Текст книги "Выбирайтесь ! (сборник)"

Автор книги: Остап Вишня

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

– И так будут!

– Так знайте, что не будет ягнят!

– Да что вы...

Тут и начинается...

"Воспрепятствовать!.."

* * *

– Жена, шей барану фартук! Не хотят платить? Что это за народ такой!..

И шьется фартук на барана...

Идет баран утром в стадо, как "чистая горничная". В фартуке...

Шиш у вас будет, а не ягнята!

Приходит баран домой.

Тяжело дышит баран, лоб у него мокрый, рога словно набекрень, фартук на боку, ноги волочит...

Навоздержался... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

– Привяжи и не пускай! Не пускай, в хлеву пусть стоит!

Привязали барана...

– Пойди, подкинь барану сена!

А на площади как раз овца заблеяла.

Баран – "прыжки в вышину"! На приз! Ясли по хлеву, как автомобиль, разъезжают!

Хозяйка с сеном, а он ее:

Бац!

Летит хозяйка из хлева, а за ней – сено, за сеном – баран, за бараном – ясли...

Отвяжи, а то убьет!

Цок топором по привязи, и баран, как жеребец, через заборы, через огороды – на площадь!

М-м-ме! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Зарежь, а то умру! Ей же богу, умру!

* * *

Так вот, самое трудное дело в овцеводстве – это держать барана и не пускать его к чужим овцам!

А остальное пустяки!

1925 ______________________________________________________________________

Ужасы

Газет не читаю по причине

перегруженности работой и

слабого здоровья.

(Из письма).

Не читаю, знаете... Не читаю.. Работы много, а главное, действует как-то нехорошо. Слабею... Придет газета, так до того иногда, знаете, хочется просмотреть, и не могу... Ну не могу и только!

Только примешься – руки дрожат, в жар бросает, на глаза слеза набегает... Посинею весь и брошу...

А то как-то схватил свежий номер, едва развернул и: "Оккупация Рур..." про себя промолвил, а оно меня в правый пах примерно так пальца на два в сторону от пупа как шпиганет! Побледнел весь... Пот с меня так и льется... Жена уж и бутылку с горячей водой на живот и лоб уксусом натерла – не берет... Вертит меня ветряком по дивану... Я и то и се... И что бы вы подумали: аппендицит... Газетный аппендицит. Такая болезнь желудка...

– Не ешьте, – говорит врач, – недели три твердой и слишком горячей пищи.

Вот что было. Только и спасался нежинскими огурцами... Они, знаете, не слишком твердые и не горячие... А то хоть пропадай...

Да что, если вам все рассказать, право, не поверите...

Лег я однажды после обеда отдохнуть (работы ведь уйма – сами, небось, знаете!), взял себе газетку (рискнул-таки!) и развернул... И стало меня ко сну клонить! Да как! Вот уж и на заседание бежать надо, а я сплю. И если бы еще спал, как люди спят... А то что почудилось?! Будто все коммунальные банки соединились в один огромный-огромный. И у здания этого банка будто восемь с половиною ног... И подбегает оно (это здание) ко мне и лезет на меня... Лезет, душит меня и кричит:

– Газета! Газета!

Просыпаюсь, а передо мной жена:

– Газета, – говорит, – вокруг шеи обмоталась, чуть ты не задохнулся!

Боюсь газеты! Не читаю...

1926 ______________________________________________________________________

Ага, будешь?!

– И не пил и много не наедался – только мисочку затирки и съел, – а такое вот приснилось... Как кричал, как стонал во сне, лучше и не вспоминать...

– А что стряслось, Кондрат Иванович?

– Да такое стряслось, такое приключилось, что как вспомню, так и млею... Под сердцем только – дерг-дерг-дерг, в голове туман, и за притолоку, чтобы не упасть, хватаюсь.

Помолился я богу и лег... в кладовке на кожушке... Недолго и ворочался... И вот, пускай бог простит, снится мне, будто я – моя же Мура, будто я, не про вас будь сказано, корова... А моя Мура вроде не Мура, а будто я – Кондрат Стерня... Идет Мура к хлеву, берет веревку, привязывает меня и ведет поить. А оно – январь, холодно – птица падает...

Иду я к колодцу – реву... Замерз, как березовая почка... Реву.

– Не пои меня холодной водой, не то околею...

А она не понимает. Тычет мордой моей в корыто, а там не вода, а лед...

Напился – реву, потому, чувствую, замерз, совсем замерз...

Ведет она меня в хлев, привязала к яслям, кинула сечку, поддала коленом в живот:

– Ешь, черти бы тебя взяли!

А в хлеву ветер аж гудит!.. Как дунет, так словно в тебя какой-то черт сто иголок воткнул... Топчусь я на месте и:

– А та-та-та! А та-та-та!

А потом как зареву:

– Ой, спасите! Ой, кто в бога верует?!

Идет моя Мура в моем кожушке, в валенках и в кроличьей шапке.

– Чего ревешь?

– Да помилуй, – говорю, – разве можно скотину в таком хлеву в такие лютые морозы держать?! Пропаду! Ей-богу, пропаду!

– А я, – говорит, – пропала? Я три года, чтоб тебя волки съели, мучаюсь в этом хлеву! Три года меня трясет, как в лихорадке! Подумаешь, барыня какая!..

И кнутом – хвать!

– Стой, стерва! Замерзла! А, испачкалась... И-и-и... Косолапая.

И по поджилкам кнутом – хвать!

И матюком меня, маткжом... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Глядь, а жена уже и доить меня идет. Хочу сказать:

– Палазя! Это я! Что ты делаешь? Что ты делаешь?

А она уже садится...

Только хотела за сосок ухватиться, я и проснулся.

Так поверите, весь мокрый... И дрожу... Перекрестился.

Да вам только и рассказал... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Обмажу на зиму хлев, обложу соломой, приделаю двери... А то, будь оно неладно, чуть было не спятил. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Ага?!

1924 ______________________________________________________________________

"Сельская юстиция"

Авторитет народного суда на селе громаднейший... Обращаются к нему и старые, и малые, и средние... Обращаются так, что эти два человека, которые постоянно в суде сидят, судья и секретарь, плавают в "жалобах", "заявлениях" и "прошениях"...

Бегают их глаза едва ли не по всем статьям уголовного, и семейного, и процессуального кодексов, и судят они ежедневно с утра до вечера, а в перерыв говорят:

– Хотя бы перекусить чего-нибудь, что ли? Пообедаем, вероятно, уже вечером!..

Это советский суд. Заведенный, установленный, законный и действующий на основании революционных кодексов...

Но есть еще в селе "кодексы", существующие до сих пор, хотя начала свои они берут от тех пор, когда был разодран от мотни до горла святой благоверный и великий князь Игорь.

Одним словом, "кодексы" эти очень давние, но их еще в селах придерживаются, и хоть не большую, но некоторую роль в сельской юстиции эти "кодексы" играют.

"СЕМЕЙНОЕ ПРАВО"

Главнейшим параграфом "семейного права" являются дела "гречишные"... Дела о том, что называется "скакать в гречку". Литературно этого понимать не следует... Это вовсе не значит, что идет-идет человек, увидит гречиху, разгонится и – прыг!..

Это совершенно не то.

Гречка в данном случае – символ...

Вот, к примеру, что значит гречка:

– Поведу это коней в ночное!..

– А может, дома останешься?

– Нет, поведу – нужно, чтобы напаслись!

– Ой, Иван!.. Хватит тебе этих коней водить! "Кобылу" пасешь, трясця [1] тебе и твоей кобыле!

– Ну-у... Пошла-поехала!..

Вот здесь уже пахнет "гречкой"... Тут уже заинтересованная половина тенью за Иваном крадется, так как учуяла, что кони пасутся в лесу, а Иван в "гречке"...

Изловить, разумеется, несложно...

"Гречка" с мужской стороны карается: Ивану "трясця" во все его печенки и разные слова специфического значения... "Гречке" – на ворота деготь и окна вдребезги... Если это не помогает, тогда "волосяной суд". Распускаются у "гречки" волосы, впутывается в те волосы правая рука, и производится вихрь с криком:

– А-а-а-а!

"Гречка" со стороны женской карается смертным боем.

В последнее время это утихает, так как:

– В женотдел пойду, харцызяка ты нерукотворный!..

"УГОЛОВНЫЙ КОДЕКС"

Главнейшие статьи "уголовного кодекса" суть: конокрадство, копнокрадство, рыбокрадство, овцекрадство, курокрадство, бакалеекрадство, садокрадство и вообще крадство...

_Конокрадство_ карается смертным боем. Характерная особенность этой кары в том, что она налагается коллективом, гуртом, скопом:

– Бей и ты!

– Не хочу!

– Бей, а то и тебе то же самое будет. Отвечать, так всем...

И бей, значит.

Заканчивается кара в большинстве случаев "высшей мерой социальной защиты":

– На свалку!

Помехой этой статье служит милиция: не дает бить...

_Копнокрадство_ (красть копны)...

Обвиняемый стоит:

– Да я!.. Да я!..

– Клади, ирод!

– Да я... Да я...

– Клади, говорю, копны на воз!

Обвиняемый накладывает на воз копенки.

– Сложил?.. Давай гнет!.. Ложись наверху!..

И прочно притягивается гнетом обвиняемый... Аж косточки пищат...

– Гей!.. Езжай, идол!

_Рыбокрадство_ (вытрясти верши)...

Обвиняемый стоит.

– Раздевайся!

– Да я...

– Раздевайся! Ныряй десять раз подряд!

Ныряет...

– Одевайся! Домой!

Эта кара употребляется ранней весной, когда ледоход...

В теплое время кара другая: кара веслом или вершами.

_Овцекрадство_. Обвиняемый одевается в невыделанные овечьи шкуры и под оркестр из ведер, чугунов и прочих "духовых инструментов" на рысях проводится по селу.

_Бакалеекрадство_. Кара такая же, как в предыдущем случае, но вместо овечьих шкур обвиняемый обвешивается сумками, мешками, пакетами, обмазывается дегтем, обсыпается сахаром, солью, мелом... И вдоль села. А по ведрам и чугунам только: "Трам! Трам! Трам!"

_Курокрадство_... Гибнет не обвиняемый, а курица, разбитая вдребезги на голове обвиняемого.

_Баштанокрадство_... Арбузы, дыни. Кара колом, иногда вилами... Старый способ, о котором еще цыган рассказывал:

– Ну, что ты скажешь, сила божия: раз сверкнула, а на спине три синяка...

"Сверкнул" его дядько вилами-тройчатками как раз под молнию...

_Садокрадство_... "Соленая" кара... Ружье заряжается солью и "пужается"... щемит очень долго и очень-таки щемит... После этого и груши и яблоки очень соленые...

А вообще "крадство" карается главным образом методами физического воздействия.

"ГРАЖДАНСКИЙ КОДЕКС"

Объектом гражданских споров в большинстве являются нивы и межи...

Приговор пишется чаше всего навильником и люшней на ребрах обвиняемого.

* * *

Забываются эти "кодексы" уже, из моды выходят... Не так часто уже вы их отыщете...

Однако они есть и до сих пор.

И очень часто они смешиваются с настоящими судебными советскими кодексами... Только тогда "обвиняемый" обычно выступает как истец, а бывший "судья" – как ответчик...

Сидит в большинстве случаев бывший "судья".

1925 –

[1] _Трясця_ – лихорадка ______________________________________________________________________

"Подкачала"

Расскажу я вам, братцы, какая трагическая история произошла в одном сильно кооперативном городе...

Старинный такой был (да и сейчас, положим, он есть) город... И кооперация в том городе цвела пышно и раздольно... Да, было там все, чему положено быть в каждом сильно кооперативном городе...

Так вот... Был, значит, такой, как видите, город...

И бросили в том городе однажды лозунг:

"Женщину в кооперацию!"

Его, этот лозунг, и подхватили:

– А ведь правда! "Дорогу женщине"... "Каждая кухарка должна уметь управлять государством"... Надо, братцы, и нам! Проведем!

А в городе том жила да была женщина, учительница, что очень кооперацией интересовалась и не плохо-таки в кооперации была осведомлена... И в общественной жизни города женщина эта немалую роль играла: она и по детским домам, и по охматмладу, и по "каплям молока"... энергичная и умная...

Можно назвать даже имя: Екатерина Петровна Григоренкова ее звали...

И покатилось в кооперативных кругах:

– Екатерину Петровну в члены правления райпотребсоюза! Ее!

Избрали...

На первом же заседании нового правления кто-то и предложил:

– А что, если нам Екатерину Петровну в заведующие торговым отделом?! А?!

Мужчины сразу между собой:

– Шу-шу-шу-шу!.. А давайте!!

И назначили.

Екатерина Петровна согласилась:

– Что ж! Торговый, так торговый! Попробуем!

И взялась Екатерина Петровна руководить торговым отделом райпотребсоюза в сильно кооперативном городе...

Дело большое, дело серьезное: торговые операции на сотни тысяч, склады, кладовые... Миллионное имущество...

Села Екатерина Петровна за свой стол, посмотрела на накладные да на дубликаты.

– Не подкачай, Катерина! Ты первая в этом городе!

И стала работать...

Работает неделю, работает другую... Ничего, дело помаленьку идет...

Но вот правление:

– Собирайтесь, Екатерина Петровна! Поедете, надо большую партию кожи закупить!

– Поеду, раз надо!

Поехала... Через неделю назад...

– Уже?

– Уже!

– Купили?

– Купила...

– Почем за пуд?

– 36, лучшего дубления!

– Как? Мы же по 39 брали...

– Посчастливилось, значит, дешевле купить...

– Может быть, сорт не тот?

– Нет, высший!

– Гм! Посмотрим!..

Посмотрели – сорт действительно высший...

– Гм... Не забудьте же, Екатерина Петровна, отчитаться в бухгалтерии... Сколько вы на поездку потратили... Гостиницы там, извозчики, носильщик, обеды, дорога...

– Да ерунда... Только на билеты железнодорожные да на подводы, что товар везли... Остановилась у знакомых, ездила трамваем, а больше пешком. Сегодня же напишу отчет...

– Гм... (Это – один член правления.)

– Гм... (Это – второй член правления.)

– Гм... (Это – третий член правления.)

– Гм... Гм!.. (Это – бухгалтер.)

А помощник бухгалтера, так тот прямо запротестовал:

– Это против инструкции!.. На расходы по поездке должен идти по инструкции такой-то процент... А тут никакого процента нет... Не по закону... Такой отчет и утвердить, по-моему, нельзя... Надо в центр, как центр...

Инцидент!

Неприятно Екатерине Петровне, что из-за нее бухгалтерия кувырком пошла.

Однако ничего, работает...

Зашла на склад...

– Сколько у вас сахара? – спрашивает у заведующего.

– 600 пудов.

– А нельзя ли перевесить?

– Можно...

Перевесили.

– Сколько?

– 620! А правильно – 600, потому что те двадцать из усушки, утечки и утруски набрались...

– Запишите, что у вас на сегодняшнее число не 600, а 620 пудов!..

– Как?! Инструкция... Не могу ж я против инструкции...

– Запишите... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

– Гм!.. (Это – один член правления.)

– Гм!.. (Это – второй член правления.)

– Гм!.. Гм!.. (Это – бухгалтер.)

А помощник бухгалтера, так тот прямо запротестовал:

– Это против инструкции... По инструкции на усушку, утечку и утруску положен определенный процент... Это записывать нельзя... Надо в центр, как центр...

Инцидент...

– Екатерина Петровна! Мы тут, члены правления, посоветовались между собой и решили просить вас взять на себя культурно-просветительный отдел... Работник вы очень хороший и чрезвычайно для нас полезный... И мы вас ценим. Но для такого дела, как торговля, опыта у вас еще маловато... Поработаете, поприсмотритесь – и прекрасный из вас выйдет кооператор-оператор... Вы не сердитесь... Интересы дела...

– Да нет... Я ничего не имею... Мне все равно, где работать. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Встретил я как-то Екатерину Петровну.

– Ну, как живется-можется?

– Подкачала, голубок! Нет опыта. Учусь! Присматриваюсь! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

А теперь давненько уже не видел Екатерины Петровны. Как там она -не знаю... И в газетах что-то не слышно о ней... На одну только заметку наткнулся:

"Где женщина в кооперации – там растрат не наблюдается..."

А про Екатерину Петровну ничего не нашел.

1926 ______________________________________________________________________

Трудные времена настали

(К женскому съезду)

О доле женской. Каких-то семь лет промелькнуло, а глядите, сколько перемен! Да каких перемен...

Возьмем женщину.

Жила она и радовалась...

Подрастет, выдадут замуж, очипок [1] наденет, колыбельку повесит, веревочки в колыбельке прочные, сиди себе и подвывай потихоньку:

Ой ну гойда, гойда,

Чужая мать пройда,

А наша люба

Не идет никуда,

Будет дома сидеть

На Оришечку глядеть.

А-а-а-а-а!

Люли-люли-люли,

Котику дули...

На следующий год чуточку не так... Уже вместо Оришечки:

На Ивасика глядеть...

На третий год:

На Килиночку глядеть...

На четвертый:

На Андрейку глядеть...

И только иногда бывало, задумается женщина, когда батюшка учудит какого-нибудь Акакия...

– И такое батюшка повыдумывал. И как тут петь – такое чудное имя дали...

Утром встала, за курами присмотрела, какая из них с яйцом... Свиньям вынесла, корову подоила, потом к печи. Летом одна работа, зимой – другая.

Живи себе и радуйся...

Воскресенье бог пошлет – в церковь сходила, свечку прилепила, домой пришла – дома пироги, капуста и вареники...

А после обеда кумушка приходит:

– Не почесать ли голову, кума?

– А я вот к вам собиралась, голубушка... Новую гребенку старик на базаре купил...

– Ложитесь, кума...

И так хорошо... Лежишь себе на лавочке, у кумы на коленях... А летом – в саду под вишней, на рядне... А кума почешет новой гребенкой, волосок к волоску кладет... Лежишь себе, дремлешь, а на голове только – тр-р-рись, тр-р-рись!

И так мило, и так спокойно!

Волосы длинные, ухоженные...

Когда муж придет, собьет очипок, схватит – так есть за что ухватиться...

Жили, точно в карты играли...

И до старых лет доживали...

Бабушками становились, внуков качали и старенькому на воскресный день рубашку стирали...

Хозяйничала уже или дочка, или невестка...

А старик, бывало, придет, поглядит:

– Где же, старушка, твои шелковые волосы? Не за что уже ухватиться...

– Э, старик, не те годы! Поистрепались мы с тобой!

– Поистрепались, старенькая, поистрепались...

...И мужья уважали...

– Вот у меня жинка! Вот жинка! Ноги мне помоет и воду ту, если я захочу, выпьет!

– А у меня муж? Век прожили – "врешь" никогда не сказал... Только утром встанешь, матюкнет и недоуздком огреет – и больше ничего. И уже внуки есть. Живем и до сих пор, как бог приказал...

Было когда-то – минуло...

И к чему теперь идет, к чему оно и поворачивает?

И в комитет бедноты...

И в сельский Совет...

И в кооперацию

И во Всеработземлес...

И в женотдел...

И в партию...

И в ликбез...

И в охматмлад...

А муж чертом:

– Я за тебя, что ли, за курами буду присматривать?

– А яйца ешь?

– Яйца? Яйца – дело десятое! Но чтобы я проверял, которая с яйцом, чтобы я марался, да пусть они сдохнут!

Трудные времена настали...

Не успеешь в ликбез заскочить, а он, чертова образина, клуню откроет, сядет:

– Цип-цип-цип-ципу-у-у!

Зайдут бедные куры, а он доской – тр-р-рах! И тогда:

– За курами смотри, охматмладка ты делегатская! В клуне почти все снопы побили... Зажарь вон тех троих, – это я их из клуни вытурил!..

Или ребенка в помойную лохань посадит и в крик:

– До каких пор ты по собраниям будешь шляться? Дети вон в помойных лоханях плавают, а тебе все революция?! Ой, Наталка, зудят у тебя волосы! Ой, зудят!..

Да махнешь только рукой.

– Зудят, да не тебе чесать... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Трудные времена настали...

1926 –

[1] _Очипок_ – чепец.