Текст книги "Депутат от Арси"

Автор книги: Оноре де Бальзак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

– Мадам находилась в том положении, в каком ей надлежало находиться, – заметил Оливье Вине. – Она совершала свой туалет и поглядывала на «Мула». – В провинции подобные шутки в ходу, потому что здесь так давно все сказано и пересказано, что не грех иной раз и посмеяться над какой-нибудь чепухой, как смеялись когда-то наши родители, пока в страну не проникло английское ханжество – товар, против которого бессильны таможенные заставы.

– Не прерывайте оратора! – сказала мадемуазель Бовизаж, улыбаясь и переглядываясь с Вине.

– Взгляд мой нечаянно упал на окно той самой комнаты, где накануне ночевал незнакомец... В котором часу он лег, этого я уж не могу сказать, хотя сама я заснула уже долго спустя после полуночи... Я, на свое несчастье, состою в супружестве с человеком, который так громко храпит, что пол ходуном ходит и стены дрожат... Хорошо, если я засну первая, ну тогда у меня такой крепкий сон, что я ничего не слышу, но если Молло захрапит первый, для меня вся ночь пропала!

– А разве вам не случается иной раз всхрапнуть дуэтом? – спросил Ахилл Пигу, подсаживаясь к этой веселой компании.

– Замолчите вы, негодник! – кокетливо отмахнулась от него г-жа Молло.

– Ты понимаешь? – шепнула Сесиль на ухо Эрнестине.

– Во всяком случае в час ночи его еще не было! – продолжала г-жа Молло.

– Значит, он вас провел! – воскликнул Ахилл Лигу. – Ухитрился вернуться так, что вы не заметили! Вот ловкач! Как бы он нас всех не зажал в кулак да не сунул за пазуху, чтобы потом продать по рыночным ценам.

– Кому же это? – спросил Вине.

– Ну, какой-нибудь афере, выдумке или какой-нибудь системе, – отвечал нотариус, перехватив многозначительную улыбку помощника прокурора.

– Так вот, представьте себе мое удивление, – продолжала г-жа Молло, – когда я вдруг увидела необыкновенно роскошную материю, такой изумительной красоты и блеска... что я тут же подумала: должно быть, это у него халат из той узорчатой материи, какую мы видели на Выставке промышленных изделий. Ну, тут уж я бросилась за своей лорнеткой, чтобы как следует разглядеть... и – боже мой! – что же я вижу! Поверх этого самого халата, на том месте, где у него должна быть голова, я вижу что-то огромное, гладкое, похожее на коленку! Нет, я даже вам не могу передать, какое меня разобрало любопытство!

– Представляю себе, – заметил Антонен.

– Нет, вы не представляете себе, – возразила г-жа Молло, – потому что эта самая коленка...

– Ах, понял! – воскликнул Оливье Вине, покатываясь со смеху. – Незнакомец тоже совершал свой туалет, и вы увидели обе его коленки.

– Да нет же! – воскликнула г-жа Молло. – Вы заставляете меня говорить бог знает что! Незнакомец стоял выпрямившись во весь рост и держал губку над громадным тазом, и с вашей стороны просто гадко так шутить, господин Оливье, потому что, если бы это было то, что вы думаете, я бы сразу узнала!

– Как узнали, сударыня, – вы же себя компрометируете! – сказал Антонен Гулар.

– Ах, дайте же мне договорить! – вскричала г-жа Молло. – Это была его голова! Он мыл голову, и она у него совершенно лысая, без единого волоска.

– Какая неосмотрительность! – заметил Антонен Гулар. – Но тогда, значит, он приехал сюда не за тем, чтобы жениться. У нас, чтобы жениться, обязательно надо иметь волосы. На них у нас большой спрос.

– Так вот и выходит, я права, когда говорю, что нашему незнакомцу по меньшей мере пятьдесят. Никто раньше этого возраста парика не наденет. И потом, в самом деле, после того как он окончил свой туалет, я отошла и смотрю – он открыл окошко, и тут уж у него была великолепная шевелюра. А когда я вышла на балкон, он уставился на меня в монокль. Так вот, дорогая моя Сесиль, вряд ли этот господин годится в герои вашего романа.

– А почему бы и нет? Не стоит пренебрегать и пятидесятилетним, если это граф, – сказала Эрнестина.

– А может быть, у него еще есть волосы, – лукаво заметил Оливье Вине, – и тогда это вполне подходящий муж. Тут надо выяснить, действительно ли он показал госпоже Молло свою лысую голову или...

– Да замолчите вы! – сказала г-жа Молло.

Антонен Гулар, чтобы ускорить дело, послал в «Мул» слугу г-жи Марион, чтобы он немедленно разыскал Жюльена.

– Ах, боже мой! Ну какое это имеет значение, возраст мужа! – промолвила мадемуазель Эрбело.

– Главное, чтобы муж был, – съязвил помощник прокурора, которого многие побаивались за его злоязычие и ехидство.

– Ну, знаете, – возразила старая дева, почувствовав иронию, – я бы предпочла пятидесятилетнего человека, доброго, снисходительного и внимательного к своей жене, какому-нибудь бессердечному юнцу двадцати пяти лет, который старается уязвить каждого, даже собственную жену.

– Это все хорошо на словах, – сказал Оливье Вине, – но, для того чтобы предпочесть пятидесятилетнего молодому, надо, чтобы было из кого выбирать.

– Ах, – вмешалась г-жа Молло, желая положить конец этой перепалке между старой девой и молодым Вине, имевшим обыкновение заходить слишком далеко, – всякая женщина, если у нее есть кой-какой жизненный опыт, знает, что между пятидесятилетним и двадцатипятилетним мужем нет, в сущности, никакой разницы, если подходить к этому только... Главное в браке – это те преимущества, которые он может вам предоставить. Если мадемуазель Бовизаж хочется поехать в Париж, блистать в свете, – а я на ее месте так бы и рассуждала, – я бы, конечно, не стала искать себе мужа в Арси. Будь у меня такое состояние, какое будет у нее, я бы, конечно, вышла замуж за какого-нибудь графа, то есть за человека, который доставил бы мне положение в обществе, и я, право, не стала бы требовать метрической выписки о его рождении.

– Вам было бы достаточно увидать его за туалетом, – тихонько шепнул г-же Молло Оливье Вине.

– Но ведь графов, сударыня, делает король, – вмешалась г-жа Марион, которая вот уж несколько минут прислушивалась к разговору девиц.

– Ах, сударыня! – возразил Вине. – Есть юные девицы, которые любят уже готовых сказочных принцев...

– Так как же, господин Антонен, – сказала Сесиль, посмеиваясь над колкостями Вине, – десять минут уже прошло, а мы так и не знаем, граф наш незнакомец или нет.

– Слово представителя власти должно быть нерушимо, – добавил Вине, поглядывая на Антонена.

– И я сдержу свое слово, – отвечал супрефект, увидев голову Жюльена, мелькнувшую в дверях гостиной.

И, вскочив со своего кресла, стоявшего около Сесили, он вышел из комнаты.

– Вы говорите о приезжем? – спросила г-жа Марион. – Ну, что же? Известно о нем что-нибудь?

– Нет, сударыня, – отвечал Ахилл Пигу, – но он сам, того не зная, уподобился силачу в цирке: на него устремлены взоры двух тысяч жителей. Я-то кое-что знаю, – добавил маленький нотариус.

– Ах, расскажите нам, пожалуйста, господин Ахилл! – взмолилась Эрнестина.

– Его слугу зовут Парадиз [7]7
  Paradis – рай ( франц.).


[Закрыть]...

– Парадиз! – воскликнула девица Эрбело.

– Парадиз! – повторили все хором.

– Но разве может быть такое имя, Парадиз? – оказала только что подошедшая г-жа Эрбело, усаживаясь рядом со своей невесткой.

– По-видимому, если надо показать, что хозяин слуги не кто иной, как Ангел, – отвечал нотариус. – Потому что, когда Парадиз провожает его, они идут, ну вы же понимаете сами...

– По райской дорожке! Мило придумано, очень мило, – сказала г-жа Марион, которой хотелось привлечь Ахилла Пигу на сторону своего племянника.

– Тильбюри, сударь, с гербами! – докладывал тем временем в столовой слуга Антонена своему хозяину.

– С гербами?

– Да, сударь, и какие-то чудные гербы. Наверху корона с девятью зубцами, унизанными жемчугом...

– Значит, граф!

– А под ней какое-то крылатое чудовище, которое несется сломя голову, словно курьер, потерявший свою сумку... А вот что написано на гербовой ленте, – добавил он, доставая бумажку из-за пазухи. – Анисета, горничная княгини Кадиньян, только что приехала в карете (карета из замка Сен-Синь и сейчас стоит у ворот «Мула»!) и привезла письмо приезжему господину, она мне это и переписала.

– Ну-ка, дай сюда!

И супрефект прочел: «Quo me trahit fortuna» [8]8
  «Куда влечет меня судьба» ( лат.).


[Закрыть]. И хотя Антонен был не настолько сведущ во французской геральдике, чтобы распознать род, которому был присвоен сей славный девиз, все же он подумал, что вряд ли Сен-Сини предоставили бы свою карету, а княгиня Кадиньян стала бы посылать нарочного, если бы этот господин не принадлежал к высшей знати.

– А ты, значит, знаком с горничной княгини Кадиньян? Везет тебе... – сказал Антонен своему слуге.

Жюльен, малый из здешних мест, прослужил полгода у Гондревилей, а потом поступил к господину супрефекту, которому хотелось иметь хорошо вышколенного слугу.

– Да ведь Анисета, сударь, крестница моего отца. Отец жалел девочку, ее-то родители померли, вот он и отправил ее в Париж учиться на швею, потому что мать моя терпеть ее не могла.

– А девочка хорошенькая?

– Да ничего себе, сударь, коли судить по тому, что в Париже с ней беда приключилась. Но она ловкая девка, все умеет, и шить и прически делать, вот она и поступила к княгине по рекомендации господина Марена, старшего лакея герцога Мофриньеза.

– А что она тебе рассказывала про Сен-Синь? Много там народу?

– Много, сударь. Там сейчас княгиня и господин д'Артез... герцог Мофриньез с герцогиней и молодой маркиз. Полон замок народу. А сегодня вечером ждут еще епископа из Труа.

– Его преосвященство господина Трубера? Ах, вот это мне важно было бы узнать, долго ли он там у них пробудет?

– Анисета думает, что погостит... Она думает, что их преосвященство приедут из-за этого самого графа, который остановился в «Муле». И еще ждут гостей... Кучер говорил – все что-то о выборах толкуют... Господин председатель Мишю тоже должен приехать на несколько дней...

– Постарайся-ка заманить эту горничную в город, ну, выдумай там, – может быть, ей что-нибудь купить надо... У тебя как... есть на нее виды?

– Да, будь у нее хоть что-нибудь за душой, я бы не прочь... девчонка хоть куда!..

– Ты ей предложи прийти к тебе на свиданье в супрефектуру.

– Хорошо, сударь, я мигом...

– Да не говори ей ничего обо мне. А то она не придет; скажи, что есть место выгодное...

– Будьте покойны, сударь! Сообразим. Я ведь у Гондревилей служил.

– А ты не знаешь, для чего этот нарочный из Сен-Синь, да еще в такой поздний час? Ведь сейчас уж половина десятого!

– Да уж, видно, какие-то важные дела, коли так загорелось. Ведь и граф-то сам только что из Гондревиля приехал.

– Как? Приезжий был в Гондревиле?

– Как же, он там обедал, сударь. Да вот бы вы поглядели, истинная потеха! Этот его мальчишка, слуга, насосался, простите за выражение, вдрызг. Столько вылакал шампанского в буфетной, что едва на ногах стоит. Наверно, его там для смеху подпоили.

– Ну, а что же граф?

– Граф-то уж был в постели, когда письмо принесли, а как прочел, так сразу вскочил. Сейчас одевается. Ему экипаж заложили. Он проведет вечер в замке Сен-Синь.

– Так, видно, это какая-то важная персона?

– Да, да, сударь! Готар, управляющий Сен-Синей, приезжал сегодня утром к своему зятю, Пупару, и советовал ему держать язык за зубами, не болтать ничего про этого господина и служить ему, как самому королю!..

«Неужели Вине прав? – подумал супрефект. – Может быть, тут и впрямь какой-нибудь заговор?..»

– Готар приезжал в «Мул» по поручению герцога Мофриньеза. А то, что Пупар нынче утром явился на собрание, так это ему граф велел. А прикажи этот граф Пупару поехать сегодня в Париж, он тут же поскачет. Готар велел своему зятю ни в чем не отказывать этому господину да подальше отваживать всех любопытных.

– Если тебе удастся заманить Анисету, сейчас же дай мне знать, – сказал Антонен.

– Так уж, коль на то пошло, я бы мог наведаться к ней и в Сен-Синь, ежели бы вам угодно было, сударь, послать меня в Вальпре.

– Это мысль! И ты ведь можешь поехать с ней в их карете. Ну а что ты скажешь об этом мальчишке, о его слуге?

– Отчаянный малый, сударь! Вы подумайте только, господин супрефект, ведь он еле на ногах держится, а поскакал сейчас сломя голову на призовой английской лошадке своего хозяина, а ведь это породистая лошадка, она семь лье в час делает, – письмо какое-то повез в Труа, чтобы оно завтра же в Париже было... Ведь ему еще и десяти лет нет! Что ж это будет, когда ему двадцать стукнет?

Супрефект рассеянно слушал эти поучительные сплетни; Жюльен говорил без умолку еще несколько минут. Антонен Гулар слушал его, а сам думал о незнакомце.

– Подожди-ка здесь, – сказал супрефект своему лакею.

«Что за чудеса! – думал он, медленно возвращаясь в гостиную. – Обедает человек с графом де Гондревилем, а ночует в замке Сен-Синь... таинственная история!»

– Ну? Что? – встретили его дружным хором в кружке мадемуазель Бовизаж, едва только он появился в гостиной.

– Так вот... это граф, и из самых что ни есть родовитых. За это могу поручиться.

– Ах, как бы мне хотелось его увидать! – воскликнула Сесиль.

– Мадемуазель! – сказал Антонен, поглядывая с хитрой улыбкой на г-жу Молло. – Он высокого роста, статный, и он не носит парика. Его мальчишка-слуга насосался сегодня, как губка, его напоили шампанским в буфетной Гондревиля, – так вот этот девятилетний малютка, когда Жюльен заговорил с ним о парике его хозяина, ответил ему с высокомерием старого лакея: «Парик? У моего хозяина? Да разве я бы стал у него служить? Хватит и того, что он красит волосы».

– Ваша лорнетка сильно увеличивает предметы, – сказал Ахилл Пигу г-же Молло, которая только расхохоталась в ответ.

– И вот этот маленький тигр прекрасного графа, как он ни пьян, поскакал сейчас верхом в Труа с каким-то письмом, и, хотя на дворе ночь, ни зги не видно, он мчится сломя голову.

– Хотел бы я посмотреть на этого тигра, – заметил Вине.

– Если незнакомец обедал в Гондревиле, – сказала Сесиль, – мы узнаем, кто он такой, этот граф. Мой дедушка поедет туда завтра с утра.

– А вот что вам всем покажется странным, – продолжал Антонен Гулар, – из замка Сен-Синь только что прислали к незнакомцу горничную княгини Кадиньян, прелестную Анисету, с приглашением на вечер.

– Вот как! – воскликнул Оливье Вине. – Ну тогда, значит, это не человек, а какой-то дьявол или оборотень. На дружеской ноге с обеими семьями! Каково! Утром жуировать...

– Ах, сударь, что за выражение! – возмутилась г-жа Молло.

– Жуировать, сударыня, – это чистейшая латынь! – важно возразил ей помощник прокурора. – Так вот, значит, утром – жуировать у короля Луи-Филиппа, а вечером – метать банк в Холи-Руд у Карла Десятого. Есть только одна-единственная причина, которая может позволить христианину принадлежать одновременно к двум лагерям: и к Монтекки и к Капулетти... А-а! Догадался, я знаю, кто этот незнакомец!

– Да кто же? Кто? – посыпалось со всех сторон.

– Директор каких-нибудь железных дорог: из Парижа в Лион, или из Парижа в Дижон, или из Монтеро в Труа.

– Верно! – поддержал Антонен. – Вы угадали. Только банк, промышленность или биржевые аферы могут быть желанными гостями повсюду.

– Да! В наше время носители знатных имен, старинных фамилий, старые и новые пэры – все жаждут войти в какое-нибудь предприятие, – сказал Ахилл Пигу.

– Франков привлекают франки [9]9
  Франков привлекают франки...– игра слов. По распространенному среди современных Бальзаку французских историков мнению, завоевавшие Галлию франки выделили из своих рядов первых представителей французского дворянства. Бальзак хочет сказать, что современные ему дворяне стремятся к обогащению.


[Закрыть], – без тени улыбки сострил Оливье Вине.

– А вы, господин Оливье, совсем не похожи на оливковую ветвь мира, – заметила, улыбаясь, г-жа Молло.

– Но разве это не развращающий пример, когда такие имена, как Верней, Мофриньез и Эрувиль, красуются рядом с какими-то господами Тийе и Нусингенами во всяких биржевых спекуляциях?

– А в самом деле, должно быть, наш незнакомец – это действительно какое-нибудь железнодорожное акционерное общество в зачаточном состоянии.

– Тогда, значит, завтра же в Арси поднимется настоящий содом! – сказал Ахилл Пигу. – Да я сам сейчас же отправлюсь к этому господину и предложу ему взять меня в нотариусы. Ему ведь придется выпустить две тысячи акций!

– А наш роман станет просто паровозом... – грустно сказала Эрнестина Сесили.

– Граф, да еще подбитый акциями железной дороги, – сказал Ахилл Пигу, – это тем более завидный супруг. А он не женат?

– Это я узнаю завтра же от дедушки! – с притворным жаром воскликнула Сесиль.

– Ах, что за шутница! – промолвила г-жа Марион, выдавив насильственную улыбку. – Как, Сесиль, душенька моя, вы мечтаете о незнакомце?

– А почему же мне не помечтать о нем? – спросила Сесиль. – Что тут дурного? И потом все говорят, что это или какой-нибудь крупный биржевик, или очень знатный господин. Сказать правду, мне подходит и тот и другой. Я люблю Париж, я хочу, чтобы у меня был свой выезд, особняк, ложа в Итальянской опере... и все прочее.

– Верно! – поддержал Вине. – Уж если мечтать, так не надо ни в чем себе отказывать. А если бы я имел счастье быть вашим братом, я выдал бы вас за молодого маркиза де Сен-Синя; мне кажется, этот молодчик умеет сорить деньгами и не придает никакого значения антипатиям своей бабушки к участникам знаменитой драмы, в которой так печально погиб отец нашего председателя.

– Скорее вы станете премьер-министром! – сказала г-жа Марион. – Никогда внучке Гревена не быть женой Сен-Синя.

– Ромео чуть-чуть не женился на Джульетте! – заметил Ахилл Пигу. – А мадемуазель гораздо красивее, чем...

– Ну, если уж пошли разговоры из оперы... – простодушно заметил нотариус Эрбело, только что кончивший партию в вист.

– Мой собрат не слишком силен в истории средних веков, – сказал Ахилл Пигу.

– Идем, Мальвина, – позвал жену толстый нотариус, пропустив мимо ушей замечание своего молодого коллеги.

– Скажите, пожалуйста, господин Антонен, – обратилась Сесиль к супрефекту, – вы тут говорили об Анисете, горничной княгини Кадиньян, – а вы ее знаете?

– Нет. Ее знает мой Жюльен. Она крестница его отца. И они, кажется, друзья.

– Ах, постарайтесь, пожалуйста, через Жюльена уговорить ее перейти к нам! За жалованьем мама не постоит.

– Слушать – значит повиноваться, мадемуазель! Так отвечают повелителям Азии, – отозвался супрефект. – Вы сейчас сами увидите, что для вас я готов на все...

Он вышел и приказал Жюльену отправиться в карете, которая возвращалась в Сен-Синь, и во что бы то ни стало переманить Анисету.

В эту минуту Симон Жиге, который только что кончил раскланиваться и любезничать со всеми сколько-нибудь влиятельными людьми в Арси и теперь уже совершенно уверенный в своем избрании, присоединился к кружку, собравшемуся около Сесили и мадемуазель Молло. Время было довольно позднее. Пробило десять часов. Поглотив массу пирожных, оршаду, пунша, лимонаду и всяких иных напитков, те из гостей, которые пришли сегодня к г-же Марион исключительно из политических соображений и чувствовали себя несколько непривычно и стесненно в этом чересчур великосветском для них обществе, стали поспешно расходиться, тем более что они не привыкли ложиться так поздно. Остался тесный круг своих, близких людей. Симон Жиге, надеясь, что теперь ему, наконец, удастся поговорить с Сесилью, окинул ее взглядом победителя. Сесиль почувствовала себя задетой этим взглядом.

– Ты, милый мой, – сказал Антонен Симону, заметив торжествующее выражение на лице своего друга, – являешься к нам как раз в такую минуту, когда все наши обитатели Арси окончательно помешались.

– Да, да, окончательно... – подхватила Эрнестина, которую Сесиль тихонько толкнула локтем. – Сесиль и я, мы обе без ума от незнакомца, мы прямо вырываем его друг у друга.

– Во-первых, это уже не незнакомец, – заявила Сесиль, – мы знаем, что он граф.

– Какой-то проходимец! – презрительно проронил Симон Жиге.

– А вы бы позволили себе, господин Симон, – накинулась на него возмущенная Сесиль, – сказать это в лицо человеку, к которому княгиня Кадиньян присылает нарочных, который сегодня обедал в Гондревиле, а вечером будет у маркизы де Сен-Синь?

В голосе Сесили слышалось такое негодование, такая подчеркнутая резкость, что Симон пришел в полное замешательство.

– Ах, мадемуазель! – вмешался Оливье Вине. – Если бы мы все говорили друг другу в лицо то, что мы говорим за спиной, какое же у нас было бы общество. В обществе, а особенно в провинции, только и удовольствия, что позлословить.

– Господин Симон ревнует, ему не нравится, что ты так восхищаешься каким-то неведомым графом, – сказала Эрнестина.

– Мне кажется, – возразила Сесиль, – что господин Симон не имеет никакого права ревновать меня, как бы я к кому ни относилась.

С этими словами, сказанными совершенно уничтожающим тоном, Сесиль поднялась с места; все расступились, давая ей пройти, а она направилась через всю комнату к матери, которая подсчитывала свой выигрыш в вист.

– Милочка моя! – вскричала г-жа Марион, догоняя богатую наследницу. – Мне кажется, вы чересчур жестоко обошлись с моим бедным Симоном!

– А что же она такого сделала, эта проказница? – спросила г-жа Бовизаж.

– Мама! Господин Симон оскорбил моего незнакомца, он обозвал его проходимцем.

Симон последовал за своей тетушкой и вместе с ней подошел к карточному столу. Итак, все четыре действующих лица, чьи интересы были столь сильно затронуты, сошлись вместе посреди гостиной: Сесиль с матерью – по одну сторону стола, а г-жа Марион с племянником – по другую.

– Сказать по правде, сударыня, – заговорил Симон Жиге, – только тот, кто хочет непременно придраться, может рассердиться на то, что я сказал о господине, который остановился в «Муле», – о нем сейчас говорит весь город.

– Уж не думаете ли вы, что он собирается соперничать с вами? – шутливо промолвила г-жа Бовизаж.

– Я бы, конечно, никогда не простил ему, если бы он оказался причиной хотя бы самого ничтожного недоразумения между мадемуазель Сесиль и мной, – сказал кандидат, глядя на молодую девушку умоляющим взглядом.

– У вас был такой решительный тон, сударь, не допускающий никаких возражений, когда вы изрекли этот ваш приговор, что сразу можно сказать, – вы будете ужасным деспотом; впрочем, вам это подобает, потому что, раз вы собираетесь стать министром, вы и не должны допускать никаких возражений.

Между тем г-жа Марион, взяв под руку г-жу Бовизаж, увлекла ее к дивану. Сесиль, видя, что она осталась одна, тотчас же вернулась к своему прежнему кружку, не желая слушать того, что ей собирался ответить Симон. И кандидат в депутаты, оставшись в преглупом положении, один-одинешенек, возле пустого стола, начал машинально переставлять разбросанные на сукне фишки.

– Бывает иногда, что фишки приносят счастье, – заметил Оливье Вине, наблюдавший эту маленькую сценку. И хотя это было сказано вполголоса, Сесиль все же услышала и громко расхохоталась.

– Вы видите, дорогая, – тихонько уговаривала между тем г-жа Марион г-жу Бовизаж, – теперь уж ничто не может помешать избранию моего племянника.

– Я от души рада и за вас и за палату депутатов, – отвечала Северина.

– Мой племянник, дорогая, далеко пойдет... И вот почему: его состояние, то, что ему отойдет после отца, и мое дадут ему примерно около тридцати тысяч франков дохода; а будучи депутатом, с таким состоянием можно рассчитывать на все...

– Мы будем в восторге, сударыня, и искренне желаем ему всяких успехов на политическом поприще. Но...

– Я не прошу у вас ответа! – поспешно перебила г-жа Марион свою приятельницу. – Я только прошу вас подумать об этом предложении. Подходят наши дети друг другу? Можем мы их поженить?.. Мы стали бы жить в Париже во время сессий. И кто знает, может быть, депутат от Арси выдвинется со временем на какой-нибудь высокий пост... Посмотрите, какую карьеру сделал господин Вине из Провена! Все осуждали мадемуазель де Шаржбеф, когда она выходила за него, а вот теперь она скоро станет женой министра, и господин Вине, стоит ему только захотеть, сделается пэром Франции.

– Не в моей власти, сударыня, выдать мою дочку за того, кто мне по душе. Во-первых, и отец и я, мы предоставляем ей полную свободу выбора. Даже если бы ей и впрямь вздумалось выйти замуж за незнакомца, будь он только порядочный человек, мы не отказали бы ей в нашем согласии. Ну, а потом, ведь Сесиль полностью зависит от своего дедушки, он ей дает при заключении брачного контракта дом в Париже – особняк Босеанов, который он купил для нас десять лет тому назад, ему сейчас цена – восемьсот тысяч франков. Это один из самых роскошных особняков в Сен-Жерменском предместье. А сверх того он отложил для нее еще двести тысяч франков на обстановку и устройство. Ну, вы сами понимаете, дедушка, который так печется о внучке, да к тому же еще хочет уговорить и мою свекровь выделить ей кое-что и тем помочь сделать хорошую партию, должен иметь право голоса...

– Безусловно... – ответила г-жа Марион, потрясенная этим признанием, которое отнюдь не облегчало для ее племянника возможность брака с Сесилью.

– Но если бы даже Сесиль и не рассчитывала получить что-либо от своего дедушки Гревена, – продолжала г-жа Бовизаж, – все равно она не выйдет замуж, не посоветовавшись с ним. Человек, которого отец прочил себе в зятья, умер, а есть ли у него сейчас другие планы, я не знаю. Если у вас имеются какие-нибудь предложения, вам лучше всего пойти и поговорить с моим отцом.

– Ну что же, я пойду, – сказала г-жа Марион.

Госпожа Бовизаж поманила Сесиль, и они вместе покинули гостиную.

На другой день Антонен и Фредерик Маре, встретившись по своему обыкновению после обеда с г-ном Мартене и с Оливье в Аллее Вздохов, прогуливались все вместе под липами, покуривая сигары. Эта прогулка принадлежит к числу тех скромных удовольствий, которые разрешают себе наши провинциальные власти, когда между ними царит полное согласие.

Пройдясь несколько раз взад и вперед, они встретили Симона Жиге, и тот, взяв под руку своего школьного товарища Антонена, увел его в дальний конец аллеи, выходивший на площадь, и сказал с таинственным видом:

– Ты должен быть верен старому товарищу, он постарается добыть тебе орден и префектуру...

– Я вижу, ты уже начинаешь свою политическую карьеру, – смеясь, отвечал Антонен, – ты хочешь подкупить меня, мерзкий пуританин!

– Так ты меня поддержишь?

– Дорогой мой! Ты же знаешь, что Бар-сюр-Об будет голосовать у нас. Как можно при таких обстоятельствах поручиться за большинство? Мой коллега из Бар-сюр-Об сейчас же донесет на меня, если я не буду делать того, что надлежит нам обоим в прямых интересах правительства. И твои посулы – это то ли будет, то ли нет, а вот что я полечу с места, это уж наверняка.

– Но у меня же нет никаких конкурентов.

– Ты так думаешь? – сказал Антонен. – Но знаешь песенку...

 
Они вот-вот появятся, остерегись, мой друг!
 

– А тетка все не идет, ведь знает, что я как на иголках! Ах, эти три часа, какая пытка! Они мне стоят больше, чем три года!

И он нечаянно выдал свой секрет. Он рассказал своему приятелю, что г-жа Марион отправилась к старику Гревену сватать его в женихи Сесили.

Тем временем они вышли на дорогу, ведущую в Бриенн, и остановились против гостиницы «Мул». В то время как адвокат поглядывал на сбегающую вниз уличку, на которой, перейдя мост, должна была появиться его тетушка, супрефект рассматривал глубокие рытвины, размытые дождями на площади. Улицы в Арси не вымощены ни щебнем, ни песчаником, потому что на равнинах Шампани не водится никакого материала, пригодного для мощения, а тем более крупных камней, чтобы сделать булыжную мостовую. Кое-где, на двух-трех улицах, есть какое-то подобие мостовой, все же остальные просто утоптаны, и можно себе представить, что здесь творится во время дождей. Супрефект сделал вид, что все его внимание поглощено этим неприятным обстоятельством, а сам с интересом наблюдал за исказившимся лицом своего друга, невольно выдававшим его мучительные переживания.

В это время на дороге появился незнакомец, возвращавшийся из замка Сен-Синь, где он, по-видимому, провел ночь. Гулар решил, что сейчас сам выяснит эту тайну, окутывающую незнакомца, который и в самом деле кутался в редингот из толстенного сукна, носивший название пальто и бывший в то время в большой моде. На коленях у него лежал плащ, который мешал разглядеть его фигуру, а громадный шарф из красного кашемира закрывал его лицо до самых глаз. Однако шляпа, небрежно сдвинутая набок, не давала никаких поводов для насмешек. Трудно было вообразить себе более закутанную и столь загадочно укрытую тайну.

– Берегись! – звонко крикнул тигр, скакавший верхом впереди тильбюри. – Эй, папаша Пупар, откройте! – завопил он еще более пронзительно.

Трое слуг «Мула» кинулись к воротам, и экипаж вкатил во двор с такой стремительностью, что никто так и не успел разглядеть ни одной черты незнакомца. Супрефект последовал за тильбюри и остановился на пороге гостиницы.

– Госпожа Пупар! – сказал Антонен. – Не угодно ли вам будет спросить вашего постояльца, господина... господина...

– Я не знаю, как их зовут, – отвечала сестра Готара.

– Напрасно. На этот счет существуют совершенно точные распоряжения полиции. И господин Гролье шутить не любит, как и все полицейские комиссары, которым нечего делать.

– Во время выборов хозяева гостиниц ни за что не отвечают! – вмешался тигр, соскакивая с лошади.

«Непременно повторю это Вине», – подумал супрефект. – Поди-ка, любезный, спроси у своего барина, не угодно ли ему будет принять супрефекта города Арси.

И Антонен Гулар вернулся к своим приятелям, которые, дойдя до конца аллеи, остановились, видя, что супрефект вступил в разговор с тигром, уже успевшим прославиться на весь Арси и своим именем и своим зубоскальством.

– Барин просит господина супрефекта пожаловать к нему. Он будет очень рад видеть вас у себя, – сказал Парадиз, появившись через несколько секунд.

– Послушай, малыш, – спросил Оливье, – а сколько же твой хозяин платит такому смышленому и зубастому мальчугану, как ты?

– Платит, сударь? За кого вы нас принимаете? Господин граф позволяет обсчитывать себя, с меня хватит...

– Этот мальчишка прошел хорошую школу, – сказал Фредерик Маре.

– Высшую школу, господин прокурор, – поправил Парадиз, изумляя своим апломбом всех пятерых друзей.

– Экий Фигаро! – воскликнул Вине.

– Напрасно вы нас принижаете, – возразил Парадиз, – мой барин зовет меня Робер Макэр-младший. А с тех пор как у нас завелись доходы, мы стали Фигаро, но только с деньгами...

– И намного ты его облегчаешь?

– Бывают заезды, когда мне перепадает и тысяча экю. Но я не продаю моего господина...

– Бесценный малютка! – воскликнул Вине. – Он разбирается в лошадках!

– И в благородных ездоках, которые загребают денежки, – отпарировал мальчишка, повертываясь к Вине и показывая ему язык.

– По этой Парадизовой дорожке можно далеко уйти, – заметил Фредерик Маре.

Хозяин гостиницы проводил Антонена Гулара в комнату, в которой приезжий устроил себе гостиную, и Гулар, войдя, увидел бесцеремонно направленный на себя монокль.

– Сударь! – не без некоторой важности произнес Антонен Гулар. – Я только что узнал от жены хозяина, что вы отказываетесь подчиняться распоряжениям полиции. И так как я не сомневаюсь, что вы человек почтенный, я почел за благо явиться сам, чтобы...