Текст книги "Человек с ухмылкой на лице"

Автор книги: Орсон Скотт Кард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Кард Орсон Скотт
Человек с ухмылкой на лице

Орсон Скотт КАРД

СКАЗАНИЕ О МАСТЕРЕ ЭЛВИНЕ

ЧЕЛОВЕК С УХМЫЛКОЙ НА ЛИЦЕ

Анонс

В книгах об Эльвине Созидателе Орсон Скотт Кард показывает нам, какой могла бы стать история Америки в том случае, если бы Американской революции не произошло, а чародеи существовали бы на самом деле.

Америка у Скотта разделена на несколько провинций, а Испания и Франция сохраняют прочную позицию в Новом Свете. Научная революция, разворачивающаяся в Европе, побудила многих людей с магическим даром эмигрировать в Северную Америку. В книгах серии описывается жизнь Эльвина. Он седьмой сын седьмого сына, что само по себе наделяет его незаурядной силой. Эльвину предназначено стать Созидателем, адептом, который рождается лишь раз в тысячу лет. Но на каждого Созидателя есть свой Разрушитель, воплощение сил зла. Он противостоит Эльвину и использует против него его брата Кальвина.

В своих странствиях Эльвин исследует окружающий его мир, где сталкивается с проблемами рабства, постоянной вражды между поселенцами и с коренными жителями Америки, удерживающими за собой западную половину континента. В последующих книгах Эльвин, очевидно, должен наконец сразиться с Разрушителем, и эта встреча решит судьбу всего континента, а быть может, и всего мира.

Первая встреча Эльвина Созидателя с этим человеком произошла на лесистых взгорьях восточного Кенитука. Эльвин шел со своим учеником Артуром Стюартом, беседуя то ли о философии, то ли о наилучшем способе приготовления бобов – не помню уж хорошенько – и вышел на поляну, где сидел на корточках человек, глядя вверх, на дерево. Если не считать ненатуральной ухмылки у него на лице, в то время и в том месте он ничем особенным не выделялся. Одет в оленью кожу, на голове енотовая шапка, под рукой наготове лежит мушкет – тогда много таких молодых парней охотилось за дичью в незаселенных лесах.

Впрочем, если подумать, восточный Кенитук в ту пору стал не столь уж диким, и многие мужчины сменили оленью кожу на хлопок, исключая разве что самых бедных. Поэтому, возможно, отчасти и одежда незнакомца побудила Эльвина остановиться и посмотреть на него. Артур же Стюарт, само собой, поступал так же, как Эльвин, если не имел веской причины поступить по-иному – поэтому он тоже остановился на краю луга и молча стал смотреть.

Человек с ухмылкой не сводил глаз с ветвей старой корявой сосны, которую вскоре должны были заглушить лиственные деревья. Но свою ухмылку он адресовал вовсе не дереву, а медведю.

Медведь медведю рознь, это всякий знает. Мелкие бурые мишки обычно не опаснее собак – иначе говоря, если ты стукнешь такого палкой, то получишь свое, а если не тронешь его, то и он тебя не тронет. Но есть такие черные медведи и гризли, у которых шерсть на спине щетинится наподобие игл дикобраза – это значит, что они напрашиваются на драку, и стоит сказать такому слово поперек, он сразу откусит тебе голову и высосет из тебя твой завтрак. Ни дать ни взять лодочник, который дует самогон из горлышка.

Вот такой медведь и сидел на дереве. Он был пожалуй, малость староват, но щетина на нем топорщилась будь здоров, и на дерево он залез не потому, что боялся, а за медом – меда там было полно, и пчел тоже. Они, стараясь прокусить свалявшуюся медвежью шерсть, лишались жал и падали мертвыми, зато жужжали вовсю, словно прихожане, позабывшие слова гимна – только пчелы, видать, и мотив подзабыли.

А человек все сидел и скалился на медведя – медведь же показывал зубы ему.

Эльвин с Артуром стояли там уже с минуту, а картина все не менялась. Человек ухмылялся медведю, медведь человеку. При этом ни один и виду не показывал, что заметил Эльвина и Артура.

Поэтому Эльвин заговорил первым:

– Не знаю, кто из вас начал эту игру, зато знаю, кто победит.

Человек, не переставая ухмыляться, процедил сквозь зубы:

– Извините, что не подаю вам руки – я слишком занят. Эльвин вдумчиво кивнул и сказал:

– Медведь, сдается мне, тоже занят.

– Ничего, – сказал человек с ухмылкой. – Сейчас он слезет.

Артур Стюарт по молодости лет был поражен.

– Слезет? Из-за вашей улыбки?

– Смотри, как бы я тебе не улыбнулся. Неохота платить твоему хозяину за такого умного черномазого – дорого, поди.

Все, как правило, принимали Артура Стюарта за раба – ведь он был наполовину черный, а к югу от Хайо лежали рабовладельческие края, где черный человек непременно принадлежит, принадлежал или обязан принадлежать кому-то. Поэтому Эльвин во избежание осложнений никого не разубеждал. Пусть люди думают, что у Артура Стюарта уже есть хозяин, и не стремятся занять свободное место.

– Сильная же, должно быть, у тебя улыбка, – сказал Эльвин. – Меня зовут Эльвин, и я странствующий кузнец.

– Кузнец в этих краях не так уж нужен. На западе дела обстоят получше, там больше поселенцев – попытай счастья там. – Человек по-прежнему говорил сквозь зубы.

– Может, и попытаю. А как зовут тебя?

– Стойте, где стоите, – сказал человек с ухмылкой. – Не двигайтесь. Он слазит.

Медведь зевнул, слез вниз по стволу и стал на четвереньки. Он мотал головой в такт какому-то неведомому медвежьему мотиву, морда у него блестела от меда и была утыкана дохлыми пчелами. Подумав о чем-то своем, он, видимо, пришел к какому-то выводу, потому что встал на задние лапы и разинул пасть, точно ребенок, показывающий маме, как хорошо он глотает.

Человек с ухмылкой тоже встал, и растопырил руки, и раскрыл рот. Зубы у него были хороши для человека, но медвежьим все-таки уступали. Однако медведя это зрелище, как видно, убедило. Он снова спустился на четвереньки и закосолапил в лес.

– Теперь это мое дерево, – сказал человек.

– Не слишком завидное имущество, – заметил Эльвин.

– А мед он весь съел, – добавил Артур Стюарт.

– Дерево мое и вся земля вокруг тоже, – сказал человек.

– Но что ты намерен с ней делать? На фермера ты не похож.

– И намерен спать здесь, и чтобы никакие медведи при этом не тревожили мой сон. Я просто должен был показать ему, кто здесь хозяин.

– Значит, ваш талант нужен только для того, чтобы заставить медведей убраться с дороги? – спросил Артур Стюарт.

– Зимой я сплю под медвежьей шкурой. Я улыбаюсь медведю, а он скалит зубы на меня, пока я не сделаю с ним все, что захочу.

– А ты не боишься, что когда-нибудь встретишь медведя под стать себе? мягко осведомился Эльвин.

– Нет, приятель, не боюсь. Моя ухмылка – королева всех ухмылок.

– Император ухмылок, – сказал Артур Стюарт. – Наполеон!

Ирония Артура была недостаточно тонка, чтобы ускользнуть от человека с ухмылкой.

– У твоего мальчишки слишком длинный язык, – сказал он.

– Это помогает мне коротать время, – сказал Эльвин. – Ну, раз уж ты оказал нам услугу и прогнал медведя прочь, здесь, пожалуй, можно построить каноэ.

Артур Стюарт посмотрел на него, как на безумного.

– Зачем нам каноэ?

– Я ленив и хочу спуститься вниз по течению в нем.

– Мне все равно, что вы с ним будете делать, – сказал незнакомец. Плывите, тоните, несите его над головой, съешьте его на ужин – только здесь вы ничего строить не будете. – Ухмылка так и не сходила с его лица.

– Ты только погляди, Артур, – сказал Эльвин. – Этот парень даже имени своего назвать не хочет и теперь скалит зубы на нас.

– Ничего не выйдет, – сказал Артур Стюарт. – На нас скалились политиканы, проповедники, колдуны и крючкотворы – у тебя зубов не хватает, чтобы нас напугать.

Тут незнакомец направил свой мушкет прямо в сердце Эльвину.

– Ну, тогда я больше не буду улыбаться.

– Я вижу, в этих краях не принято строить каноэ, – сказал Эльвин. Пойдем-ка отсюда, Артур.

– Не спешите так, – сказал незнакомец. – Мне думается, что я окажу услугу всем своим соседям, не дав тебе сойти с этого места.

– Начнем с того, что никаких соседей у тебя нет.

– Каждый человек – мой сосед и ближний. Так сказал Иисус.

– Мне помнится, он особо выделил самаритян – а самаритянам меня нечего опасаться.

– Я вижу перед собой человека с котомкой, которую он прячет от меня.

Это была правда, потому что Эльвин носил в котомке свой золотой лемех и старался прятать ее за спиной, чтобы люди не заметили, как лемех шевелится, что тот проделывал время от времени. Но в ответ на слова незнакомца Эльвин перенес мешок вперед.

– От человека с ружьем мне нечего прятать.

– Приходит человек с котомкой и говорит, что он кузнец. Но единственный его спутник – мальчишка, слишком тощий и хилый, чтобы обучаться такому ремеслу. Зато он как раз пролезет в чердачное окошко или в щель под кровлей. А взрослый поднимает мальчишку высоко своими сильными руками, чтобы тот пролез в дом и открыл вору дверь. Поэтому, пристрелив тебя на этом самом месте, я окажу большую услугу миру.

– Было бы чем поживиться взломщику в этом лесу, – фыркнул Артур Стюарт.

– Ну, дуракам закон не писан.

– Ты лучше направь свое ружье в другую сторону, – посоветовал Артур Стюарт. – Если хочешь и дальше им пользоваться.

Вместо ответа незнакомец нажал на курок. Дуло полыхнуло пламенем и взорвалось, разлетевшись на куски, словно ручка старой метлы. Пуля медленно выкатилась из него и шлепнулась в траву.

– Посмотри, что ты сделал с моим ружьем, – сказал незнакомец.

– Не я нажимал на курок, – сказал Эльвин. – И тебя предупреждали.

– Но ухмыляться ты так и не перестал, – заметил Артур Стюарт.

– Такой уж я веселый парень, – сказал незнакомец и достал большой нож.

– Нравится тебе этот нож? – спросил Артур Стюарт.

– Мне его дал мой друг Джим Бови. Я ободрал им шесть медведей, а бобров и не сосчитать.

– Тогда посмотри сперва на дуло своего мушкета, а потом на нож, которым так гордишься, и подумай как следует. Человек с ухмылкой посмотрел на мушкет, потом на нож.

– Ну и что?

– Думай, думай. Авось дойдет потихоньку.

– И ты позволяешь ему говорить с белыми таким образом?

– С человеком, который целит в меня из ружья, Артур Стюарт может говорить, как ему угодно, – сказал Эльвин.

Человек подумал еще, а потом ухмыльнулся еще шире, если это только возможно, убрал нож и протянул руку.

– Ты большой умелец, – сказал он Эльвину.

Эльвин сжал его руку в своей. Артур Стюарт уже знал, что будет дальше, поскольку видел это не раз. Хотя Эльвин объявил, что он кузнец, и всякому, у кого есть глаза, видно, какие у него сильные руки, этот улыбчивый сейчас попытается побороть его и повалить.

Впрочем, Эльвин и сам был не прочь побороться. Он позволил человеку с ухмылкой дергать, тянуть и выкручивать ему руку, сколько душе угодно. Это могло сойти за настоящий поединок, если бы у Эльвина при этом не было такого вида, будто он вот-вот уснет.

Наконец он стиснул пальцы, а человек с ухмылкой вскрикнул, упал на колени и стал просить отдать ему руку назад.

– Не то чтобы она мне еще на что-то пригодилась, но надо же надевать куда-то вторую перчатку.

– Мне твоя рука без надобности, – заверил Эльвин.

– Я знаю, но вдруг тебе вздумается оставить ее тут, на лугу, а меня отправить в другое место.

– Ты что, никогда не перестаешь ухмыляться?

– Даже и пробовать не хочу. Со мной всегда случается что-то худое, когда я не улыбаюсь.

– Было бы куда лучше, если б ты хмурился, зато ружье держал дулом вниз, а руки в карманах.

– Ты сделал из четырех моих пальцев один, а большой вот-вот отвалится. Я готов сдаться.

– Готов – так сдавайся.

– Сдаюсь, – сказал человек с ухмылкой.

– Ну нет, так не пойдет. Мне нужны от тебя две вещи.

– Денег у меня нет, а если ты заберешь мои капканы, я покойник.

– Все, что мне нужно – это твое имя и разрешение построить здесь каноэ.

– Мне сдается, скоро меня станут звать Однорукий Дэви, но пока что я Крокетт, как и мой отец. Кажется, я ошибался насчет этого дерева. Оно твое. И я, и тот медведь – мы ушли далеко от дома, и нам еще немало надо пройти, пока не стемнело.

– Можешь остаться, – сказал Эльвин. – Места всем хватит.

– Только не для меня, – сказал Дэви Крокетт. – Моя рука, если я получу ее назад, здорово увеличится в объеме – не думаю, что она поместится на этой поляне.

– Мне будет жаль, если ты уйдешь. Новый друг – большая ценность в этих краях. – Эльвин разжал руку, и Дэви со слезами на глазах принялся ощупывать свою ладонь и пальцы, словно проверяя, не отвалилось ли что.

– Рад был познакомиться с вами, мистер странствующий кузнец. И с тобой тоже мальчик. – Дэви покивал головой, ухмыляясь, как трактирщик. – Мне сдается, вы и правда не взломщик. И не тот кузнечный подмастерье, что украл золотой лемех у своего хозяина и сбежал.

– Я в жизни ничего не крал, – сказал Эльвин. – Но у тебя больше нет ружья, а стало быть, не твое дело, что лежит у меня в котомке.

– Вручаю тебе все права на эту землю, на минералы, что лежат под ней, на дождь и на солнце, на лес и на все шкуры, которые в нем есть.

– Ты не законник ли, часом? – подозрительно спросил Артур Стюарт.

Дэви вместо ответа повернулся и побрел с поляны, как прежде медведь – в ту же сторону. Он шел тихо, хотя, похоже, хотел бы побежать – но бег причинил бы боль его пострадавшей руке.

– Я думаю, мы никогда больше его не увидим, – сказал Артур Стюарт.

– А я думаю, увидим еще, – сказал Эльвин.

– Почему?

– Потому что я изменил кое-что у него внутри, чтобы он стал чуть больше похож на медведя. И медведя тоже изменил, чтобы он стал чуть больше похож на Дэви.

– Нельзя вмешиваться в чужое нутро.

– Что поделаешь – черт попутал.

– Ты же в него не веришь.

– Нет, верю. Только, мне кажется, он выглядит не так, как все думают.

– Да ну? А как же тогда?

– Он как я, только умнее.

И Эльвин с Артуром принялись строить каноэ. Они срубили дерево нужной величины – на два дюйма шире, чем Эльвин в бедрах – и стали выжигать древесину, выгребая золу и вгрызаясь все глубже. Это была медленная, потогонная работа, и чем дольше они трудились, тем больше недоумевал Артур Стюарт.

– Я вижу, ты это умеешь, – сказал он Эльвину, – только каной нам ни к чему.

– Каноэ, – поправил Эльвин. – Мисс Ларнер была бы недовольна тем, как ты выражаешься.

– Начнем с того, что Тенква-Тава научил тебя бегать по лесу, как краснокожий – быстрее всякого каноэ, да и работать не надо.

– Я не чувствую охоты бежать.

– Во-вторых, вода использует каждый удобный случай, чтобы разделаться с тобой. По словам мисс Ларнер, ты чуть не утонул шестнадцать раз еще до того, как тебе исполнилось десять.

– Дело не в воде, а в Разрушителе. И теперь он, похоже, отказался от воды. Теперь он вознамерился уморить меня при помощи дурацких вопросов.

– В-третьих – на случай, если ты считаешь – у нас назначена встреча с Майком Финком и Верили Купером, а из-за твоего каноэ мы вряд ли поспеем туда вовремя.

– Этим двоим не помешает научиться терпению, – спокойно ответил Эльвин.

– В-четвертых, – Артур Стюарт становился все привередливее с каждым ответом Эльвина, – в-четвертых и в-последних, ты Созидатель, разрази меня гром! Стоит тебе приказать этому дереву стать полым, и оно поплывет по воде, как перышко. Если уж тебе так приспичило построить каноэ, хотя оно тебе ни к чему, и есть где плыть на нем без опаски, хотя это вовсе не так, ты не должен был заставлять меня делать эту работу руками!

– Ты что, так сильно утомился? – спросил Эльвин.

– Лишняя работа всегда лишняя.

– Лишняя для кого? Ты прав: я строю это каноэ не для того, чтобы плыть вниз по реке и не для того, чтобы ускорить наш путь.

– Для чего же тогда? Или у тебя уже вошло в привычку делать все без причины?

– Я вообще не строю каноэ.

Артур Стюарт зарылся по локти в выжженное дерево.

– Что же это, по-твоему – дом?

– Это ты строишь каноэ. И мы поплывем в нем вниз по реке. Но я его не строю. Артур Стюарт снова приналег на работу и через пару минут сказал:

– Я знаю, что ты делаешь.

– Вот как?

– Ты заставляешь меня делать то, что нужно тебе.

– Тепло.

– Ты используешь меня, чтобы превратить это дерево в нечто другое, и в то же время используешь дерево, чтобы превратить в нечто другое меня.

– И во что же я хочу тебя превратить?

– Я думаю, что ты думаешь, будто превращаешь меня в созидателя. Но строитель каноэ – не то же самое, что всесторонний созидатель вроде тебя.

– Надо же с чего-то начинать.

– Ты-то ни с чего не начинал. Ты от рождения все умеешь – Да, я родился с талантом. Но я не знал, как, куда и зачем его приложить. Я научился любить созидание ради него самого. Я научился любить камень и дерево, с которыми работал, а через это научился видеть их изнутри, чувствовать, как они, понимать, как они устроены, что держит их вместе и как расщепить их наилучшим образом.

– Что-то я ничему такому не научаюсь.

– Пока.

– Нет, сэр. Я ничегошеныси не вижу изнутри. Ничего не чувствую, кроме боли в спине и пота, который льет с меня градом, и мне все досаднее выполнять работу, которую ты можешь сделать, стоит тебе только глазом моргнуть.

– Ну вот, это уже что-то. Ты учишься видеть изнутри себя. Артур Стюарт поскреб дерево еще немного, весь кипя от возмущения.

– Когда-нибудь мне надоест твоя заносчивость, и я не буду больше сопровождать тебя.

– Артур Стюарт, в этот раз я не хотел брать тебя с собой, если помнишь.

– Вот, значит, в чем дело? Ты наказываешь меня за то, что я пошел с тобой вопреки твоей воле?

– Ты сам сказал, что хочешь научиться всему, что умеет созидатель. А когда я пытаюсь тебя научить, то слышу в ответ нытье и стоны.

– Я еще и работаю. Работаю не переставая, пока мы говорим.

– И то правда.

– И есть еще кое-что, о чем ты не подумал. Строя каноэ, мы в то же время уничтожаем дерево.

– Так всегда бывает, – кивнул Эльвин. – Нельзя сделать что-то из ничего. Что-то всегда создается из чего-то другого. Новая вещь всегда перестает быть тем, чем была раньше.

– Значит, каждый раз, когда ты создаешь что-то, ты также и разрушаешь.

– Вот почему Разрушитель всегда знает, где я и что я делаю. Потому что, делая свое дело, я всегда немного работаю и за него.

Артуру Стюарту это не показалось правильным, но он не мог придумать нужного ответа и потому продолжал выжигать и долбить, пока – гляди-ка! – не получилось каноэ. Они дотащили его до ручья, спустили на воду, сели в него, и оно сразу перевернулось. Искупавшись три раза, Эльвин наконец сдался и поправил каноэ так, чтобы оно держалось на воде.

Артур Стюарт тогда посмеялся над ним.

– Ну и чему же я в итоге научился? Как строить плохие каноэ?

– Заткнись и греби, – сказал Эльвин.

– Мы плывем по течению, и грести мне не обязательно. Притом все, что у меня есть – это палка, которая ничуть не похожа на весло.

– Тогда используй ее, чтобы не врезаться в берег, а это непременно случится, если ты будешь болтать.

Артур Стюарт отвел каноэ от берега, и так они доплыли до ручья покрупнее, а там и до реки. Все это время Артур думал о том, что сказал ему Эльвин и о том, чему тот пытался его научить – и, как всегда, ничего не мог понять. Но ему невольно казалось, что он все-таки чему-то научился, хотя и не понимает пока, чему.

Люди всегда селятся на берегах рек, и если ты плывешь по течению, то рано или поздно увидишь какой-нибудь городок – это и произошло с нашими путниками однажды утром, когда туман еще висел над рекой, а глаза не хотели открываться. Городок был так себе, но и река тоже была не из важных, да и лодка оставляла желать лучшего. Они причалили, вытащили каноэ на берег, Эльвин вскинул мешок с лемехом на плечо, и они зашагали в город, жители которого как раз пробуждались для дневных трудов.

Им хотелось найти постоялый двор, но городок был слишком мал и слишком нов для этого. Дюжина домиков и дорога, которой так мало пользовались, что трава росла от одной парадной двери до другой. Но это не означало, что здесь нельзя надеяться на завтрак. Если рассвело, кто-то наверняка уже встал и принялся за дела. Проходя мимо одного дома с хлевом позади, они услышали журчание – это доили корову в жестяное ведро. В другом доме женщина выходила из курятника с только что собранными яйцами, и это выглядело многообещающе.

– Не найдется ли чего-нибудь для прохожих людей? – спросил Эльвин.

Женщина смерила их взглядом и молча ушла в дом.

– Не будь ты таким страшным, она пригласила бы нас войти, – сказал Артур Стюарт.

– Зато ты у нас ангел.

Тут они услышали, как открывается парадная дверь.

– Может, она просто хотела поскорее сварить нам яиц, – сказал Артур Стюарт.

Но вместо женщины из дому вышел мужчина, который явно не успел одеться как следует. Штаны у него, во всяком случае, падали, и путники уж верно поспорили бы, как скоро они упадут на крыльцо, если бы он не целил в них из весьма внушительного ружья.

– Проваливайте, – сказал мужчина.

– Уже идем. – Эльвин закинул котомку за спину и зашагал мимо крыльца. Дуло ружья следовало за ними. Как только они поравнялись с хозяином дома, штаны, само собой, упали. Хозяин, злой и сконфуженный, опустил ружье, и дробь градом посыпалась на крыльцо. Мужчина растерялся.

– Надо быть внимательней, когда заряжаешь такое большествольное ружье, сказал Эльвин. – Я всегда в таких случаях кладу бумажный пыж.

– Я положил, – сердито бросил хозяин.

– Я знаю, – сказал Эльвин. Дробь на крыльце противоречила его словам, но Эльвин говорил чистую правду. Пыж так и остался в стволе, но Эльвин велел бумаге прорваться, и дробь высыпалась.

– У вас штаны упали, – сказал Артур Стюарт.

– Проваливайте, – побагровел хозяин. Его жена наблюдала за происходящим с порога.

– Мы уже уходим – но, раз уж в ближайшее время вы нас наверняка не убьете, могу я задать вам пару вопросов?

– Нет. – Хозяин поставил ружье и подтянул штаны.

– Для начала я хотел бы узнать, как называется этот город. Мне думается, его именуют Радушным или Приветным.

– Нет, не так.

– Значит, не угадал. Отгадывать дальше или вы откроете мне эту тайну?

– Может, "Спущенные Штаны"? – предположил Артур Стюарт.

– Это Вествилль в Кенитуке, – сказал мужчина. – А теперь проваливайте.

– Теперь второй вопрос: раз уж вы так бедны, что вам нечем поделиться с путником, нет ли тут кого побогаче, который уделил бы нам немного еды в обмен на серебро?

– Тут вам никто ничего не продаст.

– Теперь я понимаю, почему ваша улица заросла травой. Зато ваше кладбище, должно быть, переполнено путешественниками, которые умерли от голода, так и не получив завтрака.

Хозяин не ответил – он стоял на коленях и собирал дробь, зато хозяйка высунула голову в дверь и доказала, что все-таки умеет говорить.

– Мы соблюдаем гостеприимство не хуже других, вот только взломщиков да вороватых подмастерьев не принимаем. Артур Стюарт тихо присвистнул.

– Спорим, что здесь прошел Дэви Крокетт.

– Я в жизни ничего не украл, – сказал Эльвин.

– А в котомке у тебя что? – спросила женщина.

– Хотел бы я, чтобы там лежала голова человека, который наставлял на меня ружье в прошлый раз – но, к несчастью, я оставил эту голову на шее, и теперь она клевещет на меня.

– Стыдно небось показать золотой лемех, который ты украл?

– Я кузнец, мэм, и в мешке у меня инструмент. Можете посмотреть, если хотите. – Эльвин обратился к другим горожанам, которые тем временем собрались на улице, кое-кто при оружии. – Не знаю, что вам обо мне наговорили, но подходите и смотрите все. – Он раскрыл мешок, и все увидели молоток, клещи, меха и гвозди. Никакого лемеха не было.

Горожане смотрели во все глаза, точно опись составляли.

– Может, ты и не тот, о ком нам говорили, – сказала женщина.

– Нет, мэм, тот самый, если вам говорил обо мне некий траппер в енотовой шапке по имени Дэви Крокетт.

– Значит, ты признаешь, что и есть тот самый подмастерье, который украл лемех? И вор-домушник при этом?

– Нет, мэм, я признаю только, что встретился с траппером, способным оболгать человека за глаза. – Эльвин завязал свой мешок. – А теперь, если хотите меня прогнать – гоните, но не думайте, что прогоняете вора, потому что это не так. Вы угрожали мне ружьем и не дали поесть ни мне, ни этому голодному мальчику – без суда и следствия, на основе одних только слов человека, который здесь такой же чужой, как и я.

Эта обвинительная речь застала горожан врасплох, но одна старушка нашлась сразу:

– Ну, Дэви-то мы знаем. А вот тебя видим впервые.

– И больше не увидите, уверяю вас. Теперь везде, где ни придется побывать, я буду рассказывать о городе Вествилле, где человеку отказывают в еде и считают его виновным без суда.

– Если это не правда, откуда ты тогда знаешь, что это Дэви Крокетт говорил нам о тебе? – спросила старушка. Прочие закивали и загудели, как будто этот вопрос был решающим.

– Потому что Дэви Крокетт высказал свое обвинение мне в лицо, и только ему одному пришло в голову, что мы с мальчиком – воры. Я скажу вам то же самое, что сказал ему.

Если мы воры, почему мы тогда не промышляем в большом городе, где много богатых домов? Да в таком нищем городишке, как у вас, взломщик с голоду помрет.

– Мы не нищие, – сказал мужчина на крыльце.

– У вас даже еды лишней нет. И двери в домах не запираются.

– Вот видите! – вскричала старушка. – Он уже попробовал наши двери, чтобы прикинуть, легко ли их будет взломать!

– Есть люди, которые видят грех в ласточках и злой умысел в ивах, покачал головой Эльвин. Он взял Артура Стюарта за плечо и повернул в ту сторону, откуда они пришли.

– Постой, незнакомец! – крикнул кто-то сзади. Они обернулись и увидели всадника, который медленно ехал по дороге. Горожане расступались перед ним.

– Ну-ка, Артур – кто это такой? – шепнул Эльвин.

– Мельник, – ответил Артур.

– Доброе утро, мистер мельник! – крикнул тогда Эльвин.

– Откуда ты знаешь, кто я?

– Это мальчик отгадал.

Мельник подъехал поближе, глядя на Артура Стюарта.

– Но как он сумел отгадать?

– Говорите вы важно, ездите верхом, и люди перед вами расступаются, сказал Артур. – В таком маленьком городишке это означает, что вы мельник.

– А если бы город был побольше?

– Тогда вы были бы стряпчим или политиком.

– Умный мальчишка, – заметил мельник.

– Да нет, просто у него язык длинный, – сказал Эльвин. – Я уж и бил его, да все без толку. Его можно заткнуть, только набив ему рот чем-нибудь, предпочтительно оладьями, но сойдут и яйца – всмятку, вкрутую или поджаренные.

– Пошли ко мне, засмеялся мельник. – Дом в той стороне, где река – ярдах в пятнадцати за выгоном.

– Между прочим, мой отец тоже мельник, – сказал Эльвин.

– Почему же тогда ты не занялся его ремеслом?

– Я далеко не первый из восьми сыновей. Мы не могли все сделаться мельниками, вот я и пошел в кузнецы. Но я и с мельничным снаряжением обращаться умею, если вы дадите мне случай отработать свой завтрак.

– Поглядим, на что ты способен, – сказал мельник. – А на этих людишек ты не смотри. Если какой-нибудь прохожий скажет им, что солнце сделано из масла, они попытаются намазать его себе на хлеб. – Горожане не оценили его шутки, но мельника это не смутило. – У меня кузня есть, так что, если не возражаешь, сможешь подковывать лошадей.

Эльвин кивнул в знак согласия.

– Тогда ступайте ко мне домой и ждите меня. Я тут долго не задержусь – вот только белье заберу из стирки. – Он посмотрел на жену мужчины с дробовиком, и она тут же скрылась в доме, чтобы принести белье.

Отойдя подальше от горожан, Эльвин стал смеяться.

– Чего ты? – спросил Артур.

– Да вспомнил этого малого – как он стоит со спущенными штанами, и дробь сыплется у него из ружья.

– Не нравится мне этот мельник, – сказал Артур Стюарт.

– Он хочет покормить нас завтраком – значит, не так уж плох.

– Он просто выставляется перед горожанами.

– Ты извини, но я не думаю, чтобы это повлияло на вкус оладий.

– Мне его голос не нравится, – сказал Артур. Это заставило Эльвина насторожиться. Артур имел талант по части голосов.

– С ним что-то неладно?

– Он способен на подлость.

– Очень может быть. Но лучше уж потерпеть немного подлеца, чем кормиться орехами да ягодами или высматривать белку на дереве.

– Или рыбу ловить, – скорчил гримасу Артур.

– Мельники всегда слывут негодяями. Людям надо где-то молоть свое зерно, но они всегда думают, что мельник запрашивает слишком много. Мельники уже привыкли к тому, что на них смотрят косо – может, это самое ты и услышал в его голосе.

– Может быть. – И Артур сменил разговор:

– А как ты сумел спрятать лемех, когда открыл котомку?

– Я проделал дыру в земле под котомкой, и лемех ушел туда.

– Ты и меня научишь делать такие штуки?

– Постараюсь, если будешь прилежным учеником.

– А как ты заставил дробь высыпаться из ружья?

– Я прорвал бумагу, но дуло опустил он сам, когда потерял штаны.

– А штаны не по твоей вине упали?

– Если бы он надел подтяжки, его штаны остались бы на месте.

– Но ведь это все разрушительные дела? Высыпать дробь, уронить штаны, заставить людей устыдиться того, что не приняли тебя.

– Было бы лучше, если бы они прогнали нас прочь без завтрака?

– Мне и раньше случалось обходиться без завтрака.

– Ну, на тебя не угодишь. С чего это ты вдруг начал придираться ко мне?

– Ты заставил меня построить каноэ собственными руками, чтобы научить меня Созиданию. Вот я и хочу посмотреть, как будешь созидать ты – а ты только и знаешь, что разрушать.

Эльвин принял это близко к сердцу. Он не разозлился, но впал в задумчивость и не говорил почти ничего до самой мельницы.

***

Через неделю Эльвин уже работал на мельнице – впервые с тех пор, как покинул отчий дом в Оплоте Церкви и стал кузнечным подмастерьем в Хатрак-Ривер. Он испытал удовольствие, увидев снова жернова и хитрое переплетение передач. Артур Стюарт заметил, что все части, к которым прикасался Эльвин, начинали работать с меньшим трением, отчего сила вращения водяного колеса лучше передавалась на жернов. Тот тоже заработал быстрее и глаже, без толчков и перекосов. Рэк Миллер, как звали мельника, тоже заметил это, но он следил за Эльвином не столь пристально и счел, что это делается с помощью инструментов и смазки.

– Жестянка с маслом и острый глаз творят чудеса, – сказал Рэк, и Эльвин вынужден был согласиться.

Но прошло несколько дней, и счастье Эльвина стало тускнеть, потому что он начал замечать то, что Артур Стюарт понял с самого начала: Рэк вполне оправдывал дурную славу, которая закрепилась за мельниками. Действовал он очень хитро. Принесет кто-нибудь смолоть мешок кукурузы, а Рэк швыряет зерно пригоршнями на жернов и после ссыпает из лотка в тот же мешок. Так поступают все мельники. Никто не дает себе труда взвешивать мешок до и после – ведь всем известно, что при помоле часть зерна теряется.

С Рэком дело обстояло немного по-иному, поскольку он держал гусей. Они хозяйничали повсюду – на мельнице, во дворе, на пруду, а по ночам, как поговаривали, и в доме у Рэка. Рэк называл их своими детками, но так говорить было негоже, поскольку всего только пара несушек да пара гусаков оставались в живых после каждой зимы. Артур Стюарт заметил сразу, как эти гуси кормятся до Эльвина же это дошло, лишь когда миновал первый порыв его любви к мельнице. Некоторые зерна, как ни старайся, падают на пол, об этом никто не спорит. Но Рэк всегда держал мешок не за верх, а за низ, так что зерна сыпались во все стороны, и гуси кидались на них, как.., как гуси на зерно. А на жернов он кидал кукурузу большими горстями, так что многие зерна попадали не на верхушку, а вбок и, понятное дело, летели в солому на полу, где гуси тут же их подбирали.