) вывалил на прилавок с полдюжины фолиантов: «Midnight in Sicily», «Ciao Sicily», «Sweet Sicily», «In Sicily»[27]27
  «Полночь на Сицилии», «Привет, Сицилия», «Чарующая Сицилия», «На Сицилии» – путеводители по острову.


[Закрыть] и другую подобную лабуду. Потом он сказал, что у него есть и еще, в отделе редких книг. Отдел оказался просто пыльным чуланом два на три метра, заставленным ржавыми металлическими стеллажами. Там же примостился и стол со сломанными ножками. В жуткой тесноте Левин снимал со стеллажей книги и передавал ей, каждый раз норовя ее притиснуть, пока окончательно не распалился. В результате Жасмин покинула магазин с двумя томами под мышкой: «Ciao Sicily» Дамиана Мандолы, в которой рассказывалось о пасте with squash andfava beans, olives and capers,[28]28
  С соусом из тыквы, бобов, оливок и каперсов (ит.).


[Закрыть]и «Complete Guide», которую она сейчас и читала Фрэнку.

– «Своей барочной гармонией площадь обязана дворцам, расположенным по ее периметру. В центре площади находится фонтан «Слон», символ города, в южной части – фонтан XVII века «Аменано». Вместе с дворцами Кьеричи и Пардо они составляют ансамбль…»

– Жасмин, – зевнул Фрэнк, – сдается мне, ты тоже университет окончила, как и эта Мидоу! К черту! Кого колышет это сицилианское барокко! Ладно, давай дальше…

Жасмин раздраженно поплевала на средний палец правой руки и пролистнула страниц двадцать разом.

– «Среди самых именитых горожан, – снова забубнила она, – заслуживает упоминания Джованни Верга, родоначальник литературного направления, для которого характерны социальная острота и подчеркнутая патриотичность; героям Верги присущи прежде всего чувственные и романтические настроения…»

Чувственные и романтические настроения? Слегка задремавший Фрэнк встрепенулся.

«В 1871 году, – продолжала Жасмин, – после выхода в свет в Милане «Истории одной малиновки» к нему наконец приходит успех, на который он уже потерял надежду. В 1870 году роман печатался на страницах газеты «Ла Рикаматриче»[29]29
  «Вышивальщица» (ит.).


[Закрыть]…»

«Ла Рикаматриче»! «История одной малиновки»! У Фрэнка от радости перехватило дыхание.

– Чаз, ты помнишь фильм Дзеффирелли «История одной малиновки»?

– Кто такой этот Дзеффирелли, Фрэнк? – спросил Чаз. – Какой-нибудь друган Трента?

– Ну, что-то в этом роде, – сияя от удовольствия, ответил Фрэнк, – что-то в этом роде.

Прошел целый час, а Грета все никак не могла привести свои мысли в порядок. Просьба Фрэнка показалась ей странной. Она почувствовала себя… startled,[30]30
  Напуганная (англ.).


[Закрыть]вот-вот, startled – самое правильное слово, и отрицать это значило бы погрешить против истины. Действительно, Фрэнк сроду не рассыпался перед ней в таких любезностях в разговоре по телефону. Да и не по телефону тоже. It is a fact, что Фрэнк не из тех, кого можно назвать любезным. Впрочем, кого сегодня назовешь любезным! Достаточно посмотреть на эти угрюмые рожи вокруг себя! Наверное, у его матери, когда она производила его на свет, была такая же угрюмая рожа! Грета понятия не имела, как выглядит мать Фрэнка, но не сомневалась: она на всех смотрит волком! Как бы то ни было, ясно одно: Грета едет в Италию! My God, на премьеру Леонарда Трента! Ну надо же! И все-таки Фрэнк и правда вел себя странно. Очевидно, ему от нее что-то нужно. И вряд ли это обычная мелкая услуга, потому что ради мелкой услуги Фрэнк не стал бы так лебезить. Тогда что? Вот то-то и оно. Отсюда и страх. Страшно, если Фрэнк вдруг решил взяться за ум. Почти у всех мужиков рано или поздно наступает такой период: подходит возраст, и они желают обзавестись семьей. С какой-нибудь другой бабой… Вот в чем дело! Фрэнк влюблен в какую-то Кармелу с лицом снулой рыбы, хочет заставить ее ревновать, для чего и везет Грету в Италию. Вот в чем дело. Такие, как Фрэнк, всегда становятся приторно ласковыми, когда у них рыльце в пушку. Это ясно.

Лу стоял на улице Пачини

Лу стоял на улице Пачини, напротив семейного торгового центра с китайским рестораном в форме деревянной пагоды, крытой красным лаком, лавкой зеленщика, прилавком торговца рыбой, мясным магазинчиком, элегантной парфюмерной лавкой и магазином складных ножей. И не находил ни следа лавки дяди Миммо.

Лу еще раз внимательно вгляделся в фотографию, которую дал ему дядя Сал.

На снимке парикмахер Тони смотрел gazes and mildly[31]31
  Пристально и сладко (англ.).


[Закрыть]на парня по имени Ник. Пожалуй, даже слишком mildly – точно таким же взглядом во время последнего барбекю в Нью-Йорке смотрел на самого Лу голубой Джон Джюфре, несчастье семьи Джюфре.

Лицо парня по имени Ник походило на неудачную копию лица Тони, отличаясь только каким-то преувеличенным спокойствием. Точнее, его имитацией.

Лу сунул фотографию в карман и направился к магазину ножей.

Каждое утро, едва проснувшись, Тано шел навестить дядю Миммо в его лавке, тем более что в это время покупателей у того практически не бывало. И правда, дядя Миммо торговал таким товаром, за которым не ходят по утрам, разумеется, за исключением чего-то срочно необходимого вроде пластыря или денатурированного спирта. Тогда Тано отходил в сторонку и усаживался на ступеньку лестнички у дальних полок. Ближе к вечеру Тано всегда что-нибудь ронял. Дело в том, что с наступлением темноты дядю Миммо начинало неудержимо клонить ко сну, и он потихоньку дремал, положив голову на прилавок. Тано считал невежливым будить спящего человека – вдруг тот обидится, поэтому он просто брал что-нибудь с полки, например пачку стирального порошка, и ронял на пол. Как бы невзначай. Дядя Миммо сначала подскакивал на своем табурете, а затем поднимался и шел включать свет.

Тано довольно покачивал головой.

На улице было еще совсем светло, но магазин ножей сиял мощными огнями, словно прозекторская. Лу коротко кивнул продавцу и принялся разглядывать витрины. На стеклянных полках аккуратными рядами лежали десятки перочинных ножей, снабженные ценниками, написанными от руки. Правда, таких, какие продают в США, – огромных, с пилящей кромкой, с полуметровым лезвием и набором всяких полезных прибамбасов, которые легко убираются в рукоятку, не говоря уж о причудливой формы кастетах, производимых специально для техасских или арканзасских придурков или манхэттенских психопатов-киллеров, – здесь не водилось. Вниманию покупателя предлагались исключительно ножики с изящными инкрустированными рукоятками и скромные, практичные, удобные в работе кастеты.

– Я могу вам чем-нибудь помочь?

Лу обернулся и увидел типа, мало похожего на продавца. Расфуфыренный grease ball[32]32
  Скользкий тип (англ.).


[Закрыть]чуть старше пятидесяти, он благоухал лосьоном после бритья и взирал на посетителя по-хозяйски. Его физиономию щедро разукрасили многочисленные шрамы. Владелец такого магазина, мелькнуло в голове Лу, и должен выглядеть именно так.

Он окинул взглядом полки, после чего перевел его на физиономию в шрамах.

– У вас есть окулировочные ножи? – прозвучал его вопрос.

Как только в лавке загорался свет, дядя Миммо прикрывал глаза и начинал прислушиваться к звукам. Обычно он каждый раз слышал жужжание. Что жужжит, он до сих пор так и не понял: то ли нить накаливания в лампочке, то ли потревоженное мухи, то ли еще что. Обычно после этого он вопросительно смотрел на Тано, и Тано тоже закрывал глаза, чтобы свет не мешал слушать, а затем, как честный человек, каким он и был, отрицательно мотал головой. В ответ дядя Миммо одаривал Тано суровым взглядом, словно самую бесполезную личность на земле. Затем он возвращался за прилавок и брал в руки журнал. О чем можно говорить с человеком, который не слышит жужжания? Журнал, который он клал перед собой, никогда не менялся; это был один из первых иллюстрированных цветных выпусков с массой фотографий. Дяде Миммо нравились эти фотографии, и он не понимал, зачем, как ему советовали, идти покупать другой журнал.

Физиономия в шрамах расплылась в улыбке.

– Следуйте за мной, – сказал владелец магазина. Засунув руки в карманы, отчего в них что-то зазвякало, он зашел за прилавок, нагнулся и тотчас выпрямился. В руках он держал ящик. Внутри его на бархатной подкладке поблескивали окулировочные ножи, вид которых не оскорбил бы и ювелирный магазин.

– Приятно, – сказал он Лу, внимательно озиравшему содержимое ящика, – что такой парень, как вы, интересуется окулировочными ножами. Сегодняшняя молодежь предпочитает ножи с остро заточенным концом. Приходится им объяснять, что острый конец не так уж важен. Нет ничего такого, говорю я им, что вы делаете остроконечным ножом и чего я не смогу сделать тупоконечным, причем сделать намного лучше. И если у них в башке имеется пара извилин, они со мной соглашаются: острый конец совсем не обязателен.

Лу поднял взгляд от ножа, который держал в руке, и вопросительно уставился на хозяина. – Ну например, идешь ты на охоту. На хрена тебе остроконечный нож? Если ты хочешь убить зайца, для этого есть ружье, так? Нож тебе понадобится, только чтобы снять с него шкурку. А если ты снимаешь шкурку с зайца остроконечным ножом, ты рискуешь порезаться, верно? Остроконечный нож может понадобиться, чтобы добить зверя, возразишь ты и опять попадешь пальцем в небо. Ты когда-нибудь видел профессионала, добивающего зайца ножом? Зайцы, между прочим, кусаются. Допустим, ты подранил зайца и хочешь его добить. А он, гад, изворачивается и цап тебя зубами. Укусы зайца очень опасны. Так что, если хочешь убить зайца, хватай ружье и разноси ему черепушку. Нож служит совсем для другого. И острый конец ему без надобности.

Лу смотрел на него, не скрывая удивления.

– Понятно, – наконец выговорил он, возвращаясь к изучению содержимого коробки.

Тип со шрамами удовлетворенно качнул головой, словно говоря: еще бы не понятно. Вслух, поглаживая шрамы на щеке, он сказал:

– Сегодняшняя молодежь этого не знает, и объяснить ей некому. Пойдут на охоту, так такого наворотят, хоть стой, хоть падай. А раньше слушали знающих людей…

– Вот этот я беру, и можно не заворачивать. – Лу выложил на прилавок нож с белой перламутровой рукояткой. Своим блеском она напомнила ему сияющую седину дедовых волос. – Послушайте, – добавил он, вынимая деньги, чтобы расплатиться, – мне нужна еще пена для бритья. Здесь поблизости можно ее купить?

– Конечно, конечно. Это в двух шагах, у дяди Миммо. Вход, правда, похож на дыру, и вывески нет, но все, что нужно для бритья, вы там найдете, любой марки.

Снова оказавшись на улице, Лу обнаружил, что из лавки дяди Миммо просачивается тусклый желтый свет. Вход – просто наполовину застекленная дверь – уместился между магазином ножей и парфюмерной лавкой.

Лу решительно шагнул внутрь.

– Прошу вас, подождите на улице, я вас скоро об-слу… – Дядя Миммо еще договаривал свою привычную реплику, а Лу уже стоял в помещении лавки. Не вынимая рук из карманов плаща, он придвинулся к самому прилавку и пристально смотрел на старика.

– Если вам нужны пластыри… – произнес невидимый голос за спиной Лу. Удивленный, он обернулся и увидел Тано. Тот сидел на ступеньке лестнички, приткнувшись к металлическим полкам, заставленным моющими средствами.

– Я попросил вас подождать снаружи! Не видите разве, у меня народ? – пробурчал дядя Миммо.

– Да ладно тебе, не беспокойся, – вежливо возразил Тано. – Он мне не мешает.

– Что значит «ладно»! – вспыхнул дядя Миммо, который терпеть не мог, когда в лавке нарушался установленный им порядок. – Это дело принципа! Если я говорю встать в очередь, значит, на это есть причины, неужели непонятно? Будьте добры, окажите мне любезность, выйдите, пожалуйста. Войдете, когда я вам скажу. Мы сейчас закончим, и я помогу вам быстро решить вашу проблему.

Лу провел рукой по лицу и вышел вон.

Владелец магазина ножей курил, стоя на пороге. Заметив Лу, он вежливо склонил голову в его сторону, не выпуская сигареты изо рта.

Лу молча хлопал глазами.

Из лавки дяди Миммо донесся грохот, словно мимо промчался поезд метро.

– Так и знал, мать твою так! – раздался крик дяди Миммо.

Владелец магазина ножей, продолжая курить, развел руками. Лу слегка сморщился и сжал челюсти. Из двери выглянул дядя Миммо.

– Входите, прошу вас, – пригласил он. – Я пересадил Тано в отдел мужской косметики.

Владелец магазина ножей повернулся к дяде Миммо и поприветствовал его легким поклоном.

Дядя Миммо поклонился ему в ответ.

– В этом отделе застрелили бригадира, – печально объяснил он.

Владелец магазина ножей пожал плечами, словно говоря: что поделаешь.

Дядя Миммо грустно кивнул в ответ, словно подтверждая: вот именно. И пошел назад, в свою лавку. Лу двинулся вслед за ним.

Из отдела мужской косметики выглянул Тано. – Добрый вечер! – поздоровался он, как будто забыл, что они виделись минуту назад.

Строгий взгляд дяди Миммо заставил его умолкнуть. Тано, притворившись, что ему все равно, отвернулся к полке с кремами для бритья.

– Так какой пластырь вам нужен? – спросил дядя Миммо, надевая очки.

Тано, уставившись на тюбики и баллончики с кремами, тихо покачивал головой.

Лу вынул из кармана окулировочный нож и положил его на прилавок. Затем достал фотографию Тони и Ника и положил рядом с ножом.

Дядя Миммо переводил взгляд с ножа на фотографию. Наконец он взглянул на Лу и вытащил из-под прилавка арбалет.

Лу моргнул и провел рукой по лицу.

Тано уронил баллончик с кремом для бритья.

– Оружейник сказал, что в принципе эта штука служит для охоты на крыс, только я не больно-то в это верю. Чтобы убить этим крысу, ее сначала надо загнать в угол, разве нет? – проговорил дядя Миммо. – А попробуй-ка загнать крысу в угол.

– Вы знаете этого парня на фотографии? – спросил Лу, сделав вид, что не заметил арбалета.

Дядя Миммо поднял глаза на Лу, потом, не опуская арбалета, перевел взгляд на фотографию:

– Конечно. Это Тони, парикмахер.

– Ну да, Тони, парикмахер, я его тоже знаю, – поддакнул Тано.

Дядя Миммо обжег его взглядом.

– Тони… – промямлил Тано и, стушевавшись, исчез за полками.

– Меня интересует не он, а второй, – сказал Лу.

Дядя Миммо поднял брови и соизволил еще раз внимательно посмотреть на фотографию.

– Нет, второго не знаю, – сказал он. – А вы сами-то кто такой?

– Good question,[33]33
  Хороший вопрос (англ.).


[Закрыть] – признал Лу. – В настоящий момент я тот, кто пришел дать вам один совет.

– А можно я посмотрю? – вылез любопытный Тано. – Может, я его знаю?

– Заткнись, – сказал дядя Миммо. – Тебе-то откуда его знать!

Тано вновь скрылся за полками.

– Ну и что это за совет? – спросил дядя Миммо.

– Если чисто случайно кто-нибудь задаст вам этот же самый вопрос, вы должны ответить на него так же, как ответили мне. Мы с вами поняли друг друга?

– Вон оно что… – хмыкнул дядя Миммо. – А если мне, наоборот, покажется, что я все-таки видел этого парня?

– Вы ошибетесь.

– Почему?

– Потому что, – немного подумав, ответил Лу, – в день ограбления он был на барбекю в доме Тони. Следовательно, здесь вы его видеть не могли.

– Вон оно что, – еще раз сказал дядя Миммо.

– Угу, – подтвердил Лу.

– Что угу? – раздался из-за полок голос Тано.

– Так мы поняли друг друга? – переспросил Лу.

– Если вы про нас с вами, то да. Мы друг друга поняли, – сказал дядя Миммо, убирая арбалет. – Но дело не в этом.

– Не в этом?

– Не в этом, – повторил дядя Миммо. Он спокойно уселся на табурет и сложил руки на животе. – Слушайте, может, будем разговаривать не на вашем, а на нормальном языке?

Тано кивнул.

– Как это не на моем? – ухмыльнулся Лу.

– Не на вашем, – сказал дядя Миммо. – Мы можем говорить откровенно?

– О'кей, поговорим откровенно, – согласился Лу.

– Тогда пункт первый. – Дядя Миммо отогнул большой палец. – Я больше не понимаю, как вы, ребята, работаете. Раньше хоть что-то было понятно, и все жили более или менее спокойно. А сейчас вы, мать вашу, ведете себя как полные отморозки. Сначала вы не хотите, чтобы я платил вам за крышу, потом приходите меня грабить, а теперь еще угрожаете мне! У меня уже башка седая! Я человек мирный, в чужие дела не лезу… Только, извиняюсь, где ваша договоренка с полицией? Раньше у вас все было организовано, и, извиняюсь, таких глупостей вы не делали. Разве вы не знаете, что ребята из полиции уже потребовали, чтобы я дал им словесный портрет преступника, и я описал им горячую пиццу?

– Горячую пиццу?!

– Вот именно. Я же не виноват, что в ошметках бригадирских мозгов лицо убийцы выглядело точь-в-точь так, как будто его только что сняли с раскаленного противня. Но даже если б я его разглядел, как, по-вашему, стал бы я называть имя человека, который снес полицейскому башку?

Лицо Тано приняло выражение, ясно говорящее: да никогда в жизни!

– Пункт второй, – продолжал дядя Миммо, отгибая указательный палец. Этим же пальцем он нажал на клавишу, открывающую кассу, которая, как обычно, слегка подпрыгнула на прилавке, издав звучное «дзынь!». – Какой мудак делает эти кассы, – воскликнул дядя Миммо. – Каждый раз, когда собираешься дать сдачу, они награждают тебя синяком! – Он вздохнул и вынул из ячейки кассы пачку банкнот. Плюнув на палец, принялся считать деньги. Раз, два, три, четыре… пятнадцать. – Здесь сто пятьдесят евро. Учитывая расположение моей лавки, репутацию квартала, состав моих клиентов и что еще там полагается принимать во внимание, я полагаю, что этого достаточно. И вы окажете мне большую любезность, если возьмете эти деньги и отнесете тому, кто вас сюда послал. Ровно через месяц вы придете опять, и я опять дам вам денег. Тому, кто вас сюда прислал, вы скажете, что дядя Миммо с удовольствием платит за крышу. И оставите в покое мою душу. Мы поняли друг друга?

Тано кашлянул.

– Так мы поняли друг друга?

Тано кашлянул погромче.

Дядя Миммо смерил его укоризненным взглядом.

– Козимо… – подсказал Тано.

– Ах да, твою мать, чуть не забыл. – Дядя Миммо отсчитал еще пачку денег и выложил на стол еще пятнадцать банкнот по десять евро. – То же касается бара напротив, который принадлежит Козимо, запомните, Кози-мо. В следующем месяце можете идти прямо к нему, я его предупрежу.

Лу посмотрел на деньги. Кивнул головой. Забрал их, сгреб с прилавка фотографию и нож и упрятал все себе в карман.

Я не расслышал, так мы поняли друг друга? – спросил дядя Миммо.

Лу кивнул.

– Если вам нужен арбалет, я вам его дарю. Мне он больше не понадобится.

Лу глянул ему в лицо и проговорил:

– Many thanks. Заверните, пожалуйста.