Текст книги "Капитолий"

Автор книги: Орсон Скотт Кард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Правда, на этот раз большинство подыгрывающих были действительно талантливы и принимали на свои плечи немалую часть работы. И все равно приходилось прыгать через голову, чтобы придумать что-то свежее.

Прозвучал звонок в дверь, и Арран, устало поднявшись, пошла открывать.

На пороге стоял Гамильтон Ферлок, смущенно переминаясь с ноги на ногу. Пять столетий на сцене, подумала Арран, и он все еще не утратил этой абсолютно гениальной, мальчишеской манеры поведения. Она выкрикнула его имя (соблазнительно, выдерживая роль) и кинулась ему на шею.

– Гэм, – проговорила она, – о Гэм, ты даже представить себе не можешь, как я измоталась!

– Арран, – мягко сказал он, и Арран с удивлением отметила, что голос его прозвучал так, словно это голос влюбленного. «Только не это, – подумала она. – По-моему, наши прошлые петлеотношения закончились ссорой. Нет, нет, то было с Райденом. Гэм ушел потому, потому…, а, да. Потому что чувствовал неудовлетворенность собой».

– Ну что, ты нашел, что искал?

– А что я искал? – Гэм непонимающе поднял бровь.

– Ты сказал, что должен сделать что-то со своей жизнью. Что жизнь со мной превращает тебя во влюбленную тень. – «Красиво сказала», – поздравила себя Арран – Влюбленную тень… Ну, в принципе, почти так и было, – ответил Гэм. – Но я открыл для себя, что тень может существовать только там, где есть свет. Ты мой свет, Арран, и только рядом с тобой я нахожу смысл своей жизни.

«Неудивительно, что ему столько платят», – подумала Арран. Сама реплика получилась несколько сентиментальной, но именно такие мужчины, как он, пользуются у женщин популярностью и приковывают их к экранам.

– Значит, я свет? – переспросила Арран. – Подумать только, ты все-таки вернулся.

– Подобно мотыльку, стремящемуся к пламени.

Затем, как и полагается в сценах счастливого воссоединения («По-моему, я еще ни с кем не воссоединялась в этой петле… Точно, не воссоединялась»), они медленно раздели друг друга и так же медленно занялись любовью.

Подобные эпизоды действуют не особенно возбуждающе, но именно такие сценки заставляют и мужчин, и женщин рыдать от умиления и нежно держаться за руки в темноте театра. Он был так нежен в этот раз, и любовь с ним шла так легко, что Арран почти позабыла, что это лишь игра. «Я ведь устала, – напомнила она себе. – А он просто бесподобен. С тех пор как мы в последний раз виделись, он стал еще лучше».

После этого он обнимал ее, и они тихонько разговаривали – после сеанса любви ему всегда хотелось поговорить; большинство же других актеров считали, что после секса, наоборот, полагается быть грубым и сердитым, дабы поддержать в глазах поклонников свой имидж самца-мачо.

– Это было прекрасно, – сказала Арран и с тревогой заметила, что говорит совершенно искренне. Эй, женщина, смотри за собой. Не запори петлю, ты ведь продержалась почти двадцать дней. С ума сойти, двадцать дней беспрерывного ада…

– Да?

– А ты не почувствовал?

Он улыбнулся:

– Прошло столько лет, Арран, и все-таки я оказался прав. Во всей вселенной не сыскать женщины, подобной тебе.

Она нежно хихикнула и, как бы смутившись, отпрянула от него. Такая манера поведения полностью соответствовала ее персонажу, а следовательно, со стороны смотрелась очень соблазнительно.

– Почему же ты не вернулся раньше? – поинтересовалась Арран.

Гамильтон тоже перевернулся на спину. Он все молчал и молчал, и она принялась водить пальчиками по его груди.

Он улыбнулся.

– Я старался держаться от тебя подальше, Арран, потому что слишком люблю тебя.

– Любовь – не причина, чтобы избегать любимого человека, – сказала она. Ха! Эта цитата будет ходить из уст в уста по меньшей мере года два.

– На самом деле, причина, – покачал головой он. – Когда любовь настоящая.

– Тогда тем более ты должен был остаться! – набавила обороты Арран. – Ты бросил меня, а теперь притворяешься, будто любил.

Гамильтон вдруг изогнулся и резким движением скинул ноги с кровати.

– Что случилось? – спросила она.

– Проклятие! – прорычал он. – Кончай играть, а?

– Играть? – не поняла она.

– Да, играть! Играть эту идиотку Арран Хэндалли, ты же делаешь это ради денег! Я знаю тебя, Арран, и я говорю тебе… Я говорю, не какой-то там актер, я сам…, я хочу сказать, что люблю тебя! Я не работаю сейчас на зрителя! Мне плевать на петлю! Я сейчас говорю только с тобой – я тебя люблю!

Под ложечкой вдруг засосало; Арран с ужасом поняла, что под конец эта вонючка Триуфф все-таки умудрилась подложить ей свинью. И втянула в это Гэма. В петлеиндустрии существует одно негласное правило – никогда, ни в коем случае не упоминать, что ты сейчас играешь. Такому проступку оправдания быть не может. Только что ей был брошен серьезнейший вызов – ей придется признаться зрителям, что она актриса, и при этом она должна будет удерживать их в плену своих чар и дальше, заставлять их верить себе.

– Плевать на петлю… – откликнулась она, отчаянно пытаясь придумать подходящий ответ.

– Да, и я еще раз повторяю это! – Он вскочил, пошел к выходу из комнаты, затем развернулся и ткнул в Арран пальцем. – Все эти идиотские разговорчики, возбуждающие желание ужимки – неужели ты еще не устала?

– Устала?! От чего? Это жизнь, а от жизни я никогда не устану.

Но Гэм не желал играть честно.

– Если это жизнь, тогда Капитолий – астероид. – Неловкая реплика, совсем не похоже на него. – Хочешь знать, что такое жизнь, Арран? Жизнь – это столетия игры. Я скакал из петли в петлю, трахал каждую актрису, которая могла поднять мне сборы и обеспечить достаточно денег на сомек и всякие прелести жизни. И внезапно, несколько лет назад, я понял, что окружающая меня роскошь ровным счетом ничего не значит. Зачем тогда жить вечно? Жизнь теряет всякий смысл, превращается в бесконечную вереницу высокооплачиваемых пустышек!

Арран наконец удалось выдавить из себя пару-другую слезинок ярости. Петля должна быть замкнута.

– Ты хочешь сказать, что я просто «пустышка»?

– Ты? – Гэм выглядел так, точно получил оплеуху. Этот человек прирожденный актер, напомнила себе Арран, одновременно кляня его про себя за то, что он впутал ее в такую передрягу. – Нет-нет, Арран, ты не так поняла меня!

– А как прикажешь понимать тебя? Заявляешься тут и обзываешь озабоченной!

– Да нет, – поморщился он, садясь на кровать и обнимая ее за плечи. Арран снова приникла к нему, как и прежде, много-много лет назад. Она подняла голову, заглянула ему в глаза и обнаружила, что они полны слез.

– Почему ты…, почему ты плачешь? – нерешительно спросила она.

– Я плачу из-за нас обоих, – отозвался он.

– Но почему? – удивилась она. – Что нам оплакивать?

– Те годы, которые мы потеряли.

– Не знаю, как тебе, но мне скучать было некогда, – сказала она, засмеявшись, в надежде, что и он засмеется вместе с нею.

Но он не засмеялся:

– Мы были предназначены друг для друга. Не просто как актеры, Арран, а как люди, как мужчина и женщина. Вспомни, в самом начале ты была не так хороша, как сейчас – да и я тоже был всего лишь новичком. Я искал петель. Среди остальных мы оба были всего-то парочкой дилетантов. Но те петли все-таки продавались, мы разбогатели на них и постигли азы науки. А знаешь, почему нам повезло?

– Я не согласна с твоей оценкой прошлого, – холодно проговорила Арран, гадая, чего этот тип надеется достигнуть, впрямую говоря о петлях, вместо того чтобы придерживаться своей роли.

– Эти кассеты продавались, потому что в них мы были вместе. Потому что мы были как живые, когда говорили, что любим друг друга. Мы могли болтать часами ни о чем.

Мы на самом деле наслаждались обществом друг друга.

– Жаль, что сейчас я не получаю удовольствия от твоего общества. Сначала обзываешь меня «пустышкой», потом говоришь, что у меня вообще нет таланта…

– Талант! Ирония жизни… – усмехнулся Гэм. Он нежно дотронулся до ее щеки и повернул ее личико к себе, заглядывая в глаза. – Конечно, ты талантлива, как, впрочем, и я. У нас есть деньги, слава и все остальное, что только можно купить за кредитки. Даже друзья. Но скажи мне, Арран, сколько лет прошло с тех пор, как ты действительно кого-нибудь любила?

Арран быстренько припомнила всех своих недавних любовников. К кому может приревновать Гэм? Нет, с ним не сравнится никто.

– Знаешь, по-моему, я вообще никого и никогда не любила.

– Не правда, – сказал Гэм. – Не правда, ты любила меня.

Много веков назад, Арран, ты любила меня.

– Может быть, – сказала она. – Но сейчас-то что об этом вспоминать?

– А разве сейчас ты меня не любишь? – спросил Гэм и настолько беспомощно посмотрел на нее, что Арран даже захотелось рассмеяться от восторга и зааплодировать столь блестящей игре. Но этот подонок обошелся с ней не лучшим образом, и она не намерена подыгрывать ему.

– Тебя? – скорчила гримаску она. – С чего бы это?

Дружок, ты всего лишь очередной комплект озабоченных сперматозоидов, не более.

Это должно шокировать зрителя. И таким образом она отплатит Гэму за эти идиотские выходки.

Но Гэм безукоризненно вел игру. Лицо его мучительно исказилось, он отшатнулся от нее.

– Извини, – сказал он. – Похоже, я ошибался.

И к потрясению Арран он начал одеваться.

– Что ты делаешь? – поинтересовалась она.

– Ухожу, – сказал он.

«Уходит… – в панике соображала Арран. – Сейчас? Не завершив сцену? Затратить столько сил, все построить, а затем наплевать на многовековые традиции и уйти, так и не доведя сюжет до логического конца? Этот человек – монстр!»

– Ты не можешь уйти!

– Я ошибся, извини. Я разочаровался в себе, – сказал он.

– Нет, Гэм, нет, не уходи. Я тебя не видела тысячу лет!

– Ты меня просто не понимала, – ответил он. – Иначе ты бы не сказала то, что сказала пару секунд назад.

«Это он расплачивается со мной за то, что я попробовала ответить ему, – подумала Арран. – Убила бы. Но какой актер, просто фантастика!»

– Извини, я не хотела тебя обидеть, – произнесла Арран, старательно изображая раскаяние. – Прости меня.

Ничего плохого я не имела в виду.

– Ты просто пытаешься заставить меня остаться, чтобы я случаем не сорвал сцену.

Арран совсем отчаялась. «Да что я выкручиваюсь все время?!» Но она прекрасно понимала, что, стоит ей хотя бы на секунду выйти из роли, и всю петлю можно сразу спускать в канализацию. Поэтому она продолжала играть. Теперь она бросилась на постель.

– Конечно! – зарыдала она. – Давай, уходи, оставь меня именно сейчас, когда ты мне так нужен!

Тишина. Она лежала молча. Пускай он отвечает.

Но он тоже ничего не говорил. Выдерживал паузу. Она даже шороха не слышала.

Наконец он заговорил:

– Я тебе действительно нужен?

– Мм-мм, – промычала она, заставляя себя икать и всхлипывать. Затасканный приемчик, но зрители каждый раз клюют.

– Прошу тебя, Арран, ответь мне искренне, забудь о роли. Я хочу услышать тебя и только тебя. Ты любишь меня?

Хочешь меня?

Она перевернулась на бок, приподнялась на локте и с надрывом произнесла:

– Ты для меня все равно что сомек, Гэм, ты частица моей души. Почему тебя так давно не было?

У него вырвался вздох облегчения. Он медленно вернулся к ней. И вновь воцарился мир. Они еще четыре раза занимались любовью, после каждой смены блюд – как раз подали обед. Для разнообразия они позволили слугам подглядывать. «Это уже было, – вспомнила Арран, – но давно, пять петель назад, да, где-то так. А, все равно то были Другие слуги». Слуги, все как один начинающие актеры, не преминули воспользоваться случаем, чтобы продемонстрировать свои способности, и устроили собственную оргию, умудрившись за каких-то полтора часа перепробовать все возможные позы и виды секса. Но Арран даже не замечала их. Эти дураки считают, что зрителю требуется количество.

И если немножко секса это хорошо, то много – еще лучше.

Но Арран снималась не первый век. Зрителя надо терзать.

Заставить его умолять. Его надо учить видеть в сексе красоту, а не просто возбуждение, не одну лишь грязь. Вот поэтому-то она и была звездой, а они – всего лишь слугами, подвизавшимися в чужой петле.

Ту ночь Гэм и Арран провели друг у друга в объятиях.

Проснувшись утром, Арран увидела, что Гэм внимательно наблюдает за ней. В глазах его странным образом смешались любовь и боль.

– Гэм, – мягко промурлыкала она, погладив его по щеке. – О чем ты мечтаешь?

Он не сводил с нее глаз.

– Выходи за меня замуж, – сказал он.

– Ты что, серьезно? – спросила она своим коронным голоском девочки-паиньки.

– Серьезно. Давай подгоним наши расписания друг под друга и проведем вместе вечность.

– Вечность – это слишком долго, – ответила она. Эта фраза всегда производит впечатление.

– Я серьезно, – продолжал он. – Выходи за меня замуж. За все эти годы мы собрали чертову кучу денег. Наши жизни будут принадлежать нам одним, и мы никого в них не пустим. Выбросим петлекамеры к черту. – Сказав это, он постучал по камере, прикрепленной к ее бедру.

Арран аж застонала про себя. Опять начинается. Конечно, зритель не поймет, что хотел сказать этим жестом Гэм – компьютер, отвечающий за создание петли, запрограммирован таким образом, чтобы автоматически удалять изображение камеры из голокартины. Зритель ее просто не видит.

А теперь Гэм чуть ли не пальцем тычет в объектив. Чего он добивается, хочет, чтобы она сорвалась? Друг, тоже мне.

«Ладно, будем играть по твоим правилам».

– Нет, я не пойду за тебя замуж, – сказала она.

– Прошу тебя, – взмолился он. – Неужели ты не видишь, как я люблю тебя? Все эти самцы, которым платят за то, что они занимаются с тобой любовью, – ты ведь им абсолютно безразлична, им наплевать на тебя. Ты для них – просто возможность сделать деньги, сделать имя, нажить богатство. Но мне не нужны деньги. У меня есть имя. Мне нужна ты одна. А я подарю тебе себя.

– Очень миленько, – холодно процедила она, встала и направилась в сторону кухни. Часы показывали полдвенадцатого. Они проспали все утро. Она еле сдержала невольный вздох облегчения. В полдень она должна быть в Сонной Зале. Через каких-то полчаса с этим фарсом будет покончено. Все, пора переходить к развязке.

– Арран, – не отставал Гэм. – Арран, я серьезно. Я не играю!

«Да я уж поняла», – подумала про себя Арран, но вслух этого не сказала.

– Ты лжешь, – вместо этого выпалила она.

– Но с чего мне лгать? – Он недоумевающе посмотрел на нее. – Разве я не доказал тебе, я-то говорю чистую правду? Что я не играю?

– Не играешь… – фыркнула она (соблазнительно, как всегда соблазнительно. «Не забывай о роли», – напомнила она себе) и повернулась к нему спиной. – Не играешь…

Ладно, коли мы заговорили напрямоту, отбросили всякое притворство и лицемерие, я тоже кое в чем тебе признаюсь.

Знаешь, что я о тебе думаю?

– Что? – спросил он.

– Я думаю, ты самая грязная дешевка, что я когда-либо видела. Заявился сюда, заставил меня поверить в твою любовь, а сам тем временем использовал меня! Да ты хуже всех!

– Я даже не думал использовать тебя! – воскликнул он.

– Хочешь жениться на мне? – продолжала насмехаться Арран. – Ну, женишься, а дальше что? Что, если бедная девочка действительно выйдет за тебя замуж? Что ты будешь делать? Запрешь меня в этой квартирке навечно? Разгонишь всех моих друзей и подруг, всех моих…, о, ведь ты заставишь меня расстаться со всеми любовниками! Меня любят сотни мужчин, но ты, Гамильтон, ты хочешь обладать мной вечно, владеть мной единолично! Вот удача-то тебе выпадет! Никто другой не посмеет больше взглянуть на мое тело, – сказала она, поводя бедрами так, чтобы заставить зрителя забыть обо всем и приковать все взгляды к своей пышной плоти. – Ты один, и никто больше. И после этого ты заявляешь, что вовсе не хочешь использовать меня!

Гамильтон подошел ближе, попытался обнять ее, пробовал умолять, но она только еще больше выходила из себя.

– Не трогай меня! Убирайся отсюда! – кричала она.

– Арран, не может быть, чтобы ты действительно хотела этого, – тихо сказал Гэм.

– Я жажду этого больше всего на свете, – ответила она.

Он заглянул ей в глаза, взгляд его пронзил ее насквозь.

Наконец, после долгой паузы, он снова заговорил:

– Либо ты настолько вошла в роль, что для настоящей Арран Хэндалли просто не осталось места, либо ты и в самом деле так думаешь. Так или иначе, мне незачем оставаться здесь.

Арран в восхищении наблюдала за тем, как Гамильтон собирал одежду. Даже не побеспокоившись о том, чтобы одеться, он вышел из комнаты, осторожно прикрыв за собой дверь.

«Замечательный выход», – подумала Арран. Актер ниже классом не удержался бы от искушения бросить на прощание какую-нибудь фразу. Но только не Гэм – так что теперь, если Арран поведет себя соответственно, эта гротескная сцена станет гениальнейшим финалом всей петли.

Поэтому она продолжала играть: сначала бормотала, каким ужасным мужчиной оказался Гэм, затем начала гадать, вернется ли он.

– Надеюсь, что вернется, – сказала она и разрыдалась, причитая, что жить без него не сможет. – Прошу тебя, Гэм, вернись! – жалобно простонала она. – Прости, что отказала тебе! Я очень хочу выйти за тебя замуж!

И тут она посмотрела на часы. Без малого полдень. Слава Матери.

– Но время пришло, – сказала она. – Пора идти в Сонные Залы. Сонные Залы! – В ее голосе промелькнула новая надежда. – Вот оно! Я пойду в Сонные Залы! Годы пролетят, как одно мгновение, а когда я вернусь, он будет здесь, будет ждать меня!

Эта напыщенная речь продолжалась еще несколько минут, после чего Арран набросила халат и быстро, легкими шажками побежала по коридору к Сонным Залам.

В лаборатории сканирования мозга она завела веселую беседу с одной из служительниц.

– Он будет ждать меня, – говорила она, улыбаясь. – Все будет хорошо. – На голову опустился шлем, но Арран продолжала болтать:

– Как вы думаете, стоит надеяться? – спросила она у женщины, которая осторожно снимала с нее шлем.

– Надежда умирает последней, мэм. Все люди на что-то надеются.

Арран улыбнулась, затем встала и подошла к спальному столу. Она не помнила, что случится дальше, хотя знала, что не раз подвергалась процедуре ввода сомека. Вдруг ей пришло на ум, что на этот раз она сможет посмотреть петлю и увидеть собственными глазами, что происходит, когда в вены человека вливается сомек.

А поскольку она не помнила, что происходит после сканирования мозга, то ничего подозрительного не заметила, когда служительница Сонных Зал всего лишь на миллиметр вонзила иглу в ее ладонь.

– Ой, она такая острая, – произнесла Арран, – но я рада, что это ничуть не больно.

И вместо жаркой боли сомека на нее накатила ленивая дрема. Засыпая, она шептала имя Гэма. Шептала его имя, а про себя проклинала на чем свет стоит. «Он, может быть, и великий актер, – говорила она себе, – но за такие штучки мне следовало бы голову ему оторвать. Ничего, зато театры будут забиты до отказа». Зевок. И она заснула.

Съемки велись еще несколько минут, пока служители копошились в своих инструментах, производя непонятные – а на самом деле и ненужные – действия. Наконец они отступили, как будто бы закончив, и на столе осталось лежать обнаженное тело Арран. Условная пауза для петлекамеры, чтобы отснять заключение, а затем…

Прозвучал звонок, двери отворились, и в лабораторию, заливаясь довольным смехом, влетела Триуфф.

– Да, вот это петля, – приговаривала она, снимая с ноги Арран камеру.

Когда Триуфф ушла, служители ввели в руку Арран настоящую иглу, и раскаленный металл потек по ее венам.

Даже в глубоком сне Арран почувствовала боль и закричала в агонии, пот липкими струйками хлынул на стол. Страдания продолжались несколько минут, зрелище было уродливым, исполненным боли, пугающим. Ни в коем случае люди не должны знать, что собой представляет этот таинственный сомек. Пусть лучше считают, что сон – это благо; пускай думают, что сновидения всегда сладки.

Когда Арран проснулась, первой ее мыслью было бежать узнавать, как прошла петля. Она по горло была сыта прошлыми съемками – и теперь с нетерпением ожидала сообщения Триуфф, что наконец-то ей можно уйти на заслуженный отдых.

Все обещания, данные ей, были исполнены.

Триуфф ждала ее сразу у Сонных Зал. Завидев Арран, она бросилась ей на шею.

– Арран, ты не поверишь! – сказала она, хохоча во все горло. – Три твои последние петли и так побили все рекорды продаваемости – они стали самыми популярными в истории петлеиндустрии. Но эта! Эта!…

– Ну? – не утерпела Арран.

– Принесла прибыли в три раза больше, чем те прошлые вместе взятые!

– Так что, теперь я могу жить в свое удовольствие? – улыбнулась Арран.

– Как пожелаешь, – сказала Триуфф. – Правда, у меня здесь наклевывается несколько выгодных сделок…

– Можешь забыть о них, – отрубила Арран.

– Да там даже работать не надо, всего по несколько дней на каждую петлю…

– Я сказала, оставь меня в покое. Начиная с этого момента никогда в жизни я не надену на ногу камеру. Эпизодические роли – пожалуйста, но играть главную героиню – никогда!

– Хорошо, хорошо, – успокоила ее Триуфф. – Я именно так им и сказала, но из меня буквально клещами выдрали обещание, что я все-таки сделаю тебе это предложение.

– В придачу к клещам, наверное, неплохо заплатили, – ответила Арран. Триуфф пожала плечами и улыбнулась.

– Ты лучше всех, наивеличайшая актриса всех времен и народов, – сказала она. – С тобой никто не сравнится.

Арран покачала головой.

– Может, и так, – протянула она, – но попотеть пришлось. В конце ты таки застала меня врасплох, подослав этого подлеца Гэма.

Триуфф замотала головой:

– Ничего подобного, Арран, вовсе я его не подсылала.

Наверное, это он сам придумал. Я проинструктировала его попытаться убить тебя – вот это была бы настоящая концовка. Но, войдя в комнату, он начал вести свою игру. Слава Матери, вреда от этого никакого нет. Сцена получилась идеальной, а поскольку он вышел из роли и заставил выйти из роли тебя, все без исключения зрители поверили, что все виденное ими было на самом деле. Прекрасно. Разумеется, сейчас все кому не лень начали выходить из роли и импровизировать на ходу, но это уже совсем не то. Все знают, что это всего лишь уловка. Но когда ты и Гэм впервые… – Триуфф взволнованно взмахнула руками. – В общем, это было чудесно.

Арран шагала по коридору.

– Что ж, я рада, что это сработало. И все равно, жду не дождусь, когда накручу Гэму хвост за такие шуточки.

– О, Арран, я забыла тебе сказать… Ты извини, но… – протянула Триуфф.

Арран остановилась и повернулась к менеджеру.

– Что такое?

Триуфф действительно выглядела опечаленной.

– Арран, дело в том, что Гамильтон… Не прошло и недели, как ты заснула…, жалко до жути. Несколько месяцев все только и говорили об этом.

– О чем? С ним что-то случилось?

– Он повесился. Выключил в своей квартире свет, чтобы никто из Наблюдателей не увидел, привязал к крюку от лампы пояс и повесился. Смерть была мгновенной, спасти его не удалось. Это было ужасно.

Арран с удивлением обнаружила, что в ее горле встал какой-то подозрительный ком. Всамделишный, настоящий.

– Гэм мертв, – проговорила она. Она вспомнила те сцены, которые сыграла вместе с ним, и искреннее, неподдельное чувство пробудилось в ней. "А я ведь не играю, – поняла она. – Мне действительно нравился этот мужчина.

Милый, замечательный Гэм".

– Есть какие-нибудь догадки, почему он это сделал? – спросила Арран.

Триуфф отрицательно помотала головой:

– Никто понятия не имеет. Только одно уму непостижимо – такая сцена, в шоу-бизнесе ничего подобного не было и не будет, настоящее самоубийство. И он не заснял его!